Глава 2. Три дня Шун не отходил от мольберта

Три дня Шун не отходил от мольберта. Он даже ел и спал здесь же, бросив матрац на пол, - настолько увлекла его работа. Вечером третьего дня в дверь его дома яростно забарабанили. Дракон хотел было сделать вид, что его нет дома, но хорошо знакомый голос, орущий на всю улицу, заставил его изменить решение.
- Шун, ты не забыл, что у тебя выставка меньше, чем через месяц?!
- Привет, Леирзиль, - открыв дверь, Шун пропустил своего горластого друга в дом. - Сколько раз я просил тебя не орать под дверями?
- Если я не буду орать, ты оставишь меня стоять на улице.
- Когда это я оставлял тебя на улице? – возмущению дракона не было предела.
- Потому и не оставлял. И вообще, хватит об этом. Я пришел поговорить о твоей выставке.
- Леирзиль, ты уже три раза организовывал мои выставки и каждый раз выматываешь мне всю душу, меняя по десятку раз все планы и композиции. Вот клянусь тебе, если в этот раз будет то же самое, я буду искать другого агента-посредника.
- Ищи, - полуэльф оскалился, а его карие глаза задорно блеснули, - и посмотрим, сможешь ли найти такого, кто будет держать язык за зубами.
- Твоя неболтливость в определенных вопросах – твой единственный плюс.
Шун устало опустился в кресло и зевнул.
- Ого, зеваешь среди дня? Работал? Я могу посмотреть?
- Середина дня была несколько часов назад. А картины… иди, смотри, - дракон кивнул головой в сторону мастерской и прикрыл глаза, - я как раз закончил.
Полукровка шустро нырнул в указанном направлении, чтобы вернуться через несколько минут с выражением крайнего удивления на лице.
- Это все за три дня?
- И ночи.
- Боже, друг мой, да ты… ты… ох. Я даже не знаю, как сказать, но это… великолепно. Твои картины вызовут фурор и разойдутся в мгновение ока.
Потерев ладонями лицо, Шун устало вздохнул.
- Я еще не решил, буду ли выставлять эти три картины на продажу.
- Так не выставляй. Просто покажи их публике, и заказы на нечто подобное посыплются на твою голову, словно дождь.
- Знаешь, я не уверен, что смогу повторить подобное еще раз. Тут нужен определенный настрой.
- Оно и понятно. Когда я увидел ту, что еще стоит на мольберте, чуть не прослезился.
- Врешь ты все, - Шун невесело усмехнулся. – Ты и слезы - понятия несовместимые.
- Хочешь не верь, но я говорю правду. Столько трагизма в этой картине… я просто не ожидал увидеть что-то подобное. Твои пейзажи обычно яркие, жизнелюбивые, можно сказать, жизнеутверждающие, а тут все так мрачно и трагично, но цепляет. Определенно, цепляет.
- Ладно, хватит. Говори, зачем пришел, а то я спать хочу.
- Вот так всегда. Друг мой Шун, стоит заговорить с тобой о душе, как ты мгновенно закрываешься, словно устрица в раковине. Это твои комплексы…
- Лизи!
- Все-все. Молчу. Я собственно пришел, чтобы обговорить рамки для картин. Из какого дерева? Резные или простые?
- Ты снова начинаешь? – дракон угрожающе нахмурился, прикидывая, зажарить полуэльфа здесь или выгнать его из дома, чтобы не поджечь в комнате что-нибудь случайно.
- Понял. Умолкаю. Все мелкие организационные моменты будешь решать сам. Ну, пока. Не провожай, - с этими словами полуэльф резво удалился, оставляя Шуна размышлять в одиночестве над превратностью судьбы.
Они с Леирзилем познакомились случайно в баре, когда полуэльф ввязался в драку, отстаивая свою честь. Шун и сам не понял, почему тогда помог этому пройдохе, но, как говорит народная молва, противоположности притягиваются, вот их и притянуло друг к другу. Шун был склонен думать, что они сошлись так близко потому, что каждый видел в другом то, чего ему самому недоставало в жизни. Впрочем, это были только его измышления, которыми он никогда и ни с кем не собирался делиться.
Когда полуэльф ушел, Шун поднялся и направился в мастерскую, чтобы снять с мольберта последнюю картину. Краски, кое-где еще не успевшие высохнуть, только добавляли яркости изображению. В середине композиции было дерево, гнущееся под порывами ураганного ветра, тогда как другое, более тонкое деревце, лежало рядом сломанным. Пригибаясь к земле от очередного порыва ветра, старое дерево касалось ветками поверженного ствола, словно умоляя своего собрата подняться, не бросать его в одиночестве, но это было уже не в его силах. На заднем плане чернел густой лес, погубить который ветер не мог, как бы не ярился, а по небу плыли тяжелые черные облака, гонимые все тем же ветром в неизвестность.
Сняв картину с мольберта и посмотрев на нее несколько минут, Шун поставил ее в специальную стойку и быстро начертил на обороте: «Отчаянье». Рядом стояли две уже готовые картины. На первой был изображен отцветающий шиповник, роняющий свои лепестки на землю, а на второй - одинокое дерево во мгле, освещенное единственным лунным лучом, пробившимся сквозь тучи.
Подобная мрачность в работах была раньше несвойственна дракону, тщательно скрывающему свои эмоции за показной веселостью, но после той встречи что-то в нем изменилось, заставляя острее чувствовать свое одиночество, скрываемое столько лет даже от самого себя. Когда на Шуна накатывала тоска, он либо звал в гости Леирзиля, либо рисовал, выбирая для своих картин самые яркие природные краски и много солнечного света. Теперь же ему претила эта фальшивая и показушная яркость.
Шун провел пальцами по подрамникам, не прикасаясь к холсту, но не потому, что не хотел повредить свежую краску. Если притронуться к картине, рисунок, в который была вложена толика магии, начинает жить. Луна прячется за набежавшие тучи, но вновь выглядывает, упорно пробиваясь к одинокому дереву, словно желая разделить его боль и скрасить одиночество. На шиповнике вырастает маленький бутон, который вот-вот должен будет раскрыться навстречу солнечному свету. Только на последней картине не было ни малейшего просвета. Она словно отражала состояние души дракона, холодной и изломанной, словно его…
- Нет. Только не вспоминай. Не думай. Нельзя.
Шун быстро покинул мастерскую, чтобы добраться в кухню.
- Где-то тут у меня оставалось немного вина после прошлого визита Леирзиля. - Постояв минуту, вспоминая, куда он мог засунуть початую бутылку, дракон достал искомое и бокал, а затем направился в комнату, желая выпить, заглушая воспоминания.
Но допить вино в этот раз Шуну не удалось. Тот, кто постучался в дверь, был вежлив, но весьма настойчив, так что пришлось оставить бутылку до лучших времен и идти открывать. За дверью обнаружился парнишка лет двенадцати.
- Господин, меня послала к вам хозяйка, вот… - мальчишка протянул ему сложенную вчетверо записку, развернув которую, Шун прочел:
«Ваш клиент дал о себе знать. Сегодня в семь Вас будет ждать карета».
Бросив мальчишке мелкую монетку, Шун взглянул на часы. У него было два часа на то, чтобы привести себя в порядок и добраться в бордель к назначенному времени.
- Успею. - Шун бросился в ванную, радуясь тому, что, возвращаясь домой в прошлый раз, зашел в магазин и купил себе одежду попроще, так что теперь ему не придется заимствовать костюм у кого-то из работников борделя.

Ровно в семь часов Шун остановился у дверей борделя, одновременно с подкатившей к нему темной каретой без родовых гербов или каких-либо иных знаков, говорящих о ее владельце. Пара гнедых, как и их упряжь, тоже ничем не отличались от нескольких сотен подобных им. Таких экипажей в столице можно было насчитать с полтысячи, так что опознать таинственного хозяина по прибывшей за Шуном карете не представлялось возможным.
Знакомый уже слуга спустился с козел, и Шун покорно наклонил голову, позволяя надеть на себя знакомую маску, а затем усадить в карету.
Дом встретил Шуна уже знакомой лестницей, и вскоре дракон стоял в комнате, слыша рядом дыхание того же человека. Шун был уверен, что перед ним именно человек, потому что у всех остальных рас регенерация была более развита, особенно у них, драконов, и у высших оборотней, так что шрамы на теле просто не задержались бы надолго. Дальше шли демоны, потом низшие оборотни, светлые и темные эльфы, сильфиды, дриады, русалки и сирены. Только люди не могли похвастаться ни долголетием, ни отменным здоровьем, зато размножалась эта раса настолько быстро, что вскоре угрожала потеснить долгоживущие народы.
На этот раз Шун разделся, не дожидаясь команды хозяина, после чего сделал несколько шагов вперед, примерно запомнив, в какой стороне находилась кровать.
- Я не думал, что ты снова приедешь.
Больше слов не было. Руки заботливо помогли ему устроиться на кровати, а затем принялись ласкать тело Шуна. Подведя дракона к той точке, когда он сам начал искать продолжения, приподнимая бедра и постанывая, таинственный хозяин вновь оседлал его бедра, насаживаясь на член. Проникновение было так же неспешно, как и прошлое, но Шуну хотелось, чтобы мужчина действовал увереннее, а потому дракон сам начал подаваться ему навстречу, схватив за бедра и насаживая на себя.
- Ш-ш-ш, не спеши. Дай мне насладиться тобой, - тихий шепот мужчины завораживал, заставляя прислушаться к его желанию, и Шун замер, позволяя другому решать, как доставить удовольствие им обоим.
Поначалу движения мужчины были неторопливы, но постепенно темп проникновений все нарастал, и тела их начали сталкиваться с характерными шлепками, еще больше заводящими дракона. Когда Шун почувствовал, что разрядка близка, мужчина вдруг обхватил его поперек тела и заставил перевернуться, оказавшись снизу и прижавшись грудью к его груди. Теперь темп слияния должен был задавать Шун. Дракон приподнялся, стараясь не слишком наваливаться на мужчину, и начал вечный танец любви, чувствуя, как тугая пружина удовольствия дрожит внутри него, готовая вот-вот сорваться, сметая все на своем пути.
- Лети, мой сокол. Лети для меня, - горячий шепот трогал сердце, и Шун кончил, на мгновение теряя ощущение твердой поверхности под собой. Сознание тут же обжег страх падения, но теплые руки надежно придержали ослабевшее тело, мягко опуская его на постель.
Очнулся Шун через несколько минут, лежа на боку и чувствуя рядом тепло чужого тела. Подушечки пальцев скользили по плечу, наслаждаясь нежностью кожи дракона, а сам он скорее уловил, чем услышал тихий шепот:
- Мой сокол. Нежный, храбрый, сильный и прекрасный сокол.
Шун сначала хотел спросить, почему мужчина называет его соколом, но потом сам понял. Его маска напоминала колпачок, что надевают на прирученных соколов. Шун даже улыбнулся такому сравнению, представив подобную маску, надетую на дракона в его истинном теле, а затем зевнул, чувствуя, как расслабленность после секса мягко переходит в сон.
- Можно я посплю? Немного, - скорее пробормотал, чем спросил он, но ответа не услышал, неудержимо погружаясь в царство сновидений.
Разбудили его нежные прикосновения губ к плечу, а затем и к шее.
- Тебе пора.
Шун потянулся, чувствуя, что проспал он немного, не более двух часов, но, на удивление, хорошо выспался. Сев на кровати, Шун позволил одеть себя, как и тогда, только на этот раз мужчина не торопился звать слугу. Он приподнял руку Шуна, перевернув ее ладонью вверх, и провел по внутренней стороне кончиками пальцев.
- Ты… - некоторое время мужчина помолчал, словно колебался, говорить или нет, но все же решился, - ты приедешь еще?
- Да, - Шун в отличие от него не сомневался в правильности своего решения ни на минуту. – Только ты заранее предупреждай. Как сегодня.
- Я понимаю. Спасибо. - Пальцы скользнули по лицу, очерчивая контур подбородка. - Дир, проводи гостя.
И снова знакомая карета повезла Шуна к борделю, где дракон расплатился с хозяйкой деньгами таинственного мужчины, добавив от себя мешочек не менее увесистый.
- Желаете продлить наш договор? – спросила женщина, удерживая на ладони полученные деньги.
- Да. Я буду ждать. Если вдруг меня не окажется дома, пусть мальчик подсунет записку под дверь.
- Как пожелаете, господин. Счастливой ночи.
- Благодарю, - ответил Шун и поспешил домой, чтобы выложить на холст роящиеся в голове мысли и чувства, так что пришедший на следующий день полуэльф увидел на мольберте новую картину: сокол в путах и украшенном драгоценностями колпачке сидит на перчатке охотника. Вторая рука мужчины тянется к нему, чтобы освободить птицу, и сокол это словно чувствует.
- Ты не перестаешь удивлять меня, друг мой, - тихо произнес полуэльф, прикасаясь пальцами к картине. Ветер ерошит перья птицы. Сокол шевелится, переступает по перчатке, чуть раскрывая крылья, выражая готовность взлететь, как только хозяин подарит ему свободу, пусть и мнимую. Клюв его чуть приоткрывается, словно сокол вот-вот закричит, бросая вызов всему миру.
- Знаешь, Шун, если бы я не был по девочкам, я бы тебя поцеловал. Честное слово.
- Обойдусь я без твоих поцелуев, - фыркнул дракон, - к тому же я не люблю рыжих.
- Я не рыжий. Я медный, - Леирзиль притворно закипел от возмущения, а Шун засмеялся, скрестив руки на груди, и снова полуэльф открыл удивленно рот. – Я еще ни разу не видел, чтобы ты по-настоящему смеялся. Что произошло?
- Я и сам не очень понимаю, Лизи. Но как только разберусь, ты обо всем узнаешь одним из первых.