Полотна видений курильщика опиума и визионера, полные красоты творящего зла.

Почему зло красиво, а добро квашня квашней?

Однажды листаю альбом разных бактерий и вирусов в библиотеке знакомого врача. Собрание заразы весьма пресно. Сплошное сборище пузатеньких инфузорий туфелек, щекастых оладий и кособоких палочек. Бабах! Вдруг вижу во весь размах листа нечто исполненное совершенства погони, нечто вроде чернильного росчерка пушкинской руки на полях гениального стихотворения.

Опускаю глаза к подписи.

Читаю — бледная спирохета. Возбудитель сифилиса.

Так вот ты каков, почерк падения!

Почему зло так завораживает, как мефистофельский профиль, как приталенный рисунок Бердслея, а добро мило, пузато и близоруко, как Пьер Безухов?

Как выглядит хотя бы этот чертов Хертогенбос?

Ответ: как типичный средневековый город герцогства Брабант — у северных ворот бордель, принадлежавший монастырю. В центре городка змея житейской суеты свернулась кольцом вокруг главного храма Святого Иоанна, где отпоют Босха в августе дальнего будущего.

Так уральские города окольцовывают заводы.

И тот же август заупокойной мессы стоит над местом моей ссылки в люди.

Бишкиль.

В штабе дисбата открываю свой кабинет. На дверной табличке имя предтечи — старший лейтенант Петрушин. Сбежал! В кабинете хаос побега в кайфе освобождения от лямки. Даже сейф не закрыт. Иду в канцелярию штаба получать личное оружие. Вот он, мой пистолет. “Макаров”!

Дав подержать холодную тяжесть в руке и расписаться в его получении, старшина-секретчик внезапно ловко прячет ПМ в сейф.

Хлоп! И объясняет:

После стрельбы по пьянке майора Зиганщина для устрашения строптивой жены Батя насмерть запретил выдавать оружие офицерам, особенно двухгодичникам.

Вот так номер. Меня ж только что чудом не пристрелили в открытом поле за зоной.

Поворот ключа в сейфе.

Тезаурус: Батя — командир дисциплинарного батальона полковник Охальчук.

Двухгодичник — это я. Выпускник университета. Филолог.

Через два года секретчик снова откроет сейф, достанет мой пистолет, снова даст подержать в руке и попросит расписаться в журнале секретной части о том, что личное оружие я сдал. Таким образом, два года моей военной службы в зоне пройдут безоружно.

В ушах все еще стоит вскрик:

Филолог!

Прокурор областной челябинской военной прокуратуры, советник юстиции какого-то наивысшего класса полковник Парнов срывает с носа очки в золотой оправе и с оторопью глядит на мое гражданское явление на пороге огромного кабинета с ковром во весь пол. Так таращится благоверный еврей на поросенка под хреном.