Russian orphans mention tortures, abuse 5 страница

— Тихогромыч, спишь? — шёпотом спросил Ваня.

— Уже нет, — сказал Петруша после минутной паузы. — Снится всякая гадость. Будто летим мы на «осах», а следом — рыжая ведьма на пылесосе и стреляет из «Калашникова».

— Ну и как тебе ведьма, красивая? — хихикнул Царицын. — Небось, Петрух, это невеста твоя приснилась. Знаешь, гово­рят: на новом месте приснись жених невесте.

— Тогда я должен ей сниться, а не наоборот, — подумав, заметил Петруша. — А потом, я рыжих не люблю. И раскра­шенных тоже не люблю, а ведьма вся раскрашенная была, глаза в чёрных кругах, а губы, знаешь, Вань, ну точно кровью вымазаны. Кошмар.

— Скажи пожалуйста! Рыжие ему не нравятся! — Ваня хмыкнул и вдруг спросил: — А какие тебе нравятся, Громыч?

Он ожидал, что Петруша смущённо засопит и промямлит, что уж поздно и ужасно хочется спать. Но Тихогромов отве­тил неожиданно ровным голосом:

— Ну… мне нравятся такие, как моя мама. Царицын хотел было хохотнуть, но передумал:

— Ну да, понятно. Я бы тоже хотел такую жену, как моя мама. Только сейчас таких девочек не бывает.

— Бывает, — прогундосил Тихогромыч, — только их долго искать надо.

— Фигушки ты найдёшь, — вздохнул Иван. — Они все сна­чала красивыми кажутся, а потом, как начнёшь разговари­вать, — либо уши вянут, либо кулаки чешутся.

— Я знаю способ, как легче искать, — сказал Петруша. — Меня научил папин друг дядя Дима. У дяди Димы уже семе­ро детей! И знаешь… ты не будешь смеяться? Я уже начал искать, ещё летом.

— Ты шутишь, толстый! — опешил Ваня. — Ты себе жену что ли подыскиваешь? Тебе сколько лет? Четырнадцать?

— В феврале будет пятнадцать, — спокойно пропищал Петруша. — Говорят, некоторые ищут по десять лет и больше. Дядя Дима посоветовал пораньше начать поиски, и непремен­но сразу жену искать, а не подружку какую-то. А способ ис­кать очень простой. Во-первых, забраковываем всех раскра­шенных. И тех, которые в брюках.

— Эге, — сказал Царицын. — Это резко сужает круг поиска.

— Да, незамазанных почти не осталось. Но это ещё не всё, есть второй пункт. Когда девочка нравится, нужно предста­вить себе, что это — ну как бы твоя сестра.

— Хм, ерунда какая. Это ещё зачем? — искренне удивил­ся Ваня.

— А вот слушай. Если тебе после этого всё равно интерес­но с ней общаться, и даже хочется ей помогать в разных де­лах, провожать домой и всё такое — значит, это очень хоро­шая девочка.

— Ну, брат, слишком сложно, — пробормотал Ваня. — Лад­но, Громыч, давай уже дрыхнуть. Завтра подъём ни свет ни заря, и обещали боцману нижнюю палубу надраить…

Мальчики засыпали. Вокруг — совсем рядом, в трёх мет­рах от койки, по ту сторону корпуса, — в холодной глубине стояли спящие рыбы. На поверхности чёрной воды, прямо над лодкой, тихо шла английская эскадра. В небе, высоко-высо­ко, глазастым вороном висел натовский самолёт-разведчик. «Иоанн Кронштадтский» шёл, по выражению капитана Шев­цова, ниже воды, тише травы. В рубке акустика боролся со сном рябой подводник Коля Прыгин. Помаргивал желтова­тый светильник, на двери гальюна сидела муха, успевшая проникнуть на борт ещё в Севастополе и теперь страдавшая морской болезнью.

Около четырёх часов утра Петруша Тихогромов, которо­му в очередной раз приснилась ведьма на пылесосе, просто­нал, поморщился и раскрыл заспанные глаза. Глаза эти уви­дели нечто странное.

У дальней стены каюты, рядом с рюкзаками, соткалось из небытия некое светловатое тело, реально похожее на призрак.

Призрак был худенький, ростом не более полутора метров. На бледном лице призрака горели огромные глаза. Светлые, какие-то голубоватые волосы рассыпались по тощеньким плечам.

«Ну дела! — оторопело мыслил Тихогромов, наблюдая, как призрак, зыбко качаясь, плывёт над полом. — Привидение на подводной лодке — это что-то новенькое. Неужели волшеб­ники из Мерлина подослали?» На глазах у Тихогромова при­зрак подплыл к одному из рюкзаков и… нырнул внутрь. Скрылся из глаз! Тихогромов ещё раз простонал, смежил очи, снова распахнул их: призрака не было. «Ну дела. Привидит­ся же эдакое!» — подумал кадет.

С этой мыслью он уснул. Как назло, снилась ему снова огненно-рыжая ведьма на ревущем штурмовом пылесосе. Неудивительно, что наутро измученный кошмарами Петру­ша совершенно забыл про своё видение, про бледный при­зрак, скрывшийся в рюкзаке.

Глава 18.

Ночной десант

Приступая к осаде и штурму Из­маила российскими властями,

но соблюдая долг человечества, дабы отвратить кровопролитие и жес­токость, при том бываемую, даю знать чрез сие почтенным Султа­нам и требую отдачи города без со­противления.

А. В. Суворов. Послание измаильс­ким властям

Поздним вечером 6 сентября 200… года «Иоанн Кронш­тадтский» вплотную приблизился к острову Лох-Пат­ти. Прямо за этим узеньким, похожим на сабельное лезвие каменистым островком находился таинственный и холодный Лох-Хоррог — серо-зелёная гора, увенчанная рогатой диаде­мой готических башен.

Вечер был омерзительный. Гнилой ветер таскал над побе­режьем клочья липкого тумана и полумёртвые тушки гряз­ных, насквозь промокших чаек. Волны бешено клокотали у скал, так что даже рыбу тошнило от этой злокачественной суетливой болтанки. Лох-Патти, одетый в рыхлую пену, точ­но в грязно-серые меха, был под пеной чудовищно чёрен и наг. Мокрый лес гудел от ветра, будто от невыразимой тос­ки. Сквозь солёный туман вдали мертвенно поигрывали зе­ленью огни на башнях академии Мерлина.

В одной из башен у высокого окна, раскрытого в вечер­нюю штормящую мерзость, стоял проректор академии, се­довласый профессор Гендальфус Бенциан Бендрагон Тампльдор. Потягивая вязкий абсент из гнутого стакана, проректор глядел из окна на дикие чёрные тучи, с воем проносившиеся по небу. Профессор думал о войне на рус­ском фронте.

Вчера он получил из Москвы видеокассету с первым рек­ламным роликом телесериала «Волшебник Гарри и шапка Мо­номаха». Милый мальчик Лео в главной роли смотрелся бли­стательно. Съёмки проходили успешно, приглашённый голливудский мастер Натан Барнатанелли быстро освоился в России; русский гений Эд Мылкин создал шедевриальный сценарий, достойный пера Набокова, Бродского и Григория Остера вместе взятых; в столичных школах завершался кастинг, для съёмок фильма отбирали самых симпатичных дети­шек… Машина вторжения работает на полную помощь, хва­ла Принципалу!

Проректор прополоскал зубы абсентом и с наслаждением сглотнул потеплевшую жидкость. Первые ударные серии рус­ские дети увидят в конце осени. Рекламировать сериал на четырёх телеканалах и девяти радиостанциях будут лучшие московские промоутеры. Коллекция подростковой одежды «Leo Neo» уже заказана известнейшему московскому дизай­неру. Весёлый праздник по случаю запуска красочного деви­чьего журнала «Лолиточка & Адочка» станет ещё одним яр­ким событием, приуроченным к празднованию «Хеллоуина» в главном здании МГУ.

Одновременно на деньги банкира Лебездинского в одном из бывших дворянских особняков в центре Москвы завершал­ся ремонт — в начале зимы там откроется русский филиал академии Мерлина. Профессор Гендальфус погладил холод­ное стекло террариума с декоративными гадами. Русские не успеют помешать. Им уже не остановить нас.

Ах, как стратегически грамотно мы наступаем… Москва падёт к началу нового года. Все русские дети будут орать и визжать, они будут просить своих тупых родителей только об одном: подарите нам билет на праздничное новогоднее шоу Лео Рябиновского!

Лига колдунов не забывала и про оборону. Благодаря ус­лугам рыженькой Сарры волшебники были осведомлены о планах генерала Савенкова заслать в академию Мерлина ма­ленького казачка из числа московских кадетов. Преподава­тель наступательной магии Колфер Фост по распоряжению проректора Гендальфуса уже несколько суток держал под прицелом детский фольклорный коллектив «Петрушки». По версии Фоста, засланный кадет скрывался под личиной пля­суна Моти Феничкина. Мотя прекрасно танцевал вприсядку и крутил на сцене волчка — безусловно, хорошая спортивная форма была результатом тренировок в учебном лагере ФСБ. По приказу Фоста к мальчику была подослана боевая веду­нья Белла Малафонте. Она сделает всё правильно и быстро.

Великий проректор Гендальфус Тампльдор не знал кое-чего важного. В тот момент когда боевая ведунья Белла Ма­лафонте, проникнув в гостиничный номер плясуна Моти Феничкина в городе Глазго, подсыпала сонный порошок в его стакан с недопитой «Кока-колой», настоящие русские развед­чики Иван Царицын и Петр Тихогромов находились уже в полутора морских милях от проректора Гендальфуса. Под присмотром очень опытного аквалангиста Мартынюка бра­тья-кадеты облачались в чёрные гидрокостюмы, тяжёлые скользкие ласты и подводные маски.

— Ну и рожа у тебя, Громыч, — хихикал Ваня Царицын, тыкая пальцем в широкое лицо Петруши, безжалостно сдавленное маской.

— Это чтобы враги боялись! — восторженно пищал Петру­ша, натягивая ласты. Больше всего Петруша боялся, что лас­ты случайно слипнутся. Мартынюк предупредил, что это пло­хая примета.

Кадет ожидали острые ощущения: их бережно уложили в двухметровые цилиндры под названием «Сирена», завинти­ли крышки, а затем… выстрелили из торпедных аппаратов в сторону берега! Вы смеётесь, читатель? Значит, вами никог­да не выстреливали из торпедного аппарата. Ощущения, пря­мо скажем, предсмертные. Спасло мальчишек только то, что лодка находилась на глубине всего-то нескольких метров. Спасибо также бойцам-аквалангистам — подхватили цилинд­ры у самого берега и вытащили на камни.

Помимо двух «пассажирских» цилиндров с помертвевши­ми от ужаса кадетами, лодка выпустила в сторону Лох-Хоррога пару грузовых «Сирен» с разобранными «Чёрными оса­ми» — оказывается, эти вертолётики были специально сконструированы так, чтобы в сложенном виде их можно было упаковать в «Сирену». В последний, пятый грузовой кон­тейнер были аккуратно погружены оба кадетских рюкзака.

Пока «Сирены» неслись к берегу, ни Ваню, ни Петрушу ни разу не вытошнило. А потом добрые дяди-подводники рас­крыли контейнеры и вытащили мальчишек наружу, то есть в холодную воду. Не более трёх минут понадобилось кадетам, чтобы прийти в себя после болтанки. Гвардии старшина пер­вой статьи Остап Тарасович Мартынюк сунул Царицыну ра­диомаячок, помахал ручищей — и, фыркнув по-тюленьи, ушёл в мутную глубину.

Ваня первым взобрался на утёс, поднял голову — и замер. Ему сразу стало холодно. Холодно изнутри. Он увидел чёр­ную с зелёными отсветами громадину, взобравшуюся на вер­шину горы и застывшую, будто оледеневшую над облаками и морем. Увидел рогатые башни, зубчатые стены слезящиеся солёной испариной, точно ядом.

Ваня не мог двинуться с места. Он смотрел на это мерт­венное величие, на сумрачную, изукрашенную червоточиной древних орнаментов громаду человеческой гордыни, вздыбленную над скалами, над ревущим морем — надменными шпи­лями в раненые облака. И вот Царицын сощурился, медлен­но сложил руки на груди, немного склонил голову и, придир­чиво оглядев цель, цинично цыкнул зубом:

— М-дя… Жалко рушить такую красоту. А ведь придётся… Странное веселье подкатило к сердцу, стало почти жарко. Ивану не терпелось поскорее добраться до замка. «Спокой­но, гоблины! — думалось ему. — Сегодня в атаку на бастионы Мерлина выходит одинокий кадет Царицын, последний под­данный великой Русской Империи! Русский дух против за­падного чародейства, могучий славянский интеллект против поганой шотландской магии! Держись, твердыня… сейчас я буду тебя брать приступом во все щели. И скоро ты заколдобишься у моих ног, моля о пощаде!»

— Ох ты, Господи, какая гадость! — раздалось за спиной. Тихогромыч, пыхтя, вскарабкался снизу.

— Что, страшно? — спросил Ванечка.

— Страшно, — честно признался Тихогромов. — Как они бед­ные, там живут! Ну прямо Кощеево царство, только хуже.

Пока Ваня Царицын разглядывал вражью твердыню, Тихогромыч, оказывается, успел собрать на берегу оба вертолётика.

— Ванюша, Ванюша! — радостно пропищал он. — Вертушки готовы, можно лететь!

Маленький вертолёт с усилием шёл против тугого, ко­лючего ветра. Машина пёрла рывками, будто из последних сил захватывая лопастями тухлые лохмотья низких обла­ков. Снизу, от земли, облака подсвечивались непонятным багровым светом. «Это не пожар, — догадался Ваня. — Это… иллюминация в замке. Волшебники веселятся».

За спиной послушно урчал аппарат Тихогромова. Ива­нушка сжал руками рычаги и привстал на железных стре­менах — машина двигалась послушно, она заходила на цель грамотно и хищно, точно штурмовик на колонну немецких танков. Ивану даже захотелось запеть. Что-нибудь дерз­кое, царско-офицерское.

— Как ныне… сбирается… Вещий… Олег! — тихо, очень сдержанно пропел он сквозь зубы, стиснутые в боевую ка­детскую улыбку, и представил себе, что трогает пальцем га­шетку на штурвале. Гашетки не было, была только кнопка форсажа, но Иван погладил её пальцем, воображая, как сбо­ку, из-под невидимых крыльев, отстегиваются, тяжело отва­ливаются вниз, секунду медлят, а потом с дикой скоростью уносятся к цели ракеты класса «воздух-земля».

Ракет не было. Вместо ракетного удара на сегодня запла­нирован десант. «Всему своё время», — ухмыльнулся Иван. Через секунду его крошечный вертолёт, негромко фырча, пролетел над южной стеной замка Мерлин и вторгся в воз­душное пространство академии волшебства.

— Нас никто не заметит, — торжествующе улыбнулся Ца­рицын. — «Чёрные осы» слишком маленькие, радары ни за что не почуят!

Ваня ошибался: их всё-таки заметили. Замок охраняли не только радары.

Чёрные точки срывались с отдалённых башен, со шпилей, сыпались откуда-то из-под крыш — и вливались в единую стаю, галдящую над свалкой. Птицы, свора озлобленных ворон!

— Кыш! Пошли отсюда, — зашипел Ваня, в ужасе дёргая ры­чаг. Нет, ничего не видно, земли не видно! Куда садиться?!

Теперь и Петруше пришлось несладко — вокруг его «осы» с хриплым лаем, точно гончие вокруг медведя, носилось с полсотни мохнатых, орущих чёрных тряпок.

Их надо напугать! Разогнать! Ванечка круто изменил курс — и врубился прямо в середину кишащей стаи. Вошёл в кодлу, как в кучу воздушных шаров, наполненных вонью. Над голо­вой захлопало, забухало, точно пулемётная очередь — лопас­ти лупили ворон, будто в пыльные барабаны.

Он думал, что вражья стая рассеется, как туча испуган­ной мошкары. Вместо этого вороны с истошным визгом ри­нулись в атаку! Первая впилась Ивану в загривок, ещё одна — мокрый ворох перьев — ударила прямо в лицо когтями, Цари­цын мотнул головой… коготь успел зацепить угол рта — ка­жется, из губы брызнула кровь.

Вертушка заметалась, круша лопастями осатаневших птиц, но вороны будто понимали, что чуть ниже этого страш­ного винта, привязанный к креслу, вцепившийся руками в рычаги, пилот был совершенно беззащитен.

Луч! Леденящий белый луч на миг выхватил из мрака вер­толётик Тихогромова. Петруша сразу ослеп, дёрнул рычагом — ушёл в темноту…

Всё, их заметили. Это прожекторы. Царицын вильнул, выпрыгивая из-под обстрела прожек­торов — снова в чёрную высоту. Теперь уже несколько лучей, пять или шесть, врубились в небо и начали шарить по нему, точно белыми холодными пальцами нащупывая в небе что-то маленькое, незаметное для радаров — но привлекшее внима­ние ворон, этих чутких стражей ночного неба.

Иван Царицын облизал разорванную нижнюю губу, сглот­нул солёный комок и крикнул Петруше только одно слово: — Уходим!

Два вертолётика на форсаже понеслись обратно за стену и — прочь, скорее к ближайшему лесу!

«Осы» приземлились в мрачноватом лесу, темневшем на одной из малых вершин острова, на северном отроге. Отсюда до Мерлина рукой подать, метров триста… Нужно только преодолеть самую малость — чёрную, дымящуюся туманами пропасть, разделяющую две вершины.

Взобравшись на старую гудящую сосну, обняв левой ру­кой холодный ствол, а правой сжимая бинокль, Иван Цари­цын мог видеть, как по висячим крепостным галереям расха­живают тёмные фигурки, как фонари качаются на столбах, как мерцают огни в узких окнах, закрытых замысловатой па­утиной кованых решёток. В одной из оконных щелей стоял человек и смотрел вдаль. Казалось, он смотрел прямо на Ваню. Но Ваня знал, что волшебник не может увидеть тём­ный нарост на одной из сосен отдалённого леса.

Кадеты сразу прозвали этот лес «гнилым» — здесь сложно было найти хоть одно сухое брёвнышко для потайного кос­терка, и вообще, казалось, никакой жизни здесь не было.

Только гигантские высоковольтные мачты торчали над вер­хушками сосен: линия электропередач взбиралась снизу, от приливной электростанции сюда, на лесистую малую верши­ну, — и дальше к замку тянулись над пропастью жирные, на­поённые током провода.

Видать, в замке были обеспокоены поведением ворон. Уже через полчаса прилетел вражий геликоптер и начал кружить над Гнилым лесом, царапая мрак лезвием прожектора. На­крывшись плащ-палаткой, кадеты отсиживались в заброшен­ной медвежьей берлоге. Им было почти весело: дружно сту­чали зубами и вполголоса напевали прекрасную песню о том, что Вещий Олег неминуемо отмстит неразумным хазарам. И хазарским воронам тоже.

Когда вертолёт вдоволь напорхался и улетел, они всё-таки смогли развести «бездымный» казацкий костер внутри здо­ровенной колоды. Высушенные тёплые носки стали первой наградой отважным смельчакам. Рюкзаки и скелеты разоб­ранных усталых вертолётиков обсыхали рядышком. Полночь над страшным островом Лох-Хоррог сгущалась, мрак всту­пал в свои права, нехорошие лесные звуки, казалось, вплот­ную подступали к берлоге. И если бы два мальчика не были русскими кадетами, каждый из них по отдельности уже дав­но бы свихнулся от ужаса.

Но они были русскими кадетами и, как ни странно, непло­хо чувствовали себя в медвежьей берлоге. А ещё их согрева­ла красная мигающая искорка радиомаячка, подаренного ка­питаном Шевцовым. По крайней мере, на «Иоанне Кронштадтском» знают их точное местоположение. А значит, знают и в Москве.

Часть вторая.

ТАЙНА РУССКОЙ ЗАЩИТЫ

Глава 1.

Первый контакт

Вьются синие туманы, Блещет белая роса. Уходили партизаны Во дремучие леса.

Песня из кинофильма «Лесные братья»

Что это было, Вань? Вот опять, слышишь? Непонятный гул… Словно голодный дракон прос­нулся и рычит там, внутри горы.

— Ой, брат! Это, наверное, василиська! — напряжённо про­шептал Тихогромов.

— Кто? — тревожно переспросил Ваня, но тут же взял себя в руки и насмешливо улыбнулся:

— Что ты бредишь, брат?

— Василиська — это огромная такая змея, которая живёт под землёй! — залепетал Тихогромов. — Волшебники её натра­вили на нас! Я так и знал.

— Какая ещё змея, Громыч? У тебя жар. — Царицын со вздо­хом приложил ладонь к широком лбу напарника.

— И правда, что-то согрелся я, — спохватился Петруша. — Твоя очередь медведя надевать!

Царицын скинул сербскую лётную форму и остался в од­них трусах да футболке. От холода у отважного кадета вмиг задрожали коленки.

— Ты не думай, Петруша, это они от прохлады дрожат, — спокойным голосом заметил Иван.

— Я вовсе не боюсь этого подземного звука.

Царицын надел мохнатый костюм, накинул на голову ос­каленную звериную морду и бесшумно, на мягких лапах, по­лез из берлоги.

— Громыч, иди сюда, — позвал он через минуту. Петруша, прихватив зачем-то увесистую палку, заготов­ленную для костра, послушно выбрался из берлоги под дождик.

— Эге, — с облегчением сказал он о своём открытии. — Это же фары автомобильные.

— А ты говоришь, «василиска», — усмехнулся Ваня. — Тут у них всего лишь тоннель. Странно, почему мы раньше его не заметили.

Метрах в трёхстах ниже по склону с рёвом и лязганьем вылетали из тоннеля огромные длинномерные фуры. Быстро мелькал среди деревьев мокрый кузов с какой-нибудь фир­менной надписью — и тут же скрывался за поворотом, чтобы уступить место следующей фуре.

— Почему раньше машин не было, а теперь одна за другой несутся? Смотри, их уже десятка два проехало! — пробормо­тал Ваня, высвобождая из чехла бинокль. Вгляделся и даже присвистнул:

— Ух ты! Корабль пришёл, вон стоит у причала, сквозь ту­ман видно огоньки. Всё ясно, это машины с парома.

— Вань, — Тихогромов слегка дёрнул друга за рукав. — А может нам к этим машинам прицепиться?

— Пока добежим, вся колонна успеет проехать. Тут пол­километра через лес продираться.

— Ну давай, Ванюш, мы сбегаем! Хоть поглядим на них поближе!

Царицын подумал и кивнул:

— Поглядеть можно. Рюкзаки оставим здесь и налегке сгоняем.

Продираясь через чахлый подлесок, красиво сигая через валуны, кадеты спустились по склону на массивный, метров десять длиной, металлический козырёк, державшийся на ре­шетчатых стальных опорах. Прямо под ними из-под козырь­ка вылетали в туманистом облаке брызг здоровенные маши­ны — длинные, как вагоны: багрово-красные «маки», неистово блистающие хромированными решётками и трубами, тёмно-зелёные тупорылые «мерседесы», серо-чёрные дальнобойные «портманы» со спальной каютой над кабиной водителя…

— Видать, вкусности для юных волшебников везут, — Ваня пытался переорать завывание могучих двигателей. — Смот­ри, какая оранжевая поехала, с рекламой пива! Неужели це­лая фура пива?

— Спрыгнуть бы, а? — вдруг сказал Тихогромыч. — Как ду­маешь? Вот с краешка козырька соскочить и прямо на крышу.

— Жить надоело? Неужто так сильно пива захотелось? — Ваня на всякий случай ухватил расхрабрившегося друга за локоть. — Смотри, с какой скоростью они вылетают из тонне­ля! Да тебя ветром сдует с крыши фургона в момент. Пока­тишься кувырком, как раз под колёса следующей фуры. И привет родным.

Внизу пронеслась открытая фура с какими-то грязными животными… Верблюды, настоящие верблюды, чёрные от дождя, вповалку лежали в решетчатых боксах. Штук пять или шесть!

— Вань, а хочешь, я вот это брёвнышко на дорогу брошу? — ангельским голосом предложил Тихогромов, указывая на здо­ровенную поваленную сосну. — Они тогда остановятся.

— Ага, остановятся! — Ваня кивнул. — А через полчаса нач­нут лес прочёсывать, чтобы найти и поблагодарить того Ро­бин Гуда, который тут брёвнами разбрасывается. Ух ты, смотри!

Лимонно-жёлтая фура с сучковатой немецкой надписью вдруг сбросила скорость и, повизгивая тормозами, останови­лась. Ваня радостно оскалился: хвостовая часть прицепа — как раз под козырьком! Это шанс. Водитель выбрался из ка­бины и, вскарабкавшись по лесенке на блистающий мокрый капот, начал возиться у лобового стекла.

Кадеты мягко, по-кошачьи пробежали по козырьку до се­редины и замерли, пригнувшись. Вот он, брезентовый верх фуры, в каком-нибудь метре от козырька… Шофер прицепил новые щёточки, спрыгнул на дорогу. Шлёпая белыми крос­совками по лужам и глухо поругиваясь на погоду, побежал к водительской дверце. Сейчас залезет внутрь, включит пере­дачу, даст газу — и всё. Уедет.

— Ну что, поехали в замок? Рюкзаки-то наши в берлоге остались!

Ваня не успел ответить. Дверь хлопнула, и машина мед­ленно поползла, надсадно газуя и постепенно разгоняясь. Кадет Тихогромов стартовал первым: прогрохотал мокрыми ботинками по карнизу, что есть силы оттолкнулся — и прыг­нул. Пузом со всей дури — на жёлтый брезентовый кузов. Как водится, ударил лицом в грязь: слёзы из глазищ, из носа — понятное дело, кровушка.

Сзади хлопнуло по брезенту: кадет Царицын, ряженный медведем, приземлился более удачно, на четыре конечности. Сразу выхватил нож, воткнул в брезент и — заскрипел зуба­ми, пытаясь прорезать толстую ткань.

— Давай лучше я! — Петруша перехватил рукоятку, нада­вил что есть силы. Ткань послушно затрещала.

Иван первым соскочил в дырку. Тихогромов распахнул рваные края брезента, глянул вниз: ничего не видать, темно­та. Грузовик, громыхая и коптя, пошёл на поворот по горно­му серпантину — и Петрушу потащило вбок. Ноги безудерж­но заскользили по брезенту, ладони обожгло — и кадет Тихогромов… упал.

Каким-то чудом, уже в полёте, ухватил трепещущий край разрезанного брезента — и скользнул не на дорогу, а внутрь кузова. Правда, головой вниз…

По счастью, Петруша приземлился на какие-то мягкие бурдюки, заботливо постеленные прямо в месте падения.

— Брат… — простонали бурдюки голосом Ивана Царицы­на. — Слезь с меня, пожалуйста. Быстро, а то по шее дам.

Ваня, потирая отбитые колени, выкарабкался из-под сму­щённого Тихогромыча и нащупал фонарик на поясе. Жёлтый луч метнулся по разноцветным ящикам и коробкам, упал Петруше на грудь.

— Ты жив, брат? — спросил Ваня.

— Не волнуйся, Ванюша, я в полном порядке, — поспешно сказал Тихогромов, пряча за спину лезвие. Только теперь Петруша осознал, что спрыгнул на драгоценного друга с обнажённым ножом в руке.

Машину сильно качнуло, отовсюду заскрипели, за­кряхтели деревянные ящики.

— Гляди-ка, — хихикнул Ваня, скользя лучиком по красной штампованной надписи на одном из контейнеров, — лучший гаванский табак. Во повезло, брат. Жаль, что мы с тобой не курим.

— А сгущёнки нет у них? — осведомился Петруша. — Дай­ка фонарик, я погляжу…

Сгущёнки не было. Зато много было такого, от чего у маль­чишек то глаза вылезали из орбит, то брови вставали дыбом, а то и слёзы на глаза наворачивались. В одном из ящиков об­наружилось с десяток сушёных обезьяньих голов: маленькие, зелёные и вонючие, с вшивыми длинными волосами. В бочке плавали в вязком растворе маринованные медузы. Чёрный ящик с зелёными буквами таил в себе тысячу мёртвых лету­чих мышей — чёрненьких, бархатистых, с тщательно прогла­женными крылышками. На каждой твари виднелась товар­ная бирка со штрих-кодом.

Пластиковые челюсти и ритуальные маски людоедского племени, резиновые макеты носорожьего кала и целые рос­сыпи стеклянных глаз, связки копчёных змей, гроздья высу­шенных кошачьих желудков, жестяные банки с надписями вроде «сушёная печень гадюки» и «экстракт сиамской коша­чьей слюны»… Какой только дря­ни не везли в замок Мерлина!

— Во! Громыч, гляди-ка, ору­жие нашлось! — рассмеялся Ваня, доставая из контейнера тяжелен­ный обсидиановый топор древ­них ацтеков с какими-то сушёными кишками, на­мотанными на рукоять.

— Нет! — Петруша испуганно бросился к другу, вырвал то­порик и бросил обратно, на гору таких же чёрных кинжалов и наконечников. — Не трогай ты всякую гадость, Ванюша. И так понятно, что нормальной сгущёнки у них нету и быть не может.

— Вот последний ящик остался, — хмыкнул Царицын. — Будем вскрывать?

— А что написано? — устало поинтересовался Тихогромов.

— Видать, по-латыни: «скорпиа вульгата дегидрата». Лад­но, давай откроем. Вдруг что-нибудь съедобное.

Лезвием ножа поддели крышку, доски затрещали… Ма­шину качнуло, из ящика наружу хлынули… скорпионы! Сот­ни, тысячи бледно-жёлтых, золотисто-песочных, омерзитель­ных и страшных, с шелестящими лапками и трескучими ядовитыми хвостами!

— Бежим, брат! — пискнул Петруша, кидаясь в сторону и обрушивая разом штук пять ящиков с табаком.

— Постой… — Ваня осторожно разглядывал гадость, жел­тевшую в дрожащем круге света. — Дохлые, что ли? Тоже, небось, сушёные.

Он наступил ногой, раздался хруст.

— Ванюш, закрой, пожалуйста, крышку, — попросил Пет­руша. — Если среди них хоть один живой остался, будет очень-очень неприятно.

— Не бойся, Громыч, они все сушёные! — ухмыльнулся Ваня, но крышку закрыл.

Тут раздался скрип тормозов, и кадеты поняли, что фура снова останавливается. Ваня подскочил к борту, сделал не­большой разрез ножом, прильнул внимательным глазом: ага, дорога сделалась шире, появились фонари… Судя по шуму и запаху выхлопа, где-то неподалёку стоят другие машины. Вот и голоса послышались, шлёпанье ног по мокрому асфальту, бормотание радиопередатчиков:

— Tango, Tango. Box forty-five, aquired. Box forty-five.

— Пропускной пункт, — шепотом сказал Ваня. — Давай пря­таться, враг идёт искать.

— Где хорониться-то будем?

— Пусть каждый выберет себе ящик по вкусу, — ответил Царицын. — Ты, если хочешь, в бочку с медузами полезай. А я вот, например, уже давно чучелами интересуюсь.

Он протиснулся в дальний конец фургона — туда, где стояли обмотанные полиэтиленовой плёнкой чучела: волк, лиса и кабан.

— По-моему, в этой коллекции не хватает медведя, — за­думчиво сказал Ваня. — Хорошо, что в берлоге я успел пере­одеться. Согласись, брат, что чучело сербского лётчика мог­ло бы вызвать у волшебников некоторые вопросы, — добавил он, надвигая на голову медвежью башку и прилаживая её так, чтобы через оскаленную пасть можно было видеть окружаю­щий мир. Визгнул молнией, повернулся.

— Ну как я тебе? Похож на чучело?

— Какое же ты чучело? Очень даже опрятно выглядишь, — улыбнулся вежливый Тихогромов..

— М-да? Жаль, — грустно сказал Ваня. — Тогда прилепи-ка мне, пожалуйста, вот эту бирочку на спину.

Петруша как раз успел замотать Царицына в полиэтилен, когда совсем близко раздались резкие голоса, потом звонкий стук — точно об асфальт брякнул приклад карабина.

— Okay, what we have got here? [17] — спросил усталый голос. «Парень лет двадцати, сильно курящий и простуженный», — подумалось Ване.

— Они к нам идут! — быстро прошептал из-под плёнки пе­реодетый чучелом Царицын. — Скорее прыгай в какой-нибудь сундук!

— Ой, — побледнел Тихогромов. — А мне чихнуть захотелось…

— Даже не думай! — Ваня пригрозил приятелю поцарапан­ным кулаком. — Ты же не в голивудском фильме, где герои чихают в самый ненужный момент. Спокойно зажал нос — и сиди. Хочешь — чихай хоть через уши, но только бесшумно. Договорились?