А я думаю, что да.

Ричард, кажется, ты меня не видишь. Не видишь, кто я.

Это ты мне говоришь? Если я не закрываюсь щитами, я даже сны твои вижу и кошмары тоже.

Но ты все еще пытаешься запихнуть меня в коробку, которая мне была не по размеру, еще когда мы только познакомились. И себя ты тоже пытаешься упихнуть в ящик, где половина тебя не поместится.

Неправда, — замотал он головой. — Неправда.

Какое из утверждений? — уточнила я.

— Мы бы смогли, нашли бы наш вариант с белым штакетником, если бы не он.

Ричард показал на Жан-Клода.

Жан-Клод сидел с совершенно безмятежным, непроницаемым лицом, будто боялся хоть слово произнести.

Не надо переваливать наши трудности на Жан-Клода.

— А что? Ведь это правда. Если бы он оставил нас в покое, не поставил бы на нас своих меток…

Тебя бы уже на свете не было.

Что? — Ричард наморщил брови, глядя на меня.

Без дополнительной силы меток Жан-Клода ты бы никогда не смог убить Маркуса и взять власть в стае.

Неправда.

Я посмотрела на него пристально:

Ричард, я там была. Это правда. Ты был бы мертв, а я бы продолжала спать одна, в компании мягких игрушек и пистолетов. Ты бы погиб, а я бы умерла душой, умирала от одиночества, не только потому, что не было бы тебя, а потому что жизнь моя была бы пуста. Как у многих и многих, кто делает работу полицейских. Я и моя работа — это было одно и то же, ничего сверх у меня не было. Жизнь моя была полна смертей, и ужасов, и попыток опередить, предупредить следующий ужас, и я проигрывала эту битву, Ричард, теряла себя задолго, задолго до того, как Жан-Клод меня пометил.

Я тебя просил оставить работу в полиции. Я говорил, что она тебя сжирает.

Я покачала головой:

Ричард, ты меня или не слушаешь, или не слышишь.

Нас разделяло два фута, но с тем же успехом это могли быть тысячи миль. Есть расстояния, состоящие из куда более труднопреодолимых вещей, чем какие-то там мили. Мы смотрели друг на друга через бездны непонимания, страдания — и любви.

Я попыталась в последний раз.

Допустим, что ты прав. Допустим, что Жан-Клод оставил нас в покое, и возникла эта твоя идиллия. Все равно я бы не оставила работу в полиции.

Ты же сама только что сказала: она убивала тебя, эта работа.

Я кивнула:

Если что-то сделать трудно или тяжело, это еще не значит, что ты этого делать не станешь.

Мне показалось, что тут я заговорила не только о полицейской работе.

Ты же сказала, что я прав?

Я сказала: допустим, что ты прав. Допустим, что без Жан-Клода мы нашли бы способ. Но мы привязаны к нему, Ричард. Мы — триумвират силы. Что изменилось бы, будь жизнь иной, — на самом деле не важно.

Как ты можешь так говорить?

Потому что важно другое, Ричард: мы имеем дело с реальностью — сейчас, сию минуту. Есть вещи, которых не вернешь, и мы все вместе должны постараться как можно лучше распорядиться тем, что в нашей жизни реально.

Лицо его заледенело от злости. Терпеть не могу, когда у него такое лицо, потому что оно и пугает — и красивее, чем когда-либо, и все, что отвлекает взгляд от этой изумительной красоты, будто ветром сдувает.