Студопедия

Главная страница Случайная страница

Разделы сайта

АвтомобилиАстрономияБиологияГеографияДом и садДругие языкиДругоеИнформатикаИсторияКультураЛитератураЛогикаМатематикаМедицинаМеталлургияМеханикаОбразованиеОхрана трудаПедагогикаПолитикаПравоПсихологияРелигияРиторикаСоциологияСпортСтроительствоТехнологияТуризмФизикаФилософияФинансыХимияЧерчениеЭкологияЭкономикаЭлектроника






Критические годы 1 страница






 

«Независимо от того, действительно недружественны или чисто фантастичны замыслы России насчет Индии, я считаю первейшей обязанностью британских государственных деятелей предупреждать любые враждебные поползновения, добиваться, чтобы наше собственное положение оставалось безопасным, а наши границы — неприступными, и бережно хранить это, без сомнения, самое благородное завоевание британского гения и самый драгоценный атрибут имперской короны».

Досточтимый Джордж Керзон,

член парламента

(«Россия в Центральной Азии», 1889)

Большое российское наступление начинается

 

«Где однажды взвился имперский флаг, — указал царь Николай в своем декрете, — там он никогда не будет спущен». У его сына Александра не было причин думать иначе. Для тех, кто служил на азиатских границах России, вывод казался однозначным. Сначала водрузите двуглавого орла, а уже затем просите разрешения. О прежней осторожности забыли. Благожелательное отношение Санкт-Петербурга ко всевозможным территориальным захватам и приобретениям совпало с появлением новой агрессивной породы офицеров-пограничников. Неудивительно, что из-за поражения их родины в Крымской войне все они были англофобами. Именно они в середине девятнадцатого века присоединили к областям, уже пребывающим под властью Александра, новые обширные владения в Азии.

Одним из таких офицеров, к мнению которых царь прислушивался, был граф Николай Игнатьев. Блестящий и честолюбивый молодой политик стремился уладить все проблемы в отношениях его родины с Британией. По мере их постижения он становился законченным участником Большой Игры. Во время индийского мятежа он служил в Лондоне военным атташе и не раз пытался убедить правительство в Санкт-Петербурге воспользоваться ослаблением Британии и совершить вторжение в какой-нибудь другой район Азии. Умело скрывая свои антибританские настроения и пользуясь в лондонском свете известной популярностью, он умело дурачил Министерство иностранных дел. В конфиденциальном сообщении

Форин офиса его характеризовали как «умного и ловкого типа», и в это же время главный лондонский картограф информировал власти, что Игнатьев осторожно скупил все доступные карты британских портов и железных дорог.

К 26 годам он сделал стремительную карьеру и в 1858 году был избран Александром для выполнения секретной миссии в Центральной Азии. Его задачей было попытаться выяснить, насколько глубоко с точки зрения политики и экономики проникли в этот регион англичане, и подорвать влияние, которое те могли приобрести в Хиве и Бухаре. Царь был встревожен долетавшими до российских застав на Сырдарье слухами, что британские агенты проявляют в регионе все большую активность. Если предстояла схватка за выгодные рынки Центральной Азии, то Санкт-Петербург намеревался ее выиграть. Потому Игнатьеву были даны инструкции попытаться установить и с Хивой, и с Бухарой регулярные коммерческие связи и обеспечить режим благоприятствования и гарантии безопасности для российских купцов и их товаров. Еще ему даны были указания собрать как можно больше военных, политических и прочих сведений, включая оценку военных возможностей ханств. И, наконец, предписывалось выяснить все, что удастся, относительно возможностей судоходства по Оксусу, а также относительно маршрутов, ведущих в Афганистан, Персию и Северную Индию.

Миссия Игнатьева, насчитывающая почти сотню человек, включая казачий эскорт и проводников, прибыла в Хиву летом 1858 года. Хан согласился их принять; они вручили впечатляющие царские дары, включая орган. Вручение даров сопровождалось пояснением, что-де подарки слишком велики и тяжелы, чтобы их перевозить через пустыни, если есть возможность переправляться через Аральское море и подниматься по Оксусу, что предполагало получение Россией разрешения использовать данный маршрут в дальнейшем. Это была типичная уловка Большой Игры, заимствованная у англичан, которые подобным образом почти за тридцать лет до этого получили право на судоходство по Инду. Не было новшеством и подношение восточному властелину органа:

британская Левантская компания сделала такой презент турецкому султану более чем два столетия назад. Хан, однако же, оказался не так прост. Он любезно приветствовал Игнатьева, вежливо благодарил, принимал дары, но наотрез отказался разрешить российским судам продолжить плавание дальше по Оксусу до Бухары. Впрочем, Игнатьев все-таки убедил хана открыть рынки для российских купцов, хотя был момент, когда все могло сорваться — это произошло, когда персидский раб попросил убежища на борту российского судна. В Бухару из Хивы Игнатьев отправлялся не с пустыми руками: не считая всего прочего, он вез множество ценных сведений, не говоря уже о хищных намерениях существенно урезать ханство, аннексировав его территории.

В Бухаре, где через шестнадцать лет после казни Конолли и Стоддарта все еще твердо восседал на троне жестокий и деспотичный эмир Насрулла, Игнатьеву рассчитывать на слишком многое не приходилось. Возраст отнюдь не смягчил нрав эмира. Когда незадолго до визита Игнатьева недовольство Насруллы вызвал командующий артиллерией эмирата, эмир лично разрубил его топором пополам. Впрочем, с Игнатьевым эмир постарался себя сдерживать. В то время как раз шла очередная война со старым противником — ханом соседнего Коканда, и Насрулла стремился не сделать ничего, что могло бы толкнуть русских поддержать его противника. Он пообещал освободить всех русских, находившихся в Бухаре в рабстве, и активно поощрять торговлю между двумя странами. Эмир даже предложил поделить с царем часть районов Хивинского ханства, если тамошний хан будет упорно препятствовать российскому судоходству по Аральскому морю и Оксусу. Наконец, он обещал не принимать каких-либо эмиссаров от англичан и даже договориться со своими афганскими соседями не пускать их через Оксус.

Игнатьев прекрасно понимал, что обещания эмира ничего не стоят и что Насрулла вовсе не собирался хоть что-то из них соблюдать, как только будет устранена кокандская угроза. Тем не менее в Бухаре, как и в Хиве, он со своими людьми собрал ценные сведения, которые впоследствии

принесли немало пользы. В целом это была смелая экспедиция, чреватая трудностями и риском. Даже если не все ее цели были достигнуты, она помогла россиянам восстановить чувство собственного достоинства. В Санкт-Петербург Игнатьев вернулся знаменитым и удостоился высочайших похвал при дворе. В детальном отчете о миссии он предлагал немедленно аннексировать центральноазиатские ханства, пока этого не сделали англичане. Пока царь с приближенными советниками все это тщательно анализировали, Игнатьеву поручили еще более важное задание, на сей раз на 3500 миль восточнее, в Китае. Чтобы ранг Игнатьева соответствовал новым полномочиям, его временно произвели в генеральский чин. Миссия, которую он с большим удовлетворением принял, давала ему, кроме прочего, шанс посостязаться в изворотливости и находчивости с англичанами.

Кризис возник в связи с опасениями Александра за его новоприобретенные и пока что плохо охраняемые владения на Дальнем Востоке. Сибирские войска отвоевали их для империи у Китая за три-четыре предыдущих года. Не желая допустить дальнейшего усиления Британии, как это произошло с захватом Индии, российское командование упорно и безостановочно продвигало войска на восток вдоль Амура, а затем на юг по Тихоокеанскому побережью к тому месту, что теперь называется Владивостоком. Китайский император в ту пору не имел сил для отпора русским — он был всецело поглощен восстанием тайпинов и борьбой с англичанами и французами, требовавшими концессий и прочих привилегий. Таким образом, русские с минимальными затратами смогли «облегчить» его империю почти на 400 000 квадратных миль. Но теперь они считали, что новым владениям угрожают англичане.

Здесь сложно обрисовать все детали сложившейся ситуации. Отметим только, что основой послужили итоги второй «опиумной» войны, так называемой «войны стрел», случившейся между Англией и Китаем в 1856 году. После своей победы англичане предъявили императору ряд требований, на которые он неохотно согласился. Они включали право европейских государств на создание в Пекине постоянных дипло-

матических представительств, открытие большего количества портов для внешней торговли и выплату Британии огромной контрибуции. Когда император попытался уклониться от их исполнения, в Китай в порядке предупреждения была направлена мощная англо-французская военная группировка с приказом, если возникнет необходимость, наступать на Пекин. Перспектива закрепления Британии в столице Маньчжурии вызвала у России опасение за безопасность ее дальневосточных областей. Так выглядела ситуация, когда Игнатьев весной 1859 года то на санях, то верхом отправился в далекий Пекин. Самая срочная его задача состояла в том, чтобы заставить китайского императора формально признать уступку России новых территорий и таким образом гарантировать их статус неотъемлемой части Российской империи. Это была классическая миссия Большой Игры, и Санкт-Петербург не мог бы поручить ее более искусному или находчивому игроку.

Прибыв в Запретный город, Игнатьев немедленно предложил императору, который подвергался сильному нажиму его европейских противников, свои услуги в качестве посредника на переговорах. Поначалу император их отклонил, опасаясь, что, несмотря на заверения в строгом нейтралитете, Игнатьев фактически состоит с англичанами и французами в союзе. На самом деле, как позднее выяснилось, Игнатьев вел двойную игру. Сначала он помогал европейцам, втихую снабжая их имевшимися в его распоряжении картами китайских позиций и сведениями о столичных интригах. В то же самое время он делал все возможное, чтобы помешать их соглашению с китайцами, для чего раздувал огонь разногласий и подталкивал их к наступлению на Пекин. Наконец, когда войска англичан и французов подошли к самым стенам города, он снова предложил китайской стороне услуги как посредник. К тому времени император сбежал из столицы, оставив руководить обороной своего брата. Для начала тот сжег дотла великолепный Летний дворец, расположенный в пяти милях от Пекина. Опасаясь полного разрушения города в случае вступления в него иностранных войск, защитники с благодарностью приняли предложение Игнатьева.

В преддверии столь жестокой в Северном Китае зимы англичане и французы спешили заключить соглашение, но не на тех условиях, на которые император согласился прежде, а на новых, которые он отверг. Игнатьев принялся осторожно отговаривать китайцев от поспешности. Он играл на опасениях императора, что чужеземные войска останутся в Китае, а такая идея и в самом деле существовала. Британский командующий лорд Элджин писал тогдашнему министру иностранных дел лорду Джону Расселлу: «Мы могли бы аннексировать Китайскую империю, если бы нам хватило глупости получить на руки вторую Индию». Так что англичане и французы в конце концов согласились на свои первоначальные условия и, подписав отдельные соглашения с китайцами, сразу собрались восвояси. Игнатьев убедил императора, что он не только ускорил вывод иностранных войск, но и уговорил англичан сократить запрошенную ими контрибуцию. Затем он приступил к переговорам с побежденными китайцами от имени своего собственного правительства. Главным условием предлагаемого соглашения являлась формальная уступка России новых тихоокеанских территорий. Когда китайцы начинали колебаться в удовлетворении его требований, он имел обыкновение кратко и весьма внушительно пугать их якобы согласованной с ним задержкой вывода войск. 6 ноября 1860 года последние иностранные войска покинули Китай. Одиннадцатью днями позже, возможно, для того, чтобы ни Британия, ни Франция не заподозрили, что переговоры шли во время их присутствия и как бы с их участием, Россия в лице Игнатьева и Китай подписали Пекинский договор.

В свои двадцать с небольшим лет Игнатьев действовал с великолепной макиавеллиевской тонкостью и добился для России замечательного дипломатического триумфа. Во-первых, присоединение к огромной северной азиатской империи обширных территорий размерами с Францию и Германию, вместе взятыми, оформлялось юридически. Во-вторых, китайской стороне пришлось согласиться на открытие русских консульств в пребывавших под правлением Пекина Кашгаре в Восточном Туркестане и столице Монголии Урге.

Таким образом, они опережали своих конкурентов-англичан, которые так и не добились согласия на учреждение консульств. В результате российские торговцы и товары получали исключительный доступ на столь важные новые рынки. Можно понять, как был доволен Игнатьев, когда 22 ноября покинул Пекин и отправился в Санкт-Петербург. «Ни разу с 1815 года, — писал английский историк, — Россия не заключала столь выгодного соглашения, и, вероятно, никогда прежде такой подвиг не совершал столь молодой российский дипломат. Успехи 1860 года простирались весьма далеко, чтобы стереть досадные воспоминания о поражении в Крыму, тем более что они были достигнуты в замечательной манере переигрывания англичан».

***

Через шесть недель после отъезда из Пекина Игнатьев прибыл в Санкт-Петербург. Еще раз он пересек всю Азию, на сей раз в разгар зимы. Едва он успел сбросить и сжечь грязную одежду, по которой ползали вши и блохи, как его вызвали на доклад к царю в Зимний дворец. Там восхищенный Александр в знак выдающихся заслуг перед страной наградил его вожделенным орденом Св. Владимира. За ним также сохранили генеральский чин. Наконец, чтобы достойно использовать его непосредственное знание региона и населяющих его народов, его назначили главой недавно созданного Азиатского отдела Министерства иностранных дел. Так Игнатьев присоединился ко все растущему числу «ястребов» и англофобов, занимавших высокое положение в Санкт-Петербурге или на границах России. Среди них был энергичный военный министр граф Дмитрий Милютин, назначенный на этот пост в возрасте всего 34 лет. К ним относился и граф Николай Муравьев, действующий генерал-губернатор Восточной Сибири. Поначалу именно он захватил обширные тихоокеанские территории, которые теперь Игнатьев закрепил за империей на вечные времена. Третьим был князь Александр Барятинский, генерал-губернатор

Кавказа, который рассматривал пресечение британского политического и коммерческого проникновения в Азию в качестве безотлагательной задачи. В 1859 году, используя новую стратегию, он вынудил наконец покориться имама Шамиля, положив таким образом конец длившемуся четыре десятилетия кровавому сопротивлению российскому правлению отдельных кавказских регионов. Теперь Кавказ представлялся ему мощным плацдармом, с которого царская армия могла «подобно лавине ринуться на Турцию, Персию и устремиться к Индии».

Эти настроения в наращивавшей свое могущество империи не ограничивались самыми высокими правительственными кругами. Большинство армейских офицеров в средних чинах одобряло наступательную политику в Азии и стремилось препятствовать британской игре. Армия, ставшая после проведенных Милютиным радикальных реформ по-настоящему передовой, после успехов на Дальнем Востоке особенно жаждала новых завоеваний, не говоря уже о стремлении стереть память о поражении в Крыму. Что же касается риска столкновения с Британией, большинство военных полагало, что рано или поздно новая война с англичанами все равно неизбежна. Кроме того, российские купцы и фабриканты требовали выхода на рынки Центральной Азии и Китая и защиты своих караванов от казахских, киргизских и туркменских налетчиков. Наконец, «ястребы» наверху получили неожиданного союзника в лице Отто фон Бисмарка, который в то время был послом Пруссии в Санкт-Петербурге, а вскоре стал главой правительства своей страны и архитектором Германской империи. Полагая, что чем глубже Россия увязнет в Азии, тем меньшей угрозой она станет в Европе, он последовательно настраивал «ястребов» на то, что называл «великой цивилизаторской миссией».

Но часть приближенных царя убеждали его, что для натиска на подвластный Британии юг Центральной Азии время еще не пришло. Александру и дома хватало куда более острых проблем. Для преодоления серьезных недостатков общественного устройства, в значительной степени вскрытых Крым-

ской войной, он провел ряд существенных либеральных реформ, нацеленных на модернизацию страны. Самым важным было освобождение в 1861 году приблизительно сорока миллионов рабов (крепостных.— Ред.) и распределение между ними земли, чему, конечно же, отчаянно противились многие землевладельцы. Одновременно Александр столкнулся со вторым восстанием в Польше, которое пришлось подавлять целых восемнадцать месяцев, вызвав большое осуждение в Европе. К тому же в окружении царя хватало высших сановников, выступавших против экспансии в Центральной Азии. Одним из них был министр финансов граф Михаил Ройтерн, который настоятельно предостерегал царя от любых новых крупных затрат до тех пор, пока страна не оправится от экономического краха, вызванного Крымской войной. Другим был князь Александр Горчаков, который в 1856 году сменил на посту министра иностранных дел Нессельроде. Ему пришлось решать нелегкую задачу оправдания подавления Польского восстания перед остальной Европой. Теперь он предупреждал Александра об особом внимании, с которым британские представители в Индии отслеживают любые продвижения российских войск к ее границам, что вынуждало Россию не рисковать и проявлять взвешенный подход.

Игнатьев и его союзники все-таки победили. Избавившись наконец от других проблем, Александр дал им уговорить себя начать наступление против коварных британцев в Центральной Азии. Опасения резкой реакции Британии на продвижение России Игнатьев отметал полностью. Он указывал, что после целой серии дорогостоящих войн с Афганистаном, Россией, Персией и Китаем — не говоря уже о кровавом восстании в Индии — Британия выказывает несомненные признаки перехода к пассивной политике и явно не стремится впутываться в дальнейшие конфликты. На решение царя повлияли и события в Америке, южные штаты которой долгое время были для России основным источником хлопка-сырца. В результате Гражданской войны в США поставки этого жизненно важного товара прекратились, болезненно ударив по всей Европе. Русским, однако, повезло больше других.

С недавних пор они узнали, что район Коканда в Центральной Азии, особенно плодородная Ферганская долина, прекрасно подходит для выращивания хлопка и обладает серьезным производственным потенциалом. Александр решил заполучить хлопководческие области Центральной Азии если не ради немедленной отдачи, то для того, чтобы его не опередил кто-то другой. «Кто-то» означало Британию

Поначалу бытовали надежды, что сердечные отношения и коммерческое сотрудничество с отдельными ханствами можно наладить посредством заключения союзов, избегая таким образом кровопролития, расходов и риска спровоцировать неблагоприятную реакцию Британии. Но Игнатьев, опираясь на собственный опыт недавней миссии в Хиву и Бухару на стаивал, что это просто наивно. По его словам, правители Центральной Азии ненадежны и совершенно не способны соблюдать какие бы то ни было соглашения. Завоевание предотвращающее проникновение Британии, оставалось, по его уверениям, единственным выходом. Эта точка зрения пользовавшаяся поддержкой графа Милютина, стала преобладающей. К концу 1863 года всякие надежды на возможность установления российского влияния путем мирных переговоров были утрачены. Русские были готовы к продвижению в Центральную Азию, хотя и постепенному.

Их первым ходом стала смычка летом 1864 года существовавших южных границ, которая закрыла в центре брешь шириной в 500 миль. Захват нескольких мелких городков и крепостей в северных областях Кокандского ханства прошел без осложнений. Встревоженный агрессией, которая отняла у него города Чимкентского оазиса и часть Туркестана, хан немедленно отправил эмиссара в Индию — просить военной помощи у англичан. Однако те в соответствии с доктриной «умелого бездействия», которая теперь определяла британскую политику в Центральной Азии, ему вежливо отказали. Вся пограничная деятельность там теперь сводилась к топосъемке еще не исследованных и не нанесенных на карты зон и строительству стратегических дорог Причем в суеверной надежде, что русские тоже проявят по-

добную сдержанность, она проводилась неподалеку от собственно индийских границ. Но чтобы убедить Санкт-Петербург, что англичане утратили интерес к Центральной Азии, требовалось нечто большее.

Теперь русские готовились к следующему шагу, несомненно, поощренному отказом англичан удовлетворить просьбу кокандского хана о помощи. Российский министр иностранных дел князь Горчаков, предупреждая протесты, которые наверняка последуют особенно от англичан после любых дальнейших продвижений в Центральную Азию, заранее подготовил официальное объяснение таких шагов, чтобы, как он надеялся, смягчить опасения и подозрения европейцев. Умело составленный документ весьма удачно снимал возражения, которые могли возникнуть у таких государств, как Англия, Франция, Голландия и даже Америка. В нем проводились прямые параллели между положением России по отношению к Центральной Азии и их собственным положением по отношению к обширным колониальным владениям. В декабре 1864 года меморандум Горчакова через послов царя был распространен по ведущим европейским государствам.

«Позиция России в Центральной Азии, — гласил этот документ, — является точно такой же, как у всех цивилизованных государств, которые вступили в контакт с поселениями полудиких кочевников, не обладающих никакой определенной социальной организацией. В таких случаях более цивилизованное государство, как правило, вынуждено в интересах безопасности своих границ и коммерческих отношений осуществлять некоторое господство над теми, чей буйный и неуравновешенный характер делает их нежелательными соседями. В свою очередь, недавно умиротворенные регионы нуждаются в защите от грабежей племен, находящихся вне закона, и так далее. Вот почему российское правительство вынуждено было насаждать цивилизацию там, где варварский способ правления вызывает страдания народа, и оберегать свои границы от анархии и кровопролития. Такова судьба, — писал Горчаков, — любой страны, которая оказывалась в подобном положении». Британия и прочие колониальные

державы были «неумолимо вынуждаемы не столько амбициями, сколько настоятельными потребностями к дальнейшему распространению» своих владений. Самая большая трудность, указывал он в заключение, — принять решение остановиться. Тем не менее, замкнув свою границу с Кокандом, Россия не собиралась продвигаться дальше.

«Мы будем признательны, — уверял Горчаков прочие державы, — если ведущие государства, у которых меньше нерешенных вопросов и выше организация, установят для нас с географической точностью пределы, на которых мы должны остановиться». Верил ли он этому на самом деле или просто стремился выиграть время для правительства, уже настроенного на покорение ханств, — вопрос, который все еще занимает ученых. Между прочим, Н.А. Халфин, советский историк этого периода, полагает, что это была преднамеренная дымовая завеса, предназначенная для обмана Британии. Разумеется, российские завоевания не остановились на обещанных Горчаковым рубежах. В ближайшие несколько месяцев они продвинулись еще дальше на юг. Большое российское наступление на Центральную Азию началось. И оно не остановилось, даже когда центральноазиатские ханства уже пали к ногам царя.

 

Лев Ташкента

 

В середине девятнадцатого века три враждующих ханства — Хива, Бухара и Коканд — правили обширным краем пустынь и гор величиной с половину Америки, который простирался от Каспийского моря на западе до Памира на востоке. Но помимо этих трех городов-государств там имелись и другие важные города. Одним был древний Самарканд, некогда столица Тамерлана, теперь часть Бухарского эмирата. Другим — Кашгар, отрезанный от прочих высокими горами, тогда он управлялся Китаем. Наконец там был большой, окруженный стенами город Ташкент, когда-то независимый, но в то время принадлежавший Кокандскому ханству.

Ташкент с его садами, виноградниками, пастбищами и населением в 100 000 человек слыл самым богатым городом Центральной Азии. Своим процветанием он был обязан не только обилию природных ресурсов, но и энергии и предприимчивости своих торговцев и близости к России, с которой существовали давние торговые связи. Не было секретом, что ведущие торговые семейства были бы счастливы сменить кокандское правление с его непомерными поборами на правление российское. Но местное духовенство, которое также обладало значительным влиянием, искало спасения у эмира Бухары, правителя самого священного города в Центральной Азии. Получив такое предложение, эмир, разумеется, воспылал желанием оказать им покровительство, добавляя таким образом сей богатый приз к своим владениям. Весной 1865 года, когда он и его старый противник, хан Коканда, затеяли очередную войну, такая возможность представилась.

Но имелся еще один претендент — русские. Командующий Кокандской пограничной зоной генерал-майор Михаил Черняев не сомневался, что Ташкент с его обширным коммерческим и торговым потенциалом оказался в опасности. Черняев, который давно присматривался к Ташкенту, решил, пока оба правителя полностью заняты своей войной, захватить город прежде, чем до него доберется эмир Бухарский. Но царь и его советники в Санкт-Петербурге еще не были готовы к присоединению Ташкента. Частично это было связано с неуверенностью в спокойной реакции Британии, несмотря на гарантии Игнатьева, а частично с сомнениями, хватит ли у Черняева с его всего 1300 солдатами сил взять город, который защищают 30 000 воинов. Потому ему телеграфировали приказ воздержаться от наступления. Но генерал, небезосновательно подозревавший, что может содержать депеша, не стал ее читать и скрыл это даже от своего штаба. Он полагал, что если преуспеет в прибавлении столь драгоценного камня к короне царя, да еще с минимальными потерями и затратами, то неповиновение ему простится. Если бы так поступил британский генерал, он вызвал бы возмущение парламента и поплатился бы погонами, досталось бы и кабинету, и его непосредственному начальству. В России же карал или жаловал только один человек — сам царь. В случае успеха награда могла быть весьма значительна, так что Черняев решил, что игра стоит свеч. Имелась еще одна причина действовать именно так. Его непосредственный начальник, генерал-губернатор Оренбурга, планировал посетить пограничные области, и Черняев боялся, что тот лично возглавит наступление и лишит его шанса отличиться.

Заявив, что продвижение бухарских войск во владения Кокандского ханства представляет серьезную угрозу Ташкенту, он не оставил никаких альтернатив и в начале мая 1865 года выступил в поход. По пути он захватил небольшую крепость Ниязбек, лежавшую к югу от города, взяв таким образом под контроль реку, которая обеспечивала большинство потребностей города. Затем его инженеры повернули русло реки так, что теперь ее воды не достигали Ташкента. Дождавшись

вызванного подкрепления, Черняев теперь располагал 1900 солдатами при 12 орудиях. Все они устремились к Ташкенту, которого достигли 8 мая, попутно разгромив отряд, посланный ханом Коканда на их перехват. Там генерал немедленно приступил к изучению системы обороны города и вступил в контакт с теми горожанами, кто проявлял дружелюбие к русским. Он надеялся, что последние смогут убедить остальную часть населения сдаться, открыть ворота «освободителям» и вынудить гарнизон кокандцев к сдаче. Но вскоре выяснилось, что незадолго до их прихода по приглашению сторонников эмира в город проник небольшой отряд офицеров и солдат из Бухары и присоединился к его защитникам. Выяснилось также, что перспектива российского правления пришлась по вкусу только небольшой части жителей.

Но отступать было уже некуда. Унизительность российского отступления отразилась бы на всей политике в Центральной Азии в течение грядущих лет. Черняев знал, что самому ему в таком случае придется предстать перед военным трибуналом и за неподчинение приказу, и за то, что навлек на армию такой позор. Сил для успешной осады города, окруженного высокой зубчатой стеной длиной приблизительно шестнадцать миль, у него было явно недостаточно. Шансы были невелики, но Черняев решился на штурм. В чрезвычайной ситуации, в которой он оказался, было принято смелое решение все поставить на карту. Хотя защитники превосходили по числу его войска почти в пятнадцать раз, российский генерал знал их слабое место. Если до самого последнего момента держать в тайне время и точное место нападения, защитники, распределенные по многомильной стене, не сумеют вовремя сосредоточиться в зоне штурма. К тому же кроме существенного превосходства русских войск в вооружении, обученности и дисциплине, ворвавшись в город, они могли рассчитывать на сочувствующих и помощников из местных.

Первый удар Черняев нанес на рассвете 15 июня. Перед этим глубокой ночью, под покровом темноты, его люди ползком пробрались на исходные позиции. Главная штурмовая

группа; которая несла длинные лестницы, подобралась к одним из ворот, где, как показала разведка, стена самая низкая и ее легче преодолеть. Колеса орудийных лафетов обернули войлоком, чтобы обеспечить бесшумное выдвижение на огневые позиции. Одновременно небольшой отряд подошел к другим городским воротам, в нескольких милях к востоку, готовый осуществить отвлекающий маневр и оттянуть на себя как можно больше защитников, пока главный штурмовой отряд не ворвется в крепость. Тогда они бы постарались присоединиться к товарищам в борьбе за цитадель.

В 2.30 утра добровольцы разгрузили лестницы, которые привезли на верблюдах, и перетащили их вплотную к стенам около ворот, которые предстояло атаковать. Приближаясь к стенам, они наткнулись на спящего стражника; его присутствие вне стен указывало на существование тайного прохода, через который он выбирался наружу. Несколько чувствительных уколов остриями русских штыков - и пленник почел за благо показать его местонахождение. Умело замаскированный серым войлоком, точно соответствующим цвету стен, ход вел вверх к барбету, или платформе, возвышающейся над воротами. Это открытие стало чрезвычайной удачей для русских, которые уже слышали мощную орудийную канонаду со стороны дальних ворот. Вспомогательный отряд начал нападение, немедленно оттянув большинство защитников крепости к месту атаки.






© 2023 :: MyLektsii.ru :: Мои Лекции
Все материалы представленные на сайте исключительно с целью ознакомления читателями и не преследуют коммерческих целей или нарушение авторских прав.
Копирование текстов разрешено только с указанием индексируемой ссылки на источник.