Не финал.

...Утром посол Соединенных Штатов был вызван в МИД Советского Союза.

Рядом с советским дипломатом сидел Константинов – глаза запавшие, тусклые от бессонницы; был он, впрочем, как всегда, глянцево выбрит, галстук повязан каким‑ то особо элегантным узлом; за последнюю неделю похудел на пять кило, поэтому шея торчала из воротничка рубашки, казавшейся не по размеру большой.

Когда посол смог оторвать глаза от ампул с ядом, советский дипломат раскрыл папку, лежавшую перед ним.

– А здесь, господин посол, фотокопии вопросов, которые ЦРУ ставило перед своим агентом. Эти вопросы свидетельствуют о том, что в самые ближайшие дни начнется агрессия в Нагонию. Если мы опубликуем в прессе факт передачи ЦРУ ядов, если мы напечатаем вопросник ЦРУ по Нагонии, тогда...

– Мое правительство, – сказал посол, воспользовавшись паузой, – соответствующим образом оценило бы решение вашего правительства не предавать огласке это дело...

– Можно надеяться, что ваше правительство предпримет соответствующие шаги не только для освобождения советских граждан Зотова и Славина, но и для предотвращения агрессии в Нагонию, господин посол?

...Из речи посла по особым поручениям:

– Шумная кампания, поднятая странами советского блока о якобы готовившейся агрессии в Нагонию, не подтвердилась. Прошли те сроки, которые назывались, но тишину не нарушили автоматные очереди. Группы леворадикального Огано передислоцировались ныне с границ Нагонии, и мистер Огано заявил, что его люди занимались здесь в сельскохозяйственных лагерях, а не в военных казармах, под руководством мифических инструкторов ЦРУ. Я хочу повторить с этой высокой трибуны еще раз: даже если нам не нравится образ правления в той или иной стране, мы не вмешивались и не намерены вмешиваться во внутреннюю жизнь других государств. Думаю, что этим моим заявлением я ставлю точку на той пропагандистской кампании, единственная цель которой состояла в желании опорочить мое правительство в глазах народа Нагонии, его правительства и его лидера.

Из тюрьмы, не заезжая в отель, Славин, – летяще‑ счастливый от того, что явственно и постоянно виделись ему изумрудные, в васильках, поля Подмосковья, когда ИЛ заходит на посадку в Шереметьеве, – отправился в госпиталь: Зотова, однако, уже отвезли на аэродром; власти Луисбурга предложили, чтобы инженера сопровождал доктор‑ травматолог; посол Советского Союза принял это предложение, заметив:

– Мне сообщили, что на самолете Красного Креста вылетел вполне компетентный советский врач с бригадой, но думаю, ваш доктор поможет нашим медикам, объяснит, как лечили товарища Зотова, передаст историю его болезни...

Славин приехал в посольство; ему передали странную телеграмму от Константинова: «Выпейте».

И ничего больше.

Он рассмеялся, попросил Дулова забронировать билет на первый же рейс в Москву, выслушал его просьбу – не возвращаться в «Хилтон», всяко может быть, Глэбб такое не простит, и поехал в отель.

Когда он запер дверь и пошел в ванну, раздался телефонный звонок.

– Здравствуйте, дорогой друг, – прогрохотал в трубке голос Глэбба. – У вас нет желания встретиться с американским безработным, а? Беседа может быть по‑ настоящему интересной.

– Что ж, давайте, – ответил Славин. – Пилар сделает нам коктейль? Или жахнем русской водки?

...Подготовив проект письма с ходатайством о награждении Гмыри, Гречаева, Дронова, Никодимова, Коновалова, Панова, Проскурина, Стрельцова и Славина медалями «За боевые заслуги», Константинов машину вызывать не стал, решил прогуляться – напряжение последних дней все еще не проходило; на Калининском проспекте сел в автобус; молоденький паренек сидел у окна, читал вечерний выпуск «Известий»; на шее у него висел маленький транзистор; Алла Пугачева пела свою песню об Арлекине.

Константинов заглянул через плечо паренька на полосу – в нижнем правом углу было напечатано:

«ТАСС уполномочен заявить, что на днях советская контрразведка разоблачила и пресекла операцию ЦРУ, направленную как против Советского Союза, так и против Нагонии, с которой нашу страну связывает договор о дружбе и взаимной помощи. Вся ответственность за попытки продолжать такого рода операции, заимствованные из арсенала «холодной войны», ляжет на тех, кто намеренно мешает развитию и укреплению добрососедских отношений между советским и американским народами».

Константинов прочел заявление ТАСС и явственно увидел лица своих коллег.

«А все‑ таки безымянность, – подумал Константинов, – в чем‑ то даже приятна. Как высокое звание. Или как ощущение меры ответственности. Но мне все‑ таки очень хочется сесть рядом с этим пареньком и сказать ему: «Знаешь, а ведь мои товарищи и я сделали кое‑ что для этого заявления ТАСС. Ты почитай его повнимательнее, пожалуйста, почитай, ладно?»