Глава сорок первая

— То есть как это — я чуть не привязала Реквиема к себе навеки?

Наше сверхсекретное совещание мы проводили в коридоре. Он был пуст, и я не хотела тащиться до самых покоев Жан-Клода.

— Я пытался научить тебя другим способам питания, ma petite, и ты хорошо выучилась.

С этим я могла бы поспорить, но не стала.

— Ты просто объясни, что сказал, Жан-Клод. Не надо щадить мое самолюбие, говори как есть.

— Ты питалась от Реквиема, но раньше ты всегда сдерживалась, или же я столь глубоко участвовал во всем, что ты делала, что был способ как-то контролировать ситуацию.

Я кивнула:

— И?

— Дело в том, что узнать глубочайшие желания человека — возможно. Ardeur позволяет заглянуть в душу.

— Знаю, это часто случается.

Он покачал головой:

— Но в том-то и дело, ma petite: это не должно случаться часто.

— Но ведь случается. Именно так действует ardeur, когда его питают полностью.

Он снова покачал головой:

— Non, ma petite, чтобы питаться полностью, совершенно не обязательно знать чьи-то желания сердца.

— Тогда питание лучше, энергии больше — если знать эти глубинные желания и дать желаемое.

Он кивнул:

— Oui, но ты помнишь правило для всех даров в моей линии крови?

Я нахмурилась:

— Я не… а, насчет обоюдной остроты. Все силы Белль действуют в обе стороны.

— Oui.

Я все еще не понимала:

— Если хочешь что-то сказать, говори прямо, потому что намека — если это был намек — я не поняла.

— Когда ты познакомилась с Микой, какая была в твоей жизни главная нужда?

— Жан-Клод, не надо вести меня тропой рассуждений. Говори как есть.

— Тебе не понравится, — сказал он.

— У меня такое же впечатление, но я все же из тех, кто предпочитает пластырь отрывать одним рывком. Говори давай.

— Тебе нужна была помощь в работе с леопардами и всеми прочими оборотнями, которым ты тогда стала помогать. Это твое желание помочь стольким видам положило начало нашей потрясающей коалиции. Ты сама говорила, что множество проблем общины ликантропов можно будет решить, только если они начнут друг с другом разговаривать.

— Все это я помню, так что из этого?

— Тебе нужен был в твоей жизни такой мужчина, который будет просто говорить «да», а не спорить и не осуществлять собственные идеи. Тебе нужен был кто-то, для кого твои дела будут на первом плане.

Он смотрел на меня так, будто выразился яснее некуда. Мне ясно не было.

— Разве не каждому такое нужно?

— Кажется, я понял, — тихо сказал Мика.

Я обернулась к нему:

— Так расскажи мне.

— Желанием моего сердца было спасение для моих людей — и партнер достаточно сильный и достаточно неравнодушный, чтобы помочь мне их спасти. И мы оба друг от друга получили то, что было нам всего нужнее.

Я нахмурилась, пытаясь понять, потом медленно произнесла:

— Ты хочешь сказать, что я заставила Мику стать таким, как мне было нужно? — Я посмотрела на Жан-Клода. — Ты хочешь сказать, что даже сейчас он вроде как порабощен моей силой? И потому только никогда со мной не спорит? Он околдован?

Я посмотрела на Мику — такой ли ужас у него на лице, как у меня.

Но он был таким же, как всегда, — спокойным, готовым делать все, что будет нужно. Такой практичный, такой… ну, все, что мне нужно было в мужчине. А, черт!

Он улыбнулся мне:

— Анита, не ужасайся ты так.

— А обычно ты споришь больше?

Он покачал головой:

— Я всегда был очень покладист, а годы, проведенные в группе Химеры, хорошо усмирили тягу к бунту. Выпендриваться — это слишком дорого обходилось окружающим.

— И все, что у нас было, — это вампирские фокусы, с той только разницей, что вампир — я? Все это была ложь?

— Вот такой твоей реакции я и опасался, — сказал Жан-Клод.

— А какой реакции можно было от меня ожидать? — чуть не заорала я.

— Ты упустила из виду существенную часть его рассуждений, — сказал Мика.

— Какую еще часть?

— Если ardeur сделал меня твоим идеальным партнером, то он же сделал тебя идеальной для меня. Это же обоюдоострое оружие.

И я тоже под чарами? Под своими собственными? Слишком это все было для меня сложно. Я обернулась к Жан-Клоду:

— Не понимаю. То есть, если это правда, как мы все могли не заметить?

— Но, ma petite, ты все заметила. Твой Нимир-Радж — первый мужчина, с которым у тебя был секс при первой встрече. Первый, кого ты позволила себе вообще не оттолкнуть. Разве не так?

Я хотела поспорить, но не могла, черт побери.

— Блин! — сказала я, повернулась и посмотрела на Натэниела. Он улыбнулся мне ласково, как улыбаются в кабинете врача человеку, только что услышавшему плохие новости.

— Если насчет Мики и меня правда, то и…

— Oui, ma petite, то же самое относится и к Натэниелу.

— Нет-нет, это было по-разному. С ними двумя — совершенно по-разному.

— Но они же разные люди. Желания одного сердца отличаются от желаний другого.

— Я сопротивлялась Натэниелу почти полгода, пока наконец у нас был секс.

— Oui, но не секса хотел Натэниел на самом деле. Он хотел, чтобы его любили и ценили ради него самого, а не ради его тела. Отказывая ему в сексе, но не в любви, ты дала ему то, чего он больше всего на свете хотел.

Такое было чувство, что я задыхаюсь. Воздуха не хватало, я стукнулась спиной об стену, прислонилась к ней, пытаясь думать. Не получалось.

— Единственные двое мужчин в моей жизни, которых я не вижу насквозь, — это ты и Ричард.

Жан-Клод кивнул:

— Я знал, как не пустить тебя внутрь, а Ричард достаточно силен и достаточно противоречив, чтобы самому не знать желаний своего сердца.

— Но все прочие! — Я уставилась на него. — Ашер, Дамиан, даже Джейсон… черт, просто не знаю…

Заговорил Реквием:

— Я думаю, что твой ardeur содержит не только похоть, Анита, но и любовь, как ardeur Белль. Как ardeur моей Лигейи.

— Я была в голове у Белль. Истинную любовь она не узнает, даже если ее мордой ткнуть.

Он улыбнулся, будто я его развлекла.

— Она знает ardeur, как воин знает свое оружие. Она владеет искусством вызывать любовь и преданность, даже пристрастие — в других, не подвергаясь этому сама.

— А ты хочешь сказать, что я это делаю неправильно?

Он подумал, потом кивнул.

— Откуда тебе знать? — спросила я.

— Был момент, когда ты заглянула мне вглубь. Я ощутил, что ты видишь меня до дна души, Анита. Я ощутил, как ты смягчаешь самые мои глубокие страдания. Белль Морт выманила бы это страдание на свет и использовала бы, чтобы пытать меня. Ты же попыталась его исцелить.

— Но мне же и полагалось тебя вылечить?

— Физически, ma petite, но не эмоционально. — Жан-Клод коснулся моего лица, глядя мне в глаза, будто хотел прочесть в них что-то. — И речь не шла о самых глубоких его душевных ранах.

Он уронил руку, но продолжал изучать мое лицо.

— Я ничего не умею делать наполовину, Жан-Клод. У меня все или ничего, и ты уже должен был бы это знать.

Он кивнул с грустным видом.

— Ты совершенно права, ma petite. Я твой мастер, и это моя вина. Я должен был это понять.

— Что именно понять?

— Ты была одержима мыслью научиться управлять процессом кормления, ma petite. Я тоже этим увлекся вместе с тобой, но есть и другие вещи, относящиеся к контролю ardeur ’а. Я пренебрег своим долгом тебя этому научить.

— Ты и не мог научить ее, Жан-Клод, пока ardeur был свежий, — сказал Реквием. — Я был с Лигейей с той минуты, как она приобрела эту силу. И первые месяцы сила была неуправляемой, я боялся, что она с ума сойдет. — Он стиснул плечо Жан-Клода. — Насколько я понимаю, ardeur впервые возник у нее с Микой. Контролировать его тогда было невозможно. — Он посмотрел на меня, на Мику. — Зато удачно получилось для всех заинтересованных лиц.

Я посмотрела на Мику, на Натэниела.

— И я посадила в клетку вас обоих. Зачаровала, подчинила.

Они переглянулись, посмотрели оба на меня.

— Мы тебя любим, — сказал Мика.

Натэниел придвинулся, будто хотел меня обнять. Я сползла ниже по стене, уклоняясь.

— Но это же все вампирская сила. Все ложь — разве для вас это не убивает все? Я вас поймала, поймала обоих, это же хуже, чем Огги с нами сделал. Это же не подделка, это истинная любовь. Я заставила вас обоих меня полюбить… это же зло.

— Если бы ты заставила нас тебя полюбить без взаимности, может, это и было бы злом. Но ты нас тоже любишь.

— Но это же ложь, Мика, все ложь!

Он посмотрел на меня, взглядом мне говоря, что я дура. Но ведь я же не была дурой, нет?

— Анита, не забывай, мне случалось влюбляться.

— Бекки, твоя школьная подруга, невеста в годы колледжа.

Он кивнул:

— И это было настоящее, Анита. Она была любовью моей жизни, и не брось она меня, я бы так и думал, что лучше не бывает.

Бекки бросила его, когда он выжил после нападения, превратившего его в оборотня. Она не могла смириться, что он раз в месяц становится мохнатым. Конечно, у нее с ним были и другие проблемы, до того. То, что мне казалось огромным преимуществом, она считала огромным недостатком.

Мика шагнул ко мне. Я сползла по стене ниже, выставив руку, — не хотела, чтобы он ко мне прикасался, в тот момент — наверное, потому, что тогда победа осталась бы не за мной. Всегда поражалась, как мое тело на него реагирует. Никто на меня так не действовал — в такой степени. Сейчас я знала, что это — вампирский фокус, но вампиром, который этот фокус проделал, была я. Блин.

— Я знаю, как ощущается истинная любовь, Анита. Это она и есть. Мы все счастливы, как никогда в жизни. Единственное, что может все испортить, — это если ты начнешь на эту тему переживать.

— Да как же тут не переживать, Мика?

Я ощутила движение за секунду до того, как меня коснулись руки. Они погладили мне голые плечи, и мне стало спокойнее. Я прислонилась к Дамиану, позволила ему обнять себя, и страх, смятение, гнев — просто унесло прочь. Железный контроль над эмоциями, которому он научился в руках своей создательницы, — вот чем он делился со мной. И я на несколько секунд приникла к этому источнику нерушимого самообладания. Панический страх никуда не делся, но я его обуздала. Я все еще была в ужасе, но это уже была не единственная мысль, вопящая у меня в голове.

Я откинула голову назад, к нему на грудь, посмотрела в лицо. Кроваво-красные волосы он завязал в хвост, убрав с лица. И я смотрела в это лицо, которая моя магия действительно сделала красивее, совершеннее. Он и до того был красив, сейчас стал прекрасен. Я смотрела в эти глаза, как совершеннейшие изумруды, только глядящие на тебя в ответ, будто драгоценность может светиться разумом и желанием.

— Привет, Дамиан.

И мой голос прозвучал как одурманенный — настолько я стала спокойна.

— Привет, — улыбнулся он мне сверху.

Я заморгала.

— Мне так хорошо… не помню, чтобы когда-нибудь ты меня так сильно успокаивал и так быстро.

— Ты ведь любишь Мику?

— Да, — нахмурилась я.

— Ты любишь Натэниела?

Я нахмурилась сильнее:

— Да, но это все ложь.

Он погладил меня рукой по шее, лицо склонилось ко мне.

— И это ощущается как ложь?

— Нет, — тихо-тихо сказала я.

И следующие слова он выдохнул почти мне в губы:

— Вы все любите друг друга. Разве это не важнее, чем то, откуда взялась любовь?

Под прикосновением Дамиана вполне разумно было ответить:

— Важнее.

Он поцеловал меня, и эти губы, которые я сделала полнее, аппетитнее, накрыли мои. Потом он отодвинулся, прошептав:

— Любовь слишком большая драгоценность, чтобы бросаться ею, Анита.

Он был, конечно, прав. Он был прав, но совсем на меня не похоже — так быстро понимать логику. Очень, очень не похоже.

Дамиан склонился губами ко мне, его ладонь легла мне на горло, он прижал меня спиной к себе. Раньше, когда он помогал мне быть разумной, поцелуй с ним был прохладен. Сегодня я отдалась этому поцелую, этим рукам, пусть даже знала где-то в глубине мозга, что это опять ментальные игры вампиров. Дамиан — мой слуга-вампир. Он набирал силу, когда силу набирала я. И мне в голову не приходило, что эту силу он может против меня направить.