Глава 51. Когда я открыла рот, чтобы заговорить, пересохшие губы потрескались

Когда я открыла рот, чтобы заговорить, пересохшие губы потрескались. Меня словно переехали грузовиком, и слова не шли с языка.

Чуть повернув голову на подушке, я бросила взгляд на две капельницы — одну прозрачную, другую желтоватую — из которых капало в трубку, ведущую к моей руке.

Внезапно передо мной возникло папино лицо. Не призрак биологического отца, а лицо Питера — человека, который вырастил меня с любовью как свою дочь.

Хотя я ещё не могла пошевелиться, я ощутила, как по венам заструился жар радости. Я жива, и мой отец здесь, рядом со мной.

Он прижался лбом к моему плечу и всхлипнул.

Я поняла, что никогда раньше не видела его плачущим, даже когда умерла мама. Он всегда старался быть сильным ради нас.

Я терпеливо ждала, пока он возьмет себя в руки. Он поднял голову, вытер лицо рукавом и крикнул в раскрытую дверь:

— Медсестра! Кто-нибудь! Моя дочь пришла в себя!

В палату вбежали две медсестры. Одна проверила показатели сердцебиения и дыхания, а другая склонилась надо мной.

— Привет, Софи, — сказала она. — Добро пожаловать. Ты меня слышишь?

Я сумела кивнуть.

— Отлично. Можешь поморгать?

Я послушалась.

— Отлично! — воскликнула она. — А теперь сожми мою руку. Очень хорошо. А пальцы? Ты можешь ими пошевелить?

Я смогла сделать всё, о чем она просила.

Но у неё остался ещё один вопрос.

— Ты знаешь, кто я?

Я покачала головой. Нет. Я никогда прежде её не видела.

— Я твоя сиделка, Элис. А кто этот человек? — Она указала на папу, который стоял у изножья кровати.

Я отчаянно пыталась заставить язык и губы шевелиться, набрать в легкие достаточно воздуха, чтобы вытолкнуть из себя слова, которые я так жаждала произнести вслух. Когда я наконец смогла заговорить, то уверенно сказала:

— Он мой отец.

Все в палате с облегчением вздохнули.

— Похоже, всё нормально, — радостно пропела Элис, похлопав папу по плечу. — И это чудесно.

Он тихо всхлипнул, и усмехнулся:

— Да.

— Она ещё некоторое время будет неуверенно держаться на ногах, но это нормально. Я пошлю за доктором и вернусь через несколько минут.

— Спасибо.

Папа сел рядом со мной и взял меня за руку.

— Как ты добрался сюда так быстро? — слабым голосом произнесла я. — Ты всю дорогу из Огасты провел за рулем?

— Да, я приехал сразу же, как Джен позвонила мне и рассказала, что случилось. Но ты неделю была в коме, Софи.

Я удивленно моргнула:

— Неделю?

— Да. Ты что-то помнишь? Знаешь, что с тобой случилось?

Я неуверенно посмотрела в его обеспокоенные глаза:

— Авария.

Но ведь этим всё не ограничилось…

— Водитель, который ехал позади тебя, сказал, что ты свернула с дороги, чтобы не сбить оленя. Ты это помнишь?

Я кивнула:

— Машина скатилась с обрыва в замерзшее озеро.

— Верно. И тот водитель вызвал спасателей.

Я начала думать, не было ли всё произошедшее сном. Неделя в коме — это более чем достаточно времени, чтобы придумать детальную историю о моей умершей маме и её трагической любви до моего рождения.

— Я умерла? — резко спросила я.

Папа заколебался, но ответил на мой вопрос:

— Да, Софи, и им чудом удалось вернуть тебя. Чудом.

Сердце бешено заколотилось. Я вновь вспомнила несчастный случай и то, как я наблюдала за происходящим, находясь вне своего тела. И отчаянно захотела узнать, что в действительности произошло.

— Я утонула, да?

— Да, но, слава Богу, у тебя понизилась температура тела. Только поэтому им и удалось спасти тебя. Тебя привезли на скорой и почти сорок минут пытались вернуть к жизни. Ты можешь в это поверить, Софи? Сорок минут. И вот ты здесь.

Я попыталась это вспомнить, поскольку слова отца казались странными и непостижимыми.

— Думаю, за сорок минут много чего может случиться. — Я не была уверена, что смогу рассказать ему, я пережила на той стороне — или что, я считаю пережитым. Я пока сомневалась. — Можно мне воды? — попросила я. Во рту всё ещё было сухо, а голова раскалывалась.

Папа зашёл в ванную и открыл кран, а потом вернулся с бумажным стаканчиком и соломинкой, которую поднес к моему рту. Я приподняла голову, чтобы сделать глоток, и вновь откинулась на подушки.

— Спасибо. — Я закрыла глаза, внезапно ощутив навалившуюся на меня усталость.

В голове возник образ Меган, стоящей в дверях маминого дома. «Мне здесь хорошо, — сказала она тогда. — Бабушка хорошо заботится обо мне».

На меня нахлынуло неожиданное ощущение покоя, и я начала верить, что на самом деле совершила путешествие на небеса или в какое-то место между небом и землей.

Открыв глаза, я посмотрела на отца.

— Я рада, что ты здесь. Для меня это много значит.

— Конечно, я здесь, — отозвался он, почти рассмеявшись. — Знаю, что я не был лучшим в мире отцом, Софи, но я не переживу, если потеряю тебя. Ты и Джен… Вы всё, что у меня есть.

Я сжала его ладонь.

— Но ты был самым лучшим отцом, — заверила его я. — И моя вина тоже есть, потому что я вовсе не лучшая в мире дочь. Я всегда была непослушной и упрямой, и, думаю… после маминой смерти… мы с тобой отдалились друг от друга.

Он склонил голову и кивнул.

— Почему мы никогда о ней не говорили? — спросила я.

Он отвернулся и несколько секунд обдумывал вопрос.

— Наверное, было слишком больно, поэтому я посчитал, что лучше не стоит. — Он посмотрел на меня. — И в том, что с ней случилось, я винил себя. Думал, что сам виноват во всём, и не хотел признаваться в этом тебе и Джен. Я боялся, что вы возненавидите меня.

— А в чем твоя вина? Случилась авиакатастрофа.

Он тяжело вздохнул:

— Мы спорили, стоит ли ей ехать. Она хотела отправиться в Чикаго на машине, но тогда отсутствовала бы неделю. Я не хотел, чтобы она ехала — как и всегда — поэтому мы договорились, что она полетит на самолете и вернется на следующий день.

Я неловко сглотнула. Неудивительно, что после трагедии он отдалился от нас. Он долгое время мучился чувством вины.

— Расскажи мне больше, — попросила я. — Я никогда не понимала, почему она все время ездит в Чикаго одна. Долгие годы я полагала, что у неё там роман — я слышала, как вы ссорились. Я знаю, что эти поездки отдаляли вас друг от друга. — Я замолчала. — Но никакого романа у неё не было, да?

— Не было.

Он упорно отводил глаза, поэтому я коснулась его щеки и тихо произнесла:

— Все нормально, папа. Ты можешь рассказать мне правду. Я уже взрослая и могу принять её.

Но он по-прежнему не отвечал. Продолжал смотреть в пол, и поэтому я сказала правду вместо него.

— Я не твоя дочь, да?

Он тяжело сглотнул и кивнул. И я сразу же почувствовала облегчение.

— Я всегда знала, что мама была беременной, когда вы женились, — сказала я. — Но она носила ребенка от кого-то другого?

Он наконец поднял глаза и посмотрел на меня с раскаянием:

— Я знаю, как это выглядит с твоей точки зрения, Софи, но всё было не так. Твоя мать очень любила этого человека, и вышла бы замуж за него, но он умер, милая. Именно поэтому каждый год в ноябре твоя мама ездила в Чикаго. Навестить его могилу. Мне так жаль. Следовало давно тебе об этом рассказать.

— Все нормально, папа. — Я пожала его руку. — Я рада, что наконец узнала правду. То, что ты делал для мамы, как любил её все эти годы и заботился о нас… Ты был для неё героем, как и для меня. Ты навсегда останешься для меня героем.

Он встал, чтобы обнять меня и сказать, что любит.

Отчуждение, существовавшее между нами в прошлом, начало исчезать. В глубине души я знала, что сейчас понимаю отца. И чувствую себя близким ему человеком.

— А Джен знает, что мы наполовину сестры? — осторожно спросила я, когда папа снова сел.

— Нет. Я никогда никому не рассказывал.

— Думаю, стоит ей сказать. Я знаю, что она поймет, когда услышит историю целиком.

Он не отпускал мою руку, но внезапно нахмурился.

— Что не так? — спросила я. — Ты не хочешь, чтобы я ей говорила?

— Дело не в этом. Я просто немного запутался. Кое-чего не понимаю. — Он всматривался в моё лицо.

— Что?

— Как ты поняла, что умерла? Ты ни разу не приходила в сознание. Или приходила?

Я облизнула губы, размышляя, как бы ответить на вопрос.

— Я не уверена, что ты мне поверишь, если я расскажу. Я сама ещё не до конца в это верю.

— А ты попытайся.

Несколько секунд я сверлила его взглядом и пыталась придумать, как уйти от ответа. Можно было сказать ему, что я очнулась на короткий промежуток времени, и одна из медсестер рассказала мне, что случилось.

А вдруг он спросит, откуда я знаю о маме и Мэтте? Отчасти я нестерпимо желала рассказать отцу правду. Задать ему интересующие меня вопросы о том отрезке его жизни, и поведать, что я пережила на дне озера, наблюдая за тем, как моё тело содрогается в конвульсиях, а затем замирает, и в толще воды появляется моя дочь, умершая год назад.

А поездка в скорой? Я намеревалась разыскать фельдшера, пёс которой умер и вновь вернулся к жизни. Задать ей кое-какие вопросы и сверить мои воспоминания о дороге в больницу с тем, что помнила она.

Мне нужны были ответы. Доказательства.

А потом я поняла, что есть более легкий способ определить, действительно ли я посещала свою покойную мать в иной, параллельной реальности.

— Папа, — позвала я. — Скажи мне кое-что.

— Ладно.

Я приподнялась на локте.

— Когда вы с мамой впервые поцеловались… Где это было?

Выражение его лица смягчилось, и он посмотрел в окно, вспоминая.

— Мы были на озере около нашего старого дома в Кэмдене. Стоял первый теплый весенний день, и мы только вылезли из воды. Мне было пятнадцать.

Радостная дрожь пробежала по спине, и тело покрылось мурашками.

— Да, верно, — с улыбкой сказала я, кивая ему.

Он с опаской посмотрел на меня, и в этот миг я поняла, что собираюсь рассказать ему всё.

Потому что мы больше не были чужими людьми.