Чудесный помощник

После уроков.

Лишь во время обеденного перерыва, который мы с Эйприл опять провели в классе

рисования, я сообразила: у моего блестящего плана есть одно слабое место. Чтобы сообщить

Дэниелу о решении Барлоу дать ему второй шанс, надо для начала отыскать его, а я знала

только, где находится дом, в котором он, по его словам, нашел «крышу над головой». Номера

квартиры он мне не назвал, к тому же я не имела понятия, как мне выбраться в город.

Родители настрого запретили мне ездить туда одной, а уж о посещении Маркхэм-стрит не

могло быть и речи. Я и сама недолюбливала общественный транспорт — прошлым летом,

когда мы с Эйприл поехали на автобусе в торговый центр в Эппл-Вэлли, у нас обеих

вытащили кошельки. Так что оставалось одно: всеми правдами и неправдами выпросить у

родителей одну из машин и обзавестись надежным алиби.

Я не была лгуньей по природе. Стоило мне хоть чуточку приврать, как мои лицо и шея

заливались ярким румянцем. Хорошо, что никто не спросил, как мне снова удалось завести

«Тойоту», иначе я превратилась бы в пунцовую редиску. В конце концов я решила прибегнуть

к полуправде, чтобы добиться у мамы разрешения взять машину.

— Нам с Эйприл надо встретиться в библиотеке. — Я потеребила толстый шерстяной

шарф, которым обмотала горло, чтобы скрыть краску стыда. — Мы работаем над

исследованием по английскому языку.

Я действительно договорилась с Эйприл о встрече — непосредственно перед

разговором с мамой.

Мама вздохнула.

— Ладно, съезжу за продуктами завтра, все равно мы еще не все доели.

— Спасибо. Скорее всего я не успею к ужину — слишком много работы.

Наглухо застегнув куртку, я взяла со стола ключи от машины и двинулась к выходу, но

мама остановила меня, приложив ладонь, к моему лбу.

— Как ты себя чувствуешь, солнышко? Кажется, у тебя жар.

— Плохо спала ночью. — Я и вправду страдала бессонницей с тех пор, как увидела

Дэниела в среду. — Мне надо бежать.

— Тебе придется взять фургон.

Тьфу! Одно дело — въехать в город на старомодном седане, и совсем другое —

показаться в том районе, куда я собиралась, на мамином «синем пузыре», как Эйприл

окрестила наш грузовичок василькового цвета. Он и вправду напоминал резиновый мяч на

колесах и всем своим видом заявлял: «Немолодая мать семейства отправляется за

покупками». Представляю, какую мину скорчит Дэниел.

В городе.

Целых три раза я чуть было не повернула назад. «Совсем спятила», — повторяла я про

себя, медленно проезжая по закоулкам, все ближе и ближе к обиталищу Дэниела. Остановив

машину под тем же фонарем, где она заглохла в прошлую пятницу, я внимательно

посмотрела на приземистую развалюху на другой стороне улицы. В тусклом вечернем свете

она уже не казалась такой зловещей. Пожелтевшая кирпичная кладка напоминала ряды

гнилых зубов с зияющей дырой на месте входной двери. На полуразрушенных ступеньках

крыльца громоздились окурки и зловонные отходы.

Я не испытывала большого желания узнать, как этот дом выглядит изнутри. Да и что

мне было делать — стучать в каждую дверь и спрашивать, не знаком ли обитателям высокий

худой парень, бледный, как привидение, который откликается на имя «Дэниел», и при этом

надеяться, что никто и пальцем не тронет такую наивную дурочку, как я?

Я сидела в машине, глядя на прохожих и надеясь, что вот-вот увижу среди них Дэниела.

За это время я насчитала пятерых бездомных, торопившихся по направлению к приюту, и по

меньшей мере семь уличных кошек, которые, казалось, тоже спешили найти ночлег, пока не

стемнело. Черный «Мерседес» с тонированными стеклами притормозил у края тротуара и

подобрал высоченного мужчину в мини-юбке, который уже с полчаса топтался,

пританцовывая, на углу Маркхэм-стрит и Вайн.

Улица пустела по мере того, как солнце опускалось все ниже в облако городского смога.

Двое парней, идущих в разные стороны, на миг остановились перед домом Дэниела. Они не

поздоровались друг с другом и тут же пошли дальше, но я точно видела, что из рук в руки

перешел какой-то предмет. Один из них бросил взгляд на мой фургон. Я быстро пригнулась и

решилась снова выглянуть в окно лишь спустя несколько секунд. Теперь на Маркхэм-стрит

не осталось ни души, как и прошлым вечером. Глянув на приборную доску, я обнаружила,

что на часах уже без четверти пять. Терпеть не могу ранние ноябрьские сумерки. Надо

уезжать, иначе опоздаю на встречу с Эйприл.

Я уже завела машину, когда вдруг увидела Дэниела. На нем был серый комбинезон, как

у механика. Он прошел мимо, барабаня пальцами по бедру, словно наигрывал в такт

неведомой песне, которая звучала у него в голове. Прежде чем он успел скрыться в подъезде,

я выключила зажигание, схватила рюкзак и бросилась к нему, преодолев робость.

— Дэниел!

Скользнув по мне взглядом, он зашел в дом.

Я кинулась следом, спотыкаясь на кривых ступеньках.

— Дэниел! Это я, Грейс!

Он пошагал вверх по тускло освещенной лестнице.

— Не думал, что снова увижу тебя.

Едва заметным жестом он пригласил меня идти за собой, и я неуклюже потащилась

следом. Подъезд пропах затхлым кофе, заваренным, судя по всему, в грязной уборной. На

стенах, в несколько слоев разрисованных спреем, громоздилось такое количество

непристойностей, словно оформлением интерьера занимался сам Джексон Поллок1 в дурном

расположении духа.

На площадке третьего этажа Дэниел остановился и достал из кармана ключ.

— Так и скажи, что не можешь устоять перед моей красотой.

— И не надейся. Мне просто нужно тебе кое-что сказать.

Открыв дверь, Дэниел насмешливо сказал:

— После вас, леди.

— Да ну тебя, — буркнула я и прошмыгнула мимо него внутрь. В тот же миг мне вдруг

пришло в голову, что вся эта затея не так уж удачна. Мама не разрешала мне звать в гости

мальчиков, когда ее не было дома, и уж точно не одобрила бы посещение чужой квартиры в

одиночку. Я не хотела идти дальше прихожей, но Дэниел двинулся в глубь квартиры. Нехотя

1 Пол Джексон Поллок (1912–1956), американский художник, идеолог и лидер абстрактного

экспрессионизма.

последовав за ним, я оказалась в грязной комнате, где обстановкой служили телевизор на

картонной коробке да небольшой бурый диван. Отсюда по всей квартире разносилась слабая

ритмичная музыка. На диване лежал, растянувшись, тощий бритоголовый парень. Он глядел

в потолок пристальным немигающим взглядом.

— Зед, это Грейс, Грейс, это Зед, — сказал ему Дэниел на ходу, но Зед даже не

шелохнулся. Я задрала голову в надежде выяснить, что же такого интересного он видит на

потолке.

— Грейс! — рявкнул Дэниел.

Подскочив, я поспешила за ним и мгновение спустя, сама того не заметив, переступила

порог каморки, которая явно служила ему жилищем. Кажется, даже наша кладовка была

просторнее. В углу комнатушки валялся матрас, прикрытый мятый серым одеялом, на

крошечном столике лежала груда досок из прессованного картона. Дэниел захлопнул за нами

дверь, и у меня пробежал холодок по спине.

Чулан выглядел так, словно в нем держали большого пса. На двери виднелись борозды,

похожие на следы когтей. Я вспомнила, как бросалась на дверь Дэйзи, когда я оставляла ее

одну. Эти царапины были гораздо длиннее и глубже. Перекошенная рама треснула — какого

бы зверя тут не запирали, он явно вырвался на свободу.

Я хотела спросить, что все это значит, но Дэниел плюхнулся на матрас, снял ботинки и

потянулся к застежке комбинезона. У меня душа ушла в пятки. Отвернувшись, я уставилась в

пол.

— Не волнуйся, дорогуша, — сказал Дэниел. — Я не оскорблю твой девственный взор.

Небрежно брошенный стеганый комбинезон приземлился рядом со мной. Я осмелилась

глянуть в сторону Дэниела и увидела, что он остался в рваных джинсах и несвежей белой

футболке.

— Итак, о чем желала побеседовать со мной ваша милость? — Дэниел растянулся на

матрасе в полный рост и заложил руки за голову. — Что заставило вас проделать столь

долгий путь будним вечером?

— Неважно. — Я боролась с желанием запустить в него увесистым рюкзаком, но

вместо этого расстегнула молнию и вывалила на пол содержимое — протеиновые батончики,

консервированный суп, вяленое мясо, пакетики с «походной смесью», полдюжины футболок

и три пары брюк, которые я выудила из горы пожертвований, поступивших в приход за

прошлые выходные.

— Съешь что-нибудь. Ты похож на голодную собаку.

Приподнявшись с матраса, Дэниел принялся рыться в куче припасов, а я двинулась к

дверям.

— Курица с макаронными звездочками! — вдруг сказал он, взяв в руки одну из

банок. — Мой любимый суп. Твоя мама часто его готовила.

— Да, помню.

Дэниел сорвал обертку с батончика и умял его в один присест, потом схватил кусок

вяленого мяса. Увидев, как он изголодался, я решила все же поделиться с ним доброй вестью.

— Я говорила сегодня с мистером Барлоу. Возможно, он даст тебе второй шанс, если ты

придешь завтра. Надо явиться к нему ровно в семь двадцать утра, — сообщила я, на всякий

случай взяв пять минут форы. — Оденься, пожалуйста, поприличнее. — Я кивнула на стопку

одежды. — Там есть штаны цвета хаки и рубашка на пуговицах. Если не будешь ему хамить,

то, может быть, получишь разрешение вернуться в класс.

Я вскинула опустевший рюкзак на плечо, ожидая ответа.

— Угу, — Дэниел сгреб еще один батончик и прислонился к стене. — Может, и приду.

Даже не знаю, на что я рассчитывала — что Дэниел бросится мне на шею, рассыпаясь в

благодарностях, и назовет своей спасительницей? Или хотя бы скажет «спасибо». Но все же в

его темных глазах светилась признательность, хоть он и отрицал бы это даже под страхом

смерти.

Я в нерешительности взялась за лямку рюкзака.

— Думаю, мне пора.

— Боишься опоздать на вечернее собрание Дивайнов? — Дэниел швырнул обертку на

пол. — Что сегодня на ужин, мясной рулет?

— Вчерашняя еда. Но у меня сегодня другие планы.

— Библиотека, — протянул Дэниел, будто поставил диагноз.

Вскинув голову, я быстро вышла в гостиную. Зед по-прежнему валялся на диване, но

теперь в комнате появились еще двое мужчин. Оба курили, но пахло отнюдь не табаком.

Увидев меня, они прервали разговор. Внезапно я подумала, что выгляжу, как большая

зефирина в своем белом пушистом свитере. Один из парней перевел взгляд с меня на

Дэниела, который шел следом.

— Здорово, приятель, — сказал он, затянувшись. — Не знал, что ты по этой части.

Второй тип выдал реплику, которую я ни за что не буду повторять, потом сделал

непристойный жест.

Дэниел коротко сообщил хаму, куда ему следует пойти, и двинулся к выходу, крепко

взяв меня под руку.

— Езжай отсюда, — сказал он. — Может, увидимся завтра.

Дэниел явно не принадлежал к числу кавалеров, которые провожают девушку до

машины, но, по крайней мере, он свел меня вниз по лестнице. Садясь в фургончик, я

оглянулась через плечо и увидела, что он смотрит на меня из темного дверного провала.

Вечер.

Когда требовалось сосредоточиться на компьютерных технологиях или английском

языке, Эйприл Томас уступила бы и пятилетнему ребенку, страдающему дефицитом

внимания. С другой стороны, она могла провести целый день за просмотром реалити-шоу. Ее

любимая на данный момент вечерняя передача шла по понедельникам, так что я не

удивилась, не застав ее в библиотеке, — особенно с учетом того, что я опоздала на полтора

часа. Выезжая из города, я попала в пробку и добралась до места встречи уже в кромешной

тьме. Мне совершенно не хотелось изучать творчество Эмили Дикинсон в одиночку, поэтому

я решила все же поужинать с семьей.

Едва свернув на подъездную дорожку перед домом, я резко затормозила: перед

машиной вдруг выросла черная тень. Сердце чуть не выпрыгнуло у меня из груди. Выглянув

из окна, я увидела Джуда, прикрывшего глаза ладонью от света фар. Волосы у него были

встрепаны, губы сжаты в тонкую злую линию.

— Джуд, ты цел? — спросила я, выскочив из фургончика. — Я чуть не задела тебя.

Он больно схватил меня за руку.

— Где ты была?

— В библиотеке, с Эйприл. Я предупредила маму…

— Не ври! — процедил он сквозь стиснутые зубы. — Эйприл приходила искать тебя.

Хорошо еще, что я открыл ей дверь. Маме с папой сейчас не до того. Где ты была?

Его глаза буравили меня насквозь, пальцы впились в мою руку, еще чуть-чуть — и

ногти прорвут кожу.

— Пусти, — я попыталась освободиться.

— А ну отвечай! — заорал он, еще крепче вцепившись в мою руку. Никогда прежде я не

слышала, чтобы Джуд кричал, даже когда мы были детьми. — Ты ходила к нему! — Джуд

брезгливо сморщил нос, будто учуял запах Дэниела.

Я помотала головой.

— Не ври!

— Перестань! — я тоже перешла на крик. — Ты пугаешь меня.

Мой голос сорвался. Услышав это, Джуд смягчился и выпустил мой локоть.

— Что происходит? — спросила я.

Джуд взял меня за плечи.

— Прости. — Его лицо исказила судорога, словно он пытался совладать со шквалом

эмоций. — Мне очень стыдно. Я искал тебя повсюду. Все это просто ужасно. Мне надо было

поговорить с тобой, а ты как сквозь землю провалилась…

— В чем дело? — Меня обожгла внезапная мысль о Крошке Джеймсе и Черити —

вдруг с ними беда?

— Это я ее нашел, — сказал Джуд. — Она лежала там, холодная и посиневшая, вся в

жутких ранах… Я не знал, что делать. Потом пришли папа с шерифом, приехала «Скорая»,

но было слишком поздно. Врачи сказали, что она умерла давно, быть может, еще вчера.

— Кто «она»?!

«Бабушка, тетя Кэрол, кто?»

— Мэри-Энн Дюк. Отец попросил меня вручить подарки ко Дню благодарения всем

вдовам. Я оставил Мэри-Энн напоследок, а когда пришел, увидел ее на крыльце. — Лицо

Джуда пошло красными пятнами. — Один санитар сказал, что она, должно быть, потеряла

сознание от слабости, когда вышла из дома.

— Папа позвонил ее дочери в Милуоки. Та пришла в ярость — сказала, что это отец во

всем виноват, что он должен был лучше заботиться о Мэри-Энн и вовремя отвести ее к

врачу. — Джуд вытер нос. — Люди ждут от него чудес, но какое волшебство поможет в этом

мире, где пожилая женщина может пролежать у собственного порога больше суток, и никто к

ней не подойдет? — Вокруг его глаз собрались горестные морщины. — Она замерзла, Грейс.

Замерзла насмерть.

Мэри-Энн жила в Оук-Парк. Этот район не пользовался такой дурной славой, как тот,

где нашел себе приют Дэниел, но все же слыл весьма неблагополучным. Я ощутила легкую

дурноту, будто слишком долго простояла над открытой бутылью с растворителем. Сколько же

человек прошли мимо?

— На крыльце Мэри-Энн так много цветов в горшках, да и перила… может, потому ее и

не увидели. — Мне очень хотелось верить в собственные слова.

— Это еще не самое страшное, — сказал Джуд. — Кто-то нашел ее раньше нас. Какой-

то зверь… в общем, хищник. У нее все ноги были истерзаны, а горло разорвано до самого

пищевода. Я сначала подумал, что она погибла от ран, но врачи «Скорой» говорят, что смерть

наступила намного раньше. Она успела остыть задолго до нападения, поэтому крови совсем

не было.

— Нет! — выдохнула я. Перед моим внутренним взором снова предстала Дэйзи с

распоротым горлом, но я отогнала мысль о ней подальше, подавив волну тошноты. Я не

могла, не хотела представлять себе Мэри-Энн в таком виде!

— Анджела Дюк винит папу, но она неправа. — Джуд повесил голову. — Это все я.

— Ты-то здесь при чем?

— Я сказал ей, что если она сходит к врачу, то вылечится и сможет петь на

благотворительном вечере. Из-за меня она почувствовала себя виноватой. — Глаза Джуда

наполнились слезами. — Когда я нашел Мэри-Энн, на ней было зеленое праздничное платье

и шляпа с пером павлина — она всегда в ней выступала. — Он уткнулся лбом мне в плечо. —

Она собиралась в церковь, чтобы спеть свое соло.

Обняв меня, Джуд разрыдался.

Мир вокруг вертелся все быстрее. Я поверить не могла, что в то самое время, когда я

пела псалом, женщина, которую я знала с детства, умирала на морозе, всеми брошенная. Мои

колени подогнулись, и я опустилась на землю, а вслед за мной и Джуд. Мы уселись прямо

посреди дорожки. Джуд давился рыданиями, я поглаживала его по спине. Лишь один раз в

жизни мы сидели вот так, прижавшись друг другу. Только тогда в утешении нуждалась я.

Четыре с половиной года назад.

На дворе стояла майская ночь. Перед сном я открыла окно, и около двух меня разбудили

чьи-то звучные голоса. Даже теперь, годы спустя, я слышу их, когда мучаюсь

бессонницей, — призрачный шепот на ветру.

Моя комната выходила на север, прямо напротив стоял дом Дэниела. Должно быть, он

тоже оставил окно открытым. Крики усилились, вдруг раздался грохот, потом треск

раздираемого холста. Я ничего не могла поделать, но и сидеть сложа руки было выше моих

сил, так что я места себе не находила. Поэтому я отправилась к тому, кому доверяла больше

всего на свете.

— Джуд, ты не спишь? — шепнула я, осторожно прокравшись в спальню брата.

— Нет. — Он сел на краешке постели.

В то время мы с Джудом были соседями, пока мама и папа не превратили его комнату в

детскую для Джеймса. Ужасные вопли звучали здесь не так громко, как у меня, но столь же

пронзительно. Спальня родителей находилась в дальнем южном конце дома. Если их

форточка закрыта, вряд ли они слышат хоть что-нибудь.

— Надо что-то предпринять! — прошептала я. — Кажется, Дэниела бьет отец.

— Все еще хуже, — тихо молвил Джуд. — Дэниел признался мне.

Я села рядом с ним на кровати.

— Значит, мы должны ему помочь!

— Дэниел заставил меня поклясться на крови, что я ничего не скажу родителям.

— Это же секрет, а секреты — зло! Мы должны все им рассказать.

— Я не могу! Я ведь дал слово.

Снаружи раздался злобный рев, потом жалобный треск древесины. До нас донеслась

сдавленная мольба о пощаде, которая тут же сменилась звуком оглушительной пощечины —

словно колотушкой ударили по отбивной.

Шесть грубых тумаков, снова грохот. Затем воцарилась такая мертвая тишина, что я

чуть сама не завопила, лишь бы ее прервать. И тут мы услышали тихий плач — будто в доме

напротив скулил щенок.

Схватив Джуда за руку, я уткнулась лицом ему в плечо. Он погладил меня по

спутанным волосам.

— Раз тебе нельзя, я сама все расскажу.

Джуд обнял меня покрепче, и так мы сидели, пока я не набралась храбрости, чтобы

разбудить маму с папой.

Отец Дэниела успел сбежать до приезда полиции. Папа убедил судью оставить беднягу

с нами до тех пор, пока его мать не приведет свою жизнь в порядок. Дэниел провел у нас

несколько недель, которые превратились в месяцы, а там прошел и целый год. Его разбитая

голова зажила на удивление быстро, но сам Дэниел стал другим. Иногда казалось, что он

счастлив, как никогда прежде, но в присутствии Джуда его взгляд тяжелел — словно Дэниел

знал, что мой брат его предал.

Ужин.

Сев за стол, я впервые за долгое время поужинала в одиночестве. Джуд заявил, что не

голоден, и спустился в погреб, Черити сидела у себя в комнате, Джеймс уже спал, а мама с

папой заперлись в кабинете. Уплетая разогретые макароны с мясным рагу, я вдруг ехидно

усмехнулась: Дэниел ошибся насчет идиллической семейной трапезы. В тот же миг я

устыдилась своих мыслей. Нельзя же всерьез желать зла собственной семье ради того, чтобы

сбить с Дэниела спесь. С какой стати я вообще должна чувствовать себя виноватой лишь

потому, что мои родные любят собираться за столом и беседовать о жизни?

Однако до чего же приятно есть в тишине и покое! Смахнув объедки в мусорное ведро,

я поднялась к себе и сразу легла спать. Некоторое время лежала без сна, слушая, как

призрачные возгласы отдаются эхом в моей голове, пока вдруг не поняла, что они доносятся

из глубины дома. Этажом ниже ссорились родители. Нельзя сказать, что они кричали друг на

друга, но в их голосах звучали злость и раздражение. Мама с папой и раньше порой вступали

в перепалку, но я не помнила, чтобы они так бранились. Отец говорил тише, я не могла

разобрать слова, но ясно слышала, что он глубоко расстроен. Мамины реплики звучали

громче, злее, ядовитее.

— Допустим, ты прав! — выпалила она. — Именно ты во всем виноват, ты навлек на

нас беду. Тогда уж не забудь глобальное потепление! Может быть, и это твоя вина?

Я вылезла из постели и плотно закрыла дверь, потом нырнула обратно под одеяло и

накрыла голову подушкой.