Глава XVII. Христианские священники выдают причащение за особую тайну, за особое таинство христианской религии

ПРИЧАЩЕНИЕ

Христианские священники выдают причащение за особую тайну, за особое таинство христианской религии. В главе XIV (об умирающих и воскресающих богах) мы привели многочисленные примеры обряда причащения у разных народов. Причащение в более древних религиях происходило так же, как в христианской религии, — хлебом и вином — и означало соединение человека с телом и кровью своего бога. Конечно, каждый верующий христианин очень обижается, если ему говорят, что причащение имеет своим началом просто-напросто людоедство, употребление человеческой крови и тела. Мы рекомендуем каждому прочесть работу И. Скворцова-Степанова «О «таинстве

119

святого причащения»»'. Там он найдет яркое, верное изображение происхождения этого обряда. Мы здесь хотели бы дополнить несколько материал, касающийся этого ужасного пережитка человеческого жертвоприношения.

Начало этого обряда восходит к очень отдаленным временам, когда многие роды и племена верили, что они происходят от тех или иных животных. Эти животные (тотемы) считались олицетворением их предков-духов. Священные животные считались табу (запрещенными). К ним нельзя было прикасаться, их нельзя было уничтожать. Такое животное считалось предком веровавшего в него рода или племени. Первобытные люди верили, что если они съедают какое-нибудь животное или растение, то в них вселяется дух животного или растения, они приобретают его силу и свойства. Поэтому считалось полезным съедать сердце убитого льва или медведя, чтобы приобрести храбрость и силу этих животных. Поэтому же охотник запрещал есть мясо зайца своим детям, чтобы они не стали трусливыми. Но именно поэтому же очень часто, когда перед племенем вставала необходимость напрячь все силы, прибегали к тому, что съедали своего тотема, причем это пожирание бога происходило при очень торжественной обстановке, обставлялось религиозными церемониями. Верующие съедали по кусочку своего убитого бога и выпивали его кровь. Принимая участие в этом жертвоприношении, каждый член общества был убежден, что он соединяется с божеством и приобретает силы и свойства этого божества, — причащается тела и крови своего бога.

Впоследствии, когда общество достигло более высокой ступени развития, человеческие жертвоприношения сменились сначала жертвоприношением животных, а потом вообще исчезло кровавое жертвоприношение. От них остались только пережитки. Но в основе этих пережитков и воспоминаний лежит именно кровавое жертвоприношение. И одним из таких пережитков, утерявшим дл;! современного человека свое былое содержание (человеческое жертвоприношение), является причащение.

В основе лежит страшная борьба древнего человека в далекие времена за существование, когда людоедство было рас-

120

пространенным явлением среди людей. Исследователь и историк религии Робертсон-Смит блестяще показал, каким образом люди именно со времен каннибализма (людоедства) перенесли в современную нам эпоху идею причастия человека телом божьим. Просфоры и чаша с вином, из которой сейчас причащаются верующие, и облатка, которую кладет католический ксендз в рот верующим католикам, — это пережиток прежнего употребления тела и крови человеческой в жертву богу².

Обряды причащения были в культе Митры и в культах других богов древности. Церковный писатель II века Юстин свидетельствует с изумлением об этом поразительном сходстве обряда причастия хлебом и вином в культе бога Митры и у христиан ³.

У древних арабов обряд причастия происходил

В ВИДе убийства ЖИВОТНОГО Обряды, подобные христианскому «таинству» к-птги-» д ' причащения, были широко распространены в КОЮрОе ПОСВЯЩаЛОСЬ ООГу дохристианских религиях и из них (прежде все·

И КОТОрОе 6ЫЛО ОЛИЦетвО- ^{го и3} митраизма) перешли в христианство.

прнтлрид атпг rtn ^^a Р^У¹¹¹^^ «тайная вечеря» (священная тра· рением ЭТОГО ООГа, ПОСреД- пеза) в культе умирающего и воскресающего

НИКОМ Между ЛЮДЬМИ И бО- ^бога Сабаэия (культ Сабазия был распростра_..,, г? ^нен к началу н. э главным образом в восточной ГОМ. Верующие Поедали части Средиземноморья); внизу-изображение куски МЯСа еще Трепещу- христианской «тайной вечери», щего животного, лизали

горячую еще кровь, убежденные, что они благодаря этому обновляются. Сидней Гартлан описывает, как племя чичемеки в Мексике периодически убивало трех детей, смешивало кровь с травами и соком растений и приготовляло

121

особого рода тесто, которое называлось «хлебом жизни». Каждые шесть месяцев все верующие племени созывались и принимали участие в евхаристии — причащении.

Кинсбуру в «Древней Мексике» описывает, как древние мексиканцы устраивали «святую вечерю», во время которой съедали тело своего бога. Жрецы приготовляли причастие и раздавали его на конце иглы из растения агавы, вкладывая его в рот каждого присутствующего.

Ацтеки, до того как Мексика была завоевана испанцами, совершали обычай причастия хлебом, причем этот хлеб считался телом божьим.

Историк религии Фрэзер в своей книге «Золотая ветвь» рассказывает: «Два раза в году, в мае и декабре, приготовлялось из теста изображение бога Уицилопочтли. Тесто разрезалось на куски и торжественно съедалось верующими».

Акоста в своей «Естественной истории Индии» рассказывает: «Жрецы храма изготовляли идола из теста и разрезали его на куски. Затем раздавали его народу с целью причастия. Мужчины, женщины и дети принимали эти кусочки тела божьего со страхом и трепетом, как в высшей степени драгоценную пищу, и говорили, что они съедают тело божье. Больным приносили на дом по кусочку с торжественными церемониями».

Великий путешественник и исследователь Гумбольдт рассказывает также о мексиканском племени, что оно приготовляет пищу для верующих из муки, смешанной с кровью. Во время церемоний приносят хоругвь бога Уицилопочтли.

В древней Индии причастием служил напиток сома— вино, приготовленное из особого растения. И сома в то же самое время—божество. Сома называли сеятелем жизни, подателем спасения, руководителем к бессмертию. Он воплощался среди людей—бог очеловечивался. Однажды он в образе человека был схвачен людьми, убит и положен в гроб; затем он восстал из гроба и вознесся к небу в виде пламени, для того чтобы стать спасителем мира, посредником между богом и человеком, средством общения с этим божеством. Во время жертвоприношения человек, который принимает участие в жертвоприношении, может быть уверен в том, что он будет

122

бессмертен, так как этим причастием, употреблением напитка сома, он соединяется внутренне неразрывно с божеством.

Кто внимательно прочтет все приведенные примеры об обряде причастия у древних народов, кто вдумается как следует в эти факты, тот поймет, что в христианском таинстве причащения нет буквально ничего, чего бы не было в языческих верованиях далекого прошлого. Христианские писатели изображают смерть Иисуса Христа как жертву, посредством которой люди обеспечили себе бессмертие и спасение от грехов. Но ведь совершенно те же самые верования существовали и у других народов—«языческих народов». И, как видите, у многих народов жертва уже перестала быть кровавой жертвой, приняв форму причастия посредством вина, воды и хлеба.

Вся эта история с превращением воды, вина и просфоры в тело и кровь бога, конечно, понятна только в том случае, если мы примем во внимание древнее представление о жертве. А древнее представление, в том числе и христианское, заключается именно в том, что когда кто-нибудь из христиан съедает кусочек теста, приготовленного просвирней, и выпивает немного вина, поданного ему священником, то он будто бы съедает действительное тело и пьет кровь своего бога. Современные христианские попы требуют от верующих, чтобы они верили, что, совершая обряд причащения, они поедают «истинное тело и кровь Христово», а не их символы, изображения. Как отцы церкви представляли на самом деле значение этого обряда, этой тайны, об этом рассказывает преподобный Нифонт, епископ кипрский, живший около 1600 лет назад*.

«Однажды за литургией Нифонту, пришедшему с учеником своим, было видение, выяснившее смысл таинства причащения. Когда настало дароношение (перенесение даров), Нифонт увидал, как «отверзся покров церковный, и разверзеся небо, и слышашеся велие благоухание, также снисхождаху ангели, поюще: «слава Христу-богу». Несяху же отроча зело красно, еже на дискосе (дискос—блюдо, тарелка, на которую кладется жертвенный хлеб, просвира, «агнец») поставльше, сами престол окружиша, светла же служаща честным даром

* Приводим рассказ об этом из книги И. И. Скворцова-Степанова «Мысли о религии», ГАИЗ, 1936, стр. 200.

123

два серафима и два херувима, паряще над головою, покрываху крили своими. Приспевшу же времени освящения даров и совершения страшному таинству, един от ангел светлейших приступи, взем нож, закла отроча, и кровь источи в святую чашу, отроча же положив на дискосе, сам ста в чине своем со благоговением паки... Скончавшуюся же служению святому, виде, и се паки отроча цело обретеся на руках ангельских, и вознесеся на небо». По-русски это означает: «Во время перенесения даров открылась церковная завеса, и раскрылось небо, и ощущалось великое благоухание. Потом стали сходить ангелы с пением «Слава Христу-богу!» Они принесли прекрасного отрока, поставили его на дискос, а сами окружили престол и служили честным дарам; два же серафима и два херувима, паря над его головою, покрывали своими крылами. Когда наступило время освящения даров и совершения страшного таинства, один из светлейших ангелов приступил и, взяв нож, заколол отрока; кровь он выпустил в святую чашу и, положив отрока на дискосе, сам стал снова с благоговением на свое место... По окончании святой службы Нифонт увидел, что отрок вдруг опять оказался целым—на руках ангельских, и вознесся на небо».

Верующий человек может возмутиться нашим описанием, и в то же самое время он нисколько не возмущается в житии преподобного Нифонта описанием ангела, который ножом убивает отрока, сына божия, и кровь его отцеживает для того, чтобы напоить людей.

Верующий человек, наверно, будет считать все описанное в этой книге кощунственным, как в свое время святейший синод [православной церкви] считал кощунственным отношение Льва Николаевича Толстого к обряду причащения. Святейший синод в своем отлучении от церкви Толстого (в 1901 г.) писал, что он издевается над самыми священными предметами веры и не содрогнулся подвергнуть глумлению священнейшее из таинств—евхаристию. Пожалуй, трудно лучше ответить синоду, чем ответил тогда Л. Н. Толстой⁴: «То, что я не содрогнулся описать просто и объективно то, что священник делает для приготовления этого, так называемого, таинства, то это совершенно справедливо; но то, что это, так называемое, таинство

124

есть нечто священное и что описать его просто, как оно делается, есть кощунство, —это совершенно несправедливо. Кощунство не в том, чтобы назвать перегородку—перегородкой, а не иконостасом, и чашку—чашкой, а не потиром, и т. п., а ужаснейшее, не перестающее, возмутительное кощунство—в том, что люди, пользуясь всеми возможными средствами обмана и гипнотизации, —уверяют детей и простодушный народ, что если нарезать известным способом и при произнесении известных слов кусочки хлеба и положить их в вино, то в кусочки эти входит бог; и что тот, во имя кого живого вынется кусочек, тот будет здоров; во имя же кого умершего вынется такой кусочек, то тому на том свете будет лучше; и что тот, кто съест этот кусочек, в того войдет сам бог. Ведь это ужасно!»