Павел Амнуэль. Быков и Нина сидели друг против друга и потягивали через соломинку молочный коктейль

Быков и Нина сидели друг против друга и потягивали через соломинку молочный коктейль. В кафе в этот утренний час никого не было, кроме них, музыку еще не успели включить. Нина наслаждалась тишиной, которой ей так недоставало дома, и обществом этого человека… шефа… мужчины… Она чувствовала себя сильной в присутствии Быкова. Она… нет, лучше не думать. То есть думать, конечно, но о другом.

– Странно, – произнес Быков, – что нам приходится обсуждать это здесь, а не там.

Нина кивнула. После того, как кто-то взломал базу данных, говорить о самом важном они предпочитали не в рабочей обстановке, а в таких тихих кафешках, которых, как ни странно, оказалось в Королёве очень много.

– Расположение деталей все то же? – спросил Быков.

Нина кивнула.

– Параболическая система, – задумчиво протянул Быков. – И активность не прекращается уже столько времени…

– С тех пор, как «Арес» вышел на траекторию полета.

– Китайцы тоже.

– Да, но…

– Но оптическая ось параболоида, – продолжил Быков, – следит за «Аресом», а не за китайской «Лодкой».

Нина допила коктейль и вертела в руках пустой бокал.

– Виктор Андреевич, вы думаете, что…

Она помедлила, и Быков, за последние недели научившийся понимать аспирантку без слов, продолжил начатую фразу:

– Конечно. Сколько вариантов мы с тобой обсудили?

– Двенадцать, – сообщила Нина, улыбнувшись. – Знаете, я составила морфологическую таблицу…

– По Цвикки? – оживился Быков. – И сколько параметров ты туда включила? Должно было получиться не двенадцать вариантов, а больше тысячи!

– Я отбросила совершенно фантастические… Там было, например, канализированное излучение гравитационных волн…

Быков испытующе посмотрел на девушку.

– Интересная идея, – протянул он.

– Но на «Аресе» не наблюдаются эффекты, которые можно было бы…

– На «Аресе», – мягко сказал Быков, – нет аппаратуры, регистрирующей гравитационные волны.

– А на человека…

– Какое влияние гравитационные волны оказывают на человеческую психику, никто никогда не изучал.

– Вы действительно считаете… – пораженно начала Нина, и Быков, как обычно, закончил фразу:

– Я считаю, что ни один из тысячи или сколько там…

– Тысяча сто тридцать два.

– Из тысячи ста тридцати двух вариантов не должен быть отброшен без тщательного изучения.

– Нам придется заниматься этим всю жизнь!

– У нас есть время, пока «Арес» не достиг Марса. И кстати, чем ближе корабль к Марсу…

– Тем сильнее воздействие «Призрака», – на этот раз фразу закончила Нина.

– Теоретически, – кивнул Быков. – Закон обратных квадратов должен соблюдаться, мы ведь не с эзотерикой имеем дело, а с физикой. Послушай… – добавил он, отставляя в сторону пустой бокал. – Я хочу посмотреть таблицу. Может…

– Я не записывала этот файл в компьютер ЦУПа, и хакер, кто бы это ни был…

– Отлично! Умница! Значит, файл…

– В моем лэптопе. Дома. Может, поедем…

– Да! – немедленно согласился Быков.

* * *

Быков не был закоренелым холостяком, хотя многие считали его именно таким человеком – преданным одной лишь работе, которой он посвящал если не круглые сутки, то большую часть жизни. Мало кто знал, что в юности у него была любовь, и счастье тоже было, как он надеялся – на всю оставшуюся… Не сложилось. Вспоминать об этом Быков не любил, говорить на эту тему давно себе запретил, да и не было у него потребности раскрывать перед кем бы то ни было свои чувства.

Нина была для Быкова долгое время такой же, как все сотрудницы ЦУПа, – здесь работало много молодых, уже или еще одиноких женщин, и наверняка кто-то был не прочь закрутить роман с видным мужчиной, хотя Быков и считал себя непривлекательным, сам себе поставив диагноз после того, как оказался брошенным чуть ли не за неделю до брачной церемонии.

После ночи, когда он, не придя окончательно в себя после тяжелого сна, явился в операционный зал и застал там Нину, с удивлением наблюдавшую за пертурбациями, которые происходили с объектом, получившим название «Призрак-5», Быков не то чтобы переменился, но стал относиться к аспирантке не как к абстрактной единице, а… Он сам не мог подобрать определения своему новому состоянию: это не был обычный интерес к привлекательной молодой женщине, но и не то, что можно было назвать влюбленностью. Что-то непонятное и для него непривычное.

Странным казалось, что они с Ниной неожиданно начали понимать друг друга с полуслова, иногда и вовсе без слов. Это было для Быкова так непривычно, что он терялся, произносил ненужное и неважное. Нина смущалась, и Быков смущался тоже, но работать вместе им стало так интересно, что они посвящали изучению «Призрака» больше времени, чем того требовала менявшаяся ситуация, которую нужно было отслеживать. Удивительным образом аномальный «Призрак-пять» не стал объектом пристального внимания ни неизвестного пока «крота», ни высокого начальства, гораздо больше интересовавшегося событиями на «Аресе», нежели на Земле или Марсе.

На корабле действительно происходило много непонятного, а тяжелая болезнь Андрея Карташова и вовсе лишила сна не только руководство ЦУПа, но и самого президента, который, как краем уха слышал Быков, держал ситуацию «под контролем». Это выражалось в частых звонках и разносах, ничем не помогавших в разруливании ситуации, но действовавших на нервы и мешавших работе. Быков был в зале, когда во время внеочередного сеанса связи Аникеев неожиданно сообщил о том, что Карташов выздоровел и лично связывался с ним по интеркому. Не составило труда убедиться, что в состоянии Андрея изменений к лучшему не произошло, он по-прежнему находился в коме, но и голос, разбудивший командира, не был галлюцинацией: его запись прослушивали десятки раз, и, несомненно, говорил сам Карташов. Сказал, отключился… И что это было на самом деле? Быков не думал над этой проблемой, у него было достаточно других…

В квартиру к Нине он вошел осторожно, будто в холодную воду любимой Балтики. Но сразу стало тепло – от уюта маленькой прихожей, теплого цвета обоев на кухне, не новых, но каких-то по-особому «своих» стульев в гостиной, где, казалось бы, такому большому мужчине, как Быков, и повернуться было негде. Но он сразу сориентировался и устроился в углу дивана, оглядываясь вокруг и дожидаясь, когда Нина нальет чай, поставит на поднос чашки и тарелочку с печеньем, принесет в комнату и поставит на пол. До стола было далеко, а на диван ставить поднос она не захотела, чтобы быть ближе к Быкову. Они молча, наблюдая друг за другом и не показывая этого, выпили чай, Быков съел три печенья, а потом настал, наконец, «рабочий момент», и, касаясь друг друга коленями, они стали изучать таблицу вариантов, которую Нина считала слишком фантастической, а Быков – очень интересной, информативной и свидетельствовавшей о чрезвычайной научной интуиции. Это качество в людях Быков ценил больше всего и радовался сейчас, открыв его в Нине.

– Сначала – динамика, – говорила девушка, перемещая по экрану рисунки и гистограммы. – Мы уже это обсуждали, но я хочу, чтобы картина выглядела цельной.

– Да-да, – пробормотал Быков, случайно коснувшись локтя Нины и неожиданно для себя покраснев, как ему показалось, до корней волос.

– Это первая неделя, помните? «Призрак» разделился на одиннадцать составляющих, и каждая перемещалась по спирали. То одна составляющая оказывалась в центре конструкции, то другая. Мы не могли тогда понять, к чему это все приведет, помните?

– Да-да, – бормотал Быков.

– Вот картинка пятой недели. Над призраком прошел «Марс орбитер», и нам передали фотографии… мы еще подумали, что это не цельная телеметрия, американцы дали только отрывки…

– Да-да…

– Оказалось, что все нормально – вот одиннадцать дисков, вот их альбедо, у всех разное, и цветовые параметры, тоже у всех различные… будто яркий цветок.

На цветок изображение было похоже меньше всего, но Быков не стал спорить.

– Одиннадцать дисков образуют параболоидную структуру, соединившись друг с другом… помните, вы сказали, что это скорее всего молекулярные соединения, оптика не дает нужного разрешения…

– Помню, да…

– Уже тогда ось параболоида была направлена точно на «Арес».

– Мне не пришло в голову проверить это, – пробормотал Быков.

Он действительно тогда не подумал, что марсианский артефакт нацелился на земной космический корабль, а Нина включила и такую гипотезу в общий список, проверила, и оказалось – да, дело именно так и обстоит.

– Это все понятно, – прервал он наконец объяснения Нины. – Давай-ка морфологическую таблицу.

Когда-то, курсе, кажется, на четвертом, он увлекался науковедением, проблемой предсказания открытий, потом охладел, поняв, что надежной прогностики в области науки как не было, так и нет. А морфологические таблицы Цвикки помнил, как и то, что с их помощью американский ученый (впрочем, по происхождению Цвикки был швейцарцем) предсказал нейтронные звезды и черные дыры.

– Так, – бормотал Быков, прокручивая на экране строки и столбцы, – тепловое излучение, боковые лепестки, ага, ты даже влияние экзопланет включила. Молодец. Так, вижу – гравитационное излучение. Почему все-таки ты включила в таблицу этот параметр? – Он поднял взгляд на девушку. – Я бы не…

– Движение дисков, – сказала Нина, не отведя взгляда, – похоже на спиральное сближение звезд в тесной системе. Характерные времена одного порядка. А там…

– Да! – воскликнул Быков и неожиданно для себя обнял Нину, но сразу отстранился и смущенно закончил, пристально глядя на экран: – Конечно! В таких системах гравитационное излучение очень велико. Верная аналогия, умница… И если это так, – продолжал он, – то детектором излучения может быть корабль. Надо рассчитать, какой частоте гравитационных волн соответствует масса корабля. Я в этом не специалист…

– Я говорила с Баскиным, – сказала Нина. – Это…

– Ведущий сотрудник в ГАИШе, – просиял Быков. – Знаком с ним. Что он сказал?

– Он посчитает частоты и перезвонит. Тогда можно будет сопоставить…

– Тогда, – Быков откинулся на спинку дивана, – можно будет просчитать частоту перемещений этих одиннадцати дисков. Это великолепно, Нина, это просто великолепно.

Почему-то именно в этот момент Быков впервые за многие годы почувствовал себя счастливым.

Причина странных событий, происходивших на «Аресе», была ему теперь ясна.

* * *

Пока все занимали свои места (последним явился мрачный Жобан, он терпеть не мог выходить на люди небритым, а теперь пришлось; времени на приведение себя в порядок Аникеев не дал), командир молчал, вглядываясь в лица членов экипажа.

– Вот что, друзья, – начал командир, взглядом поздоровавшись с французом, – я так понимаю, что, кроме меня, никто не слышал голос Андрея.

Переглянулись. Пожали плечами. Посмотрели на командира. Все четверо.

– Верно, – отвечая за остальных, сказал Булл и поморщился: рука болела, несмотря на болеутоляющее.

– Это не ответ на вопросы «кто?» и «зачем?» – отозвался Пичеррили.

– Призраки космоса, – пробормотал Булл. – Мы слишком далеко от Земли.

– Призраки, – напомнил Аникеев, – появлялись, еще когда мы были на околоземной орбите.

– Человек в темном, – кивнул Гивенс. – Привидение в коридоре.

– О чем вы? – поднял брови Жобан.

Аникеев рассказал о человеке в темном костюме, бродившем по коридору, – если его видели двое, то…

– Вы его только видели, – вздохнул француз. – А я с ним говорил.