Глава 24. Короткий проход через спальню вместе с Астерием стал для Микки странным и интимным переживанием

Короткий проход через спальню вместе с Астерием стал для Микки странным и интимным переживанием. Она прекрасно видела, как его взгляд задержался на ее роскошной кровати. Астерий на мгновение даже сбился с шага, и Микки впервые увидела, что и он может двигаться неловко. Она с трудом сдержала улыбку. Если он не думал о том, чтобы затащить ее в постель, то почему вид этой самой постели так взволновал его? Микки решила, что это прекрасный знак. Потом Астерий открыл дверь и отступил в сторону, пропуская ее вперед, и тут же все мысли о спальне и постели вылетели из головы Микки.

Ее комната располагалась в конце коридора, и балкон, охватывавший спальню, окружал и всю восточную сторону дворца. Слева Микки увидела главный холл дворца, который, казалось, вообще не имел границ. Холл был широким, а потолок поднимался чрезвычайно высоко. Огромные

сводчатые окна выходили на юг, и сквозь них открывался вид на ночные сады, освещенные факелами. Северную стену холла прорезало огромное множество дверей, и каждую сплошь покрывали таинственные символы и рисунки, и дверям этим, казалось, не было конца. По обе стороны дверей висели на стенах горящие факелы, и в коридоре тоже по обе стороны горели факелы. Взгляд Микки привлекли длинные мраморные ящики, установленные между дверями. Эти ящики были полны цветов, но, как ни удивительно, там были не розы.

Воздух в коридоре наполнял аромат, напомнивший Микки о лилейниках. Вообще-то цветы в мраморных емкостях действительно были немого похожи на лилейники, только листья у них были слишком большими и круглыми, хотя сами огромны белые трубчатые цветы определенно выглядели как лилейники. Но что-то было странное в этих цветках… Они… Они… Микки подошла поближе. Каждый цветок был покрыт мерцающей дымкой, окружен легким прозрачным туманом, пронизанным искрами. Что за… И тут Микки вспомнила.

— Это лунные цветы! У нас в Оклахоме есть такие. Они раскрываются по ночам. А днем их цветки плотно закрываются и повисают, как будто уже завяли!

— Да, мы тоже зовем их лунными цветами.

— Но что это за туман из них лезет?

— Он не из них лезет... они его, втягивают.

— Они втягивают вот это? А что это такое?

— Сущность снов. Каждую ночь лунные цветы улавливают сущность снов, впитывают ее и передают в комнаты за этими стенами, а женщины нашего мира принимают эту сущность и придают ей новый вид, чтобы снова отправить в мир и сотворить магию, рождаемую снами.

— И все это происходит за этими дверями?

— Да. — Астерий улыбнулся при виде детского изумления на лице Микадо.

Микадо в ответ одарила его сияющей улыбкой, а когда она сжала его руку, Астерию показалось, что его сердце вот-вот выскочит из груди, и ему пришлось напомнить себе, что ее взволновали чудеса этого мира, а не присутствие какого-то Стража. Но это было не важно. Радость Микадо доставила ему огромное удовольствие, так же как и то, что он просто мог находиться рядом с ней, пока позволяла судьба.

— Идем, Микадо, я покажу тебе комнаты снов.

Микки кивнула, вздохнула поглубже — и коснулась ручки первой двери. Дверь открывалась внутрь. Микки осторожно вошла в комнату — и моргнула, пытаясь найти смысл в том, что увидела.

В комнате плавал туман, напоенный ароматом лунных цветов. И в этом тумане женщины выдували стеклянные шарики — что понять было нетрудно. В комнате было тепло, хотя и не так жарко, как можно было бы предположить, видя открытые печи, стоявшие по углам. Женщины оторвались от работы, когда вошли Микки и Страж. Не обратив внимания на Астерия, они быстро присели перед жрицей, весело приветствуя ее.

— Не отвлекайтесь, пожалуйста, — поспешила сказать Микки. — Занимайтесь своим делом... ну, что бы вы тут ни делали.

— Они создают пузыри снов. — Астерий стоял очень близко, и его дыхание пощекотало шею Микки. — Видишь, как растет каждый шарик? Так же растет и сон внутри его.

Микки кивнула, увлеченно наблюдая, как женщины дуют в длинные тонкие трубки, поворачивая и покачивая их, пока раскаленная капля на конце трубки не превратится в шарик, выглядевший как настоящее стекло — тонкое, хрупкое, переливающееся всеми цветами радуги. Микки увидела, что по мере роста шариков внутри их что-то появляется. Она подошла ближе и поняла, что видит фантастические сцены. В одном шарике юная девочка прыгнула с утеса, но, вместо того чтобы упасть, дитя поплыло в фиолетовом небе, песней призывая к себе птиц, похожих на летающих пингвинов. В другом шарике сражались два рыцаря, а едва одетая женщина поощряла их. Еще в одном старая женщина смотрелась в маленькое зеркало, и в этом зеркале ее лицо становилось все моложе и моложе, пока не превратилось наконец в личико подростка.

— Ты видишь, как переделывается сущность снов.

— Так это все — настоящие сны, которые увидят люди? — шепотом спросила Микки.

— Да.

— И как же они попадают отсюда в умы людей?

— А вот так.

Астерий кивком указал на женщину, которая уже выдула шарик размером с грейпфрут. Она отвела трубку от губ и поднесла шарик к глазам. В шарике Микки увидела женщину, танцевавшую в огромном поле голубой травы, доходившей ей до колен, — а с неба на танцовщицу сыпался дождь цветов. Создательница снов постучала по шарику ногтем — и шарик аккуратно отделился от трубки. Но он не упал на пол и не разбился, как ожидала Микки. Вместо того шарик поплыл. Работница в последний раз дунула на него — и шарик поднялся вверх и растворился под потолком.

— Не хочешь сотворить какой-нибудь сои, Эмпуза?

Микки подскочила от неожиданности, когда женщина, только что отправившая шарик в полет, протянула ей освободившуюся трубку.

— Ох, спасибо... нет. Сегодня я хочу просто посмотреть.

— Как пожелаешь, Эмпуза.

Женщина улыбнулась жрице и вернулась к работе. Микки схватила Астерия за руку и потащила к двери.

— Я хочу еще что-нибудь увидеть!

— Как пожелаешь, Эмпуза.

Астерий старался говорить как можно более сдержанно и отстраненно, потому что женщины смотрели на них и слушали, — но маленькая рука, угнездившаяся в его ладони, была столь бесценным сокровищем, что он не сумел скрыть счастья, озарившего его лицо, когда Микадо так легко прикоснулась к нему. Ему наплевать, что за ними наблюдают; ему наплевать на боль, пронзившую руку. Значение имело лишь то, что она не отпускала его, пока они не дошли до следующей двери, которую Микадо быстро распахнула. Он вошел следом за ней и улыбнулся, когда Микадо вздохнула от удовольствия.

В этой комнате было намного прохладнее и пахло лунными цветами и весенним дождем. Через центр комнаты протекал прозрачный ручеек, возникавший из ниоткуда и исчезавший в никуда. На берегу ручейка на пышных подушках цвета румянца сидели женщины, болтавшие между собой и смеявшиеся. При этом они что-то нашаривали руками в воде. То и дело женщины доставали из ручья нечто похожее на монеты, внимательно это рассматривали, а потом щелкали пальцами — и монеты исчезали в клубах розового дыма.

В дальнем конце ручейка сидели, скрестив ноги, другие женщины; они опускали в воду какие-то обручи. Одна молодая красавица заметила Микки и воскликнула:

— Приветствую тебя, Эмпуза!

И тут же остальные ткачихи поспешили поклониться Верховной жрице.

— Ох, я не хочу вам мешать! Я просто посмотрю немножко, — быстро сказала Микки.

А потом, понизив голос и придвинувшись ближе к Астерию, спросила:

— Ну а эти что делают?

— Этот ручей приносит сюда монеты из всех колодцев желаний земного мира. А женщины выбирают монету, и если желание им нравится, они превращают его в сон.

— А если оно им не понравится?

— Тогда оно остается в ручье и постепенно превращается в донную грязь, из которой возникают ночные кошмары.

— А разве нельзя просто выбросить такую монетку или еще что-то с ней сделать? Я просто ненавижу ночные кошмары!

— Необходимо поддерживать равновесие, Микадо. Свет — тьма, добро — зло, жизнь — смерть. Без равновесия колесо жизни рухнет.

— И все равно мне не нравятся кошмары, — проворчала Микки.

И показала на женщин с обручами.

— А те чем занимаются?

— Они подбирают правильную смесь снов, воды и магии, чтобы изготовить говорящие зеркала.

— Говорящие зеркала?..

— Это зеркала, которые используются для ясновидения... чтобы различить то, что невозможно увидеть одними только глазами.

— В самом деле? Это просто потрясающе. Знаешь, я, наверное, посмотрю на это поближе.

Микки решительно подошла к одной из тех женщин, что вылавливали из ручья монеты.

— Для меня будет великой честью, если ты присоединишься ко мне, Эмпуза, — радостно улыбнулась женщина и быстро подвинулась, освобождая место на подушках для жрицы.

Микки села и посмотрела в воду. Вода была чистой, прозрачной, она быстро бежала по белому песчаному дну волшебного ручья. Потом Микки увидела серебряный кружок и, не задумываясь, опустила руку в воду. Вода оказалось приятно теплой, в отличие от прохладного воздуха комнаты. Победоносно улыбаясь, Микки подняла мокрую монетку.

— Неплохо, Эмпуза, — прозвучал за ее спиной низкий голос Астерия. — А теперь взгляни на нее и реши, даруешь ли ты сон по этому желанию.

Микки прищурилась, уставившись на монету. С некоторым изумлением она обнаружила, что держит в руке четвертак, монету в двадцать пять американских Центов! На монете была отчеканена дата: 1995 год. Это был самый обычный, заурядный четвертак. Он ничем не отличался от множества тех, которые она видела, которые тратила всю свою жизнь. Откуда же в нем взяться какой-то магии, и...

По поверхности монеты вдруг пробежала рябь, и Микки чуть не уронила серебряный кружок. Она как будто заглянула в древний фильмоскоп, только сцена внутри монеты была подвижной, как видео. На овечьей шкуре, расстеленной перед горящим камином, лежали мужчина и женщина. Обнаженные, они занимались любовью. Микки слышала, как мужчина снова и снова говорит женщине, что она прекрасна, что ее кожа сладка, как мед... А потом, когда женщина достигла оргазма, в комнате вокруг пары пошел снег, не касавшийся любовников.

— Ты хочешь, чтобы это желание стало сном? — спросил Астерий.

Микки перевела взгляд с эротической сцены на существо, стоявшее рядом с ней. Она облизнула губы, скользнув взглядом от мускулистой груди к совершенно человеческим губам.

— Да, я дарую им такой сон, — сказала она.

И, не нуждаясь в дальнейшей подсказке, щелкнула пальцами — и монета тут же взорвалась, превратившись в клуб розового дыма, неторопливо уплывшего к потолку.

— Желаешь выбрать еще одну монету, Эмпуза? — спросила женщина.

— Мне бы хотелось, но я намерена сегодня увидеть как можно больше других комнат.

Уже второй раз за этот день Микки протянула руку Астерию. Когда она поднялась, Астерий выпустил ее руку, но Микадо не отошла от него. Она положила пальцы на его локоть, как будто он был старомодным джентльменом с Юга, сопровождавшим ее к выходу из комнаты.

— Ну, посмотрим, что там еще имеется.

— Как пожелаешь, Эмпуза.

Его слова прозвучали все так же официально, однако невозможно было ошибиться в том, как смягчилось его лицо, когда он заговорил с ней, и как они склонились друг к другу, когда шептались о чем-то. Они вышли из комнаты, не обратив никакого внимания на ошеломленные взгляды Ткущих Сны.