Ты знаешь, что требование тотальной честности бывает просто другим способом быть занозой в заднице, — ответила я.

Ашер посмотрел на меня глазами цвета зимнего неба.

Знаю.

То, что ты сейчас делаешь, — это твой способ злиться, не показывая злости, поддразнивать с виду невинно, а по сути — укусить.

Он обвил стойку руками, распустив волосы, чтобы они прикрыли изуродованную половину лица. Старый фокус, который он редко применял, когда были только я и Жан-Клод. Он представил всей комнате безупречный профиль в обрамлении сияющих золотых волос.

Я разве злюсь? — спросил он приятным голосом.

Да, — ответила я уверенно. — Вопрос только в том, на что ты злишься.

Я не согласился, что я злюсь.

Но он продолжал показывать миру только этот совершенный профиль, выставляя себя в самом выгодном свете. Он был красив так, что дух захватывало, но я начала ценить его лицо полностью, со всеми недостатками, куда больше, чем эту миловидность злости. Такое представление означало, что он не в своей тарелке — или пытается нас к чему-то склонить. Ашер редко строил глазки без дополнительной причины. Иногда это была прелюдия к сексу, порой он просто добивался улыбки, но в других случаях… в общем, не доверяла я такому его настроению.

Ашер хочет, чтобы я знал, на ком ты кормилась, а ты не хочешь. — Ричард решил покончить с обиняками.

Я опустила голову. Дамиан приложился губами к костяшкам моих пальцев — это был не совсем поцелуй. Мне только надо было открыть глаза, чтобы увидеть его лицо. Он смотрел на меня, и в глазах его было не сочувствие, а сила, самообладание. «Ты это можешь, — казалось, говорили его глаза, — можешь, потому что должна». И он был прав.

Я посмотрела на Ричарда, подумала, не поднять ли простыню и прикрыть груди, но все, кто остался в комнате, их уже видели. Скромность не избавит меня от реакции Ричарда на мое новое завоевание.

Кто это был? — спросил он.

Я повернулась к Ашеру:

Ты мне сегодня говорил, будто сожалеешь, что поставил свои задетые чувства выше моей беды. Ты извинился, попытался как-то загладить. Это и есть цена твоих извинений, Ашер? Час угрызений совести — и снова ты ведешь себя по-сволочному?

Глаза его полыхнули гневом, его сила потекла по мне холодным ветром. Но он подавил ее, проглотил — и силу, и гнев — и повернулся ко мне приветливым, пусть и непроницаемым лицом.

Я только могу еще раз извиниться, ma petite, ты абсолютно права. Это был срыв.

Он отступил от кровати, размашисто поклонился, зацепив пол концами волос. Потом выпрямился демонстративно, будто оправляя рукой плащ.

И отчего ты срываешься? — спросила я.

Честно?

Я кивнула, не очень понимая, хочется ли мне полной честности.