Глава тридцать четвертая

В два сорок пять мы сидели в акушерском отделении больницы Святого Иоанна. Кто-нибудь мог бы назвать его «родильное отделение», но лучше не при мне, если этот кто-нибудь хочет жить. Сказать, что мне не было приятно там находиться, — это было бы невероятной степени преуменьшение.

Доктор Норт глянул на ввалившуюся со мной толпу и организовал для осмотра отдельный кабинет. А может, достаточно хорошо меня знал, чтобы организовать заранее. В кабинете были розовые обои с цветочками, мебель, старающаяся казаться домашней или хотя бы притворяющаяся, что стоит в какой-нибудь милой гостинице. Вся мебель, кроме кровати. Она была тоже очень симпатичная, но все равно с перилами и подносом на колесиках в ногах. Больничная кровать, какое ни приделывай ей окружение.

Я не лежала на этой кровати. Я расхаживала по комнате, потому что мы ждали результата анализов крови. Через несколько минут мы узнаем, насколько плохи вести.

Мика сидел в углу в кресле, чтобы не попадаться мне на дороге. Умный мужик. С нами было еще двое львов-оборотней, один спокойно стоял у стены, другой занял единственное оставшееся кресло и сидел в нем, читая. Джозеф привел мне на выбор шесть львов. Ему серьезно не нравился Хэвен, лев Огги, и он надеялся, что я выберу кого-нибудь менее доминантного. Меня устраивало. Но как выбирать среди относительно незнакомых? Как выбрать тех, кто уж по крайней мере позволит тебе заставить их перекинуться, и грубо? Как знать, что выбранный не станет сопротивляться?

Джозеф заверил нас с Жан-Клодом:

— Я выбрал подчиненных, как мы с Жан-Клодом договорились. Думаю, они будут для тебя, для ardeur ’а, такими, как был когда-то Натэниел.

— Что это должно значить? — спросила я.

— Я считаю, что ты сможешь питать от них ardeur без полного сексуального контакта. Если я правильно понимаю механизм действия ardeur ’а, то только доминантность и сила не дают тебе питаться через поцелуй.

— Такова теория, — сказала я.

Все они казались мягкими, какими-то незаконченными и слишком для моей жизни хрупкими, но я выбрала двоих: Тревиса и Ноэля, соответственно блондина и шатена. Тревис был студентом бизнес-школы, а Ноэль — английской литературы. Ноэль носил очки, а в понедельник должен был сдавать экзамен, потому принес с собой учебники. Тревис — только себя.

Ноэль готовился к экзамену и ничего вокруг не замечал. Тревис замечал все, что попадало под взгляд его светло-карих глаз. Смотрел так, как смотрят копы, будто все запоминая. Похоже, его особо интересовал Ричард.

Снова вернулась моя смена охранников, так что Клодия и Лизандро стояли в дальнем углу у двери, в вольной позе телохранителей, которая кажется расслабленной, но не совсем. Если кто из них и был когда-то военным или копом, заметно это не было. Просто крутые ребята, и этого хватало. Еще были двое охранников с внешней стороны двери, против чего доктор Норт было возразил, но Клодия посмотрела на него тяжелым взглядом, и он возражения снял. Один из охранников снаружи был Грэхем, второй — незнакомый мне гиенолак. Иксион его звали, хотя произнес он это имя так, будто оно ему не нравится и у него недавно. Нарцисс забавлялся больше, чем следовало бы, раздавая имена своим новичкам. Иксион настолько был отставным военным, что даже еще стригся коротко и неловко чувствовал себя в штатском.

На самом деле четверо телохранителей не были нам нужны, но только так могла Клодия найти волка, который согласится перекинуться ради меня в больнице, если понадобится, и не давать понять Ричарду, что мы ему не верим, поскольку он моего зверя в случае срочной необходимости не примет. Грэхем был мой запасной волк, так сказать, а Иксион поехал, потому что Клодия составляла охранников парами. Если притворяемся, то надо притворяться как следует.

— Ты так вымотаешься, Анита, — сказал Ричард.

— Значит, вымотаюсь, — огрызнулась я и сама знала, что огрызаюсь, и плевать мне на это.

Он отодвинулся от стены, подошел ко мне и протянул руку, будто хотел обнять или погладить.

— Не надо, — сказала я, продолжая идти вперед, пока окно не заставило меня развернуться и зашагать назад.

— Я же просто хотел помочь, Анита.

— Ходить — это помогает, — сказала я, не глядя на него.

Как он не может понять, что меня надо на фиг оставить в покое? Мика понял. Натэниел хотел поехать, но такое раннее превращение его вымотало. Обычно, приняв животную форму, нужно провести в ней от шести до восьми часов, а если перекинешься обратно раньше, за это приходится платить. Чтобы к вечеру быть хоть как-то в форме, ему нужно было отдохнуть. Я его уложила с Дамианом, чтобы оба к закату были получше.

Ричард тронул меня за плечо, когда я проходила мимо. Я выдернулась и пошла дальше. Если бы можно было придумать способ взять с собой Дамиана, мы бы придумали. Он мне помогал успокоиться, и это мне сейчас было нужно. Но вампиры при дневном свете плохо передвигаются.

— Если не успокоишься, — сказал Ричард, — можешь случайно вызвать своего зверя. А тебе этого не хотелось бы — здесь.

Я остановилась, посмотрела на него недобро:

— А ведь это решило бы все проблемы, да?

— Ты не всерьез, — не поверил он.

— Черта с два — не всерьез.

— Ульфрик!

Это сказал Тревис из своего угла.

Ричард обернулся к нему.

— Ульфрик, она сжигает нервную энергию, когда ходит.

— Знаю, — ответил Ричард голосом никак не дружелюбным.

— Если ты ее заставишь прекратить, куда эта энергия денется?

Ричард открыл было рот — и закрыл снова. Кивнул.

— Понял. Наверное, я сам занервничал, глядя, как она расхаживает.

— Тогда не гляди, — сказал Тревис так, как будто это было легче легкого.

Ричард шумно и глубоко вдохнул воздух, потом сказал:

— Пойду подышу. Буду прямо у двери, обещаю.

Я остановилась на миг, чтобы бросить:

— Знаю, что будешь.

Он кивнул и вышел. Когда за ним закрылась дверь, Тревис сказал:

— Ну, слава Богу. Одного такого нервного достаточно на помещение такого размера.

Я посмотрела на него:

— А что, Ричард так же нервничал?

Мика рассмеялся:

— Да.

Я крепко обняла себя за плечи:

— Наверное, я сама так взвинчена, что не заметила.

— Тебе положено нервничать, — сказала Клодия от двери.

Я кивнула, но не то чтобы поверила.

В дверь постучали. Я вздрогнула, обернулась на стук, впилась пальцами в собственные руки. Уже не обнимала себя — цеплялась, как цепляются пальцы за осыпающийся карниз перед тем, как ты с воплем рухнешь в бездну.

Грэхем приоткрыл дверь, просунул голову:

— Это доктор.

— Впусти его, — велела Клодия напряженным голосом. Неужто от меня все сегодня начинают психовать?

Вошел доктор Норт, бросив беглый взгляд на стоящего у двери Иксиона.

— Ваши люди слегка нервируют сестер и пациенток. Они не могли бы войти сюда?

Я посмотрела на Клодию — командовала она. Она кивнула и послала Лизандро открыть дверь и позвать Грэхема с Иксионом. Грэхем сразу нашел кусок стены, за который ухватиться, улыбнулся мне нервозно — как я понимаю, хотел меня успокоить. Иксион хмуро оглядел комнату и вроде бы не знал, куда встать. Что-то очень тут людно стало.

— К окну, Иксион. Не все, кто за нами охотится, входят в дверь.

Прямое нападение не очень нам грозило, но зато человек получил место, где встать, подальше от кровати и от всего, что мы делали. Но если будет осмотр, то все, кроме потенциальных отцов, должны будут выйти.

Когда Иксион устроился у окна, доктор Норт оглядел комнату.

— Вы хотите обсуждать это при всех?

— Вы только что попросили меня пригласить в комнату еще двоих, док.

Он улыбнулся:

— Я имел в виду, что некоторых из них вы, может быть, хотели бы отослать в кафетерий.

Я вздохнула, покачала головой. Как ему объяснить, что, если новости плохие, мне может понадобиться кто-то из моего персонала поддержки, если не все? Никак, так что я и пытаться не стала.

— Вы уж выкладывайте, док, о’кей? Меня этот саспенс уже достал.

Он кивнул, поправил очки. У него за спиной открылась дверь, и вошел Ричард.

— Я ничего не пропустил?

Я покачала головой.

— Анита, — сказал доктор Норт, — вы себя до крови пораните, если будете вот так вдавливать ногти в собственные руки.

Я посмотрела на пальцы так, будто они только что возникли на концах моих рук. На коже остались полулунные вмятины от ногтей. Почти до крови. Почти.

Ричард протянул мне руку, я поколебалась и взяла ее. Всплеск энергии потряс нас — мы слишком оба нервничали, чтобы быть друг другу помощью. Он закрылся, поставил щиты, и его рука в моей стала всего лишь теплой и настоящей. Я оценила его усилие, когда он увидел, что я сделала со своими руками, но сама я проиграла битву за то, чтобы не оглянуться на Мику. Я была слишком перепугана, чтобы ублажать чье-либо самолюбие. Чтобы не хотеть притянуть к себе как можно больше всего, что есть уютного на свете.

Мика подошел к другой моей руке. Ричард напрягся, потому что не хотел этого и не мог скрыть, что не хочет, но сцену не устроил. Я пожала его руку, ткнулась головой ему в плечо, давая ему понять, как много он для меня значит, потому что он действительно значил для меня много. Этот знак внимания заработал мне улыбку, озарившую все его лицо. Когда-то за один вид этой улыбки я бы отдала свое сердце.

Я обернулась к доктору, держась за них обоих, и мне было лучше от того, что я за них держалась. Мне хотелось изобразить хладнокровие, но держалась я за них как за два последних деревянных обломка посреди океана.

— Я попросил проверить кровь еще раз, Анита.

— Значит, ничего хорошего, — сказала я.

— В такой момент полагается попросить ее сесть? — спросила Клодия.

Доктор Норт глянул на нее:

— Если хочет, может сесть. — Он обернулся ко мне: — Хотите сесть?

— А надо?

Он улыбнулся шире:

— Не думаю, но если надо будет, у вас хорошая поддержка. — Он кивнул в сторону Мики и Ричарда.

— Выкладывайте, док.

Мой голос звучал чуть сдавленно, но не дрожал. Очко в мою пользу.

— Я могу быть полностью откровенен при всех присутствующих?

Я подавила желание заорать и сумела ответить:

— Да, да, только говорите уж, Бога ради!

Он снова кивнул:

— Вам известно, что у вас ликантропия?

Я тоже кивнула и нахмурилась:

— Мне известно, что я — носитель ликантропии.

— Забавно, что вы так это формулируете. У вас кровь совершенно уникальна, Анита.

— Месяца полтора назад я узнала, что являюсь носителем ликантропии волчьей, леопардовой, львиной и еще какой-то, которую не смогли даже определить.

Он глянул на меня поверх очков:

— Вы знаете, что быть носителем более одного штамма ликантропии невозможно. Они дают перекрестный иммунитет. Ликантропией можно заразиться только один раз.

Я снова кивнула, стиснув руки, которые меня поддерживали.

— Все это я знаю. Я — медицинское чудо, тра-та-та, ля-ля-ля. Давайте к беременности. Есть у меня синдром Маугли или синдром Влада?

Он очень внимательно посмотрел мне в глаза, слишком даже серьезно, и сказал:

— Да, насколько можно судить по результатам анализов.

У меня подкосились колени, я бы упала, не поддержи меня Мика и Ричард. Кто-то подтащил кресло, и меня в него посадили. Ребята продолжали держать меня за руки, каждый из них положил руку мне на плечо, будто опасаясь, что я завалюсь вперед. Но пока еще я до этого не дошла. Пока еще.

— Что значит — «насколько можно судить»? — спросил Мика.

— Эти два синдрома — они как ликантропия: невозможно иметь оба сразу. Зародыш не может быть поражен и синдромом Маугли, и синдромом Влада. Если бы у Аниты не было четырех разных штаммов ликантропии в крови, что медицински невозможно, я бы сказал, что в нашем случае имеют место близнецы, но по другим анализам крови и еще некоторым исследованиям…

Он еще шевелил губами, но слышала я только рев крови у себя в ушах. Ричард и Мика помогли мне спрятать голову в колени, не дали упасть из кресла. Подержать голову между колен — это через несколько секунд помогло. Но я рада была, что они меня поддержали. Я бы не упала в обморок, но мне случалось терять сознание, и это очень похожие явления. Близнецы, Господи Боже мой! Вот так и расплачиваешься с процентами за заем у судьбы. Близнецы с двумя самыми страшными врожденными дефектами, известными современной науке. Святая Мария, Матерь Божия, не покинь меня!

Из пустоты выплыл голос доктора Норта — он склонился передо мной:

— Анита, Анита, вы меня слышите? Анита!

Я заставила себя кивнуть.

— Я не хотел бы давать вам ложную надежду, потому что, насколько мне известно, только беременные дают положительный результат на эти синдромы, но анализ на беременность дал отрицательный результат. Два раза.

Я подняла голову, медленно: во-первых, потому что быстрее не могла. Во-вторых, потому что ушам своим не поверила.

— Что?? — спросила я и сама не узнала своего голоса.

Он присел передо мной, и при этом он был достаточно высок, а я достаточно низкоросла, чтобы наши глаза оказались на одном уровне. Лицо у него было совершенно искреннее и чуть-чуть встревоженное. Он медленно, тщательно выговаривая слова, повторил:

— Ваш анализ на беременность оказался отрицательным.

— Но вы говорили…

— Я знаю, — кивнул он. — Я тоже не понимаю этих результатов. А сестры и интерны локтями друг друга отпихивают, кто мне будет помогать на ультразвуке.

— Локтями?

— Хотите знать почему?

— Да.

— Что бы ни показал ультразвук, в истории медицины это будет первый случай, насколько мне известно. Либо вы не беременны, но даете положительные результаты на два синдрома, для которых беременность необходима. Либо у вас близнецы от двух разных отцов, а анализ почему-то показывает, что беременности нет. Достаточно необычно. И не будем забывать, как мы уже говорили по телефону, что младенец с синдромом Маугли уже через несколько недель будет жизнеспособен, а его близнец — нет.

Я только таращилась на него.

— Что вы хотите этим сказать, доктор? — спросил Ричард.

Доктор Норт прочел краткую лекцию по синдрому Маугли и возможности ускоренной беременности.

— Или что-то в крови Аниты дает на все это положительные результаты. — Он посмотрел на меня, все еще не вставая. — Вы ликантроп? В смысле, вы перекидываетесь?

Я покачала головой, потом добавила словами:

— Пока нет.

— Что значит «пока»? — спросил он.

— Значит, что я чуть не перекинулась.

Мика пояснил:

— Сегодня нам казалось, что она собирается перекинуться.

— Давно у нее множественные штаммы ликантропии?

Мика посмотрел на меня, я пожала плечами.

— Мы думаем, где-то с полгода. Когда превращения не произошло, мы решили, что она не заразилась.

Доктор Норт кивнул, будто соглашаясь.

— Логично до некоторой степени. В литературе говорится, что наступает первое полнолуние, и ты перекидываешься. Точка. Но вы говорите, что прошло шесть полнолуний — и ничего.

— Хватит говорить так, будто меня здесь нет!

— Простите, Анита. Я думал, вам надо дать несколько минут, чтобы прийти в себя.

— Я уже пришла в себя, насколько это возможно. — Глубоко вдохнув, я медленно выдохнула и оттолкнула от себя руки. — Я могу сесть нормально, все в порядке.

— Анита, — на этот раз это был голос Мики, — пожалуйста, позволь нам тебе помочь.

Я пыталась найти в себе силы пособачиться, но их не было.

— Ладно, ладно, держите мне руки, только не фиксируйте меня на кресле. А то будто поймали и держат.

Поймали. Слово, точно передающее ощущение.

Мика опустил руку, и я после минутной паузы ее взяла. Ричард с другой стороны от меня сделал то же самое, и его я тоже взяла за руку. Я продолжала вести себя храбро, но если новости и дальше будут столь же интересными, мне может понадобиться за кого-то держаться.

— Результаты всех анализов крови дважды дали один и тот же ответ. Поскольку согласно всему, что нам известно, это невозможно, я хочу посмотреть на ультразвуке. Он покажет, беременны вы или нет. Мы сможем это увидеть. Если ничего не увидим, значит, вы не беременны. Домашний тест дал ложноположительный ответ, анализ крови — правильный.

— А если я беременна?

Он подвигал лицом, подбирая подходящую манеру общения с пациентом:

— Тогда будем решать.

— Два младенца, один может вырасти так быстро, что через несколько недель будет готов к родам, а второй может попытаться прогрызть себе путь наружу или сожрать своего близнеца.

Голос снова стал моим — деловым и ровным. Таким голосом можно обсуждать меню на ужин.

— Господи! — ахнул кто-то.

Рука Ричарда стиснула мою почти до боли, но я не попросила его отпустить. Я хотела ощущать его. Мика другой рукой взял меня под локоть. Хотя бы никто из них не стал мне беззастенчиво врать, что все будет хорошо. Хорошо никак не получится.

Доктор Норт прикрыл глаза на секунду. Очень неприятно видеть, как твой доктор прикрывает глаза этим медленным движением, будто тоже думает «О Господи!».

— Я боюсь, что мы имеем дело с наихудшим сценарием, Анита. Давайте посмотрим на ультразвуке, чтобы знать точно.

Он встал, отряхнул штанины, стараясь никому не глядеть в глаза. Наверное, я со своим пессимизмом слишком попала в точку. Это у меня излишний пессимизм? Увы, да.