Студопедия

Главная страница Случайная страница

Разделы сайта

АвтомобилиАстрономияБиологияГеографияДом и садДругие языкиДругоеИнформатикаИсторияКультураЛитератураЛогикаМатематикаМедицинаМеталлургияМеханикаОбразованиеОхрана трудаПедагогикаПолитикаПравоПсихологияРелигияРиторикаСоциологияСпортСтроительствоТехнологияТуризмФизикаФилософияФинансыХимияЧерчениеЭкологияЭкономикаЭлектроника






Говорящий и слушающий






Основной точкой отсчета в описании речевого общения на любом естественном языке является субъект речи — говорящий человек (рис. 37).

В естественном языке говорящий обозначается формами первого лица (я), слушающий — формами второго лица (ты). Слушателей может быть много, поэтому второе лицо может быть либо в единственном числе (ты), либо во множественном (вы). Говорит же чаще всего один человек, если отвлечься от случаев хорового исполнения, в современных обществах не столь частых (мы кричим, мы поем, где мы относится ко множеству говорящих). Множественное число столы означает «стол… (и стол…) »… и стол, но мы обычно означает не «я… (и я)… и я», а «я и еще кто-то» (как русское мы с ним вдвоем).

Рис. 37. Акт речевого общения и категория лица в естественном языке

Во многих языках мира есть особые формы первого лица множественного числа, обозначающие говорящего вместе со слушателем: мы (называемое «инклюзивным» или «включающим») в смысле я и ты вместе, мы включая и тебя тоже (рис. 37). Такое первое лицо множественного числа, включающее (или инклюзивное), отличается от первого лица множественного числа, которое обозначает говорящего вместе с другими людьми, но не включает второго участника акта речевого общения, — слушающего (множественное число «эксклюзивное» или «исключающее»).

Известен рассказ о миссионере, который неудачно пытался обратить членов одного африканского племени, начав со слов: Мы все грешники, и мы все нуждаемся в обращении в веру, но, говоря на языке этого племени, употребил вместо «включающей» формы множественного числа форму «исключающую» и поэтому слушатели его должны были понять так: Я и мои близкие (но не вы — мои слушатели), мы грешники, и я и все мои близкие, мы (но не вы — мои слушатели) нуждаемся в обращении в веру.

Разница между инклюзивными и эксклюзивными формами в русском языке обнаруживается в некоторых случаях в глаголе. Пожелание Отдохнем! является инклюзивным, оно относится одновременно и к говорящему, и к слушающему, тогда как Отдохни! обращено только к слушающему. Точно так же Пойдемте! является инклюзивным обращением (к себе самому и к группе слушающих или к одному слушающему, если к нему обращаются вежливо на Вы), а Пойдите! — форма, обращенная к слушающему (или слушающим).

Если первые два лица в естественных языках обозначают участников речевого общения, то формы третьего лица (а отчасти и формы эксклюзивного множественного числа) относятся, как правило, к тому человеку или тем людям, которые не участвуют в речевом общении.

Третье лицо по своему значению определяется отрицательно: тем, что человек (или люди) не участвует в речевом общении, не является ни говорящим (первым лицом), ни слушающим (вторым лицом). С этим значением третьего лица согласуются и особенности его выражения во многих языках, где оно в глаголе часто обозначается отсутствием какого бы то ни было окончания в отличие от первого и второго лиц, имеющих особые окончания.

Естественные языки различаются лишь тем, как в них выражается лицо: в глаголе (как это обычно в большинстве языков мира), в личном местоимении или же в каких-либо других формах.

В русском предложении я думаю лицо (первое, указывающее на то, что мыслит говорящий — субъект речи, являющийся одновременно и сознающим себя субъектом мысли) выражено личным местоимением (я) и окончанием глагола (дума-ю). В аналогичном латинском предложении cogito (я мыслю) нет необходимости в выражении лица посредством особого личного местоимения: латинское личное местоимение ego (я) может быть добавлено только для усиления (например, чтобы передать смысл именно я, а не кто-нибудь другой).

В английском I think (я мыслю) лицо выражено только местоимением, что видно из противоположного ему you think (ты дума-ешь). Этим объясняется разница между латинским изречением Декарта cogito ergo sum (я мыслю, следовательно, я существую), где союз ergo связывает две глагольные формы первого лица, и английским переводом этой фразы I think, therefore I am, в котором при каждом сказуемом — глаголе в форме первого лица (мыслю, существую) ставится подлежащее — личное местоимение первого лица, как и в обычном русском переводе изречения. Отличие русского способа выражения категории лица посредством личного местоимения от латинского обозначения с помощью личного окончания отчетливо видно в русских формах прошедшего времени, где в глаголе (я думал, ты думал, он думал) лицо не выражается, оно передается личным местоимением.

Говорящий Слушающий
" Раб. слуга" " Ваша милость"
" Ученик" " Господин"
" Младший брат" " Учитель"
" Ничтожный человек" " Старый старший брат"
" Мелкая личность"  
" Маленький человек"  
Рис. 38. Замены личных местоимений в феодально-вежливых языках

Есть некоторые языки, где категория лица почти не выражена в глаголе, но и личные местоимения тоже употребляются в них ограниченно. Примером могут служить такие языки Восточной Азии, как китайский и литературный корейский язык. Однако именно в подобных языках наглядно видна связь этой категории с характером речевого общения. В разговоре с незнакомым человеком на литературном корейском языке (как и в литературном китайском) употребление личных местоимений считалось невежливым, они заменялись другими словами: господин, учитель, хозяин дома и т. п. Такое почтительное наименование слушающего составляет одну из характерных черт феодально-вежливых языков многих стран Азии определенного периода. Здесь отчетливо видна зависимость языковых форм выражения от самой социальной ситуации, преобладавшей в большинстве случаев речевого общения (рис. 38).

Перефразируя слова Бора, можно сказать, что естественный язык весь пронизан ссылками на самый акт речевого общения. Этот вывод подтверждается исследованием целого ряда других основных грамматических категорий, которые свойственны значительному числу языков мира.

Ссылками на акт речи определяются такие основные категории глагола, как время: настоящее время — это время, совпадающее с актом речи, прошедшее время ему предшествует, а будущее за ним следует [118, с. 129]. Место «мига говорения» между ему предшествующим прошлым и будущим, которое за ним следует, раскрыла Марина Цветаева с присущей ей поэтической силой проникновения в душу языка:

Да вот и сейчас, словарю

Предавши бессмертную силу —

Да разве я то говорю,

Что знала, — пока не раскрыла

Рта, знала еще на черте

Губ, той — за которой осколки…

И снова, во всей полноте,

Знать буду — как только умолкну.

Сами глагольные времена в этих заключительных строфах стихотворения «Куст» обозначают миг речи (сейчас… говорю — настоящее время), предшествовавшее ему состояние (Что зналапока не раскрыла рта — прошедшее время) и будущее время, наступающее сразу по окончании речи (знать будукак только умолкну).

Лирическая поэзия сосредоточена на выражении личности поэта в минуту самого акта поэтической речи. Оттого поэту может быть удивительно несовпадение его я, каким оно предстает в момент речи, и того — другого человека, который называл себя прежде тем же словом, как в первых строфах стихотворения В. Ходасевича «Перед зеркалом», где тот — отражение поэта в зеркале:

Я, я, я. Что за дикое слово!

Неужели вон тот — это я?

Разве мама любила такого,

Желтосерого, полуседого

И всезнающего, как змея?

В этих стихах поэт до боли остро ощущает, что я принадлежит только сейчас, только моменту речи. С прошедшим временем связаны другие ямы меняем души, не тела, по словам Гумилева.

Характерно, что, издавая давно написанное сочинение, автор нередко делает примечание, в котором оговаривается, что сейчас он уже не согласен с тем, что думал раньше.

Рис. 39. Время и пространство с точки зрения говорящего
 
 

С точки зрения естественного языка представление о я вне времени («существующем довременно и единолично», говоря словами Ивана Карамазова) парадоксально, я определяется самим моментом речи. Сейчас — это временная точка, которую можно определить, только сославшись на акт речи: сейчасэто когда я говорю. Точно так же сегодня, в отличие от вчера и завтра, определяется как день, в который происходит акт речи. Естественный язык описывает время, отсчитывая от момента речи, выступающего всегда как точка отсчета: этим языковое время отличается от времени физического и от времени психологического (описанием различий между которыми начинаются книги Винера по кибернетике).

Напротив, именно та теория времени, которая коренится в особенностях естественного языка, оказала влияние на исследования в области оснований математики. Одно из направлений этих исследований, восходящее к идеям Пуанкаре [76, с. 293], рассматривает натуральный ряд как такую последовательность, еще не наступившие члены которой могут быть построены в будущем, Здесь проявляется то, что современная математика не только выросла из естественного языка, но и до сих пор иногда сохраняет с ним неразрывную связь в осмыслении самих своих основ.

К пониманию я в его отношении к моменту речи достаточно близок и общенаучный принцип, сформулированный крупнейшим математиком XX в. Г. Вейлем: «Предположим, что существует в момент t только один индивид в некотором состоянии C, существенно отличном от состояний всех других индивидов, если через некоторый промежуток времени, особенно если это очень малый промежуток, в момент t' один и только один индивид находится в состоянии C', мало отличающемся от состояния C, или «подобного типа» для состояния C, то это свидетельствует о справедливости предположения, что мы имеем дело с тем же самым индивидом и в момент t, и в момент t'. Вместо t и t' можно рассматривать целую последовательность моментов t, t', t''…. Это волна, двигающаяся на поверхности воды. Если отбросить внутреннюю уверенность в тождестве чьего-то «Я» и все связи, основанные на этой уверенности (Я тот же человек, который встречал вас тогда и сейчас), то нужно воспользоваться теми же средствами (вспомним знаменитые сцены узнавания в мировой литературе, начиная с «Одиссеи»)…» [119, с. 315—316].

В финале «Одиссеи» Пенелопа сперва сомневается в том, в самом ли деле перед ней ее супруг, вернувшийся из далеких странствий. Сама она так говорит своему сыну Телемаху:

… когда он Подлинно царь Одиссей, возвратившийся в дом свой, мы способ Оба имеем надежный друг другу открыться. Свои мы Тайные, людям другим неизвестные, знаки имеем. (Перевод В. А. Жуковского)

Подобным образом и в волшебных сказках героиня узнает героя по примете, одной ей известной. Следовательно, самый сюжет подобных древних произведений словесности основан в известной мере на особенностях представления времени в естественном языке.

Не только формы времени, но и формы наклонения в естественном языке ориентированы на точку зрения говорящего. Фраза ему следовало бы давно прийти означает, что, как полагает говорящий, кто-то третий, о ком идет речь, должен уже давно быть в том месте, где происходит разговор.

Каждое высказывание на естественном языке предполагает наличие в нем такого субъективного глагола, который может быть опущен говорящим, но должен домысливаться слушающим. Даже нейтральное предложение, казалось бы просто утверждающее объективный факт, Сегодня холодно при правильном его понимании слушающим (человеком или вычислительной машиной) предполагает возможность таких реплик, как Ты что, мерзнешь? или Ты смотрел на градусник? или даже А у тебя болит голова? (если собеседник знает, что говорящий реагирует на похолодание головной болью) и т. п. Согласно математической теории формальных грамматик, если Θ — грамматически правильное выражение, то и Я утверждаю, что Θ — грамматически правильное выражение [46, с. 202], Более того, эти два высказывания, как правило, равнозначны.

С моментом речи и самим говорящим соотносится то обозначение пространства, которое выражается наречием здесь [120, с. 146]. Со слушающим и с другими лицами, не участвующими в акте речи, соотносятся другие пространственные наречия там, в той стороне, туда и т. д. Во многих языках есть специальные пространственные обозначения, связанные с каждым из трех лиц: в латинском языке hic — указательное местоимение первого лица, iste — второго лица, ille — третьего лица. Латинское haec urbs (этот город) относится к городу, где живет говорящий (мой, наш город), ista urbs (этот город) означает твой, ваш город, illa urbs (тот город) относится к городу, удаленному от говорящего (или упомянутому раньше) (рис. 39).

С точкой зрения говорящего связаны и другие пространственные обозначения местонахождения предметов и лиц или их передвижения. В русском предложении Слева раскинулись пустыри (начальная строка стихотворения Анны Ахматовой) в явной форме не выражено, слева от кого они раскинулись. Во многих языках это уточнение необходимо.

В значительном числе языков понятие я по существу мыслится как гораздо более широкое, чем то, к которому привычны люди, говорящие на современных европейских языках. Я включает не только тело человека и его части, но в определенном смысле и другие предметы и даже других людей, от этого я неотъемлемых. Например, обозначения рыболовных снастей в языках Меланезии употребляются всегда с притяжательным местоимением типа «мой, от меня не отделимый». В ряде языков так же обозначаются и пространственные отношения: «мой, не отделимый от меня верх» в смысле «надо мной» и т. д.

В подобных явлениях отчетливо проявляется то, что крупнейший польский лингвист Курилович (1895—1978) назвал «антропоцентрической установкой человека, объясняемой из основной ситуации речевого общения» [118, с. 26]. Говорящий субъект оказывается в центре как временной, так и пространственной картины, изображаемой в естественном языке.






© 2023 :: MyLektsii.ru :: Мои Лекции
Все материалы представленные на сайте исключительно с целью ознакомления читателями и не преследуют коммерческих целей или нарушение авторских прав.
Копирование текстов разрешено только с указанием индексируемой ссылки на источник.