Глава 24. Мы ехали назад в город в молчании

Мы ехали назад в город в молчании. У меня было нервное, тошнотворное ощущение в животе, что Тодд Эллис на глазах растворился в воздухе. Ещё мне очень не понравилось, что он больше не работает в «Юнайтед Лабтек», потому что если они там делают МДТ, вряд ли я смогу пополнить свои запасы без связей внутри. Когда мы были на полдороге через тоннель Линкольна, я сказал Санчезу:

– Как думаешь, сумеешь найти его?

– Попробую.

По его тону я понял, что его всё это слегка заколебало. Но я не хотел, чтобы он уехал в таком настроении. Мне нужно было его сотрудничество.

– Попробуешь?

– Да, но я хочу…

Он замолчал и раздражённо вздохнул. Он не хотел говорить эти слова, и я сказал их за него.

– Хочешь, чтобы я рассказал следующую часть моей откровенно невероятной истории?

Он помолчал ещё, потом ответил: – Да.

Я чуток подумал, а когда мы выезжали из тоннеля, сказал:

– Эти люди в списке, двадцать пять имён, с которыми ничего не ясно. Ты пытался с ними связаться?

– С некоторыми, когда мы начали следить за его звонками.

– Когда это было?

– Месяц назад. Но это оказался тупик. Я вытащил мобильник и набрал номер.

– Кому звонишь?

– Либби Дрискол.

– А откуда ты…

– У меня хорошая память… Либби Дрискол позовите к телефону, пожалуйста.

Через пару минут я убрал телефон в карман.

– Она болеет. Уже неделю. – И?

Я вытащил бумаги из конверта и стал в них рыться. Нашёл ещё один телефон из другого штата, показал на него Санчезу, потом набрал.

Та же история.

Мы ехали по Сорок Второй улице, и я попросил Санчеза высадить меня на Пятой‑ авеню.

– Это только гипотеза, – сказал я, – но если ты позвонишь каждому из этого списка, думаю, ты выяснишь, что все они больны. Более того, есть немалая вероятность, что те трое, которых ты ищешь – пропавшие члены секты – на самом деле люди из этого списка…

– Что?

– …живущие под новыми именами, достигшие успеха под действием МДТ‑ 48, которым их снабжал Дек Таубер.

– Господи.

– Но его источник исчез, и поэтому они все заболели. Санчез притормозил перед Пятым‑ авеню.

– Я бы сказал, – продолжил я, – что каждый в этом списке на самом деле – другой человек. Как ты выразился, они воссоздали себя в альтернативной среде.

– Но…

– Вполне возможно, что они сами не знают, что принимают. Он даёт им препарат – ну как‑ нибудь – и скорее всего они расплачиваются долей своих руководительских зарплат.

Кении Санчез уставился ровно вперёд, и я почти слышал, как ворочаются его мозги.

– Слушай, мне надо срочно всё это проверить, – сказал он, – я позвоню, как только что‑ то будет.

Я вышел из машины, до сих пор ощущая лёгкую тошноту Но когда я шёл по Пятой‑ авеню к Сорок Восьмой улице, я чувствовал смутное удовлетворение от того, как аккуратно я завербовал Кении Санчеза.

Весь день мы с Карлом Ван Луном в сотый раз прорабатывали знакомый материал, особенно стратегию объявления о сделке. Он сильно возбудился от того, что сделка близка к завершению, и не хотел ничего оставлять на волю случая. Ещё он радовался, что всё будет происходить у него дома на Парк‑ авеню, что – хоть он наверняка уже забыл – было моей идеей. Во всей суете последних недель Хэнк Этвуд и Дэн Блум лицом к лицу встречались только два раза – ненадолго и в формальной деловой обстановке. Я предложил поэтому, что неформальный обед дома у Ван Луна может быть лучшим вариантом для следующей и самой важной встречи, с учётом того, что приятная, клубная атмосфера с бренди и сигарами облегчит последний шаг, который осталось сделать – когда два главных человека посмотрят друг другу в глаза и скажут: Ну бля, пусть будет поглощение.

Я вышел из офиса около четырёх вечера и пошёл на Десятую улицу, где договаривался встретиться с хозяином квартиры. Отдал ему ключи и забрал последние вещи – включая конверт с таблетками МДТ. Странно было закрывать дверь в последний раз и выходить из дому, потому что я не только покидал квартиру, где прожил шесть лет – мне казалось, что я оставляю позади себя самого. За последние недели я сильно растерял то, чем был, и хотя это был мой выбор, наверно подсознательно я думал, что пока живу в квартире на Десятой улице, у меня всегда есть возможность стать прежним – будто здесь жила неуничтожимая часть меня, эдакая генетическая последовательность, встроенная в пол и стены, которую можно использовать, чтобы реконструировать мои движения, повседневные привычки, всё то, что делало меня мною. Но теперь, залезая на заднее сиденье такси на Первой‑ авеню – с последними вещами из старой квартиры в мешке – я знал наверняка, что потерянное не вернётся.

Спустя час я уже смотрел на город с шестьдесят восьмого этажа Здания Целестиал. В окружении нераспакованных коробок и деревянных ящиков я стоял в центральной комнате, в одном банном халате, и потягивал шампанское из фужера. Вид открывался потрясающий, и грядущий вечер обещал стать по‑ своему столь же потрясающим. И я помню, что думал тогда, мол, хорошо, если потеря ощущается так, надо попробовать к ней привыкнуть…

Домой к Ван Луну я приехал в восемь часов, и меня провели в большую, вульгарную приёмную. Сам Ван Лун показался через пару минут и предложил мне выпить. Казался он взволнованным. Сказал, что жена его уехала, а ему не очень нравится развлекаться без неё. Я напомнил ему, что кроме нас, на обеде будут Хэнк Этвуд, Дэн Блум и по одному советнику от каждого из команды по соответствующим переговорам. Никакой такой тусовочной феерии не планируется. Это будет простая непринуждённая встреча, а параллельно мы обделаем свои дела. Неофициальная встреча с далеко идущими последствиями.

Ван Лун хлопнул меня по спине.

– «Неофициальная встреча с далеко идущими последствиями». Хорошо сказано.

Остальные прибыли двумя партиями, с разницей в пять минут, и скоро мы уже стояли кружком, со стаканами в руках, намеренно не обсуждая поглощение МС1 – «Абраксас». Согласно задумке о неофициальной встрече я надел чёрный кашемировый свитер и чёрные же шерстяные штаны, а все остальные, включая Ван Луна, выбрали простые штаны и футболки. Поэтому я почувствовал себя чужим – и это усилило ощущение, что я играю в какую‑ то сверхсложную компьютерную игру. В одетом иначе, в чёрное, мне явственно узнавался герой. Враги, в штанах и футболках, окружали меня, и мне надо было заболтать их до смерти быстрее, чем они поймут, что я поддельный, и выгонят меня на мороз.

Это ощущение отчуждения тянулось всё начало вечера, но ничего неприятного в нём не было, и до меня скоро дошло, что творится. Это я всё сделал. Я провёл переговоры о поглощении. Я помог структурировать крупную корпоративную сделку – но теперь она произошла. Обед был просто формальностью. А я хотел уже чем‑ нибудь заняться.

Будто они почувствовали это во мне, и Хэнк Этвуд, и Дэн Блум, каждый из них намекнул, что если я интересуюсь – в обозримом будущем, конечно, – есть… варианты моего участия в жизни свежеобразованного медийного бегемота. Я осторожно отвечал на эти предложения, объясняя, что в первую очередь я верен Ван Луну, но искренне польщён предложением. И вообще я не знал, чего хочу от жизни – кроме того, что надо заниматься чем‑ то другим, нежели до этого момента. Может, стоит открыть киностудию, или разработать новую глобальную корпоративную стратегию для компании.

А может, пора уже пойти в другом направлении. Например, в политику. Войти в Сенат.

Мы пошли в соседнюю комнату и расселись за большим, круглым обеденным столом, и пока я в голове разрабатывал мысль о политике, я параллельно углубился в разговор с Дэном Блумом об односолодовом шотландском виски. Это мечтательное, расслабленное состояние сознания сохранялось весь обед (тальятелле с рагу из зайца и английским горохом, потом оленина с каштанами), и казался я слегка отстранённым. Раз или два я даже видел, как Ван Лун кидает на меня взгляды, и озадаченное, озабоченное выражение его лица.

Когда обед уже перевалил за середину – не говоря уже о середине двух бутылок Шато Калон‑ Сегюр 1947 года – разговор подошёл к деловым вопросам. Однако всё прошло быстро, потому что стоило всплыть этой теме, как тут же выяснилось, что выяснение деталей и лихорадочные расчёты последних недель были скорее косметическими, и что гораздо важнее сейчас принципиальное согласие. «Ван Лун и Партнёры» ему содействовали, это и было сутью настоящего мастерства брокера – в дирижировании процессом, в том, чтобы дать всему случиться. Но теперь дело шло уже на автопилоте, и я чувствовал, будто наблюдаю за этой сценой с большой высоты или через зеркальное стекло.

Когда убрали тарелки, в комнате повисло напряжённое молчание. Разговор некоторое время шёл сам по себе, и теперь стало ясно, что настал нужный момент. Я прочистил горло, и потом – как по команде – Хэнк Этвуд и Дэн Блум потянулись через стол и скрепили сделку рукопожатием.

Начался маленький шквал хлопков и ударов по воздуху, после которого на столе появилась бутылка «Вдовы Клико» и шесть стаканов. Ван Лун встал и артистично открыл бутылку, а потом прозвучал тост. На самом деле, конечно, много тостов – и в конце концов досталось даже мне. Аккуратно подбирая слова, Дэн Блум поднял фужер и поблагодарил меня за острый фокус и безмерную верность. Хэнк Этвуд добавил, что я был сердцем переговоров. Что до Ван Луна, он сказал, что надеется, мы с ним – после того, как вместе были брокерами крупнейшего поглощения в истории корпоративной Америки, – не почувствуем, будто наш горизонт ограничен этим опытом.

Тут раздались радостные смешки. После этого деловые вопросы непринуждённо отошли на второй план, и мы безопасно перешли к следующей фазе вечера – десерту (глазированные миндальные пирожные), сигарам и часу‑ другому непринуждённому добродушию. Я влился в разговор, бестемный и мечтательный, но под поверхностью с монотонностью барабана моя фантазия о представлении в Сенате Нью‑ Йорка жила собственной жизнью – вплоть до того, что я увидел, как в итоге неизбежно стану кандидатом в президенты от демократов1.

Конечно, это была фантазия, но чем больше я думал об этом, тем больше сама идея о политике казалась мне осмысленной – потому что привлекать людей на свою сторону, наполнять их энергией и заставлять делать то, что нужно мне, – именно в этом я был весьма хорош. В конце концов, даже эти мужики – миллиардеры в футболках – боролись друг с другом за моё внимание, так неужели же я не смогу привлечь внимание американского народа? Как сложно будет добиться понимания у того процента зарегистрированных избирателей, который нужен для выборов? Если следовать продуманному плану, я могу сидеть в подкомитетах и выбирать комитеты уже через пять лет, а дальше – кто знает?

В любом случае, мне не помешает хороший пятилетний план – чтобы сжигать энергию и амбициозность, которой так легко наполняет меня МДТ.

Однако я вполне чётко понимал, что у меня нет надёжного источника МДТ, и что мой запас печально ограничен, но, тем не менее, я верил, что так или иначе, раньше или позже я смогу решить эту проблему. Кении Санчез найдёт Тодда Эллиса. У него может оказаться нормальный источник препарата. Я сумею организовать постоянный доступ к источнику. И всё это как‑ нибудь утрясётся…

Часов в 11 вечера все дружно решили, что пора заканчивать. Мы уже договорились, что на следующий день на пресс‑ конференции объявим о предполагаемом поглощении. Информацию стратегически сольют с утра, а сама пресс‑ конференция пройдёт ближе к вечеру. Софиты медийного освещения наверняка ослепят всех, но притом мы ждали их с нетерпением.

Мы с Хэнком Этвудом сидели рядом за столом и задумчиво крутили бренди в бокалах. Остальные стояли, болтали, и сигарный дым вился плотными кольцами.

– Эдди, ты в порядке? Я повернулся к нему.

– Да, вполне. А что?

– Ничего. Просто ты выглядел как‑ то подавленно. Я улыбнулся.

– Размышлял о будущем.

– Ну… – Он протянулся и аккуратно звякнул бокалом по моему. – Выпью за… – В этот момент в дверь постучали, и Ван Лун, стоящий ближе всех, пошёл открывать. – …немедленную и долгосрочную…

Ван Лун, стоя в дверях, выглянул, и сделал движение, будто шугая того, кто пришёл – только пришедший шугаться не собирался.

Потом я услышал её голос.

– Нет, папаня, не думаю…

– Подумаешь, чуть накурено, господи боже. Заходи и поздоровайся.

Я посмотрел на дверь в надежде, что она таки войдёт.

– …как ни поверни, – говорил Этвуд, – это земля обетованная.

– Что это?

– Будущее, Эдди, будущее.

Я растерянно посмотрел на дверь. Джинни неуверенно входила в комнату. Едва переступив за порог, она потянулась поцеловать отца в щёку. На ней была полосатая атласная майка и вельветовые штаны, в левой руке она сжимала замшевую сумочку. Отойдя от отца, она улыбнулась мне, подняла руку и сложила пальцы – приветствие, как мне показалось, адресованное заодно и Хэнку Этвуду. Она прошла дальше в комнату. Только тут я заметил, что Ван Лун тянет руку, приветствуя того, кто прячется за ней. Через секунду – и после крепкого рукопожатия – в дверях появился молодой человек лет двацати пяти‑ двадцати шести.

Джинни вежливо пожала руку Дэну Блуму и оставшимся двум мужикам, и развернулась. Она стояла у стола, рукой держась за пустой стул, стоящий ровно напротив меня.

Молодой человек говорил с Ван Луном, они смеялись, и хотя я с трудом мог отвести глаза от Джинни, я снова и снова возвращался взглядом к ним. Молодой человек носил нечто курткоподобное на молнии и с капюшоном, майку без воротника и джинсы. Тёмные волосы и козлиная бородка. Не уверен, но мне кажется, я узнал его. Они с Ван Луном явно хорошо друг друга знали.

Я снова посмотрел на Джинни. Она подвинула стул и села. Сумочку она положила на стол, и сцепила пальцы, будто готовясь провести интервью.

– Итак, джентльмены, о чём вы говорили?

– О будущем, – сказал Этвуд.

– О будущем? Хорошо, вы знаете, что по этому поводу говорил Эйнштейн?

– Нет, что?

– Он сказал: «Я никогда не думаю о будущем. Всё равно скоро оно наступит». – Она посмотрела на меня и добавила: – И я склонна согласиться с ним.

– Хэнк.

Ван Лун махал нам рукой, приглашая Этвуда присоединиться к ним.

– Извини, дорогая, – сказал он и с вымученным лицом поднялся. Он обошёл стол, и тут до меня дошло, что это за молодой человек – Рэй Тайнер. Как часто бывает с кинозвёздами, в реальности он выглядел иначе. Я читал о нём во вчерашней газете. Он только что вернулся со съёмок фильма в Венеции.

– Ну что, – сказала Джинни, оглядываясь, – тут и встречаются заговорщики, серые кардиналы, сильные мира всего, в прокуренном подполье.

Я улыбнулся.

– А мне казалось, это ваша столовая. Она пожала плечами.

– Да, но лично я никогда тут не ела. Я обычно питаюсь в кухне. А здесь – центр управления.

Я кивнул на Рэя Тайнера. Этвуд и Блум, и остальные собрались вокруг него, а он вроде как рассказывал историю.

– И кто сейчас руководит центром управления?

Она развернулась на столе, чтобы посмотреть на него. Я пристально уставился на её профиль, на изгиб её шеи, на обнажённые плечи.

– Рэй не такой, – сказала она, разворачиваясь назад, – он милый.

– Вы с ним вместе?

Она откинула голову, удивлённая моим вопросом.

– Ты что, по совместительству подрабатываешь на раздел сплетен?

– Нет, просто интересуюсь. На будущее.

– Я уже говорила, мистер Спинола, что о будущем не думаю.

– Это из‑ за него ты отказалась сходить со мной выпить? Она замолчала. Потом обронила:

– Не понимаю я тебя.

– Что именно? – спросил я.

– Не знаю… – Выражение лица у неё менялось, пока она подбирала слова. – Извини, наверно это подсознательное ощущение, но когда ты смотришь на меня, мне кажется, что ты видишь другую женщину.

Я не нашёлся, что сказать в ответ. Неловко уставился в бокал с бренди. Неужели так заметно? Джинни напоминает Мелиссу, есть такое дело, но до сих пор я сам не осознавал, какое глубокое впечатление произвела на меня эта похожесть.

Внезапно на том конце комнаты раздался взрыв смеха, и люди начали расходиться. Я снова посмотрел на неё.

– Я не думаю о прошлом, – выдал я в попытке сказать что‑ нибудь умное.

– А о настоящем?

– Тоже не особо.

– Да, похоже, – сказала она, а потом засмеялась. – Оно ещё скорее наступит.

– Типа того.

Рэй Тайнер подошёл и встал сзади неё. Она повернулась и протянула ему руку. Он помог ей встать со стула.

– Рэй, это Эдди Спинола, мой друг. Эдди, это Рэй Тайнер.

Мы пожали друг другу руки.

Мне очень согрело душу, что она назвала меня своим другом.

Вблизи Рэй Тайнер оказался почти неестественно красивым. У него были потрясающие глаза и улыбка, которой можно очаровать всех в комнате, даже не открывая рта.

Может, надо пригласить его баллотироваться со мной.

Я вернулся в Целестиал чуть позже двенадцати. Это была первая ночь в новой квартире, и спать мне было не на чем. На самом деле, мебели не было вообще – ни кровати, ни дивана, ни книжных полок, ничего. Я что‑ то там заказывал, но пока не привезли.

В любом случае я не собирался много спать, так что это всё не играло роли. Зато я бродил из комнаты в комнату, по громадной, пустой квартире, пытаясь убедить себя, что я не напрягаюсь и не ревную, и совсем не расстроен. Джинни Ван Лун и Рэй Тайнер потрясающе смотрелись вместе – а на фоне толпы замученных бизнесменов, курящих сигары и обсуждающих проценты, они выглядели ещё лучше.

И на что тут напрягаться?

Через некоторое время я достал из коробки компьютер и поставил на деревянный ящик. Вылез в Сеть и попытался читать свежие финансовые новости.