Глава VI I валькино предательство

– Учти: мне, как доктору, говорят все и не стесняются. – Сидякин обвел рукой кабинет. – Ни одна тайна не выйдет из этих стен! Можешь быть со мной предельно откровенным. А то, бывает, попадет человек в милицию и зажмется. Думает: «Если бы я знал, кто преступник, то, конечно, сказал бы. Но я не знаю, а попусту зачем болтать? Еще, чего доброго, подведу честного человека! Нет уж, лучше я не скажу то-то ито-то, потому что неправильно поймут, а другое не скажу, потому что неважно!» А потом оказывается, что как раз самое важное он и пропустил. Или боялся навредить другу, промолчал да и подвел его под монастырь! Нет, надо говорить все подряд, а уж мы разберемся, что важно, а что неважно!

– Я понимаю, – кивнул Блинков-младший и подумал, что милиционер считает его совсем маленьким, если разжевывает такие простые вещи.

– Ну конечно! Кого я учу?! Ты же сам сыщик! – спохватился Сидякин. Блинков-младший мысленно дал подзатыльник болтливой Вальке. – А ловко ты нашел эту сумочку! Раз-два и готово. Как в воду глядел!

– Я только проник В психологию преступников, – объяснил Блинков-младший.

– Ну-ну, – весело подбодрил Сидякин. – И как же ты проник в психологию?

Уши ответили солнечной вспышкой. Блинков-младший решил говорить попроще – не как всегда, а как должен говорить подросток, по мнению милиционера.

– Представил, что это я у Вальки сумочку вырвал. Смываться надо?

Сидякин кивком подтвердил, что надо.

– А посмотреть, что в сумочке, хочется?

«Хочется», еще раз кивнул оперативник.

– Я «еду»и выбираю подходящее место…

– Едешь? – перебил Сидякин.

– Ну, как будто еду. Играю в грабителя.

– Ах, ты играл?! Я так и думал! – горячо воскликнул Сидякин. – Это было вроде шутки. А потом-то, как ты увидел, что там в сумочке…

– Она пустая была… – начал Блинков-младший И вдруг понял: – Вы меня обвиняете?!

У оперативника обиженно вытянулось лицо.

– Ну как ты мог подумать?! Разве я могу? Тебе еще четырнадцати нет. Я даже «козу» тебе показать не имею права! Играл – значит, играл. Только не заигрывайся. Скажи, где доллары, и ступай на все четыре стороны!

Блинков-младший молчал. Уши пылали нестерпимым пламенем электросварки. Казалось, они вот-вот расплавятся и потекут, как свечки.

– Не убивайся, – посочувствовал оперативник и через стол протянул ему руку. – Я тебе верю. Можешь звать меня «дядя Витя», а я тебя – «Дима». Идет?

Рука повисла в воздухе. Блинкову-младшему хотелось отвернуться. Но, с другой стороны, он же не преступник, чтобы не подать руки милиционеру! Он подумал и пожал твердую ладонь Сидякина.

– Дим, пойми и не обижайся, – продолжал дважды старший опер, перекладывая исписанные листки у себя на столе. – Я с самого начала понял, что ты свой парень. Даже позавидовал: думаю, как он ловко эту сумочку нашел! – Но должен же я был проверить показания Суворовой!

– Какие показания? – вырвалось у Блинкова – младшего.

– Да вот же! – Сидякин нашел нужный листок и стал читать строгим голосом:

«Не дожидаясь моих пояснений, несовершеннолетний Блинков свернул под арку дома номер восемь корпус один, куда во время ограбления скрылись преступники. Далее он, никого не расспрашивая, уверенно прошел через дворы упомянутого дома номер восемь корпус один, а также корпус два, приблизился. к мусорному контейнеру и, практически не затрачивая время на поиски, извлек оттуда предмет преступного посягательства, а именно сумочку крокодиловой кожи».

Блинков-младший сидел ни жив ни мертв.

Прав, сто раз прав оперативник Сидякин! Разве можно не проверить этого несовершеннолетнего Блинкова?! Да из того, что Валька тут наболтала, каждый дошколенок поймет, кто свистнул предмет преступного посягательства, а именно сумочку крокодиловой кожи! Кто, не дожидаясь пояснений, никого не расспрашивая, уверенно, не затрачивая время на поиски, извлек сумочку из помойки, тот ее и вырвал у Вальки! Конечно! Стал бы он затрачивать время на поиски, когда сам выкинул сумочку и прекрасно помнит место?!

– И куртка у меня, как у этого мотоциклиста, и стрижка, – обреченно сказал Блинков-младший. – Получается, как будто я эту сумочку отнял, а после сам нашел. Для отвода глаз.

Сидякин молча кивнул и улыбнулся. У Блинкова-младшего слезы навернулись от благодарности к этому настоящему оперативнику, который сразу во всем разобрался и не поверил в клевету. А Валька – предательница! Сама к нему прибежала, сама ныла» Ты собираешься сумочку искать?!» А теперь ей, видите ли, не нравится, что слишком быстро нашел. Подозрительно.

Дважды старший опер, конечно, понял, о чем он думает. Тут любой бы понял, потому что на Митькином месте думал бы то же самое.

– Дима, Дима! – строго сказал он. – Ты забыл наш уговор! Здесь говорят все и не обижаются на откровенность! Суворова правильно поступила: сказала все как есть, и я разобрался. А вот если бы она стала темнить, тогда у меня возникли бы серьезные подозрения!

– Я понимаю, – вздохнул Блинков-младший. – Спрашивайте.

Сидякин занес ручку над бланком протокола.

– Только уж давай по всей форме: Блинков Дмитрий Олегович, проживающий по адресу…

Блинков-младший, начал диктовать все, что положено в таких случаях. Про маму он. сказал коротко: «военнослужащая». Оперативник молча записал, не уточняя, где она служит.

– При каких обстоятельствах вы познакомились с потерпевшей? – спросил он тем же не своим, строгим голосом, каким читал Валькины показания.

Блинков-младший разинул рот: шутит он, что ли? Но вид у Сидякина был наисерьезнейший.

– Мы подрались из-за педальной машины. Нам лет по пять было или еще меньше.

– Значит, вы с самого начала были в неприязненных отношениях? – ухватился оперативник.

– Да нет… – Блинков-младший замялся.

Очень ему не понравился этот вопрос. Ответишь «да»- будет неправда, потому что с тех пор они с Валькой успели сто раз подраться и помириться. Но и «нет»- тоже нечестный ответ. Он до сих пор помнил, как ненавидел тогда эту дылду Вальку, которая не хотела вылезать из его чудесного, из его оранжевого автомобильчика. Самое главное, она каталась неправильно: не по той стороне, да еще и вопила «Би-би!» вместо того, чтобы как положено нажимать на гудок. Неприязненные отношения? Ха! Да за одно ее «Би-би!» Блинков-младший мечтал заколдовать Вальку в сороконожку!

– Что это за ответ – «Да нет»? – поморщился оперативник. – Отвечать нужно четко: либо «да», либо»нет».

– Мы дрались, но, в общем, дружили, ответил Блинков-младший.

Сидякин с огорченным видом отодвинул от себя протокол.

– Дима, мы с тобой составляем серьезный документ! Его будет читать следователь, потом судья. Что они подумают? Да ты сам вдумайся в то, что говоришь: «Дрались, но дружили»!

Голос Сидякина подобрел.

– Знаешь, по-моему, ты сам еще не разобрался, какие у тебя отношения с этой Суворовой, вот и путаешься. Нужно разложить все по полочкам: Вот я дружу со многими милиционерами. Разве кому-нибудь из нас придет в голову подраться с товарищем? С другой стороны, нам приходится участвовать в силовом задержании преступников, а попросту говоря, драться. Но уж если мы с кем деремся, то какая может быть дружба?

Блинков-младший попытался представить, как двое милиционеров тузят друг дружку из-за педальной машины. Да, возразить нечего: с товарищами не дерутся! Детство, конечно, не считается. Но уж в восьмом-то классе товарищей не лупят по морде крокодиловыми сумочками! У Блинкова-младшего до сих пор саднило бровь от суворовского удара. На сантиметр бы пониже – и в глаз пряжкой… А каких гадостей Валька потом наговорила в этом кабинете?! Хорошо, что Сидякин не поверил, а то стал бы несовершеннолетний Блинков главным подозреваемым!

– Да, – выдавил Блинков-младший, – наверное, у нас были неприязненные отношения. Но мы и на дни рождения друг к другу ходили, и вообще – одна компания.

– Вот именно: компания! – укоризненно заметил Сидякин. – Извини, Дима, но в твоем возрасте уже пора отличать дружков, с которыми время проводишь, от настоящих товарищей! – Он снова занес ручку над протоколом. – Значит, я записываю: «Личные неприязненные отношения с Суворовой у меня возникли с первых дней знакомства. Однако, проживая в одном дворе, мы часто проводили время вместе». Так?

– Так, – неохотно согласился Блинков-младший.

– А с кем еще Суворова проводит время?

– Да почти со всем классом. Она компанейская.

– Имена, – потребовал Сидякин.

Теперь было понятно, куда он клонит: решил поискать наводчика среди Валькиных друзей. Откровенно говоря, Блинкову-младшему эта версия казалась пустой. Раз Валька сама не знала, что в сумочке были деньги на машину, то, конечно, никому не могла об этом проболтаться.

Но было бы глупо давать советы профессиональному сыщику. Блинков-младший добросовестно перечислил человек пятнадцать одноклассников и соседей по двору. Сидякин не записывал, только кивал, поглядывая в протокол допроса Суворовой. Стало быть, Валька назвала ему всех своих друзей, и теперь он проверял… Кого? Ее или Блинкова-младшего?

– Ну, а кто самые близкие? Так сказать, узкий круг?

– Ломакина. И мы с Иркой, то есть с Кузиной Ириной, – ответил Блинков-младший.

– Ну что ж, спасибо. Можешь быть свободным. Только, если не возражаешь, я твои «пальчики» откатаю. – Сидякин достал из стола пузырек с тушью и перепачканный кусок поролона в детской пластмассовой формочке. Извини, специальной мастики у·меня нет, а тушь спиртовая, замучаешься отмывать. Но не тащить же тебя в лабораторию из-за такой ерунды! – Он покапал на поролон тушью и пододвинул формочку Блинкову-младшему. Это для экспертов, которые будут дактилоскопировать сумочку. Чтобы тебя ненароком в розыск не объявили.

– Я понял, – кивнул Блинков-младший, тыча пальцами в мокрый поролон. Формочка была в виде паровозика. Он подумал, что у Сидякина, наверное, маленький ребенок. – Где отпечатывать?

– А вот. – Сидякин подсунул чистый лист бумаги. – Не волнуйся: в картотеку угрозыска твои «пальчики» не попадут.

– А если бы и попали, то что в этом плохого? – не понял Блинков-младший.

– Не знаю. Но не всем это нравится. – Продолжая говорить, оперативник взял руку Блинков а-младшего и начал по одному припечатывать его пальцы к бумаге: клал палец на бок, потом перекатывал на другой. Отпечатки получались широкие, как будто их оставляли сардельками. – Хотя зачем делать тайну из своих отпечатков, если ты ни в чем не виноват? Пускай преступники боятся, что их найдут по «пальчикам», а честному-то бояться нечего! Верно я говорю?

– Верно, – согласился Блинков-младший, подставляя другую руку.

– Не нравится мне эта Суворова, – поделился дважды старший опер. Он как будто продолжал давний разговор. – Четырнадцать лет, а наштукатурена – фу ты, ну ты! И когти системы «Мечта Фредди Крюгера».

– Быть можно дельным человеком и думать о красе ногтей, – заметил Блинков-младший.

– Это кто сказал?

– Не знаю, стихи чьи-то. Папа так говорит.

– Папа твой у себя в Ботаническом саду небось целый день в земле копается, а уж потом думает о красе ногтей, – назидательно сказал Сидякин. – Чувствуешь разницу? А твоя Суворова картошки себе не почистит.

– Откуда вы знаете? Может, она с утра до вечера по хозяйству колотится, – вступился за Вальку Блинков-младший.

– Нет, брат, либо маникюр, либо хозяйство, – вздохнул Сидякин. – Так и запомни на будущее: если хочешь ходить голодный и в грязных рубашках, то женись на девушке с маникюром. – Он откатал последний Митькин палец, отставил бумажку с отпечатками на вытянутую руку и полюбовался. – По-моему, четко вышло… Ладно, пойдем отмываться. Я тоже испачкался.

Оперативник встал, собрал со стола бумаги и спрятал в сейф. Ключи у него были прикованы к поясному ремню цепочкой. Блинкову-младшему понравилось, что цепочка очень длинная: ее не надо расстегивать, чтобы дотянуться ключом до замочной скважины. И вообще, все у Сидякина было солидно, по-сыщицки. На минутку выходит помыть руки, а смотри-ка: документы запер, дверь в кабинет запер…

А тетки с яблоками в коридоре не было.

Странно: целый час прождала, а еще на пятнадцать минут терпения не хватило.

– Вас тут женщина дожидалась, – сказал Блинков-младший.

Сидякин не ответил, да и о чем тут было говорить?