Студопедия

Главная страница Случайная страница

Разделы сайта

АвтомобилиАстрономияБиологияГеографияДом и садДругие языкиДругоеИнформатикаИсторияКультураЛитератураЛогикаМатематикаМедицинаМеталлургияМеханикаОбразованиеОхрана трудаПедагогикаПолитикаПравоПсихологияРелигияРиторикаСоциологияСпортСтроительствоТехнологияТуризмФизикаФилософияФинансыХимияЧерчениеЭкологияЭкономикаЭлектроника






Глава шестая МАЙ – ИЮЛЬ 1919 5 страница






Тем временем положение на фронте все ухудшалось. Для облегчения тяжелой обстановки на участках 13-й и 14-й армий Ворошилов издал приказ от 21 июня 1919 г., в котором мариупольской группе т. Кочергина ставилась задача: «Упорно оборонять занимаемые позиции с целью прикрытия железнодорожной магистрали Славгород–Александровск–Мелитополь... Разграничительная линия слева: Андреевка, что в 15 верстах севернее г. Александровска–Славгород–Григорьевка–Чаплино–Просяная — все пункты исключительно...»[602].

То есть надо было держать фронт протяженностью 160 верст, который занимали махновцы и ранее.

В смысле перелома военного успеха у нас была большая надежда на Харьковский укрепрайон, который 7 июня на пленуме Харьковского Совета был объявлен «Красной крепостью», во главе с ВРС. Но перелома не произошло, а 24 июня 1919 г. Белгород и Харьков были сданы противнику[603], хотя в газете «Беднота»от 25 июня 1919 г. вдогонку событиям еще писалось: «...Харьков с подступами к нему успел уже превратиться в сильнейшую крепость.

Харьков защищают не партизаны анархисты “Батьки Махно”, которые бежали перед каждым сильным отрядом врага, а регулярная Красная Армия рабочих и крестьян...».

Тогда же член ВРС 14-й армии А. Бубнов телеграфировал в высшие инстанции:

«На ст. Ромодан встретил Аверина. Положение под Екатеринославом более чем катастрофическое, нет ни одного русского патрона, целые рабочие батальоны вырезываются казаками. Настроение рабочих прекрасное, только что сформированный батальон пошел (в) наступление, занял Синельниково, но, расстреляв ничтожное количество патронов, был целиком уничтожен... Главное — патроны. Аверин утверждает: будут патроны — положение улучшится немедленно»[604].

К 24 июня я уже полностью сдал войска и штаб бывшей Повстанческой дивизии им. батько Махно советскому командованию, был свободен от всех обязанностей и осматривал кавалерийский полк, который из Александровска прибыл в Орехово на подкрепление фронту. Противник успел отбросить наших на 20 верст к западу и уже подходил к Орехово, когда меня Ворошилов потребовал в штаб армии.

— Что-то меня ожидает? — думал я, подъезжая к станции Александровск. — Вызволит из несчастья приемный акт или нет?

Комиссия штарма 14-й мне выдала примерно следующий акт о приеме фронта, который был векселем, могущим оправдать меня перед командармом.

 

 

АКТ.

 

Настоящий выдан комиссией штаба 14-й армии бывшему начальнику полевого штаба 1-й Повстанческой дивизии Махно тов. Белашу В. Ф. в том, что от него принято и передано вновь назначенному командиром 3-й бригады 7-й стрелковой дивизии тов. Круссеру А. С. следующее: 1) Участок фронта по линии: г. Бердянск, Новоспасовка (Осипенко), Троицкое (Карла Маркса), Цареконстантиновка (Куйбышево), Пологи, Гуляй-Поле, Гайчур, Покровское. 2) Пехотные полки: а) Новоспасовский (Вдовиченка) в составе 6 000 красноармейцев, из них 3 000 без винтовок. б) 8-й Заднепровский (Бондарца) в составе 5 000 красноармейцев, из них 2 000 без винтовок. в) 7-й Заднепровский (Калашникова) в составе 7 000 красноармейцев, из них 4 000 без винтовок. г) 9-й Греческий (Тахтамышева) в составе 2 000 красноармейцев, из них 1 200 без винтовок. д) 10-й Донской (Бондаренка) в составе 5 000 красноармейцев, из них 2 000 без винтовок. е) 11-й Игнатьевский (Ровазы) в составе 6 000 красноармейцев, из них 2 000 без винтовок. ж) три полка сводных в составе 12 000 красноармейцев, из них 10 000 без винтовок. з) группа Паталахи в составе 8 000 красноармейцев, из них 3 000 без винтовок. и) группа Петренко (Платонова) в составе 4 000 красноармейцев, из них 3 000 без винтовок. к) три бронепоезда, вооруженные: один — шестидюймовым орудием, два — 3-мя 3-х дюймовыми, при 25 снарядах, и 15-ти пулеметах. л) три полевых батареи — 18 трехдюймовых орудий, на каждое орудие от 3-х до 10 снарядов. м) сто пулеметов на тачанках и до 30 000 патронов. н) снабжение и кассу — 500 000 рублей и другое имущество дивизии.

Председатель комиссии (подпись)

Члены: (четыре подписи)

9 июня 1919 года, г. Орехов[605].

— Ничего не будет до самой смерти! — утешал меня Долженко. — Напишешь Ворошилову рапорт, приложишь акт и, я уверен, все будет как по маслу!

Вскоре мы приехали на станцию Александровск. Долженко принял предостерегающие меры: выставил часовых и, на случай, в штарм послал секретную агентуру. Я писал рапорт, когда Долженко сообщил о том, что Ворошилов находится в штабе, и там идет какое-то заседание Реввоенсовета.

— В аккурат попали, идем скорее! — говорил он. — Опасность не замечена, все хорошо!

Мы отправились в штарм 14-й к Ворошилову...

— Поддерживая товарища Ленина, я был прав. Даже на расстоянии Украину он видел намного лучше, нежели мы, сидящие в Киеве и Харькове, — слышался баритон из кабинета командарма.

Мы с Долженком сидели в приемной, ожидая конца заседания. Никто из служащих штарма не подозревал в нас командиров бывшей дивизии махновцев, отчего мы имели возможность сидеть у дверей кабинета и слушать горячие споры за дверью.

— Он писал, — продолжал баритон, — будьте политиками, а не военными диктаторами. Пока белогвардейщина и войска Антанты не разбиты на Украине, осторожнее с Григорьевым и Махно. Не обостряйте отношения, будьте дипломатичными, используйте их в борьбе с нашими главными противниками.

— Я говорил, — продолжал баритон, — что махновщину нельзя сравнивать с григорьевщиной, мы не считали ее советским движением в подлинном смысле этого слова, ибо идея анархизма, это — идея кулака. Но махновщина — наша попутчица более честная, нежели григорьевщина.

Если Украинское правительство возлагало большие надежды на Григорьева и организовало ему дивизию, объединило вокруг него мелкие повстанческие отряды, то, наоборот, на махновщину оно смотрело, как на что-то чуждое, вредное. Местные партийные организации, вместо умелого подхода к ней, всячески спорили, компрометировали, тормозили снабжение, развитие военных сил этого района, переобразование бригады в дивизию, забывая, что это часть наших боевых сил, часть Южного фронта.

И что от нас махновцы получили взамен своей самоотверженной борьбы на фронте? Что мы им дали? А ведь войска повстанцев состоят не только из анархистов и левых эсеров. В своей массе это беспартийные рабочие и крестьяне, и от такого нашего отношения к ним, естественно, восторгаться им не приходится.

Сейчас мы должны перестроиться и укрепить этими силами фронт.

Как вы знаете, Махно с группой в 600 человек ушел на Херсонщину собирать армию, а все его полки остались под непосредственным нашим руководством. Это что означает?

Будь это григорьевщина, она бы давно передалась на сторону Деникина. Но, махновцы терпят даже тогда, когда наши трибуналы вырывают из их рядов любимых командиров. Они наши попутчики, Надо лучше присмотреться, надо взвесить старые промахи, и нам без боли удастся перевоспитать партизан, подчинить командиров.

Боевая обстановка участка нашей 14-й армии на сегодня неблагоприятная. Махновцы имеют большой резерв и, если мы их вооружим, снабдим боеприпасами, они будут воевать. Только вот не знаю, что делать с командирами: оставить их или заменить своими? И я бы рекомендовал, в основном, оставить им старых командиров, которые хорошо знают своего противника и самоотверженно ведут полки в бой.

— Как оставить? Это невозможно, — сразу обозвалось несколько голосов. — Есть директива Троцкого, надо ее выполнять!

— Нет, товарищи, я не согласен с нею, — произнес баритон. — Старых махновских командиров мы должны использовать в целях скорейшей победы над партизанщиной.

— Нет, нет, это невозможно, — перебили голоса, — их надо в ЧК и никуда больше.

— Товарищи, меньше горячки, больше дела. Кого вы дадите на их место? Есть ли они у нас? Таким командирам, как Митрофанов, погубивший 3-й советский полк у Чаплино, я бы рекомендовал не доверять махновцев, ибо они навредят. Мною отдано распоряжение, чтобы махновский участок разделить на четыре участка и поручить командование Федьку, Кочергину, Маслову и Митрофанову (красные командиры). К ним надо выслать в качестве помощников Куриленка, Белаша, Платонова и Калашникова.

— Нет, нет, это невозможно, их надо в ЧК, — снова загудели в кабинете.

Положение наше в приемной было «аховское». Мы не знали, что делать: бежать в подполье или открыть дверь кабинета и крикнуть: «Спасайте фронт, чем только можно, но не преследованием, оно погубит нас всех».

Вскоре собрание получило известие о том, что кавалерийский полк, который я видел в Орехово, разбит.

— Это махновцы, — послышалось за дверью. — Не иначе — они. Ведь не мог противник разбить такой примерный полк: сил у него не хватит!

Но голоса ошибались. Не только разбит кавалерийский полк, но пострадал и пехотный в самом настоящем бою с белыми, а не с махновцами. Спорщики еще не знали грозной силы противника, который был силен, обучен и лучше нашего вооружен. На всех участках он перешел в наступление и имел везде успех.

— Вот и махновцы, вот и доверяй им, — заговорил кто-то скороговоркой в кабинете, — я говорил, что григорьевщину и махновщину мы долго терпели, отчего понесли поражение. Во всем виновато наше военное командование, и никто больше. Их надо было сразу разоружить и не вступать с ними ни в какие союзы, ни в какие соглашения. Но коль промахнулись, каленым железом, самыми репрессивными мерами надо теперь лечить язву. И чем скорее разоружим и нейтрализуем, тем быстрее пойдем к победе; жалеть не следует!

— Товарищи, — перебил баритон, — не место обвинять военное командование в махновщине и григорьевщине, ибо у нас мало было сил. При их поддержке наша Украинская Красная Армия, а она была вначале в составе только двух дивизий, заняла юг Украины и Крым. И не будь их, таких успехов на Украине нам не видать. Да, мы долго терпели этих попутчиков и должны были терпеть, ибо, если бы их на фронте не было, то кем бы вы их заменили? С какой шумихой проходит мобилизация теперь, но на фронте сил пока что нет.

На Украине у нас не было общефронтового резерва армии, полки имели запасные части в своем близком тылу и пополнялись из добровольцев. Кроме того, ведь у нас не было достаточного количества патронов, снарядов, физической силы. Как можно было не обращать внимания на повстанцев? — говорил баритон.

Он еще что-то говорил, уговаривая собрание, чтобы с махновцами, в интересах победы, поступить повежливей. Но голоса были непримиримыми.

Наконец совещание ВРС закончилось.

Командарму, очевидно, доложили о нашем прибытии и мы были приглашены в зал.

— Кого я вижу, — поднялся ко мне навстречу бывший комиссар из г. Туапсе т. М....й.

Мы были знакомы с 1917 г. по Туапсе, где вместе 15 октября организовывали выступление, провели туапсинский октябрь.

Беседа с Ворошиловым началась о фронте. Он живо интересовался противником, разделял мой взгляд относительно отвода в тыл безоружных махновцев для реорганизации и вооружения, выслушал мои доводы в отношении вредного влияния на войска репрессивных мер против махновцев. Под конец он дал слово, что никто из махновцев не будет арестован и направил меня в Большой Токмак в распоряжение начбоеучастка Кочергина.

Мы расстались...

— А это еще, что такое? — спросил меня Долженко, когда подходил к своему вагону. — Никак арест?

Вагон, в котором мы приехали, был оцеплен красноармейцами. Несколько наших товарищей стояли в сторонке в кругу конвоя.

— Смотри, они арестованы, — говорил Долженко. — Надо быть на стороже. Ворошилов обманул, бежим скорее.

Да, положение было не из приятных, надо было скрываться. Но куда, от кого? Ведь он обещал, дал слово?! И мы свернули в город.

У штарма было оживление: караул усилен, выставлены пулеметы. Полк ротами подходил и строился тут же, на улице, против штарма.

Вскоре мы сидели на конспиративке и обсуждали тревожный момент, как вдруг стучится наш паренек. Он явился вовремя, и я использовал его для связи с М-им.

«Дорогой друг М...й! Надеюсь, мы останемся такими, как и раньше. Вспомни Кавказ... Мы были идеологическими противниками, когда в мирной обстановке перед массами выступали на митингах, ты защищал большевизм, я — анархизм: чуть не дрались за идею! И какими хорошими были товарищами наедине, помнишь, в Совете, когда надо было решать городские дела? И, вероятно, помнишь, какими были задушевными братьями, когда надо было усмирять восставшие станицы, идти в атаку на Корнилова? Наши политические разногласия сглаживались, оскорбления забывались, мы объединялись и потому побеждали.

Не такое ли положение сейчас на фронте? Но у вас не хватило терпения и, видимо, всю злобу за неудачи на фронте вы решили выместить на махновцах. Я вас не понимаю! За что арестованы мои ребята? Вексель, данный мне Ворошиловым, надо полагать хитрой уловкой? Почему же ты не арестовал меня, когда с Иваном был у тебя? Нет, видно, ты не испорчен окончательно. Наша беспечность, а, порой, безрассудность, губит дело революции. В настоящий момент, когда крайние бедствия вызвали у революционного крестьянства напряжение всех сил, когда все честное поняло, что решается вопрос трудового народа на многие годы, когда махновщина (без Махно и Реввоенсовета) отодвинула свои требования, личные и политические, свое недовольство и недоверие, когда фронт так неважен, вы начали поход против тех, которые все время пролизали на фронте свою кровь. Помни, друг, что махновщина ставила и ставит своей задачей — раздавить врага. Сумейте подчинить ее себе не репрессиями, а ласковым, добрым словом и делом, она послушается. Знайте, что репрессиями непоправимо навредите!

Что намерены делать с махновщиной? Как фронт?

Я ушел в подполье и буду ожидать момента, пока фронт настолько определится, что смогу ему принести, хотя малую, пользу. Буду рад, если Деникин вами будет побежден. Виктор.

25/6 19 г. Подполье».

Вскоре, я получил ответ, звучал он примерно так:

«Дорогой Виктор! Ты прав, и твои мысли я целиком разделяю. Пойми, что мы поставлены в такое положение, при котором ни в какой мере не можем верить махновцам. Только что получили телеграмму, что твой Махно в селе Томаковке изрубил на днях продотряд и соединился с Григорьевым.

К тому же Харьков, на который так надеялись, сегодня взят Шкуро. Оставлены белым г. Белгород, ст. Синельниково, на ст. Раздоры целиком погиб батальон Ленинской бригады.

Это — причины, побудившие к арестам. Но, думаю, сегодня же они будут освобождены. Перемелется — мука будет! 13-я, 8-я и 9-я армии продолжают отход на север. Нашей 14-й приказано перейти в наступление, чтобы отвлечь Деникина от Харьковского участка. Не знаю, что ожидает впереди — успех или поражение, но на Екатеринослав прорыв обозначился. Собираем свои вооруженные крохи, чтобы отбить Синельниково и проехать на Екатеринослав, где имеем вполне укрепленный район. Прощай. 25/6»».

В ночь на 26 июня я с Долженком на телеге ехал в сторону Орехово. Не доезжая села Камышевахи, встретили сводный отряд Шубы и Чередняка, который оставил фронт и уходил в тыл.

«Что мы там будем торчать, когда красные вчера переарестовали наших командиров... Идем на выручку; пусть они воюют сами», — так говорил Шуба.

Его отряд к тому времени состоял, примерно, из 400 штыков и 50 сабель. В нем было большинство анархистов и много им сочувствующих.

«Если они не тронут нас, мы не поднимем руки, — говорил Шуба. — А если тронут, пойдем к ним в тыл и будем защищаться».

Мои старания уговорить шубинцев и отряд Чередняка вернуться на фронт, ни к чему не приводили: они не слушались.

На станции Камышевахе я встретил Давыдова, который рассказал: «Ворошилов поручил мне формировать бригаду из наших невооруженных ребят. Он утвердил предложенных мною командиров полков: Бондаренка, Тахтамышева, Петренка (Платонова)[606], Паталаху, с которыми я должен выехать в Кременчуг для формирования, получения винтовок и прохождения строя. Но, не знаю, что нас ожидает. Паталаха отказался выполнить распоряжение Ворошилова и самовольно с отрядом, состоящим из воскресенцев и вербовчан, перешел в наступление на свое Вербовое, которое и занял. Однако неприятель зажал его так, что окончательно растрепал: Паталаха в бою убит, а отряд рассыпался».

Именно об отряде Паталахи и о сопротивлении Александровского уезда, объявленного троцкистами «самым заразным местом», писала газета «Звезда»:

«Александровский уезд... Крестьяне Воскресенской волости, узнав, что фронт приблизился, вооружились, кто чем мог и все до одного ушли на Цареконстантиновку к позициям. Такое же отношение к опасности, грозящей рабоче-крестьянской власти, проявляют и остальные волости»[607].

И это было действительно так. Население под руководством своих «батек»и «атаманов», безоружное, шло на смерть, защищая свою свободу.

«Платонов также митинговал и решил не отступать. Со своей группой 20 июня он занял Гуляйполе, но был отброшен и упорно дрался в селе Заливное, когда к нему приехали из штаба Митрофанова, чтобы арестовать. Всех приехавших (10 человек) он расстрелял и объявил войну красным», — продолжал Давыдов.

На станции стояли эшелоны, переполненные безоружными махновцами: их было около 15 000 человек. В это время противник перешел в наступление и к обеду 26-го занял линию: Б. Токмак–Орехов. Повстанцы, которые не уместились в эшелонах, пешим строем, колоннами шли на Александровск. Я выехал на станцию Пришиб.

Красное командование по всей линии фронта занималось махновцами, обсуждая вопрос, использовать ли их против Деникина целиком, или частично, то есть убрать командиров-повстанцев, направив их в трибуналы, а рядовую массу подчинить красным командирам. А пока охотились за командирами, производили реорганизацию и чистку махновских полков, Деникин не спал. Он наступал на все участки и имел успех.

Чувствуя близкую опасность, крестьяне в нашем тылу поддавались влиянию махновских командиров, шли к ним в отряды, обезоруживали красноармейцев, чтобы вступить в бой с деникинцами.

Так, в обширном районе на север и северо-запад от Мелитополя и до Днепра, с главным штабом в с. Михайловка (сейчас районный центр), наш бывший командир Зубков организовал несколько отрядов самообороны и обезоруживал всякого отступающего с винтовкой, рассматривая его как дезертира.

«Даю слово — удержу», — говорил он. — Что же они покидают фронт, бегут, некому защищать, надо организоваться... удержу проклятого кадюка[608].

Можно назвать типичными взаимоотношения повстанцев отрядов Зубкова с командой красного бронепоезда «Роза Люксембург»и его командиром Цуповым-Шапильским.

По приказу Дыбенко бронепоезд с командой в 30 человек был направлен от сивашской переправы в Мелитополь для оказания поддержки проходящей там линии фронта. Но, прибыв к месту назначения, узнали, что красные войска находятся уже на переправах через Днепр, а железная дорога на север от Мелитополя перерезана белыми. Не соприкоснувшись с противником, не произведя по нему ни единого выстрела, команда решила взорвать бронепоезд и догонять своих.

Зубков передал Цупову-Шапильскому приказ Дыбенко о поступлении бронепоезда в распоряжение повстанцев, но тот не поверил и, сняв с бронепоезда пулеметы, орудия, боеприпасы на подводы, предоставленные Зубковым, взорвал бронепоезд.

Обоз с имуществом бронепоезда должен был пройти долгий путь к Днепру, оставленный без боя красными и безраздельно принадлежащий самообороне Зубкова. В первом же селе — Марьяновке один из отрядов Зубкова его и разоружил[609].

Зубков агитировал Цупова-Шапильского:

— Красные драпают без боя, бросают Украину белякам. А кто селян защищать будет? Кто свободу народную отстоит? Мы белых не победим, но урон нанесем, наступление задержим, народ вооружим, окажем массовое сопротивление, не дадим себя закабалить. Не устоим — будем партизанить — плавни рядом. Враг у нас один. Кто же, если не мы?

Все отобранное было возвращено, а Цупов-Шапильский был назначен заместителем Зубкова. Вскоре завязались упорные бои между многочисленными отрядами Зубкова и белыми.

Дав указание команде бронепоезда занять огневые позиции и поддержать артиллерией бой с белыми, Зубков отбыл на передовую линию руководить боем.

Но, воспользовавшись отсутствием Зубкова, Цупов-Шапильский бросил команду бронепоезда (на артиллерию и пулеметы которой так надеялись повстанцы) не в бой, а в сторону, противоположную бою, к переправе у Малой Лепетихи. Посланный вдогонку отряд кавалерии был обстрелян из орудий и пулеметов и команда бронепоезда преспокойно переправилась на правый берег Днепра.

В довершение ко всему 15 июля красный комбриг Кочергин послал от переправы у Малой Лепетихи на Зубкова, воюющего с наступающими белыми, войска, которые ударили зубковцев с тыла и, разбив несколько отрядов самообороны, укрылись за Днепром.

«Дисциплинированные»войска под шум боя повстанцев с деникинцами бежали за Днепр и не просто бежали, а обстреливали из орудий и атаковали тылы тех, кто отчаялся по собственной инициативе оказать сопротивление белым, и в данном случае прикрывал отступление убегающих.

Некоторые махновские командиры, как и я, ушедшие в обозное подполье, только разводили руками и один другого спрашивали: «Что делать?»

30 июня, прибыв на станцию Федоровку, где стоял штаб боеучастка Кочергина, я стал рядовым артиллеристом во 2-ом артдивизионе Ивана Чучко[610].

В тот же день Шкуро занял город Екатеринослав, превращенный постановлением пленума Екатеринославского Совета в укрепрайон, и Константиноград, а кубанцы и донцы — станцию Лиски и город Царицын[611].

Член ВРС 12-й армии Затонский телеграфировал:

«Киев, 30/VI 1919 г. противник занял Екатеринослав. Части 14-й армии, отступившие от этого города, не боеспособны.

Противник свободно может распространяться в направлениях на Никополь и Кривой Рог. Впредь до переброски к Екатеринославу свежих частей примите меры (к) задержанию противника»[612].

И тогда же Политотдел 14-й армии докладывал:

«Совершенно секретно. Только Предсовнаркому Украины тов. Раковскому.

Доклад

ИнформРазведОтделения Политотдела 14 армии о состоянии частей 14 армии 15/VI по 1/VII 1919 года.

Сведения о боеспособности.

Фронт... 2-я бригада.

От частей бригады сведений не поступало.

Общие сведения о бригаде.

Командир бригады Наумов. Общее настроение красноармейцев бригады плохое. Ликвидация Махно вызвала в некоторых частях бригады возмущение. Части заявили, что ими будут исполнены только приказы Махно, против которого они никогда не пойдут. Сильно развито пьянство: совершенно отсутствует дисциплина. Преобладает анархистское настроение. Сильно развит антисемитизм. Необходим опытный, преданный командный состав.

... Общие сведения о 7-й дивизии.

7-я дивизия в большинстве состоит из частей бывшей дивизии Махно. Разбитые и преследуемые отрядами Деникина эти части сорвали устойчивость других частей.

Отдельные полки дивизии дерутся с подъемом и устойчивостью, достойной удивления, но небоеспособность других частей срывает общий удар и лучшие части несут огромные потери без пользы для дела.

Случаи, когда стойкие организованные и сознательные, хоть и малочисленные части, встречая врага лобовым ударом опрокидывали его и гнали далеко вперед с тем, чтобы расстреляв патроны, отдать врагу вдвое большее пространство, усеянное трупами красноармейцев, столь часты, что красноармейцы не доверяют высшему командсоставу, обвиняя его в измене: “нас продают”, говорят красноармейцы. Громадные потери, понесенные в таких наступлениях, довели до минимума состав частей и теперь сплошь да рядом количество строевых красноармейцев в полку определяется сотней–другой. Отсутствие общего плана кампании и нераспорядительность командного состава вызвали разрыв связи частей между собой и со штабом дивизии. Были случаи неисполнения распоряжения командсостава.

Неудачи на фронте, дезорганизация в тылу деморализуют часть. Надо сказать, что 7-я дивизия в целом совершенно не боеспособна и немедленно должна быть оттянута в тыл для формирования. Промедление в этой области недопустимо, так как дивизия может окончательно разрушиться и тогда уже трудно, почти невозможно будет ее восстановить... Азовско-черноморская флотилия состояла из 3-х судов, находилась в ведении Махно. Суда стояли на Александровской пристани. Командир Камчатый имеет членский билет Коммунистической партии, но фактически махновец. Команда флотилии требует, чтобы командиры им были присланы. Настроение команды вполне революционное. Сведений о последнем состоянии флотилии нет...

Назначенный политком слаб. Нужны политработники, так как работа не ведется. Командир флотилии махновец, разлагает команду...

Заведующий Политотделом 14 (подпись)

Завед. Информацией. Разведывательным отделом (подпись)»[613].

А из Харькова докладывали:

«Первыми из деникинской армии ворвались в г. Харьков части пехотного Дроздовского полка и казаки.,.

Белогвардейская Добровольческая армия идет под знаменем старой бюрократической России, то есть под знаменем, состоящим из трех цветов: белого, красного и синего. Вот такие знамена на другой день развивались почти на всех зданиях города. Красных революционных знамен, плакатов и воззваний, советских вывесок и вообще всего того, что носило революционный характер, и в помине не было.

28 июня появились уже портреты Колчака и Деникина, которые были вывешены в городе и на станции в большом количестве...

В последних числах июня месяца белогвардейским командованием было приступлено на Сумской (центральная улица г. Харькова. — А. Б.) у здания ЧК и на Чайковской на месте концентрационного лагеря к раскопкам ям, в которых были зарыты расстрелянные контрреволюционеры и бандиты. Раскопки производились в течение 27, 28 и 29 июня, и к 30 июня были почти закончены, то есть к тому дню, на который были назначены панихиды. В продолжение всех трех дней на указанных местах толпилась масса народа. Приглашались лица для опознания трупов своих родственников. Весь город был поглощен только разговорами о Чайковской. Распространялись самые нелепые и невероятные, ужасные слухи о Чрезвычайной комиссии и об отдельных ее членах, например, о т. Саенко. На месте же раскопок среди присутствовавшего тут обывательского люда и буржуазии атмосфера озлобления к Советской власти так накалялась, что тут грозило вылиться в форму погрома над еврейским населением.

Всякому выступающему в защиту евреев грозил самосуд. На Чайковской едва не был растерзан озверелой толпой какой-то гласный Харьковской городской думы, заступившийся за евреев. Национальная рознь весьма заметно обострилась. Возможны погромы, которые могут начаться с ничтожного пустяка. Слухи же по городу распространялись все более и более, один другого нелепее и страшнее, и создали у обывателя самое неверное представление о ЧК и о коммунистах вообще...

В слепом озлоблении и ненависти к Советской власти всякий спекулянт, буржуй, черносотенец, если знает или узнает, где находится коммунист или бывший ответственный советский работник, как, например, комиссар, идет и заявляет в комендатуру города. Какая далее судьба этого человека — всякому известно...

Очевидцы передают о происходящих зверствах в Синельникове, где захваченные в плен красноармейцы раздеты почти догола и содержатся в каменном здании без пищи уже более недели.

Там же под Синельникове недавно расстреляны пригнанные бегом из Екатеринослава 30 матросов и 8 коммунистов. Сразу наповал жертвы не убивались, но постепенно расстреливались, дабы заставить умереть в муках...»[614].

Газета «В ружье»сообщала:

«Казаки ворвались в Екатеринослав в субботу 28 июня. Кровь стынет в жилах от ужаса, когда я начинаю вспоминать, что видел во время переправы через мост. Мост был в буквальном смысле залит кровью. Своих убитых казаки убирали, а трупы красноармейцев валялись неубранными. Проходя по мосту, казаки подборами поднимали оставшихся наших раненых и сбрасывали их в Днепр, говоря: “Свои не позаботились, так мы вас устроим...”.

Вместе с нами вели одного пленного командира-коммуниста и молодого еврея-красноармейца. Оба были страшно избиты. На середине моста казаки вспомнили о них, остановились, о чем-то поговорили между собой и затем сбросили в воду...

В воскресенье же на улицах Екатеринослава были расклеены первые приказы генеральской власти. В первом из них казачий комендант объявляет:

— Восстанавливается право на собственность: все захваченные у фабрикантов и заводчиков фабрики и заводы должны быть возвращены их владельцам. Захваченная крестьянами земля возвращается помещикам. Учиненные убытки уплачиваются собственникам — фабрикантам и помещикам.

Во втором приказе комендант объявляет:

— Восстанавливается союз помещиков Екатеринославской губернии, общество заводчиков и фабрикантов; союзу помещиков предлагается немедленно приступить к работе...»[615].

Анархическая газета «Набат»в это время писала:

«Правда о гуляйпольских событиях.

Из приведенного текста телеграммы товарища Махно к большевистским властям видно, что между народным революционным повстанчеством и большевиками шла длительная глубокая борьба. Вопрос был поставлен остро — или большевики, или свободное революционное повстанчество. Согласия между ними быть не может. Кто-либо из них должен уйти со сцены. И в этом о шении большевики пустились на отчаянно преступные средства. Они решили весь повстанческий район Гуляй-Поля предать огню и мечу, объявив иезуитски тов. Махно и его армию контрреволюционерами, защитниками кулаков и бандитов. Положение для товарища Махно создалось неимоверно трудное. Он видел, что Троцкому ничего не стоит создать новый внутренний фронт в среде трудового народа: что охваченный самомнением Наполеона, он готов кровь народа лить как воду, в полной уверенности, что его никто не призовет за это к ответу. Товарищ Махно — не Троцкий. Он сын трудового народа, ответственный за каждую каплю крови, за каждое его страдание. Поэтому создание в среде трудящихся нового фронта, так легко подготовлявшееся большевиками во главе с Троцким, для него явилось величайшим, никогда не прощаемым преступлением перед трудовым народом. И Махно готов пойти на все, чтобы предотвратить подготовлявшееся большевиками преступление. Он решается уйти от командования повстанческими войсками, послав ряд телеграмм большевистским властям о сложении с себя полномочий.






© 2023 :: MyLektsii.ru :: Мои Лекции
Все материалы представленные на сайте исключительно с целью ознакомления читателями и не преследуют коммерческих целей или нарушение авторских прав.
Копирование текстов разрешено только с указанием индексируемой ссылки на источник.