Глава двадцать пятая

Звонок бойкой молодой леди, сообщившей, что завтрак будет подан на террасе в восемь пятнадцать, прозвучал в половине восьмого, и это показалось Памеле уж слишком ранним пробуждением. Но какого черта, что с ней происходит? Обычно она просыпалась перед рассветом. Для нее проспать до половины восьмого было излишеством. Но этим утром она терла глаза и чувствовала себя совершенно невыспавшейся; ей хотелось свернуться клубочком под одеялом и продремать еще пару часов.

Конечно, в этом был виноват Аполлон. Она ведь знала, что бог света спит один-одинешенек в соседней комнате, и от этого почти всю ночь вертелась с боку на бок. Да еще этот его проклятый мелодичный голос... Он, казалось, так и звучал в голове. А его прикосновение... Каждый раз, когда Памела закрывала глаза, она ощущала его губы на своих губах. Похоже, никакого значения не имело, что сейчас он был лишен своей бессмертной силы. От касания его рук в Памеле вспыхивали свет и пламя, она обливалась потом и...

Черт побери, черт побери! Ей действительно надо что-то делать со своими гормонами. Памела еще раз потерла глаза и напомнила себе, что Эдди, наверное, уже ждет их всех за столом с превосходным кофе.

Тут Памела вспомнила еще кое-что. Она была уверена, что слышала голоса Эдди и Артемиды; они хихикали, возвращаясь в дом ровно в два часа ночи. Возможно, они даже занялись сексом, но о такой непристойности и думать не хотелось. Неужели Артемида способна на такое? Разве не предполагалось, что она богиня-девственница? Памела подумала о ее более чем эротическом выступлении в шоу «Зуманити» и о том, как сексуально Артемида двигалась и говорила... Она выглядела такой же девственницей, как Мадонна (певица Мадонна, а не та, другая), то есть как полная противоположность одинокой, нетронутой и недостижимой богине.

Памела застонала, выбираясь из кровати. Она заставила себя умыться, почистить зубы и вспомнить, что сегодня вторник. И если не считать сегодняшнего дня, то осталось всего трое суток до того, как вновь откроется портал и Артемида с Аполлоном вернутся в свой мир, а она сможет зажить обычной жизнью, как прежде. Внутри у Памелы все перевернулось. Нет, она была не настолько наивной и не надеялась, что Аполлон действительно задержится здесь надолго, чтобы завязать с ней серьезные отношения. Он должен будет уйти. А она должна будет снова жить уныло, скучно, без свиданий...

Нет. С этим уже покончено. Она не собирается опять забираться в свою раковину, где нет ни секса, ни мужчин, ни романтики. Она должна думать об Аполлоне как о первой вылазке в мир интересных встреч. И это была успешная разведка. Ей следует изменить все, когда она вернется домой. Она не будет больше полностью уходить в работу и отказываться от развлечений. Она. Будет. Ходить на свидания.

— Черт побери, — сказала она своему очумелому отражению в зеркале ванной комнаты. — Я сейчас рассуждаю как какой-нибудь чокнутый член общества свободных встреч. Вернель было бы стыдно за меня...

Памела умолкла и хлопнула себя по лбу.

— Вернель! Я же вообще о ней забыла! Памела порылась в сумочке, нашла сотовый телефон и позвонила Вернель.

— Ты, похоже, устала от меня? — тут же спросила Вернель, вместо того чтобы поздороваться. — Вообще не звонишь! Ну скажи, что это не так!

— Это не так, — ответила Памела. — Боже, Вернель, я черт знает как виновата, что не звонила тебе. Просто здесь все идет огролински безумно!

— Что, этот писатель действительно сумасшедший?

— Нет. Вообще-то Эдди — отличный парень, а суть заказа меняется, дело становится совсем не таким вульгарным. Ну, вырисовывается нечто такое, что понравилось бы Элизабет Тэйлор и Ричарду Бартону.

— Ох, не надо! Только не говори мне, что ты уговорила его соорудить великолепный дворец Клеопатры!

— Ага, вроде того.

— Как это понимать?

— Ну, я действительно теперь делаю нечто такое, что напоминает интерьеры из «Клеопатры». Но только это не я убедила Эдди изменить намерения.

— Что, у него тоже в помощницах лесбиянка, одержимая Элизабет Тэйлор? — Вернель счастливо вздохнула. — Боже, до чего же наш мир тесен и удивителен! Устроишь мне встречу с ней?

— Опять не угадала. В помощниках у него мужчина, и я вполне уверена, что он обычной ориентации. Это мои помощники убедили его отказаться от прежней идеи, и это был просто счастливый случай, прямо как в фильмах «Метро-Голдвин-Майер».

— Погоди-погоди! У тебя только одна помощница! И это я! А меня уж точно там нет, потому что я здесь, улаживаю дела с этой сумасшедшей старой кошатницей, леди Грэхэм... которая, кстати, наконец-то позволила мне отговорить ее от идиотского бархата цвета сливы. Мы сегодня отправляемся смотреть вощеные ситцы. Я ей сказала, что на ситце не так будет заметна кошачья шерсть. Но даже не касаясь истории с кошачьей леди, весьма важным остается тот факт, что твоя единственная помощница — все-таки я, а я нахожусь здесь. Так что объясни.

И что, собственно, могла ей сказать Памела? Если бы она призналась, что верит: Аполлон и его сестра — бессмертные, застрявшие в Лас-Вегасе, Вернель примчалась бы сюда на первом же самолете с полным чемоданом успокоительных и квитанцией на оплаченное место в милой тихой палате в ближайшей психиатрической клинике. К тому же и говорить не стоило, что Памела просто не хотела без особых причин тревожить лучшую подругу. Так что правду она сказать не могла. Памела глубоко вздохнула. Она не должна думать об этом как о лжи; это не ложь, а просто небольшая выдумка. Это то, что составляет суть всей жизни Эдди, и никто ведь не называет его сумасшедшим из-за этого. Ладно, хорошо, по крайней мере, не называет в глаза.

— Я наняла Фебуса и его сестру помогать мне до пятницы. Фебус — специалист по древнеримской архитектуре, а его сестра... ну, она настолько головокружительно хороша, что Эдди быстро передумал ставить в центре фонтана фигуру этого чудовищного Бахуса и решил использовать Диану вместо модели.

Памела выговорила все это на одном дыхании, ожидая ответного взрыва.

— Ты наняла своего бойфренда?

— Он мне не бойфренд.

— И его сестру? — продолжила Вернель так, словно Памела ничего и не говорила.

— Да, ну... его сестра вроде как поучаствовала в деле. Фебус действительно специалист по Древнему Риму. Он помог мне убедить Эдди построить настоящие римские купальни вместо этой дурацкой копии бассейна из «Дворца Цезаря». А ты знаешь, что древние римляне использовали бани в качестве загородных клубов?

— Эй, сосредоточься! Не уходи от вопроса о твоем приятеле.

— Он мне не приятель.

— Ну, как бы то ни было... Мне, кстати, казалось, ты говорила — он доктор и музыкант, — сказала Вернель. — И разве не предполагалось, что он должен умчаться из Вегаса в понедельник утром?

— Он действительно доктор и музыкант. А еще он специалист по Древнему Риму. И — да, предполагалось, что он должен уехать, но он... э-э... опоздал на свой рейс и потому решил остаться, — сказала Памела, пытаясь говорить как можно более правдивым и беспечным тоном.

— Звучит слишком уж странно, чтобы я поверила. А я ведь думала, он молодой рыцарь джедай. А кстати, сколько ему лет?

— Он старше, чем мне сначала показалось, — ответила Памела, радуясь уже тому, что хотя бы на этот вопрос может ответить, не соврав.

— Ты с ним все еще трахаешься?

— Нет! По крайней мере, не в прошедшую ночь.

— И чья это идея — обойтись без постели, твоя или его?

— Моя, — несчастным голосом произнесла Памела.

— Ох, ну-ну! Да ты в него совсем втюрилась! Умоляю, только не говори мне, что ты его наняла для того, чтобы он был рядышком и чтобы ты могла постоянно терзаться, глядя на него. Это становится похожим на либретто плохой оперы, Памми!

— Ничего подобного. Я его наняла — и его сучку сестру, — потому что их помощь мне на пользу.

— Так эта красавица — та еще штучка?

Памела улыбнулась. Она знала, как отвлечь Вернель и заставить ее сменить тему; и это сработало.

— Она просто кошмар! Надменная, стервозная, в общем, страдает комплексом богини. Тебе бы она понравилась.

— Дразнишься? — усмехнулась Вернель. — У тебя это хорошо получается.

— Мне и дизайнерское дело хорошо дается. И то, что я наняла Фебуса и Диану, избавило меня от давления Эдди! Теперь вместо чего-то чудовищно вульгарного я могу создать по-настоящему хорошую вещь. Эдди просто безумно увлекся Дианой. Стоит ей улыбнуться или, наоборот, надуть губки — и он тут же меняет мнение.

— А ты, конечно, дала ей инструкции о том, чего должен хотеть Эдди? — спросила Вернель.

— Конечно! — соврала Памела.

Снова соврала. Нет смысла говорить Артемиде, что ей следовало бы делать. Памеле просто повезло, что богиня обладала блестящим, хотя и несколько экстравагантным вкусом.

— Ну а чем еще занимается твой красивый треножник, кроме как болтается рядом с мужественным видом?

— Он не мой. И он работает с архитектором над проектом купален. Мне действительно очень интересно узнать так много о... — Ее прервал стук в дверь. — Погоди-ка, кто-то пришел.

— Памела? — с легкостью проник сквозь дверь низкий голос Аполлона. — Мне нужна твоя помощь.

— Ух... Вернель, мне надо идти.

— Ладно, позвони попозже. И помни, не слишком углубляйся в анализ! И будь поосторожней.

Памела буркнула что-то вроде «до свидания» и закрыла крышку маленького телефона, прежде чем приоткрыть дверь. Один взгляд на Аполлона — и дверь распахнулась во всю ширь, вместе с глазами Памелы. Аполлон был обнажен до талии. Его волосы были невероятно растрепаны, а подбородок и щеки залиты кровью.

— Ох, боже мой! Что ты натворил?

— Я брился, — сообщил он. — А теперь истекаю кровью.

— Входи!

Она втащила его в комнату и захлопнула дверь. Аполлон был очень бледен. Памела покачала головой и показала ему на стул.

— Садись, пока не свалился в обморок. Ты не слишком хорошо выглядишь.

Аполлон упал на стул. Потом коснулся рукой щеки, посмотрел на окровавленные пальцы — и судорожно сглотнул.

— Это же моя кровь... — пробормотал он.

Памела нахмурилась.

— Ну да, твоя. Похоже на то, что ты вообще ни разу в жизни не порезался при бритье.

Она быстро направилась в ванную комнату, чтобы взять влажные салфетки, но на пороге оглянулась через плечо.

— А ты что, раньше никогда не брился?

Он напряженно покачал головой.

— Нет.

Памела вернулась в комнату с салфетками, вспомнив лишь теперь, какой гладкой была его кожа в то утро, когда они вместе проснулись в постели.

— Ты действительно вообще никогда не брился?

— Мне не нужно было. У меня никогда не росла борода.

Памела наклонилась и внимательно осмотрела его лицо, легонько прикоснувшись к щеке.

— Ну, на самом деле ничего тут страшного нет. Просто несколько маленьких царапин. Кожа на лице всегда сильно кровоточит.

— Я не знал, — ответил он, еще сильнее заливаясь бледностью.

Памела выпрямилась.

— А что, собственной крови ты тоже никогда не видел?

— Нет... — Аполлон нахмурился. — То есть да. У меня никогда не шла кровь.

Памела открыла рот — и снова закрыла. Он бог. Боги не умирают, так что вполне логично было бы предположить, что и крови они тоже не теряют. Она просто не знала, что тут можно сказать. Но прежде чем она сумела подыскать достаточно умный ответ, в дверь снова дважды стукнули, и кто-то тихо позвал Памелу по имени.

— Подожди, — сказала она Аполлону, направляясь к двери. — Кто там?

— Это я! — прошипели снаружи.

— Артемида? — удивленно воскликнула Памела, открывая дверь.

Богиня, снова в короткой тунике, ворвалась в комнату. Выглядела она как ожившая героиня древнегреческой трагедии — одну руку она драматически протянула вперед, второй держалась за горло.

— Памела! Что-то ужасное случилось с...

Тут она заметила брата с окровавленным лицом, и ее ладонь метнулась от горла к губам.

Памела захлопнула дверь и схватила богиню за локоть.

— Только. Не. Кричи! — произнесла она медленно и отчетливо.

— Ох! Ох!..

Артемида покачнулась, и Памела проводила ее к кровати, на которую богиня и упала без сил, продолжая таращиться на брата огромными остекленевшими глазами.

— Он умирает? — выдохнула она.

— Ох, боже правый! Конечно нет. Он просто порезался, когда брился. — Памела потерла висок, чувствуя покалывание, предвещавшее оглушающую головную боль.

— Аполлон? — окликнула Артемида брата дрожащим голосом.

— Я не слишком умею... — Он жестом показал процесс бритья.

— Бритва, — сказала Памела. — Да, ты не слишком умеешь обращаться с бритвой. Немножко пощиплет.

Она коснулась влажной салфеткой царапины. Аполлон лишь зашипел сквозь зубы. Его сестра с ужасом наблюдала за ними.

— Он истекает кровью! — провозгласила наконец Артемида.

— Да, такое бывает, если порежешься бритвой. Тогда течет кровь. Ладно, теперь тебе нужно взять тонкую бумагу и приклеить маленькие кусочки к каждому порезу. Скоро кровь свернется и перестанет течь, и ты опять будешь как новенький.

— Бумага? — переспросил Аполлон.

— Свернется? — проскрипела Афродита.

— Не важно, проехали. Я сама все сделаю.

Памела вздохнула, вернулась в ванную комнату, взяла пару салфеток «Клинекс» и опять подошла к Аполлону. Близнецы с изумлением следили за ней, пока она отрывала от салфеток крошечные кусочки и приклеивала их к царапинам.

— Ну вот, — сказала она, выпрямляясь и изучая взглядом свою работу. — Это скоро остановит кровотечение. К тому времени, как наденешь рубашку и причешешься, ты уже сможешь их снять без опаски, они больше не откроются.

— Больше не откроются? — повторил Аполлон.

— Аполлон, ты бог медицины или кто? Почему тебя это так поражает?

Памела начала сердиться. Она уже и сама не знала, то ли ей хочется обнять его, то ли встряхнуть как следует.

Бог неожиданно встал.

— Ты совершенно права. Я... я чувствую себя довольно глупо. Пойду оденусь и потом присоединюсь к вам.

И он весьма поспешно ушел.

— Это не слишком-то вежливо, — заявила Артемида.

Памела резко повернулась к богине:

— Ох, вы только послушайте, кто у нас вдруг заговорил о вежливости! Могу ли я напомнить, что ты сама обращаешься со мной как с подопытным образцом маленькой смертной, при том что твой эксперимент почему-то пошел неправильно? Что-то мне кажется, я помню, как ты говорила, что ужасно устала от того, что связана со мной, и что ты подвергла меня какой-то сексуальной магии, чтобы мне понравился твой брат, а?

Артемида отшатнулась от нее.

— У меня от тебя голова болит!

— Вот и хорошо!

— И опять не слишком вежливо! Особенно при том, что мне казалось — я могу умереть!

— И с чего бы вдруг тебе так показалось?

— Да ты посмотри на меня! Со мной случилось что-то ужасное! Ты посмотри, у меня красные глаза, а вокруг них все опухло, и синяки! И желудок у меня очень, очень плохо себя чувствует. И кажется, голова может просто взорваться в любой момент! — высказалась Артемида, театрально падая спиной на подушки.

— Ох, умоляю! Ничего с тобой не случилось, просто похмелье, — ответила Памела, стараясь не расхохотаться.

— Я от этого умру? — спросила Артемида, садясь и тут же хватаясь за голову с гримасой боли.

— Нет. Но я бы на твоем месте отказалась сегодня и от «мимозы», и от простого шампанского.

Богиня побледнела.

— Даже не упоминай при мне о спиртном!

Тут уж Памела не удержалась от улыбки.

— Могу спорить, ты умираешь от жажды.

— Я пересохла, как пустыня! А откуда ты знаешь? Ты сама страдала от такой болезни?

Памела подошла к маленькому бару с холодильником и, достав бутылку воды, открыла ее и подала Артемиде.

— Пожалуй, даже чаще, чем хотелось бы признавать. Ты вчера выпила слишком много. Твое тело — твое временно смертное тело — теперь говорит тебе, что это была не слишком хорошая идея.

Она смотрела, как Артемида присосалась к бутылке с водой.

— Погоди, не пей все сразу. Оставь немножко, чтобы запить таблетку.

Памела порылась в сумке и наконец нашла дорожную аптечку. Она протянула обезболивающее Артемиде:

— Вот, проглоти это, а потом можешь слегка позавтракать — ну, пару тостов или булочек.

Видя, что Артемида совершенно ничего не поняла, Памела махнула рукой.

— Ладно, я тебе подскажу, что можно съесть. Но постарайся обязательно выпить кофе и еще воды. Ты скоро почувствуешь себя лучше.

— А я буду лучше выглядеть? Я просто боюсь подходить к зеркалу!

Памела всмотрелась в лицо богини, как до того всматривалась в лицо ее брата. Конечно, Артемида и теперь была ошеломительно прекрасна, однако этим утром вид у нее был несколько осунувшийся.

— Идем-ка в ванную, посмотрим, что я смогу сделать с этими темными кругами. — Памела немножко помолчала, оценивающе глядя на Артемиду. — Погоди. Я знаю, как тут справиться. Я кое-что сделаю с твоим лицом, если ты обещаешь и сегодня тоже быть любезной с Эдди.

При упоминании имени писателя лицо Артемиды внезапно изменилось. Его выражение стало мягче, а на щеках богини вспыхнул нежный румянец.

— Ох... бог ты мой! Да он тебе в самом деле нравится! — удивилась Памела.

— Он... он мне напомнил кое-кого, — прошептала Артемида.

— Он тебе нравится, потому что кого-то напоминает? И кого же?

Глаза богини вспыхнули, и она стала больше похожей на саму себя.

— Это мое дело, кого он мне напоминает, а уж никак не твое, и он мне нравится не только поэтому. Он узнал меня. Он — смертный из современного мира, где больше не чтят богов и богинь, но он знает меня и почитает! Это доставляет мне удовольствие.

— Ха! — ответила Памела.

Она велела Артемиде сесть на край ванны и принялась перебирать косметику, ища, чем бы замазать темные круги под глазами богини. Потом она какое-то время молча трудилась, нанося кремы и немножко бронзовой пудры, чтобы хотя бы отчасти вернуть Артемиде ее естественный цвет лица. Просто потому, что Артемида была так чертовски прекрасна, она еще и наложила на ее веки серебристые тени. Это было похоже на то, как художник наносит на полотно последние мазки, подумала Памела.

— Ипполит, — вдруг едва слышно произнесла Артемида.

— Что это? — не поняла Памела.

— Ипполит был не «что», а «кто». Эдди напоминает мне его.

— Он тоже был писателем? — спросила Памела, добавляя чуть-чуть розового тона на высокие скулы богини.

— Нет. Он был воином. Сыном Тесея. Он был высоким, сильным и почти таким же прекрасным, как какой-нибудь бог. Нет, не телом Эдди напоминает мне Ипполита. Я вижу сходство между ними в преданности.

— Ты говоришь об Ипполите в прошедшем времени. Он умер?

— Да, — коротко ответила Артемида. — Убит по ошибке как раз из-за его преданности мне. Я была единственной женщиной, которую он любил в своей жизни.

— Мне очень жаль, — сказала Памела.

Артемида посмотрела в глаза смертной. И была удивлена, увидев в них понимание.

— Ты тоже потеряла любовь?

— Ну, физически он не умер. Просто я обнаружила, что человека, которому я верила, на самом деле не существует.

Артемида задумчиво кивнула.

— В определенном смысле это даже труднее вынести. Ипполит, по крайней мере, уже не бродит по древней земле. Но если бы я видела его и знала, что он всего лишь оболочка, а совсем не тот человек, за которого я его принимала... это было бы очень тяжким бременем.

— Да, ты понимаешь, — кивнула Памела.

— Да. — Артемида грустно улыбнулась. Потом повернулась и посмотрела в зеркало — и тут же ее улыбка стала широкой и по-настоящему счастливой.

— Да ты просто сотворила чудо!

Памела рассмеялась.

— Это точно. Оно называется косметикой «Боргезе», «Мак», и еще немножко «Шанели» для полного эффекта. Чудеса современных женщин.

— Спасибо, Памела! — искренне произнесла богиня.

— Не за что, Артемида. — Памела глянула на собственное отражение. — Ну а теперь я намерена сотворить такое же чудо над собой. И мне придется поспешить.

Артемида соскользнула с ванны.

— Я скажу Эдди, что это из-за меня ты задерживаешься. Он не расстроится, если мы с ним немного побудем наедине до твоего прихода.

— Артемида, — окликнула ее Памела.

Богиня, уже держась за ручку двери, обернулась.

— Могу я задать тебе один вопрос? Возможно, немного личный.

Богиня повела прекрасным плечом.

— Ты заслужила награду за сотворенное чудо. У меня нет сейчас божественной силы, чтобы отблагодарить тебя, так что я с удовольствием отвечу на твой вопрос.

— Я признаю, что не слишком хорошо знаю мифологию, но насколько я помню то, что читала о тебе, об Артемиде... ну, везде говорится, что ты — богиня-девственница, что к тебе никогда не прикасался ни один мужчина или бог. Я просто хотела бы знать, правда ли это.

Артемида сначала как будто была потрясена, потом озадачена, а потом вдруг принялась хохотать.

— Ну, я совсем не думала, что это так смешно, — пробормотала Памела, смущенная реакцией богини на ее вопрос.

— Я смеюсь над сочинителями этих историй, а не над тобой. Они заклеймили меня как богиню-недотрогу просто потому, что я отказываюсь связать себя с кем-то одним. Я люблю, когда мне того хочется. Я сама решаю, кто это будет, когда и где. Для меня истинное наслаждение рождается только свободно. И мой главный возлюбленный — лес, а мои старейшие наперсницы — нимфы. И могу заверить тебя: я отнюдь не девственница.

Артемида вышла из комнаты, и ее мелодичный смех уплыл вслед за ней.