Сбоку к нам подошел Жан-Клод. Все наши головы на всех плечах повернулись к нему.

Он очень бережно тронул меня за лицо и улыбнулся:

Что бы ни случилось, ma petite, мы тебя не бросим.

Ашер обошел с другой стороны, и я оказалась как в коробке из четырех мужских тел.

А меня в компанию не включают? — спросил Ричард, и в голосе его было больше печали, чем злости.

Включают, если ты хочешь, Ричард, — ответил Мика. — Никто тебя не исключает из нее — кроме тебя самого.

Он протянул Ричарду руку.

Ричард уставился на нее, потом на всех мужчин.

Анита, я не могу. Не могу я в этом участвовать.

В чем, mon ami? — спросил Жан-Клод.

Когда вы все вместе.

Мика опустил руку.

Мы тебя не просим с кем-нибудь заниматься сексом, Ричард. Мы просто создаем уют для Аниты — и для себя. Ты же оборотень, ты понимаешь, как нужны прикосновения, чтобы прогнать тревогу или страх.

Ричард покачал головой:

С ним — это всегда секс. — Он показал на Жан-Клода. — Не обманывайся на его счет, Мика. Ему приятно тебя трогать.

Похоже, он решил, что его неловкость из всех мужчин лучше прочих поймет Мика.

Мика обнял Жан-Клода за талию, притянул чуть ближе к себе и ко мне. От этого рука Жан-Клода еще надвинулась на плечи Мики, тела их соприкоснулись от бедра до груди. Мика, устраиваясь поудобнее, смотрел в глаза Ричарду.

Если бы он был таким же оборотнем, как они, им было бы приятно его прикосновение. Мы все испытали потрясение. Всем нам неуютно, Ричард. Мы все думаем, как изменится жизнь каждого из нас с появлением ребенка. Мы боимся, а ты разве нет?

Ты — Нимир-Радж; разве ты не учуял бы чужого страха?

В его голосе звучало презрение.

Я думал, ты рассердишься, если я прямо скажу, что от тебя пахнет страхом.

Руки Ричарда сжались в кулаки. Лицо потемнело от злости, он изо всех сил старался держать себя в руках — заметно было, чего ему это стоит. Почти мучительно было наблюдать, как он пытается подавить свой гнев, а поскольку его сила больше ни разу не согрела комнату, он держал в узде не только гнев.

Он пошел к нам — резкими движениями, будто ноги не хотели двигаться. Как какой-то упрямый робот он шел, пока не оказался возле группы сцепившихся руками мужчин. И остановился. Просто остановился, будто не знал, что делать дальше.

Жан-Клод подвинулся, освобождая место между собой и Натэниелом. Это было приглашение войти в круг. Ричард продолжал стоять, глядя в пол, уронив руки вдоль тела. И тогда Натэниел еще отодвинулся, отпуская меня, только продолжая держать за руку Ашера. Отодвинулся так, что круг превратился почти в полукруг. Жан-Клод понял намек Натэниела и тоже от меня отодвинулся, продолжая обнимать Мику за плечи. Я осталась стоять в полукруге.

Ричард не двинулся, будто и не заметил. Я шагнула вперед, коснулась кончиками пальцев бахромы его волос, скрывающих лицо. Он вздрогнул и поднял на меня глаза. От застывшего в них страдания у меня горло перехватило. Может, просто такая эмоциональная ночь выдалась. Или, если кого-то любишь, то невозможно видеть у него такое страдание в глазах и не хотеть его облегчить.

Мне пришлось привстать на цыпочки, чтобы тронуть его лицо, опереться на его руку, чтобы не покачнуться. Я положила ладонь ему на щеку, на выпуклость скулы, ощущая под рукой силу этого изгиба. Лицо у него было как он сам — сильное, неземной красоты. И в этой совершенной мужской оболочке бушевала буря. Она видна была в его глазах — все его страдание, весь его гнев. Рука напряглась под моей ладонью, гладкая выпуклость мышцы налилась тяжестью. То ли он напоминал мне, насколько он силен, то ли просто вздрогнул. Судя по глазам, вздрогнул, наверное.

И он медленно подался ко мне, пока я тянулась ему навстречу. Наши губы соприкоснулись, и это было больше прикосновение, чем поцелуй. Губы Ричарда шевельнулись в нежнейшей ласке. И я ответила на этот поцелуй так же нежно. Потом он прижался ко мне ртом, и тут уж ничего не было нежного.

Он оторвался от поцелуя со звуком, напоминавшим наполовину всхлип, наполовину вздох, упал на колени, увлекая меня за собой, цепляясь за меня, будто только я одна осталась твердой опорой во всей вселенной.