Определение сводных понятий, объединяющих все иллюзорные, галлюцинаторные феномены, и их классификация 2 страница

Особо должны рассматриваться соотношения между невро­логическими (органическими) иллюзиями (микро- и макропсии, расстройство схемы тела, другие психосенсорные мнимоощуще-ния) и органическими галлюцинациями (Шарля Бонне, Лермитта и др.). Здесь, по-видимому, имеет место, с одной стороны, различие в масштабах патологического творчества и степени во­влеченности мышления, а с другой – сходство, обусловленное влиянием на формирование феномена органической патологии.

Таким образом, мы полагаем, что клиническое сопоставление допустимо не вообще в отношении иллюзий и галлюцинаций, а только в отношении конкретных иллюзорных и галлюцинатор­ных феноменов. Однако при таком клиническом сопоставлении любых иллюзий и галлюцинаций необходимо руководствовать­ся в качестве основной посылки тем, что галлюцинация – субъективное переживание, в момент возникновения которого не имеется воздействия какого-либо соответствующего ему конкретного реального объекта (зрительного, слухового и др.), в то время как иллюзия, также субъективное переживание, всегда представляет собой искажение объективной действи­тельности.

Определение понятия «галлюциноз»

Термин «галлюциноз» наиболее часто стал встречаться в психиатрической литературе с начала текущего столетия. Все это время многие психиатры подчеркивают неопределенность понятия, обозначаемого указанным термином [В.П. Осипов 1923; Е.А. Попов, 1958; С.А. Суханов, 1906; Г.К. Ушаков, 1969 и др.].

Разнозначные, иногда диаметрально противоположные суж­дения по интересующему нас вопросу высказывают представи­тели немецкой, французской, советской психиатрических школ. Отсутствие единой точки зрения при этом выявляется не только в результате сопоставления основных установок каждой из перечисленных школ, но также при сравнении взглядов различ­ных представителей одной и той же школы. Так, одни немецкие психиатры относят галлюцинозы к экзогенным, а другие – к эндогенным симптомам. Французские психиатры расходятся между собой по вопросу о наличии при галлюцинозах бреда. Одни советские психиатры относят галлюцинозы к истинным галлюцинациям, а другие – к псевдогаллюцинациям. Нет еди­ного суждения о квалификации галлюциноза в качестве симп­тома или синдрома и т. д.

Еще в 1897 г. французский психиатр Ф. Фернадье впервые описал острое психическое заболевание, характеризующееся только наплывом гал­люцинаций без бредового компонента. В дальнейшем именно такие состоя­ния французские психиатры стали называть «чистым галлюцинозом», то есть галлюцинациями без бреда.

Термин «галлюциноз» введен в психиатрическую литературу К. Вернике (1901), обозначившим этим термином множественные вербальные галлюцинации при алкогольных психозах, сопровождающихся «обильными обманами восприятий» и образным, предопределяемым галлюцинациями бре­дом (при сохранной ориентировке); К. Вернике выделяет острый, прогрес­сивный, резидуальный, хронический, периодический галлюцинозы. К. Бонгеффер (1909) использует термин «галлюциноз» для характеристики гал­люцинаций при «экзогенном типе реакции»; К. Вернике и К. Бонгеффер признают обязательной для галлюциноза ясность сознания. Э. Крепелин (1910) отмечает при галлюцинозе оглушенность сознания, неуверен­ность и нечеткость ориентировки, а также подчеркивает в качестве наиболее характерной особенности галлюциноза элементы критичности в большей или меньшей степени.

Психопатологический феномен, соответствующий понятию «галлюциноз французских авторов, описан В. П. Сербским (1906) под термином «ос­трая везания». Этот термин часто использовал в своих работах С. А. Суха­нов (1906), -который считал его применение целесообразным в тех случаях, когда галлюцинации занимают основное место в болезни, не сопровождаются бредом или предшествуют ему и всецело его «питают». При этом С. А. Су­ханов выделяет следующие виды галлюциноза (наряду с острым вербаль­ным галлюцинозом Вернике):

а) затяжной слуховой галлюциноз при хроническом алкоголизме (яр­кие, враждебные, «обильные» образы с сохранением элементов критики, иногда с идеями «околдования»);

б) хронический слуховой галлюциноз при церебральном атеросклерозе (индифферентные, а затем нелепые, фантастические галлюцинации, сопро­вождающиеся бредом с постепенным исчезновением критики, но без мысли ности);

в) хронический слуховой галлюциноз при слабоумии взрослых (наплыв ярких слуховых галлюцинаций, овладевающих сознанием больного, иногда непрерывных, без критики, с недоступностью, аутизмом, негативизмом, но без определенного паранойяльного синдрома);

г) затяжной истерический галлюциноз, иногда с присоединением спутан­ности (яркие, разнообразные галлюцинации, живые, подвижные, поддержи­вающие бредовые идеи).

В 1926 г. П. Шредер предложил добавлять к термину «галлюциноз» прилагательное «вербальный», а в 1932 г, А. Клод и А. Эй разработали систематику галлюцинозов, основывающуюся на тех же критериях сохранения критичности, наличия или отсутствия бредового сопровождения и степени реалистичности. Е, А. Попов (1958) пишет, что, по определению француз­ских психиатров, галлюциноз – это галлюцинации, к которым сохраняется критическое отношение, а по мнению немецких психиатров – это галлюци­нации при ясном сознании. С. М. Корсунский (1936) выражает не­согласие с приписываемыми галлюцинозам особенностями, к которым А. Клод и А. Эй относят сознательность и наличие субъективной логической оценки. Кроме того, он возражает против рассмотрения галлюцинозов в группе ис­тинных галлюцинаций. О. П. Вертоградов а (1969) также не включает галлюцинозы в группу истинных галлюцинаций. Наоборот, она не находит различий между галлюцинозом и псевдогаллюцинациями по отдельным кри­териям и признакам. Галлюциноз она относит к одной из форм параноидной шизофрении, считая, например, «экспансивную и систематизированную» парафренно протратированным хроническим галлюцинозом. Ссылаясь на ряд французских авторов и, прежде всего, на Г. Клерамбо, О. П. Вертоградова полагает, что галлюцинозом можно называть псевдогаллюцинации, обладаю­щие признаками множественности и отсутствием бреда, который лишь потом присоединяется.

Точка зрения о близости признаков галлюциноза и некоторых синдро­мов шизофрении совпадает с мнениями К. Леопгарда и К. Клейста. К. Леонгард (1959) с самого начала говорит о «дефектном галлю­цинозе», который сопровождается бредом. В дальнейшем этот бред при­обретает систематизированный характер, причем систематизация связана «с мышлением и личностью больного». Такой бред сопровождается выра­женной аффективной реакцией с преобладанием отрицательных эмоций, К. Клейст (1919) рассматривает в рамках шизофрения «эндогенный гал­люциноз», «прогрессирующий галлюциноз» и, по его мнению, близкий к ним «прогрессирующий вербальный галлюциноз Шнейдера».

О.П. Вертоградова и другие авторы, отстаивающие вышеуказанную точку зрения, для ее подтверждения приводят (на наш взгляд, не всегда обоснованно и нередко в отрыве от остального контекста) следующие выс­казывания ряда советских психиатров: между галлюцинозом и псевдогаллю­цинациями нет существенных различий [Л. С, Гишелина и Р. Е. Люстерник, 1949]; при шизофрении галлюцинации сходны с галлюцинозами различного генеза (Г. М. Молчанов, 1958); слуховой галлюциноз часто встречается при шизофрении, причем выявляется связь между сюжетом галлюциноза и бре­дом [О, В. Кербиков, 1947; Е. Д. Соколова, 1966]; слуховой галлюциноз ти­пичен не для любой формы шизофрении, а только шизофрении, отягощенной алкоголизмом (А. С. Кронфельд, 1940), или гретеровской формы шизофрении (Н. Н. Волков, 1948); галлюциноз и парафрення – понятия однозначные или, во всяком случае, галлюциноз нередко наблюдается в структуре парафрении [Н. С. Иванова, 1966; Н. Ф. Шахматов, 1968].

Расхождение взглядов а понимании термина «галлюциноз» обусловлено иногда тем, что мнения авторов, наблюдавших галлюцинозы при шизофре­нии, нередко приводятся без их оговорки о необходимости для возникнове­ния галлюциноза экзогенных осложнений основного шизофренического про­цесса, такие оговорки, например, мы находим у Е. Блейлера (1920), О. Бумке (1936), А. Клода (1930), А. Эя (1932)

Противоречивому определению термина «галлюциноз» вполне соответ­ствует неодинаковая, в отдельных случаях диаметрально противоположная квалификация критериев клинической оценки и признаков, характерных, по мнению разных авторов, для этого феномена. Например, сознание при галлюцинозе оценивается как непомраченное с сохранной ориентировкой [А. Уаргок, 1959; К. Бонгеффер, 1909; К, Вернике, 1901; А. Клод и А. Эй, 1932] пли, наоборот, измененное, суженное [К. Клейст, 1920; Б. Майср-Гросс, 1928]; мышление – как интактное [Э. Я. Штернберг, 1959; А. Эй, 1957] или расстроенное, сопровождающееся феноменом ндеаторного автоматизма (Г. Клерамбо, 1927); критика – как сохранная [А, Баркж, 1959; Е. Дюп­ре, 1911; А. В. Снежневский, 1970; С, А. Суханов, 1906; А, Эй, 1957] или нарушенная соответственно этапу эндогенного заболевания (Э. Крепелин, 1912); эмоции, аффект – как сохранные с благодушной реакцией (Г, Лермитт, 1922) или измененные (К. Вернике, 1900); сенсорность – как ярко выраженная [Э. Я. Штернберг, 1969; А, Эй, 1957] или с превали­рованием над яркостью множественности, ритмичности, наплыьов, сменяе­мости [О. П. Вертоградова, 1969; П. Камю, 1911]; проекция – как внеш­няя в воспринимаемое пространство [К. Вернике, 1901; А. В. Сиежневский, 1970; Э. Я. Штернберг, 1969] или внутренняя [X. Берц, 1919; X. Груле, 1932; К. Леонгард, 1959; П. Шредер, 1921], Бред при галлюцинозе, по мнению одних авторов, полностью отсутствует [Е. Дюпре, 1911; А. Эн, 1932] или присоединяется к галлюцинаторному феномену и имеет подчиненный харак­тер [К. Вершке, 1900; А, В. Снежиевский, 1970; С. А. Суханов, 1906], а по мнению других – предшествует галлюцинаторным переживаниям (К. Клейст, 1920) или сопровождает их.

Обозначение термином «галлюциноз» галлюцинаций, наб­людаемых при шизофрении, и в частности некоторых псевдо­галлюцинаций признается все же немногими психиатрами. Боль­шинство авторов этим термином обозначают феномен, наблю­даемый при экзогенно-органических заболеваниях или при ши­зофрении с экзогснно-органическим отягощением.

Так, термином «галлюциноз» обозначается галлюцинаторный феномен, возникающий при:

а) психозах интоксикационного и инфекционного генеза [В. А. Дьякова и Э. М. Ззлкинд, 1936];

б) психозах лекарственного и травматического генеза [С. Н. Бимц и П, Ф. Малкин, 1969; В. А. Гиляровский, 1949; Б. А. Морозов, 1941];

в) психотических переживаниях -в клинике различных экзогенно-органи­ческих страданий (В. П. Осипов, 1923);

г) соматических заболеваниях и новообразованиях (А, С. Шмарьян, 1949);

д} прогрессивном параличе и сифилисе мозга [В, А. Гиляровский, 1949; К. А. Скворцов, 1933);

е) энцефалите и сосудистых поражениях мозга [М О. Гуревич, 1949; Л. Л. Рохлин, 1941].

Разница в определениях термина «галлюциноз» нередко свя­зана с тем, что различные школы и авторы при клинической оценке феномена, обозначаемого этим термином, используют главным образом только три критерия:

а) степень реалистичности (естественности) галлюцинатор­ного образа;

б) степень сохранности критики;

в) наличие бредового сопровождения (под которым обычно понимается не просто наличие в структуре психоза бреда, а на­личие бреда, связанного с галлюцинациями сюжетно).

При этом нередко игнорируются такие существенные для оценки галлюцинаторного феномена критерии, как состояние сознания; наличие или отсутствие связи с нарушением мысли­тельного процесса; характер пространственного расположения галлюцинаторного образа и его связи с реальными предметами объективного окружения.

Недооценка последнего критерия особенно недопустима, по­скольку, еще со времени К. Вернике под галлюцинозом принято понимать не только множественные яркие галлюцинации, оце­ниваемые больным с элементами критичности и без бредового сопровождения, по галлюцинации, которые проецируются в воспринимаемое пространство и больше или меньше связаны с этим пространством.

Оценка пространственного расположения и ассимиляции объективным окружением при определении галлюцинозов нуж­на еще потому, что эти критерии дают основание выделить два вида галлюцинозов: истинные (близкие по характеру это­го критерия к истинным галлюцинациям) и органические, или неврологические. Для такого разделения важна также оценка веры больного в действительное существование галлю­цинаторного образа, характера его сочетания с другими психо­патологическими симптомами, степени сенсорности, динамично­сти или статичности, стабильности или лабильности, единично­сти или множественности.

Сводное понятие «галлюциноз», относящееся к обоим его ви­дам, включает феномены, объединенные, главным образом, од­нотипной характеристикой основных общих критериев клиниче­ской оценки галлюцинаций. Вид галлюциноза (истинный и органический) разделяются только с помощью основных част­ных критериев и вспомогательных признаков.

Учитывая все сказанное, сводным понятием «галлюциноз можно определить галлюцинаторные феномены, возникающие вне помрачения сознания; наблюдаемые при отсутствии види­мого расстройства мыслительного процесса; сопровождающиеся сохранностью критики до и после галлюцинирования и большей или меньшей критичностью в момент галлюцинирования; вы­зывающие адекватную эмоциональную и аффективную реак­цию; локализующиеся всегда в экстрапроекции; не сопровож­дающиеся бредом или сочетающиеся с бредом, возникшим пос­ле галлюцинаций и зависимым от них сюжетно.

При галлюцинозе, таким образом, не «галлюцинация – дочь бреда» (А. Эй, 1934), а, наоборот, «бред – пасынок галлюци­нации».

Теоретически можно полагать, что бредовые идеи, возникающие вне зависимости от галлюцинаций, являются собственно бредовыми («интеллектуальными», по выражению В. X. Кандинского). Наоборот, идеи, возникшие в порядке трактовки галлюцинаций («чувственный бред», по выражению В. X. Кандинского), отличаются не только по генезу, но и по существу, так как представляют собой «теорию» больного, разработанную им для объяс-нення существа переживаемых галлюцинаций. Нередко галлюцинации «под­сказывают» содержание бреда, порождают его. Однако в этом случае су­щественную роль играет аффективная реакция больного на галлюцинации, например аффект страха.

Еще раз подчеркнем, что при возникновении всех видов гал­люциноза обязательно наличие большей или меньшей органи­ческой патологии (органического заболевания мозга).

Галлюцинаторные образы при галлюцинозе могут характе­ризоваться большой сенсорной чувственной живостью, ярко­стью, перцептивной завершенностью, стабильностью, статично­стью, малой динамичностью и немногочисленностью или реже множественностью, ритмичностью появления – «наплывами». Последние свойства некоторыми авторами не вполне справед­ливо относятся к обязательным признакам галлюцинозов.

Неоднородность характеристики при галлюцинозах таких критериев, как характер пространственной проекции, наличие ассимиляции объективной обстановкой, реалистичность и дру­гих позволяет сформулировать различия между органическими л истинными галлюцинозами.

Органический (неврологический) галлюци­ноз отличается проекцией в представляемое или воспринимае­мое пространство, но всегда без ассимиляции окружающей об­становкой; отсутствием реалистичности (часто в виде микропсий и зоопсий); добродушным отношением больного к видению. Этот галлюциноз чаще всего представляет синдром, характе­ризующий основное органическое страдание (поражение мезенцефальной области зрительного рецептора и др.). Поэтому воз­никающая иногда дискуссия о правильности отнесения галлю­цинозов к числу симптомов или синдромов не правомерна.

Истинный галлюциноз отличается от органического экстрапроекцией галлюцинаторного образа только в восприни­маемое пространство; связью с окружающими объективными предметами; реалистичностью оформления, но без веры в его действительное существование (благодаря большей или мень­шей критике) и более аффективной реакцией на содержание галлюцинаторных переживаний.

К понятию «галлюциноз» по генезу психических расстройств, при которых этот феномен наблюдается, и по характеру неко­торых критериев и признаков клинической оценки примыкает понятие «псевдогаллюциноз», которое будет рассмотрено не­сколько ниже.

Определение понятия «синдром психического автоматизма»

В 1885 г. В. X. Кандинский впервые описал клинические яв­ления, которые много позднее в 1919–1927 гг. Г. Клерамбо си­стематизировал и назвал феноменом психического автоматизма. Анализ всех работ Г. Клерамбо, включая его заключительный доклад Парижской медицинской академии в 1930 г., свидетель­ствует о том, что в рамки синдрома психического автоматизма им включены все псевдогаллюцинаторные явления, которые за 40 лет до этого описал В.X. Кандинский. Именно поэтому А. Л. Эпштейн (1929) и А. А. Перельман (1931) предложили назвать феномен психического автоматизма синдромом Кандин­ского–Клерамбо.

В своей монографии, ставшей классической, В. X. Кандин­ский основное внимание уделяет феномену, названному им псев­догаллюцинацией. Клерамбо, хотя и не во всех работах, также ограничивает рамки феномена психического автоматизма явле­ниями, близкими к псевдогаллюцинациям.

Формулируя определение понятия «психический автоматизм», Л". Кле­рамбо в характеризующую этот феномен триаду включает чувственный, высший психический и двигательно-волевой компоненты:

а) чувственный автоматизм – алгии, парестезии и др.;

б) высший психический автоматизм – перцептивные явления (слова, звучание мысли, надписи, лица и т. п.), а также идеаторные автоматизмы (внушенные подставные мысли, вынужденное мышление, наплывы мыслей, повторение мыслей, слышание мыслей, эхо мыслей, чтение мыслей, вытяги­вание мыслей и т. д.); феномены мнестического характера (исчезновение мыслей, задержки в мышлении, забывание, ложные воспоминания, гипермнезии);

в) явления аффективного и двигательно-волевого автоматизмов (различ­ные дисфории, страхи, тревожное настроение, вспышки гнева, непонятные чувства симпатии и антипатии, чувство странной перемены в людях и ве­щах, окружающих больного). К волевому компоненту также отнесены: не­возможность принимать решения, вынужденные решения, вынужденные гри­масы п жесты, двигательные автоматизмы, различные гиперкинезы, задержки жестов и мимики, акинезы, словесный и письменный автоматизмы.

А.А. Перельман (1931) отмечает, что в синдром психического ав­томатизма входит патокинетический компонент (ощущение нарушения лич­ности, частично осознаваемое больным в качестве чего-то нового, чуждого собственному «я») и патопластический компонент (бредовое толкование вы­шеперечисленных переживаний). По его мнению, синдром психического ав­томатизма свидетельствует о расстройстве синтеза, сознания и активности личности, что сближает " этот синдром с деперсонализацией. Вместе с тем он полагает, что в основе явлений психического автоматизма лежит нарушение координированных церебральных сочетаний «аффектмвпо-интенциальпых им­пульсов», с одной стороны, с «импрессионко-мпсстптеск-ой и реактивно-дви­гательной деятельностью» – с другой. При этом А. А. Перельман ттодчеп-. кивает, что для всего синдрома Клерамбо характерно чувство чуждости, в связи с чем А. Клод предлагает обозначать его «синдромом внешнего воз­действия» отождествляя, таким образом, с бредом.

В изложении А.В. Снежневского (1970). чувственному автоматизму Клерамбо соответствует сенестопатпческий автоматизм, высшему психическому автоматизму – ассоциативный и двигательно-волевому – кинестетический автоматизмы.

Понимание феномена психического автоматизма А. А. Меграбян (1961) основывает на том, что автоматизированные навыки физического и умственного труда обычно находятся под контролем сознания, поэтому в любой момент человек может изменять их направленность, интенсивность и содержание, проявляющиеся в восприятиях, мышлении и действиях. В этой специфической особенности сознания, по -его мнению, заключается один из важнейших признаков психического здоровья человеческой личности. Под автоматизацией им понимается «не механическое осуществление машинообразного функционирования», а системность нервных процессов, при которой отдельные частные функции, сочетаясь и объединяясь, образуют более слож­ные структуры. Патологический психический автоматизм он считает выра­жением деавтоматизации в сфере мышления, речи и действия, особо подчер­кивая, что больные субъективно расценивают данное патологическое состоя­ние как лишение самостоятельной активности, свободы и превращения в «автомат, находящийся в зависимости от внешних враждебных действий.

Г. Клерамбо и А. Клод, А. А. Перельман и А. А. Меграбян, А. В. Снежневский и другие авторы, изучавшие явления психи­ческого автоматизма, основным его компонентом считают чув­ства внешнего влияния, внешнего воздействия, посторонние, дей­ствующие извне силы. Подобные чувства сочетаются в созна­нии больного с чувством отчуждения элементов его собственной психической деятельности, на что указывал еще В. X. Кандин­ский.

Основываясь на этом, некоторые психиатры, с одной сторо­ны, относят к явлению психического автоматизма все психоти­ческие переживания, сопровождающиеся чувством сделанности, постороннего влияния (включая галлюцинации и бред, возни­кающие при помрачении сознания, а также бредовые идеи фи­зического воздействия, отношения, преследования и др.); с дру­гой стороны, они не считают проявлением психического автома­тизма иллюзии, истинные галлюцинации, органические и дру­гие галлюцинозы, при которых нет чувства сделанности.

М. Г. Гулямов (1965) напоминает, что синонимами понятия «синдром психического автоматизма» являются бред гипнотического очарования (В. М. Бехтерев, 1905), бред гипнотического влияния (С. Д. Владычко, 1912), синдром внушенных переживаний и воздействия (М. Райсфельд, 1935), ксе-нопатический синдром (П. Гиро, 1937), синдром психического воздействия (Е. Н. Каменева, 1957), псевдогаллюцинаторный синдром (Л. К Хохлов 1958).

Кроме того, нередко ставится знак равенства между синдромом психи­ческого автоматизма Кандинского–Клерамбо и псевдогаллюцинациями Кан­динского. Все это позволяет некоторым авторам относить к псевдогаллюци­нациям психотические симптомы, наблюдаемые при психозах: гипертоничес­ких, гриппозных, токсико-инфекционных, сифилитических и алкогольных (М. Г. Гулямов, 1963–1969), травматических (Е. С. Гайдай, 1969), ревма­тических (3. В. Полонская, 1969), бруцеллезных (Т. Е. Тощева, 1969), це-ребросклеротических и инволюционных (Ю. М. Бух мал, 1975) и др.

Вместе с тем в приводимых этими авторами наблюдениях отмечается параллелизм между галлюцинациями с интрапроекцией, а также другими феноменами психического автоматизма и помрачением сознания или его из­менением в вечернее и ночное время. Кроме того, устанавливается зависимость появления синдрома от острых головных болей и соматического утя­желения. Подчеркивается также острое начало а критическое окончание син­дрома психического автоматизма, отсутствие существенного нарушения мыш­ления до и после него. Иначе говоря, псевдогаллюцинациями Кандинского названы феномены, при которых отсутствуют основные, указанные В. X, Кан­динским признаки: возникновение при пепомраченном сознании и наличие интимной связи с предшествующим и последующим нарушением мышления.

По-видимому, наши знания о психической деятельности че­ловека в норме и. патологии, о роли бессознательного в этой деятельности и о психических автоматизмах нельзя признать достаточными. Поэтому мы воздерживаемся от категорических выводов по затронутым вопросам. Однако клинический опыт позволяет сомневаться в правильности тенденции ставить знак равенства между общим понятием «феномен психического авто­матизма» и частным понятием «псевдогаллюцинации». Кроме того, по нашему мнению, в рамках изучаемого синдрома следу­ет четко отграничивать галлюцинаторные и близкие к ним яв­ления, возникающие при нормальном или гипнотическом сне и помрачении сознания, от таких же явлений, возникающих вне помрачения сознания. Используя термин А. А. Меграбяна, под­черкнем, что «деавтоматизация» в сфере восприятия, мышления, речи, действия при помраченном и негюмрачешюм сознании принципиально различна и имеет разную патогенетическую сущ­ность. Характер указанной деавтоматизации не идентичен так­же при истинных и псевдогаллюцинациях.

Многообразие симптомов, объединенных синдромом психи­ческого автоматизма, отличия параметров, характеризующих эти симптомы, и их генеза делают необоснованной постановку вопроса о нозологической специфичности названного синдрома в целом. Наряду с этим отдельные симптомы при их четкой ква­лификации могут рассматриваться в качестве относительно спе­цифичных для тех или иных психозов. Такой относительной спе­цифичностью, в частности, по нашему мнению, обладают псев­догаллюцинации, если их понимать только так, как понимал В. X. Кандинский.

Определение понятия «галлюциноиды»

За последние 70 лет термин «галлюцииоиды» использовал­ся, главным образом, для обозначения психопатологических фе­номенов, отличающихся от истинных галлюцинаций чаще неза­вершенностью, недостаточной полнотой оформления, недораз­витостью. Все авторы, применявшие этот термин, вкладывали в него различное, незначительно или существенно отличающееся друг от друга содержание.

В, X. Кандинский (1885) упоминает термин «галлюциноиды» в ка­честве возможного синонима термина «псевдогаллюцинации». Р. М у р г (1913) обозначает этим термином нереалистичные галлюцинации, такие, про которые больные говорят, что они им кажутся. В. П. Осипов (1923) к галлюциноидам причисляет звучание мыслей, двойное мышление, мысленное говорение, подсказывание мыслей, повторение мыслей, насильственное мыш­ление, насильственное говорение, беззвучные голоса, мысленные голоса, речь души, а также ощущение, что кто-либо иннервирует язык, заставляя его двигаться помимо желания и участия больного (галлюциноиды мышечного чувства). Считая, что галлюциноиды обычно не сопровождаются нарушением эмоциональной сферы и сознания, В. П. Осипов полагает, что они выходят за область галлюцинаций и в известной степени сближаются с тем, что под­разумевал Г. Байарже (1842) под психическими галлюцинациями, а В. Гризингер (1867) – под чрезвычайно живыми представлениями. То есть в число галлюциноидов В. II. Осипов включает все те феномены психического авто­матизма, которые В. X. Кандинский называет псевдогаллюцинациями. Псевдо­галлюцинации же определяются им как следствие галлюцинаторного про­цесса, не достигшего в своем развитии предела, необходимого для получе­ния истинной галлюцинации. Е. А, Полов (1941) к галлюциноидам отно­сит феномены, которые он считает промежуточными (между нормальными представлениями и представлениями, переживаемыми как восприятия галлю­цинаций), непрерывно развивающимися, переходящими друг в друга. В их число, по его мнению, входят эйдетизм, псевдогаллюцинации, внутренние го­лоса, сделанные мысли, беззвучные голоса, звучание мыслей и многое дру­гое. Он рассматривает все эти феномены как связанные друг с другом ста­дии развития галлюцинаций, как отдельные звенья непрерывной цепи, сое­диняющие представления и патологические восприятия. Называя галлюциноиды недоразвитыми, неполными, несовершенными галлюцинациями, Р.. Л. По­пов относит к ним псевдогаллюцинации п считает, что все эти промежуточ­ные феномены характеризуются отсутствием пространственной проекции, но, развиваясь, приводят к полным, совершенным (истинным) галлюцинациям, В его понимании развитие и регресс истинных галлюцинаций идет так: пред­ставления – галлюциноиды – истинные галлюцинации – галлюциноиды – представления. Г. К. Ушаков (1969) под термином «галлюциноиды» по­нимает совершенно иной феномен, обозначая этим термином зрительные галлюцинации, возникающие днем вне связи со сном, но при закрытых глазах, на темном фоне и наблюдаемые им у стеничных психически здоровых людей в период соматогенно обусловленной астении. Галлюциноиды в его пред­ставлении у разных больных или в разное время бывают статичными к ди­намичными, объемными и" плоскими, красочными и черно-белыми, контури-роваиными и без контуров, содержательными и бессмысленными. Все они длятся мгновенья, не вызывают чувства страха, беспокойства, сопутствую­щих вегетативных реакций, эмоционально нейтральны. Эти феномены не сопровождаются чувством реальности, но нередко обладают всеми призна­ками реальности, в частности пространственно-телесной живостью. Галлю­цинаторные образы здесь не зависят от установки глаза, и пациенты могут следить за ними без ощущения экстрапроекции. Однако тенденция к экстрапроекции имеется, так как зрительный образ двигается в трех плоскостях. По мнению Г. К. Ушакова, галлюцинонды отличаются от псевдогаллюцина­ций Кандинского, а также от истинных галлюцинаций, галлюцинозов и эй­детических последовательных образов.

В ряде терминологических словарей промежуточные феномены, близкие к галлюциноидам, именуются аделоморфными галлюцинациями.

Отсутствие общепризнанной дефиниции термина «галлюци­ноиды» позволяет нам вложить в этот термин иное содержание.

Галлгоциноидами мы называем неполные псевдогаллюцина­ции, то есть феномены, промежуточные между истинными и псевдогаллюцинациями. Характеризуясь возникновением при непомраченном сознании и наличием интимной связи с патоло­гией мышления, экстрапроекцией и отсутствием прямой зависимости от рецепторных органов, лабильностью и статичностью в пределах галлюцинаторного образа, они лишены естественности внешнего оформления, не имеют четкой локализации в простран­стве, не ассимилируются окружающей обстановкой и больными обычно оцениваются как нереальные.

Таким образом, галлюциноиды, утратив основные свойства истинных галлюцинаций, не стали еще полными псевдогаллю­цинациями. Это мимолетные, нечеткие, неясные «обманы»: тень или призрак, прошедший перед глазами, образ, фигура, видимые недалеко от глаз и исчезающие при попытке вглядеться. Это также неясный, нечеткий монолог или диалог – «голос» с не­возможностью разобрать, мужской он или женский, слышимый извне, но без определенного содержания и локализации в про­странстве.