Студопедия

Главная страница Случайная страница

Разделы сайта

АвтомобилиАстрономияБиологияГеографияДом и садДругие языкиДругоеИнформатикаИсторияКультураЛитератураЛогикаМатематикаМедицинаМеталлургияМеханикаОбразованиеОхрана трудаПедагогикаПолитикаПравоПсихологияРелигияРиторикаСоциологияСпортСтроительствоТехнологияТуризмФизикаФилософияФинансыХимияЧерчениеЭкологияЭкономикаЭлектроника






А.Н.Леонтьев. Эта небольшая теоретическая книга готовилась очень долго, но и сейчас

" ДЕЯТЕЛЬНОСТЬ.СОЗНАНИЕ.ЛИЧНОСТЬ"

 

 

ПРЕДИСЛОВИЕ АВТОРА

Эта небольшая теоретическая книга готовилась очень долго, но и сейчас

я не могу считать ее законченной - слишком многое осталось в ней не

эксплицированным, только намеченным. Почему я все же решился ее опубли-

ковать? Замечу сразу: только не из любви к теоретизированию.

Попытки разобраться в методологических проблемах психологической нау-

ки всегда порождались настоятельной потребностью в теоретических ориен-

тирах, без которых конкретные исследования неизбежно остаются близоруки-

ми.

Вот уже почти столетие, как мировая психология развивается в условиях

кризиса ее методологии. Расколовшись в свое время на гуманитарную и ес-

тественнонаучную, описательную и объяснительную, система психологических

знаний дает все новые и новые трещины, в которых кажется исчезающим сам

предмет психологии. Происходит его редукция, нередко прикрываемая необ-

ходимостью развивать междисциплинарные исследования. Порой даже раздают-

ся голоса, открыто призывающие в психологию " варягов": " придите и княжи-

те нами". Парадокс состоит в том, что вопреки всем теоретическим труд-

ностям во всем мире сейчас наблюдается чрезвычайное ускорение развития

психологических исследований - под прямым давлением требований жизни. В

результате противоречие между громадностью фактического материала, скру-

пулезно накапливаемого психологией в превосходно оснащенных лаборатори-

ях, и жалким состоянием ее теоретического, методологического фундамента

еще более обострилось. Небрежение и скепсис в отношении общей теории

психики, распространение фактологизма и сциентизма, характерные для сов-

ременной американской психологии (и не только для нее!), стали барьером

на пути исследования капитальных психологических проблем.

Нетрудно увидеть связь между этим явлением и разочарованностью, выз-

ванной не оправдавшимися претензиями главных западноевропейских и амери-

канских направлений произвести в психологии долгожданную теоретическую

революцию. Когда родился бихевиоризм, заговорили о спичке, поднесенной к

бочке с порохом; затем стало казаться, что не бихевиоризм, а геш-

тальт-психология открыла генеральный принцип, способный вывести психоло-

гическую науку из тупика, в который ее завел элементаристский, " атомис-

тический" анализ; наконец, у очень многих закружилась голова от фрейдиз-

ма, якобы нашедшего в бессознательном ту точку опоры, которая позволяет

поставить психологию с головы на ноги и сделать ее по-настоящему жизнен-

ной. Другие буржуазно-психологические направления были, пожалуй, менее

претенциозны, но их ждала та же участь; все они оказались в общей эклек-

тической похлебке, которую варят сейчас - каждый на свой манер - психо-

логи, ищущие репутации " широких умов".

По совершенно другому пути шло развитие советской психологической на-

уки.

Методологическому плюрализму советские психологи противопоставили

единую марксистско-ленинскую методологию, позволяющую проникнуть в

действительную природу психики, сознания человека. Начались настойчивые

поиски решения главных теоретических проблем психологии на основе марк-

сизма. Одновременно шла работа по критическому осмысливанию на этой ос-

нове положительных достижений зарубежной психологии и развернулись конк-

ретные исследования по широкому кругу вопросов. Складывались новые под-

ходы и новый концептуальный аппарат, позволивший достаточно быстро вы-

вести советскую психологию на научный уровень, несопоставимо более высо-

кий, чем уровень той психологии, которая пользовалась официальным приз-

нанием в дореволюционной России. В психологии появились новые имена:

Блонского и Корнилова, затем Выготского, Узнадзе, Рубинштейна и других.

Главное в том, что это был путь неустанной целеустремленной борьбы -

борьбы за творческое овладение марксизмом-ленинизмом, борьбы против иде-

алистических и механистических, биологизаторских концепций, выступавших

то в одном, то в другом обличье. Развивая линию, противостоящую этим

концепциям, нужно было вместе с тем избежать научного изоляционизма,

равно как и положения одной из психологических школ, существующей наряду

с прочими. Мы все понимали, что марксистская психология - это не от-

дельное направление, не школа, а новый исторический этап, олицетворяющий

собой начало подлинно научной, последовательно материалистической психо-

логии. Мы понимали и другое, а именно, что в современном мире психология

выполняет идеологическую функцию, служит классовым интересам и что с

этим невозможно не считаться.

Методологические и идеологические вопросы оставались в центре внима-

ния советской психологии, особенно в первый период ее развития, который

ознаменовался выходом в свет таких фундаментальных по своим идеям книг,

как " Мышление и речь" Л.С.Выготского и " Основы общей психологии" Л.С.Ру-

бинштейна. Нужно, однако, признать, что в последующие годы внимание к

методологическим проблемам психологической науки несколько ослабло. Это,

конечно, вовсе не значит, что теоретические вопросы стали меньше обсуж-

даться или о них стали меньше писать. Я имею в виду другое: известную

методологическую беспечность многих конкретно-психологических, в том

числе и прикладных, исследований.

Это явление объяснимо рядом обстоятельств. Одно из них состоит в том,

что постепенно произошло нарушение внутренних связей между разработкой

философских проблем психологии и реальной методологией ведущихся иссле-

дований. Философским вопросам психологии (как и философской критике за-

рубежных немарксистских направлений) посвящается немало объемистых книг,

но вопросы, касающиеся конкретных путей исследования широких психологи-

ческих проблем, в них почти не затрагиваются. Создается впечатление как

бы разветвленности: с одной стороны - сфера философской психологической

проблематики, а с другой стороны - сфера специально психологических ме-

тодологических вопросов, возникающих в опыте конкретных исследований.

Конечно, разработка собственно философских вопросов той или иной области

научного знания необходима. Однако речь идет о другом: о разработке на

марксистской философской основе специальных проблем методологии психоло-

гии как конкретной науки. А это требует проникновения теоретической мыс-

ли в ее, так сказать, " внутреннее хозяйство".

Поясню свою мысль на примере одной из труднейших проблем, издавна

стоящих перед психологическим исследованием, - речь идет о проблеме свя-

зи психических процессов и процессов мозговых, физиологических. Вряд ли

нужно убеждать сейчас психологов в том, что психика есть функция мозга и

что психические явления и процессы нужно изучать в единстве с физиологи-

ческими. Но что значит изучать их в единстве? Для конкретно-психологи-

ческого исследования вопрос этот оказался архисложным. Дело в том, что

никакое прямое соотнесение между собой психических и мозговых физиологи-

ческих процессов проблемы еще не решает. Теоретические альтернативы, ко-

торые возникают при таком прямом сближении, хорошо известны: либо это

гипотеза параллелизма, роковым образом приводящая к пониманию психики

как эпифеномена; либо это позиция наивного физиологического детерминизма

с вытекающим из него сведением психологии к физиологии; либо, наконец,

это дуалистическая гипотеза психофизиологического взаимодействия, кото-

рая допускает действие нематериальной психики на материальные процессы,

протекающие в мозге. Для метафизического мышления никакого иного решения

попросту не существует, меняются лишь термины, прикрывающие все те же

альтернативы.

Вместе с тем психофизиологическая проблема имеет для психологии со-

вершенно конкретный и в высшей степени деловой смысл, потому что психо-

лог должен постоянно иметь в виду работу морфофизиологических механиз-

мов. Нельзя же рассуждать, например, о процессах восприятия, не обраща-

ясь к данным морфологии и физиологии. Однако образ восприятия как психо-

логическая реальность совсем не то же самое, что мозговые процессы и их

констелляции, функцией которых он является. Очевидно, что мы имеем здесь

дело с разными формами движения, но это необходимо ставит дальнейшую

проблему о тех содержательных переходах, которые связывают между собой

эти формы движения. Хотя проблема эта является прежде всего методологи-

ческой, ее решение требует анализа, проникающего, как я говорил, в ре-

зультаты, накопленные конкретными исследованиями на психологическом и

физиологическом уровнях.

На другой стороне, в сфере специально психологической проблематики,

внимание стало все более сосредоточиваться на тщательности разработки

отдельных вопросов, на повышении технической вооруженности лабораторного

эксперимента, усовершенствовании статистического аппарата и на использо-

вании формальных языков. Конечно, без этого прогресс в психологии сейчас

попросту невозможен. Но очевидно и другое: что одного этого еще недоста-

точно. Необходимо, чтобы при этом частные задачи не заслоняли собой бо-

лее общих, чтобы методика исследования не заслоняла собой его методоло-

гию.

Дело в том, что психолог-исследователь, взявшись за изучение конкрет-

ных вопросов, неизбежно продолжает наталкиваться на фундаментальные ме-

тодологические проблемы психологической науки. Только они выступают пе-

ред ним в скрытом своем выражении, так что решение конкретных вопросов

кажется от них не зависящим, требующим лишь умножения и уточнения эмпи-

рических данных. Возникает иллюзия " деметодологизации" сферы конкретных

исследований, что еще более усиливает впечатление размыкания внутренних

связей между общетеоретическими марксистскими основаниями психологичес-

кой науки и ее фактологией. В результате в системе психологических поня-

тий образуется своеобразный вакуум, в который стихийно втягиваются кон-

цепции, порожденные взглядами, по существу чуждыми марксизму.

Теоретическая, методологическая беззаботность иногда сказывается и в

подходе к решению некоторых чисто прикладных психологических задач. Она

проявляется прежде всего в попытках некритического применения в практи-

ческих целях научно не обоснованных методических средств. Предпринимая

такого рода попытки, зачастую спекулируют на необходимости теснее связы-

вать психологию с актуальными задачами, которые выдвигаются современным

этапом развития общества и научно-технической революцией. Наиболее гру-

бым выражением таких попыток является практика бездумного использования

психологических тестов, чаще всего импортируемых из США. Я говорю здесь

об этом только потому, что развитие практики тестирования обнажает один

из " механизмов", порождающих в психологии антиметодологические установ-

ки.

Тестами, как известно, называют краткие испытания, цель которых сос-

тоит в том, чтобы обнаружить (а иногда и измерить) то или иное предвари-

тельно научно осмысленное свойство или процесс. Когда, например, стала

известна реакция лакмуса на кислоту, то появился тест " лакмусовой бумаж-

ки" - изменение ее цвета стало служить простейшим индикатором кислотнос-

ти или щелочности жидкости, смачивающей бумажку; изучение индивидуальных

особенностей восприятия цвета привело к созданию известных таблиц Штил-

линга, которые по различаемости изображенных на них цифр позволяют дос-

таточно надежно судить об отсутствии или наличии цветоаномалии и о ее

характере. Такого рода тесты, широко используемые в самых различных об-

ластях знания, можно назвать " понимающими" в том смысле, что они опира-

ются на содержательное представление о зависимостях, которые связывают

между собой результаты тестирования с изучаемыми свойствами, состояниями

или процессами. Они не эмансипированы от науки и не подменяют собой уг-

лубленные исследования.

Принципиально иной характер имеют те тесты, которые служат способом

обойти трудности добывания подлинно научных психологических знаний. Ти-

пичным образцом таких тестов являются тесты умственного развития. В их

основе лежит следующая процедура: прежде всего, допускается существова-

ние некоего " психологического флогистона", именуемого интеллектуальной

одаренностью; далее изобретается ряд вопросов-задач, среди которых отби-

раются те, которые обладают наибольшей дифференцирующей силой, и из них

составляется " тестовая батарея"; наконец, на основании статистической

обработки результатов большого числа испытаний количество правильно ре-

шаемых задач, включенных в такую батарею, соотносится с возрастом, расо-

вой или социальной принадлежностью испытуемых. Определенный эмпирически

установленный процент решений принимается за единицу, а отклонение от

него записывается в виде дроби, которая якобы и выражает " интеллекту-

альный коэффициент", присущий данному индивиду или группе.

Несостоятельность методологии такого рода тестов очевидна. Ведь

единственным критерием, на основании которого вводятся те или иные тес-

товые задачи, является их валидность, т. е. степень соответствия ре-

зультатов их решения тем или иным косвенным же выражениям тестируемых

психологических особенностей. Это и вызвало к жизни специальную психоло-

гическую дисциплину - так называемую тестологию. Нетрудно увидеть, что

за подобной трансформацией методической техники в самостоятельную дис-

циплину кроется не что иное, как подмена теоретического исследования

грубой прагматикой.

Хочу ли я этим сказать, что от психологических тестов нужно отка-

заться? Нет, конечно. Я воспользовался примером давно дискредитировавших

себя тестов одаренности, чтобы еще раз подчеркнуть необходимость серьез-

ного теоретического анализа даже и при решении таких вопросов, которые

на первый взгляд кажутся узкометодическими.

Я остановился на тех трудностях, которые испытывает научная психоло-

гия, и ничего не говорил о ее бесспорных и очень серьезных достижениях.

Но именно осознание этих трудностей и составило, так сказать, критичес-

кое содержание данной книги. Оно, однако, не является единственным фун-

даментом, на который опираются развиваемые в ней позиции. К ним во мно-

гом привел положительный опыт конкретно-психологических исследований -

как моих собственных, так и проведенных другими учеными. Результаты этих

исследований я постоянно имел в виду, хотя прямо они упоминаются лишь

изредка, в качестве беглых иллюстраций; в большинстве же случаев они

вовсе оставались за пределами изложения. Последнее объясняется необходи-

мостью отказаться от длинных отступлений, чтобы сделать общую авторскую

концепцию более наглядной и обозримой.

По этой же причине книга не претендует и на то, чтобы дать обзор на-

учной литературы по затрагиваемым вопросам. Многие важные и известные

читателю работы в ней не цитируются, хотя и подразумеваются. Так как это

может создать неправильное впечатление, я должен подчеркнуть, что если

эти психологические работы и остались неназванными, то этот отнюдь не

потому, что они, на мой взгляд, не заслуживают внимания. Не иначе обсто-

ит дело и с философско-историческими источниками: читатель без труда об-

наружит теоретические рассуждения, за которыми скрывается анализ некото-

рых прямо не называемых категорий домарксистской классической философии.

Все это - потери, восстановить которые можно только в новой, совершенно

по-другому написанной большой книге. К сожалению, такой возможности у

меня сейчас просто нет.

Почти всякую теоретическую работу можно прочитать по-разному, подчас

совершенно иначе, чем она представляется автору. Поэтому я хочу вос-

пользоваться возможностью сказать в предисловии о том, что на страницах

этой книги является, на мой взгляд, главным.

Я думаю, что главное в этой книге состоит в попытке психологически

осмыслить категории, наиболее важные для построения целостной системы

психологии как конкретной науки о порождении, функционировании и строе-

нии психического отражения реальности, которое опосредствует жизнь инди-

видов. Это - категория предметной деятельности, категория сознания чело-

века и категория личности.

Первая из них является не только исходной, но и важнейшей. В советс-

кой психологии это положение высказывается постоянно, но раскрывается

оно существенно по-разному. Центральный пункт, образующий как бы водо-

раздел между различным пониманием места категории деятельности, состоит

в том, рассматривается ли предметная деятельность лишь как условие пси-

хического отражения и его выражение, или же она рассматривается как про-

цесс, несущий в себе те внутренние движущие противоречия, раздвоения и

трансформации, которые порождают психику, являющуюся необходимым момен-

том собственного движения деятельности, ее развития. Если первая из этих

позиций выводит исследование деятельности в ее основной форме - в форме

практики - за пределы психологии, то вторая позиция, напротив, предпола-

гает, что деятельность независимо от ее формы входит в предмет психоло-

гической науки, хотя, разумеется, совершенно иначе, чем она входит в

предмет других наук.

Иными словами, психологический анализ деятельности состоит, с точки

зрения этой второй позиции, не в выделении из нее ее внутренних психи-

ческих элементов для дальнейшего обособленного их изучения, а в том,

чтобы ввести в психологию такие единицы анализа, которые несут в себе

психическое отражение в его неотторжимости от порождающих его и им опос-

редствуемых моментов человеческой деятельности. Эта защищаемая мною по-

зиция требует, однако, перестройки всего концептуального аппарата психо-

логии, которая в данной книге лишь намечена и в огромной степени предс-

тавляется делом будущего.

Еще более трудной в психологии является категория сознания. Общее

учение о сознании как высшей, специфически человеческой форме психики,

возникающей в процессе общественного труда и предполагающей функциониро-

вание языка, составляет важнейшую предпосылку психологии человека. Зада-

ча же психологического исследования заключается в том, чтобы, не ограни-

чиваясь изучением явлений и процессов на поверхности сознания, проник-

нуть в его внутреннее строение. Но для этого сознание нужно рассматри-

вать не как созерцаемое субъектом поле, на котором проецируются его об-

разы и понятия, а как особое внутреннее движение, порождаемое движением

человеческой деятельности.

Трудность состоит здесь уже в том, чтобы выделить категорию сознания

как психологическую, а это значит понять те реальные переходы, которые

связывают между собой психику конкретных индивидов и общественное созна-

ние, его формы. Этого, однако, нельзя сделать без предварительного ана-

лиза тех " образующих" индивидуального сознания, движение которых харак-

теризует его внутреннюю структуру. Изложение опыта такого анализа, в ос-

новании которого лежит анализ движения деятельности, и посвящена специ-

альная глава книги. Не мне, разумеется, судить о том, является ли этот

опыт удачным. Я хочу только обратить внимание читателя на то, что психо-

логическая " тайна сознания" остается закрытой для любого метода, за иск-

лючением метода, открытого Марксом, позволяющего демистифицировать при-

роду сверхчувственных свойств общественных объектов, к которым принадле-

жит также и человек как субъект сознания.

Наибольшие, вероятно, возражения могут вызвать развиваемые мной

взгляды на личность как предмет собственно психологического изучения. Я

думаю так потому, что они решительно не совместимы с теми метафизически-

ми культур-антропологическими концепциями личности (как и с теориями

двойной ее детерминации - биологической наследственностью и социальной

средой), которые наводняют сейчас мировую психологию. Несовместимость

эта особенно видна при рассмотрении вопроса о природе так называемых

внутренних двигателей личности и вопроса о связи личности человека с его

соматическими особенностями.

Широко распространенный взгляд на природу потребностей и влечений че-

ловека заключается в том, что они-то и суть определители деятельности

личности, ее направленности; что, соответственно, главную задачу психо-

логии составляет изучение того, какие потребности свойственны человеку и

какие психические переживания (влечения, желания, чувства) они вызывают.

Другой взгляд, в отличие от первого, состоит в том, чтобы понять, каким

образом развитие самой деятельности человека, ее мотивов и средств

трансформирует его потребности и порождает новые потребности, в ре-

зультате чего меняется их иерархия, так что удовлетворение некоторых из

них низводится до статуса лишь необходимых условий деятельности челове-

ка, его существования как личности.

Нужно сказать, что защитниками первой, антропологической или, лучше

сказать, натуралистической точки зрения, выдвигается множество аргумен-

тов, в том числе такие, которые метафорически можно назвать аргументами

" от желудка". Конечно, наполнение желудка пищей - непременное условие

любой предметной деятельности, но психологическая проблема заключается в

другом: какова будет эта деятельность, как пойдет ее развитие, а вместе

с ним и преобразование самих потребностей.

Если я выделил здесь данный вопрос, то это потому, что в нем сталки-

ваются противоположные воззрения на перспективу изучения личности. Одно

из них ведет к построению психологии личности, исходящей из примата, в

широком смысле слова, потребления (на языке бихевиористов - " подкрепле-

ния"); другое - к построению психологии, исходящей из примата дея-

тельности, в которой человек утверждает свою человеческую личность.

Второй вопрос - вопрос о личности человека и его телесных особеннос-

тях - заостряется в связи с тем положением, что психологическая теория

личности не может строиться, опираясь главным образом на различия конс-

титуций человека. Как же можно в теории личности обойтись без привычных

ссылок на конституции Шелдона, факторы Айзенка, наконец, на павловские

типы высшей нервной деятельности? Соображение это тоже возникает из ме-

тодологического недоразумения, которое во многом зависит от неоднознач-

ности самого понятия " личность". Неоднозначность эта, однако, исчезает,

если принять то известное марксистское положение, что личность есть осо-

бое качество, которое природный индивид приобретает в системе обществен-

ных отношений. Проблема тогда неизбежно обращается: антропологические

свойства индивида выступают не как определяющие личность или входящие в

ее структуру, а как генетически заданные условия формирования личности

и, вместе с тем, как то, что определяет не ее психологические черты, а

лишь формы и способы их проявления. Например, агрессивность как черта

личности, конечно, будет проявляться у холерика иначе, чем у флегматика,

но объяснить агрессивность особенностью темперамента как же научно бесс-

мысленно, как искать объяснения войн в свойственном людям инстинкте

драчливости. Таким образом, проблема темперамента, свойств нервной сис-

темы и т.п. не " изгоняется" из теории личности, а выступает в ином, нет-

радиционном плане - как вопрос об использовании, если так можно выра-

зиться, личностью врожденных индивидуальных свойств и способностей. И

это - очень важная для конкретной характерологии проблема, которая, как

и ряд других проблем, осталась в данной книге не рассмотренной.

Оговорки, сделанные в этом предисловии (а они могли быть еще более

многочисленными), вызваны тем, что автор видел свою задачу не столько в

утверждении тех или иных конкретно-психологических положений, сколько в

поиске метода их добывания, вытекающего из историко-материалистического

учения о природе человека, его деятельности, сознания и личности.

В заключение мне осталось сказать несколько слов о композиции книги.

Содержащиеся в ней мысли уже были высказаны в прежних публикациях авто-

ра, перечень которых дается в примечаниях к главам. Они, однако, впервые

представлены здесь систематически.

По своему составу книга разбивается на три части. Первую из них обра-

зуют I и II главы, посвященные анализу понятия отражения и того общего

вклада, который вносит марксизм в научную психологию. Главы эти служат

введением к ее центральной части, в которой рассматриваются проблемы де-

ятельности, сознания и личности. Совершенно особое место занимает пос-

ледняя часть книги: она не является продолжением предшествующих глав, а

представляет собой одну из ранних работ автора по психологии сознания.

Со времени ее первого, ставшего теперь редким издания прошло более двад-

цати лет, и многое в ней устарело. Однако она содержит некоторые психо-

лого-педагогические аспекты проблемы сознания, которые в других частях

книги вовсе не затрагиваются, хотя аспекты эти остаются и сейчас близки-

ми сердцу автора. Это и побудило включить ее в книгу.

Москва, июнь 1974 г.

 

ГЛАВА I

МАРКСИЗМ И ПСИХОЛОГИЧЕСКАЯ НАУКА

1. ОБ ОБЩИХ ОСНОВАНИЯХ МАРКСИСТСКОЙ ПСИХОЛОГИИ

Учение К.Маркса создало переворот в общественных науках: в философии,

в политической экономии, в теории социализма. Психология, как известно,

оставалась многие годы изолированной от влияния марксизма. Марксизм не

допускался в официальные научные психологические центры, и имя К.Маркса

на протяжении более полустолетия после опубликования его основных произ-

ведений почти не упоминалось в трудах психологов.

Только в начале двадцатых годов учеными нашей страны было впервые

выдвинуто требование сознательно строить психологию на основе марксиз-

ма1. Таким образом, именно советские ученые открыли Маркса для мировой

психологической науки.

Первоначально задача создания марксистской психологии понималась как

задача критики идеалистических философских взглядов, господствовавших в

психологии, и внесения в нее некоторых положений марксистской диалекти-

ки. Характерным в этом отношении было название вышедшего в 1926 г. ново-

го учебника психологии, написанного К.Н.Корниловым. Он назывался так:

" Учебник психологии, изложенной с точки зрения диалектического материа-

лизма". В нем, как и в других работах этого периода, многие основопола-

гающие для психологии идеи и понятия марксизма-ленинизма, в том числе

понятие отражения, оставались еще не раскрытыми. Хотя Корнилов и другие

авторы того времени подчеркивали положение об общественной природе чело-

веческой психики, однако оно обычно интерпретировалось в духе наивных

представлений о биосоциальной обусловленности поведения людей.

Только после работ Л.С.Выготского2 и, несколько позже, С.Л.Рубинштей-

на3 значение марксизма для психологии стало пониматься более полно. По-

лучили развитие исторический подход к психике человека, конкретно-психо-

логическое учение о сознании как высшей форме отражения реальности, уче-

ние о деятельности и ее строении. Происходил процесс постепенного пере-

осмысления значения трудов классиков марксизма для психологической нау-

ки. Становилось все более очевидным, что марксизмом была создана широкая

теория, раскрывающая природу и общие законы психики, сознания, что вклад

марксизма в психологическую науку несопоставим по своему значению с са-

мыми крупными теоретическими открытиями, сделанными в психологии как в

домарксистский период ее развития, так и после Маркса.

Осознание этого явилось результатом большой теоретической работы мно-

гих психологов-марксистов, в том числе и зарубежных4. Но и сейчас еще

нельзя сказать, что психология исчерпала сокровищницу идей марксизма-ле-

нинизма. Вот почему мы вновь и вновь обращаемся к трудам К.Маркса, даю-

щим решение наиболее глубоких и сложных теоретических проблем психологи-

ческой науки.

В теории марксизма решающее важное значение для психологии имеет уче-

ние о человеческой деятельности, о ее развитии и ее формах.

Свои знаменитые тезисы о Фейербахе Маркс, как известно, начинает с

указания " главного недостатка всего предшествующего материализма". Он

состоит в том, что предмет, действительность берутся им лишь в форме

объекта, в форме созерцания, а не как человеческая деятельность, не

субъективно5.

Говоря о созерцательности старого материализма, Маркс имеет в виду то

обстоятельство, что познание рассматривалось им только как результат

воздействия предметов на познающего субъекта, на его органы чувств, а не

как продукт развития его деятельности в предметом мире. Таким образом,

старый материализм отделял познание от чувственной деятельности, от жиз-

ненных практических связей человека с окружающим его миром.

Вводя понятие деятельности в теорию познания, Маркс придавал ему

строго материалистический смысл: для Маркса деятельность в ее исходной и

основной форме - это чувственная практическая деятельность, в которой

люди вступают в практический контакт с предметами окружающего мира, ис-

пытывают на себе их сопротивление и воздействуют на них, подчиняясь их

объективным свойствам. В этом и состоит коренное отличие марксистского

учения о деятельности от идеалистического, которое знает деятельность

только в ее абстрактной, спекулятивной форме.

Глубокий переворот, совершенный Марксом в теории познания, состоит в

том, что человеческая практика была понята как основа человеческого поз-

нания, как тот процесс, в ходе развития которого возникают познава-

тельные задачи, порождаются и развиваются восприятие и мышление человека

и который вместе с тем несет в себе критерий адекватности, истинности

знаний: в практике, говорит Маркс, должен человек доказать истинность,

действительность и мощь, посюсторонность своего мышления.

Напоминая эти хорошо известные тезисы Маркса, нужно особенно подчерк-

нуть, что ни один из них не может быть взят изолированно, в отрыве от

марксистского учения в целом. В частности, это относится и к положению о

роли практики, - положению, которое некоторые современные извратители

марксизма пытаются трактовать как якобы выражающее и обосновывающее

прагматическую точку зрения.

В действительности философское открытие Маркса состоит вовсе не в

отождествлении практики с познанием, а в том, что познание не существует

вне жизненного процесса, который по самой природе своей есть процесс ма-

териальный, практический. Отражение действительности возникает и разви-

вается в процессе развития реальных связей познающих людей с окружающим

их человеческим миром, этими связями определяется и, в свою очередь,

оказывает обратное влияние на их развитие.

" Предпосылки, с которых мы начинаем, - читаем мы в " Немецкой идеоло-

гии", - не произвольны, они - не догмы; это - действительные предпосыл-

ки, от которых можно отвлечься только в воображении. Это - действи-

тельные индивиды, их деятельность и материальные условия их жизни..." 6

Предпосылки эти вместе с тем составляют три необходимых основных момен-

та, три звена, диалектические связи которых образуют единую саморазвива-

ющуюся систему.

Уже в самой телесной организации индивидов заключена необходимость

того, что они вступают в активное отношение к внешнему миру; чтобы су-

ществовать, они должны действовать, производить необходимые им средства

к жизни. Воздействуя на внешний мир, они изменяют его; этим они также

изменяют и самих себя. Поэтому то, что они представляют собой, определя-

ется их деятельностью, обусловленной уже достигнутым уровнем развития ее

средств и форм ее организации.

Только в ходе развития этих отношений развивается также и психическое

отражение людьми реальности. "...Люди, развивающие свое материальное

производство и свое материальное общение, изменяют вместе с этой своей

действительностью также свое мышление и продукты своего мышления" 7.

Иными словами, мышление, сознание определяются реальным бытием,

жизнью людей и существуют только как их сознание, как продукт развития

указанной системы объективных отношений. В своем саморазвитии система

эта образует различные инфраструктуры, отношения и процессы, которые мо-

 

гут становиться предметом изучения отдельных наук. Однако марксистское

требование состоит в том, чтобы они рассматривались внутри этой общей

системы, а не изолированно от нее. Требование это, разумеется, относится

также и к психологическому изучению людей, к психологической науке.

Старая метафизическая психология знала только абстрактные индивиды,

подвергающиеся воздействию противостоящей им внешней среды и, со своей

стороны, проявляющие присущие им психические способности: восприятие,

мышление, волю, чувства. Безразлично, мыслится ли при этом индивид как

некая реактивная машина (хотя бы и очень сложно запрограммированная),

или он наделяется автохтонно проявляющимися духовными силами. Подобно

высмеянному Марксом святому Санчо8, наивно полагавшему, что ударом стали

мы высекаем огонь, хранящийся в камне, психолог-метафизик думает, что

психика извлекается из самого субъекта, из его головы. Как и Санчо, он

не подозревает, что огненные частички отделяются не от камня, а от стали

и, главное, что все дело - в раскаляющем эти частички взаимодействии

камня и стали. Психолог-метафизик тоже упускает главное звено - процес-

сы, опосредующие связи субъекта с реальным миром, процессы, в которых

только и происходит психическое отражение им реальности, переход матери-

ального в идеальное. А это суть процессы деятельности субъекта, первона-

чально всегда внешней и практической, а затем приобретающей также форму

внутренней деятельности, деятельности сознания.

Анализ деятельности и составляет решающий пункт и главный метод науч-

ного познания психического отражения, сознания. В изучении форм общест-

венного сознания - это анализ бытия общества, свойственных ему способов

производства и системы общественных отношений; в изучении индивидуальной

психики - это анализ деятельности индивидов в данных общественных усло-

виях и конкретных обстоятельствах, которые выпадают на долю каждого их

них.

2. ТЕОРИЯ СОЗНАНИЯ

К.Маркс заложил основы конкретно-психологической теории сознания, ко-

торая открыла для психологической науки совершенно новые перспективы.

Хотя прежняя субъективно-эмпирическая психология охотно называла себя

наукой о сознании, в действительности она никогда не была ею. Явления

сознания либо изучались в плане чисто описательном, с эпифеноменологи-

ческих и паралеллистических позиций, либо вовсе исключались из предмета

научно-психологического знания, как того требовали наиболее радикальные

представители так называемой " объективной психологии" 9. Однако связанная

система психологической науки не может быть построена вне конкретно-на-

учной теории сознания. Именно об этом свидетельствуют теоретические кри-

зисы, постоянно возникавшие в психологии по мере накопления конкрет-

но-психологических знаний, объем которых начиная со второй половины

прошлого столетия быстро увеличивался.

Центральную тайну человеческой психики, перед которой останавливалось

научно-психологическое исследование, составляло уже само существование

внутренних психических явлений, самый факт представленности субъекту

картины мира. Эта психологическая тайна и не могла быть раскрыта в до-

марксистской психологии; она остается нераскрытой и в современной психо-

логии, развивающейся вне марксизма.

Сознание неизменно выступало в психологии как нечто внеположеное,

лишь как условие протекания психических процессов. Такова была, в част-

ности, позиция Вундта. Сознание, писал он заключается в том, что какие

бы то ни было психические состояния мы находим в себе, и поэтому мы не

можем познать сущности сознания. " Все попытки определить сознание...

приводят или к тавтологии или к определениям происходящих в сознании де-

ятельностей, которые уже потому не суть сознание, что предполагают

его" 10. Ту же мысль в еще более резком выражении мы находим у Наторпа:

сознание лишено собственной структуры, оно лишь условие психологии, но

не ее предмет. Хотя его существование представляет собой основной и

вполне достоверный психологический факт, но оно не поддается определению

и выводимо только из самого себя11.

Сознание бескачественно, потому что оно само есть качество - качество

психических явлений и процессов; это качество выражается в их " презенти-

рованности" (представленности) субъекту (Стаут). Качество это не раскры-

ваемо: оно может только быть или не быть12.

Идея внеположности сознания заключалась и в известном сравнении соз-

нания со сценой, на которой разыгрываются события душевной жизни. Чтобы

события эти могли происходить, нужна сцена, но сама сцена не участвует в

них.

Итак, сознание есть нечто внепсихологическое, психологически беска-

чественное. Хотя эта мысль не всегда высказывается прямо, она постоянно

подразумевается. С ней не вступает в противоречие ни одна прежняя попыт-

ка психологически охарактеризовать сознание. Я имею в виду прежде всего

ту количественную концепцию сознания, которая с наибольшей прямотой была

высказана еще Леддом: сознание есть то, что уменьшается или увеличивает-

ся, что отчасти утрачивается во сне и вполне утрачивается при обморо-

ке13.

Это - своеобразное " свечение", перемещающийся световой зайчик или,

лучше сказать, прожектор, луч которого освещает внешнее или внутреннее

поле. Его перемещение по этому полю выражается в явлениях внимания, в

которых сознание единственно и получает свою психологическую характерис-

тику, но опять-таки лишь количественную и пространственную. " Поле созна-

ния" (или, что то же самое, " поле внимания") может быть более узким, бо-

лее концентрированным, или более широким, рассеянным; оно может быть бо-

лее устойчивым или менее устойчивым, флюктуирующим. Но при всем том опи-

сание самого " поля сознания" остается бескачественным, бесструктурным.

Соответственно и выдвигавшиеся " законы сознания" имели чисто формальный

характер; таковы законы относительной ясности сознания, непрерывности

сознания, потока сознания.

К законам сознания иногда относят также такие, как закон ассоциации

или выдвинутые гештальт-психологией законы целостности, прегнатности и

т.п., но законы эти относятся к явлениям в сознании, а не к сознанию как

особой форме психики, и поэтому одинаково действительны как по отношению

к его " полю", так и по отношению к явлениям, возникающим вне этого " по-

ля", - как на уровне человека, так и на уровне животных.

Несколько особое положение занимает теория сознания, восходящая к

французской социологической школе (Дюркгейм, Де Роберти, Хальбвакс и

другие)14. Как известно, главная идея этой школы, относящаяся к психоло-

гической проблеме сознания, состоит в том, что индивидуальное сознание

возникает в результате воздействия на человека сознания общества, под

влиянием которого его психика социализируется и интеллектуализируется;

это социализированная и интеллектуализированная психика человека и есть

его сознание. Но и в этой концепции полностью сохраняется психологичес-

кая бескачественность сознания; только теперь сознание представляется

некоей плоскостью, на которой проецируются понятия, концепты, составляю-

щие содержание общественного сознания. Этим сознание отождествляется с

знанием: сознание - это " со-знание", продукт общения сознаний.

Другое направление попыток психологически характеризовать сознание

состояло в том, чтобы представить его как условие объединения внутренней

психической жизни.

Объединение психических функций, способностей и свойств - это и есть

сознание; оно поэтому, писал Липпс, одновременно есть и самосознание15.

Проще всего эту идею выразил Джемс в письме к К.Штумпфу: сознание - это

" общий хозяин психических функций". Но как раз на примере Джемса особен-

но ясно видно, что такое понимание сознания полностью остается в преде-

лах учения о его бескачественности и неопределимости. Ведь именно Джемс

говорил о себе: " Вот уже двадцать лет, как я усомнился в существовании

сущего, именуемого сознанием... Мне кажется, что настало время всем отк-

рыто отречься от него" 16.

Ни экспериментальная интроспекция вюрцбуржцев, ни феноменология Гус-

серля и экзистенционалистов не были в состоянии проникнуть в строение

сознания. Напротив, понимая под сознанием его феноменальный состав с его

внутренними, идеальными отношениями, они настаивают на " депсихологиза-

ции", если можно так выразиться, этих внутренних отношений. Психология

сознания полностью растворяется в феноменологии. Любопытно отметить, что

авторы, ставившие своей целью проникнуть " за" сознание и развивавшие

учение о бессознательной сфере психики, сохраняли это же понимание соз-

нания - как " связанной организации психических процессов" (Фрейд). Как и

другие представители глубинной психологии, Фрейд выводит проблему созна-

ния за сферу собственно психологии. Ведь главная инстанция, представляю-

щая сознание, - " сверх-я", - по существу является метапсихическим.

Метафизические позиции в подходе к сознанию, собственно, и не могли

привести психологию ни к какому иному его пониманию. Хотя идея развития

и проникла в домарксистскую психологическую мысль, особенно в послеспен-

серовский период, она не была распространена на решение проблемы о при-

роде человеческой психики, так что последняя продолжала рассматриваться

как нечто предсуществующее и лишь " наполняющееся" новыми содержаниями.

Эти-то метафизические позиции и были разрушены диалектико-материалисти-

ческим воззрением, открывшим перед психологией сознания совершенно новые

перспективы.

Исходное положение марксизма о сознании состоит в том, что оно предс-

тавляет собой качественно особую форму психики. Хотя сознание и имеет

свою длительную предысторию в эволюции животного мира, впервые оно воз-

никает у человека в процессе становления труда и общественных отношений.

Сознание с самого начала есть общественный продукт17.

Марксистское положение о необходимости и о реальной функции сознания

полностью исключает возможность рассматривать в психологии явления соз-

нания лишь как эпифеномены, сопровождающие мозговые процессы и ту дея-

тельность, которую они реализуют. Вместе с тем психология, конечно, не

может просто постулировать активность сознания. Задача психологической

науки заключается в том, чтобы научно объяснить действенную роль созна-

ния, а это возможно лишь при условии коренного изменения самого подхода

к проблеме и прежде всего при условии отказа от того ограниченного ант-

ропологического взгляда на познание, который заставляет искать его

объяснение в процессах, разыгрывающихся в голове индивида под влиянием

воздействующих на него раздражителей, - взгляда, неизбежно возвращающего

психологию на паралелистические позиции.

Действительное объяснение сознания лежит не в этих процессах, а в об-

щественных условиях и способах той деятельности, которая создает его не-

обходимость, - в деятельности трудовой. Эта деятельность характеризуется

тем, что происходит ее овеществление, ее " угасание", по выражению Марк-

са, в продукте.

" То, - пишет Маркс в " Капитале", - что на стороне рабочего проявля-

лось в форме деятельности [Unruhe], теперь на стороне продукта выступает

в форме покоящегося свойства [ruhende Eigenschaft], в форме бытия" 18.

" Во время процесса труда, - читаем мы ниже, - труд постоянно переходит

из формы деятельности в форму бытия, из формы движения в форму предмет-

ности" 19.

В этом процессе происходит опредмечивание также и тех представлений,

которые побуждают, направляют и регулируют деятельность субъекта. В ее

продукте они обретают новую форму существования в виде внешних,

чувственно воспринимаемых объектов. Теперь в своей внешней, экстериори-

зованной или экзотерической форме они сами становятся объектами отраже-

ния. Соотнесение с исходными представлениями и есть процесс их осознания

субъектом - процесс, в результате которого они получают в его голове

свое удвоение, свое идеальное бытие.

Такое описание процесса осознания является, однако, неполным. Для то-

го, чтобы этот процесс мог осуществиться, объект должен выступить перед

человеком именно как запечатлевший психическое содержание деятельности,

т.е. своей идеальной стороной. Выделение этой последней, однако, не мо-

жет быть понято в отвлечении от общественных связей, в которые необходи-

мо вступают участники труда, от их общения. Вступая в общение между со-

бой, люди производят также язык, служащий для означения предмета,

средств и самого процесса труда. Акты означения и суть не что иное, как

акты выделения идеальной стороны объектов, а присвоение индивидами языка

- присвоение означаемого им в форме его осознания. "...Язык, - замечает

Маркс и Энгельс, - есть практическое, существующее и для других людей и

лишь тем самым существующее также и для меня самого, действительное соз-

нание..." 20

Это положение, однако, отнюдь не может быть истолковано в том смысле,

что сознание порождается языком. Язык является не его демиургом, а фор-

мой его существования. При этом слова, языковые знаки - это не просто

заместители вещей, их условные субституты. За словесными значениями

скрывается общественная практика, преобразованная и кристаллизованная в

них деятельность, в процессе которой только и раскрывается человеку

объективная реальность.

Конечно, развитие сознания у каждого отдельного человека не повторяет

общественно-исторического процесса производства сознания. Но созна-

тельное отражение мира не возникает у него и в результате прямой проек-

ции на его мозг представлений и понятий, выработанных предшествующими

поколениями. Его сознание тоже является продуктом его деятельности в

предметном мире. В этой деятельности, опосредованной общением с другими

людьми, и осуществляется процесс присвоения (Aneignung) им духовных бо-

гатств, накопленных человеческим родом (Menschengattung) и воплощенных в

предметной чувственной форме21. При этом само предметное бытие челове-

ческой деятельности (Маркс говорит - промышленности, поясняя, что вся

человеческая деятельность была до сих пор трудом, т.е. промышленностью)

выступает в качестве " чувственно представшей перед нами человеческой

психологией" 22.

Итак, радикальное для психологической теории открытие Маркса состоит

в том, что сознание есть не проявление некоей мистической способности

человеческого мозга излучать " свет сознания" под влиянием воздействующих

на него вещей - раздражителей, а продукт тех особых, т.е. общественных,

отношений, в которые вступают люди и которые лишь реализуются пос-

редством их мозга, их органов чувств и органов действия. В порождаемых

этими отношениями процессах и происходит полагание объектов в форме их

субъективных образов в голове человека, в форме сознания.

Вместе с теорией сознания Марксом были разработаны и основы научной

истории сознания людей. Важность этого для психологической науки едва ли

можно переоценить.

Несмотря на то, что психология располагает большим материалом по ис-

торическому развитию мышления, памяти и других психических процессов,

собранным главным образом историками культуры и этнографами, центральная

проблема - проблема исторических этапов формирования сознания - остава-

лась в ней нерешенной.

Маркс и Энгельс не только создали общий метод исторического исследо-

вания сознания; они раскрыли также и те фундаментальные изменения, кото-

рые претерпевает сознание человека в ходе развития общества. Речь идет

прежде всего об этапе первоначального становления сознания и языка и об

этапе превращения сознания во всеобщую форму специфически человеческой

психики, когда отражение в форме сознания распространяется на весь круг

явлений окружающего человека мира, на собственную его деятельность и на

него самого23. Особенно же большое значение имеет учение Маркса о тех

изменениях сознания, которые оно претерпевает в условиях развития об-

щественного разделения труда, отделения основной массы производителей от

средств производства и обособления теоретической деятельности от практи-

ческой. Порождаемое развитием частной собственности экономическое отчуж-

дение приводит к отчуждению, к дезинтеграции также и сознания людей.

Последняя выражается в том, что возникает неадекватность того смысла,

который приобретает для человека его деятельность и ее продукт, их

объективному значению. Эта дезинтегрированность сознания уничтожается

лишь вместе с уничтожением породивших ее отношений частной собственнос-

ти, с переходом от классового общества к коммунистическому. "...Комму-

низм, - писал Маркс, - уже мыслит себя как реинтеграцию или возвращение

человека к самому себе, как уничтожение человеческого самоотчужде-

ния..." 24.

Эти теоретические положения Маркса приобретают особенно актуальный

смысл в наше время. Они дают ориентировку научной психологии в подходе к

сложнейшим проблемам изменения сознания человека в социалистическом,

коммунистическом обществе, в решении тех конкретных психологических за-

дач, которые выступают сейчас не только в сфере воспитания подрастающего

поколения, но и в области организации труда, общения людей и в других

сферах проявления человеческой личности.

3. ПСИХОЛОГИЯ ПОЗНАВАТЕЛЬНЫХ ПРОЦЕССОВ

Марксистское учение о природе сознания создало общую теорию челове-

ческой психики. Вместе с тем оно нашло свое воплощение в теоретическом

решении таких крупнейших проблем, как проблема восприятия и мышления. В

каждую из них Марксом были внесены идеи, которые для научной психологии

являются основополагающими. Идеи эти предвосхитили на многие годы глав-

ное направление ее развития в области психологического изучения восприя-

тия и мыслительной деятельности человека.

Марксизм рассматривает восприятие, т.е. непосредственно чувственное

отражение действительности, и как ступень, и как основную форму позна-

ния, достигающую в процессе исторического развития человека высокой сте-

пени совершенства.

Возможности восприятия, разумеется, обусловлены устройством органов

чувств человека, его сенсорными способностями, или, говоря языком ранних

произведений Маркса, соответствующими сущностными его силами. Однако для

того, чтобы в голове человека возник осязательный, зрительный или слухо-

вой образ предмета, необходимо, чтобы между человеком и этим предметом

сложилось деятельное отношение. От процессов, реализующих это отношение,

и зависит адекватность и степень полноты образа. Значит, чтобы научно

 

объяснить возникновение и особенности субъективного чувственного образа,

недостаточно изучить, с одной стороны, устройство и работу органов

чувств, а с другой - физическую природу воздействий, оказываемых на них

предметом. Нужно еще проникнуть в деятельность субъекта, опосредующую

его связи с предметным миром.

Совсем иной, созерцательно-сенсуалистический подход к восприятию гос-

подствовал в домарксистской психологии. Подход этот нашел свое выражение

в том казавшемся самоочевидным положении, которое было сформулировано

психологами-сенсуалистами: для того, чтобы в сознании человека возник

образ предмета, достаточно иметь этот предмет перед глазами.

Зная, с одной стороны, человека с его морфофизиологическими особен-

ностями, а с другой - противостоящий ему мир вещей, психологическое исс-

ледование восприятия встало перед неразрешимыми теоретическими труднос-

тями. В частности, нельзя было объяснить главного: адекватности субъек-

тивного образа объективной реальности. Поэтому психология восприятия на

деле оказалась не в состоянии выйти за пределы истолкований в духе физи-

ологического идеализма и иероглифизма и вынуждена была аппелировать к

таким понятиям, как способность к структурированию, образованию

" гельштальтов". При этом многие факты из области восприятия все же оста-

вались без объяснения. К их числу относится, в частности, совершенно ка-

питальный факт, состоящий в том, что эффекты, вызываемые в наших органах

воздействием внешних предметов, мы воспринимаем не как свои собственные

состояния, а как то, что находится вне нас, - факт, который, кстати ска-

зать, был привлечен Марксом для пояснения одной из сторон превращения в

сознании людей человеческих отношений в находящиеся вне их отношения ве-

щей25.

Только под давлением все новых и новых фактов, накопленных особенно в

последние, так сказать, " постгештальтовские" годы, усилия исследователей

направились на изучение той деятельности субъекта, в процессе которой

формируются образы восприятия. Появились многочисленные работы, посвя-

щенные исследованию генезиса структуры и состава перцептивных действий -

осязательных, зрительных и, наконец, слуховых. Понадобилось, таким обра-

зом, целое столетие, чтобы психология освободилась от подхода к восприя-

тию как результату одностороннего воздействия внешних вещей на пассивно-

го, созерцающего мир субъекта, и чтобы в ней начал складываться новый

подход к перцептивным процессам.

Конечно, и внутри этого нового подхода продолжают сталкиваться между

собой противоположные философские линии - линии материализма и идеализ-

ма. Первая требует понимания деятельности восприятия как процесса, вклю-

ченного в жизненные, практические связи человека с объективной ре-

альностью, как процесса, в котором материальное лишь " переводится", по

выражению Маркса, в идеальное. Вторая, идеалистическая, линия трактует

эту деятельность восприятия как якобы конструирующую мир вещей.

К сказанному следует прибавить, что данные современных частных экспе-

риментальных исследований перцептивных действий и операций сами по себе

еще не дают теоретического решения проблемы человеческого восприятия. Их

действительное значение может быть понято только в более широком кон-

тексте учения о единстве субъекта и объекта, об общественно-исторической

природе связей человека с предметным миром.

Хотя деятельность восприятия есть деятельность особая в том смысле,

что в своих развитых формах она непосредственно не связана с практичес-

ким воздействием человека на предмет и имеет в качестве своего продукта

субъективный образ предмета (т.е. продукт идеальный), она все же являет-

ся подлинно предметной деятельностью, подчиняющейся своему предмету, как

воплотившему в себе целокупность человеческой общественной практики.

" Глаз, - говорит Маркс, - стал человеческим глазом точно так же, как его

объект стал общественным, человеческим объектом, созданным человеком для

человека. Поэтому чувства непосредственно в своей практике стали теоре-

тиками". И далее: " Образование пяти внешних чувств - это работа всей

предшествующей всемирной истории" 26.

Цитированные положения непосредственно имеют в виду общественного че-

ловека, человека как родовое существо, и его родовую деятельность, т.е.

общественно-исторический процесс. Но отдельный индивид в качестве чело-

века не существует вне общества. Он становится человеком лишь в ре-

зультате процесса присвоения им человеческой действительности. Дея-

тельность восприятия и является одной из форм, в которой осуществляется

этот процесс.

Для всей прежней, эмпирической психологии подобные идеи оставались

глубоко чуждыми. Только немногие наиболее прозорливые мыслители прибли-

жались к пониманию того, что за восприятием лежит как бы свернутая прак-

тика и что осязающая рука или глаз не теряются в своих объектах только

потому, что научаются выполнять перцептивные действия и операции, сфор-

мировавшиеся в практике. Но именно эти идеи и приближают нас к пониманию

действительной природы человеческого восприятия.

Вместе с теоретическими основами научной психологии восприятия Марк-

сом были созданы и основы научной психологии мыслительных процессов.

Только марксистское учение позволяет преодолеть как идеалистический

взгляд на мышление, ставящий мышление над чувственностью, так и ограни-

ченность метафизического материализма, который сводит мышление к элемен-

тарным процессам анализа и генерализации чувственных впечатлений и обра-

зованию ассоциаций между ними. В противоположность этому марксизм, как

известно, рассматривает человеческое мышление как продукт обществен-

но-исторического развития, как особую теоретическую форму человеческой

деятельности, которая является не чем иным, как дериватом деятельности

практической. Даже на той ступени развития, когда мышление приобретает

относительную независимость, практика остается его основой и критерием

его истинности.

В качестве функции человеческого мозга мышление представляет собой

естественный процесс, но мышление не существует вне общества, вне накоп-

ленных человечеством знаний и выработанных им способов мыслительной дея-

тельности. Таким образом, каждый отдельный человек становится субъектом

мышления, лишь овладевая языком, понятиями, логикой, представляющими со-

бой обобщенное отражение опыта общественной практики: даже те задачи,

которые он ставит перед своим мышлением, порождаются общественными усло-

виями его жизни. Иначе говоря, мышление людей, как и их восприятие, име-

ет общественно-историческую природу.

Марксизм особо подчеркивает изначальность связи мышления с практичес-

кой деятельностью. " Производство идей... - читаем мы в " Немецкой идеоло-

гии", - первоначально непосредственно вплетено в материальную дея-

тельность и в материальное общение людей, в язык реальной жизни. Образо-

вание представлений, мышление, духовное общение людей являются здесь еще

непосредственным порождением материального отношения людей" 27. В более

общем виде это выразил Энгельс, который писал: "...существеннейшей и

ближайшей основой человеческого мышления является как раз изменение при-

роды человеком, а не одна природа как таковая..." 28.

Эти положения имеют фундаментальное значение не только для теории

познания, но и для психологии мышления. Они не только разрушают наив-

но-натуралистические и идеалистические взгляды на мышление, господство-

вавшие в старой психологии, но создают основу и для адекватного осмысле-

ния тех многочисленных научных фактов и концепций, которые явились ре-

зультатом

<== предыдущая лекция | следующая лекция ==>
Непереносимость гистамина | Назначение. Промышленная автоматизация Дельта Электроникс




© 2023 :: MyLektsii.ru :: Мои Лекции
Все материалы представленные на сайте исключительно с целью ознакомления читателями и не преследуют коммерческих целей или нарушение авторских прав.
Копирование текстов разрешено только с указанием индексируемой ссылки на источник.