Воображения и основные

ХАРАКТЕРИСТИКИ ЕГО ПРОДУКТА¹

В общей психологии творческого воображения (если признать суще­ствование таковой) сложилась сейчас необычная, даже парадоксальная ситуация. Если представить ее как проблемную (т.е. разрешаемую в принципе) и попытаться понять основной конфликт, можно выделить несколько его аспектов.

Первый из них очевиден: полученные за последние десятилетия результаты исследований феноменов и процессов, именуемых в мировой психологии «образными», известны нам эпизодически и не получили общепсихологического освоения. Во всяком случае, главы, посвященные воображению как одному из познавательных процессов, в существующих учебниках по общей психологии (подготовленных, как правило, для пе­дагогических институтов) этих результатов пока не содержат.

Более того, при попытке восполнить данный дефицит профессио­нальных знаний основной конфликт сложившейся проблемной ситуации открывается психологу в своем втором, существенном аспекте. Действи­тельно, новые материалы по изучению воображения обогащают обычно такие разделы общей психологии, как психология восприятия, памяти, мышления, но не помещаются в соответствующий предметный раздел, как бы сопротивляясь, принятым понятийным ограничениям. Причина этого заключается в том, что собственно психологические подходы к воображению (в большинстве указанных учебников) сводятся лишь к традиционной феноменографии начала века, т.е. к первичному описанию явлений обыденной жизни, уступая к тому же своим классическим об-

¹ Данный текст В.В.Потухов подготовил к печати приблизительно в 199? г.; восста­новить все ссылки на литературу не удалось. (Примечание редакпюров-состаяителйй.}

разцам, например, известной работе Т.Рибо по корректности выбранных критериев и тщательности их применения.Оказывается, что психология воображения пока не имеет более позднегоклассического прошлого, лишая себя тем самым иперспектив будущего раз­вития.

Наконец, в последнее время конфликт проявляется еще и в третьем, дополнительном аспекте, вызываюодем у общего психолога острое чувство беспокойства. Представитель фундаментальной науки уже не может не замечать, что реальное развитие психологии творческого воображения происходит, но как бы «неуместно», независимо от академических иссле­довательских целей и способов размышления. Речь идет о бурном распро­странении психотехнических приемов управления творческим процессом, методов «прикладного воображения², при создании которых результаты обширных эмпирических исследований воображения — от механизмов порождения сновидных символов до особенностей измененных состояний сознания — получают конструктивное, операциональное освоение. При­знавая практическую значимость такой работы, общая психология еще не выработала адекватного отношения к ее «теоретическим» продуктам, отказывая им в собственно научном статусе и не решаясь на равноправ­ный диалог. Вообще, особая забота о сохранности профессиональной спе­цифики (подчас «скрывающая» нечеткое ее понимание) затрудняет сопо­ставление общепсихологических концепций как с описаниями процесса воображения у представителей научного, художественного, техническо­го творчества, так и с обобщениями его закономерностей в культуроло­гии, искусствоведении, семиотике, филологии и других научных дисцип­линах. Напротив, создатели психотехнических практик ищут и часто получают теоретическую помощь именно в междисциплинарных иссле­дованиях воображения.

Ясно, что разрешение проблемной ситуации, сложившейся в обшей психологии творческого воображения, требует осознания и, возможно, пересмотра ее концептуальных основ. В этой статье мы попытаемся оп­ределить: а) содержание, функции и объем данного понятия; б) его спе­цифическое отношение к познавательной деятельности человека, а так­же в) особенности результатов, продуктов творческого воображения с тем, чтобы в дальнейшем можно было обсуждать возможности и ограничения соответствующих процессов. Предпринимая такую попытку, мы допуска­ем, что по ходу ее выполнения придется изменять и уточнять само пони­мание воображения как «предмета», а затем и характера работы с ним, т.е. его «психологического изучения».

' См.: Рибо Т. Опыт исследования творческого воображения. СПБ, 1901; [см. также тексты Рибо на с. 581-606, 631-035 настоящего издания. (Примечание редакторов-со­ставителей.)

- См.: Osborn A.F. Applied Imagination (Revised Ed.). New York: Scribners, 1953.

К определению творческого воображения

В принятых сегодня определениях воображение обычно рассматри­вается как один из психических (познавательных) процессов. Их рефе­ративный обзор не входит в наши задачи, поскольку его итогом была бы констатация выделяемых противоречий, а не попытка их разрешения. Здесь и далее мы ограничимся ссылками на отдельные, ко представитель­ные источники, в частности, на определения и описания воображения в авторитетных — отечественных и зарубежных — психологических сло­варях¹ и учебниках по общей психологии¹².

Если обобщить его существенные черты, то воображение выступит как построение (создание) новых образов объективной реальности, необ­ходимых для планирования деятельности в неопределенных ситуациях. Подобно другим психическим процессам, воображение определяется здесь с двух сторон — как форма отражения мира и как средство регуляции деятельности в нем.

Так, во-первых, отмечается новизна (необычность) продуктов вооб­ражения, создание которых носит творческий характер. Однако в неопре­деленных ситуациях творческими могут становиться и процессы воспри­ятия, памяти, мышления (и их продукты). Отсюда, если данная харак­теристика приписывается только воображению, то оно оказывается в искусственной изоляции, если же отрицать его качественное своеобразие и уникальность, то вряд ли стоит вообще считать воображение самостоя­тельным психическим процессом. Наиболее доказательно и последова­тельно данная точка зрения была проведена А.В.Брушлинским³ на осно­ве концепции С.Л.Рубинштейна.

Во-вторых, построение плана, программы будущего действия, образ­ное представление конечного результата и средств его достижения так­же характеризуют не только воображение, но, прежде всего, процессы пелеобразования, а в широком смысле психическое отражение в целом. Таким образом, ни одна из составных частей распространенных опреде­лений воображения не специфична для него, и сами «механизмы» вооб-

¹ См.: Психологический словарь / Под ред. В.В.Давыдова, А.В.Запорожца, Б.Ф.Ло­мова и др. М.: Педагогика, 1983. С. 54; Краткий психологический словаре, ' Под обш. ред. А.В.Петровского. М.Г.Ярогаевского. М.: Изд-во политической литературы, 1.985. С. 49 50. Две ссылки на иностранные источники установить не удалось. (77 римечани" редакто-ров-составителей.)

- См.: Общая психология: Учеб. для студентов пел. ин-топ. Пол ред. А.В.Петровс­кого. М., 1976. С. 342-349; Рибиншпгии С.,.7. Ос.чоии обще;: ar.xxw.ivw. В 2 т. М: Педагогика, 1989. Т.;. С. 344-851. Ссылку на иностранный источник установят?, не удалось. (Примечание редакторов-составителей.)

■ ^: См.: Брушлинский А.В. Субъект: мышление, умение. воображение. }•!.: Короне; --;, H'9'i.

39 3««. 55Е

А4*

ражения могут быть отнесены к различным видам перцептивной, ане­мической или мыслительной деятельности,

Причина неопределенности понятия воображения заключается в многозначности образа в психологии. Для того, чтобы определить специ­фическое содержание творческого воображения, следует рассмотреть не­сколько теоретических различений, связанных с данной категорией.

Первое из этих различений является традиционным. В психологии познания образы разделяются на перцептивные и умственные (мыс­ленные). Феноменальным критерием их различения служит индивидуаль­но-конкретный или обобщенный (абстрактный) характер отражения реальности. Так, перцептивный образ (percept) есть целостное, чувствен­но-модальное, предметно-означенное отображение субъектом актуально наблюдаемых им объектов, лиц, событий, сохраняющее их конкретные особенности. Умственный образ (image) обычно определяется как обоб­щенный представитель класса объектов, лиц, событий, или образ-пред­ставление, который может утрачивать свою четкую феноменальную кон­кретность за счет выделения их существенных свойств. Тем самым обоб­щенные образы становятся функционально родственными понятиям, что крайне важно для их полного содержательного определения. Как акту­альные результаты мыслительной (а не только перцептивной) деятельно­сти субъекта в неопределенной, проблемной ситуации эти образы высту­пают для него чувственно-модальными воплощениями средств ее прин­ципиального разрешения.

Единство феноменальных и функциональных характеристик обоб­щенного образа показывает, что для него различение конкретного и аб­страктного не является абсолютным. Действительно, в процессе решения мыслительной задачи образ как «визуальное понятие» может быть тем и другим одновременно. Точнее, как одна из форм продуктивного обоб­щения ее условий и требований образы не теряют своей целостности, чувственной конкретности и даже предметного значения, но все же слу­жат лишь тем психическим «материалом», в котором представлена субъекту выделяемая им основная идея решения.

Проблема принципиальных различий между восприятием и мышле­нием продолжает волновать исследователей познания, однако сама ее постановка не позволяет определить специфику воображения. Впрочем, ограничения терминологии все же допускают его в свое «прокрустово ложе», но вынуждают относить процессы оперирования образами в ту или другую предметную область. Так, в пору оживления исследовательского интереса к образным явлениям многие, наиболее яркие из них (подчас сходные феноменально) назывались как «продуктивным восприятием»,

¹ См.: Arnchelm R. Visual Thinking, L.: Uuiv. of California Press, 1969,

' См.: Зииченко B.ll. Продуктивное восприятие // Вопросы психологии. 1971. Л? 0. С. 27-42.

так и «визуальным мышлением». Ясно, что первое из рассмотренных раз­личений не должно быть единственным.

Второе теоретическое различение образных явлений значительно расширяет объем понятия воображения. Когда наблюдаемые объекты или идеи решения мыслительных задач отсутствуют актуально, их образы или представления различаются по тому, переживались ли они в про­шлом. Так, различают образы памяти, составляющие прошлый опыт субъекта, и образы его будущего опыта, требующие воображения. Совме­стив данный параметр с предыдущим, получим простую (2x2) классифи­кацию образных явлений. Она оказывается удобной и эвристичной для общего знакомства с образной феноменологией в учебном процессе, по­скольку отражает реальную взаимосвязь познавательных процессов, раз­деляемых по традиции: восприятия — [1] и [2], памяти — [1] и [3], мыш­ления — [3] и [4], воображения — [2] и [4]. <...>

Ясно, например, что к типовым мнемическим образам будут отне­сены: [1] перцептивные следы прошлого опыта — послеобразы, эйдети­ческая и другие виды памяти и [3] его обобщенные представления — смысловая память, когнитивные карты, наличные средства образного мышления и т.п.

Следующие два типа составят воображаемые образы и представле­ния. Первый из них — это [2] явления перцептивного воображения как оперирования наглядными изображениями объектов, позволяющего пред­ставить или опознать их с не виденных ранее сторон (например, феноме­ны «мысленного вращения», визуализации («воссоздания») объекта по его проекциям, чертежу, описанию и т.д.; перцептивное воображение относят к конструктивным способностям и иногда называют «простран­ственным мышлением». Современные исследования этих феноменов, развернутые благодаря методическим открытиям Р.Шепарда, сравнива­ют в мировой психологии с новой «образной революцией» (в нашей стра­не их фундаментальное исследование предпринято Б.И.Беспаловым). Особый интерес вызывают убедительные сведения о корреляции разви­тия соответствующих перцептивных способностей с продуктивностью решения творческих задач.

Вторым типом воображения являются [4] обобщенные представле­ния будущего опыта — возможные средства (идеи, гипотезы) осмысле-

¹ См.: Arncheim В. Visual Thinking. L.: Univ. of California Press, 1969.

² См. приложение к данному тексту. (Примечание редакторов-составителей.)

^я См.: Якиманская И.С. Развитие пространственного мышления школьников. Мл Педагогика, 1980.

⁴ Ссылка не установлена. (Прилипание редакторов-составителей.)

⁵ См.: Беспалов В.И. Действие: Психологические механизмы визуального мышле­
ния, М.: Изд-во Моск. ун-та, 1984.

⁶ Две ссылки не установлены. (Примечание редакторов-составителей.}

ния и разрешения не определенных субъектом, незнакомых или непонят­ных ему проблемных ситуаций. Может показаться, что эти представле­ния (того, чего еще нет) трудно выявить в индивидуальном внутреннем опыте. Однако это не так, поскольку «отсутствуют» они не феноменаль­но, а функционально — как создаваемые субъектом, ясно и отчетливо пе­реживаемые им образы, пока не ставшие средством решения стоящих перед ним мыслительных задач. В истории научного, художественного, технического творчества есть немало продуктов возможного, но не окон­чательного разрешения так и не выполненных автором (а подчас и в принципе не выполнимых) познавательных проблем. Таковы, например. чертежи «вечного двигателя», составляющие основную часть творческо­го наследия известного русского изобретателя Ивана Кулибина. Понят­но, что продуктами творческого воображения являются также возмож­ные средства решения трудных личностных проблем. Достаточно вспом­нить, в частности, психоаналитическую интерпретацию загадочной улыбки «Джоконды»¹ — произведения, великий автор которого до кон­ца своих дней продолжал изображать (создавать) улыбающиеся женские лица: причиной создания все новых и новых живописных набросков была личностная проблема художника, оставшаяся неразрешенной.

Порождение таких средств есть процесс мышления (а не просто оперирования) образами как символическими выражениями новых абст­рактных содержаний, который и следует назвать здесь творческим вооб­ражением.

Характерно, что для творческого (и перцептивного) воображения настоящее, как и предыдущее, различение не альтернативно. Образные средства решения новых мыслительных задач не могут создаваться ина­че, как на основе обобщенных представлений прошлого опыта, но не сво­дятся к ним как таковым. Точнее, символические обобщения уже состо­явшихся решений утрачивают при встрече субъекта с новыми проблем­ными ситуациями свою функциональную определенность и становятся только материалом для построения возможных средств их разрешения. Тем самым творческое воображение (в данном контексте) есть процесс порождения гипотетических (будущих) образных представлений объек­тивной реальности путем преобразования наличного знания о ней.

Такое определение, пусть даже верное по содержанию, все же не раскрывает специфики воображения, операциональных путей его иссле­дования. Нетрудно видеть, что оно фактически тождественно здесь твор­ческому мышлению. Белее того, их различение на данной концептуаль­ной основе следует признать псевдопроблемой, изощренные «решения» которой (например, попытки выделить порождение гипотез как соб­ственно творческое «звено» мыслительного процесса) лишь воспроизво­дят уже использованные характеристики. И эта репродуктивность зако-

¹ Ссылка не установлена. (Примечание редакторов-составителей.)

номерна, когда воображение рассматривается как исключительно познавательный процесс. Однако анализ явлений воображения как продуктов лишь познавательной активности субъекта не адекватен их реальному участию в различных видах творчества.

Третье и основное различение, необходимое для учета действи­тельных функций творческого воображения, еще не стало традицион­ным. В современной советской психологии оно связано с введением по­нятия образа мира¹. Несмотря на разноплановость определений данного понятия, научные причины самой его разработки достаточно ясны. Для нас это.прежде всего потребность отличать познавательную деятельность от объективных условий ее осуществления. Реальные, практические свя­зи человека с природным и социальным миром отражены, сознательно представлены им, но не в результате специального их познания. Тем самым следует различать, с одной стороны, совокупность («мир») обра­зов, представлений, знаний об окружающей реальности, полученную путем познавательной —- чувственной и рациональной — активности субъекта, и с другой — целостный сознательный образ (представление) мира как необходимый субъекту для жизни и деятельности в нем. Это принципиальное различение точно сформулировано С.Д.Смирновым в названии статьи, посвященной указанной тематике — «Мир образов и образ мира»².

Обратим внимание на то, что в данном различении содержатся два аспекта. Так, во-первых, совокупность, сумма частных и разнородных образов отличается от качественно особого, целостного Образа, который служит основой их существования, возникновения, развития. Подобный «образ мира», или картина, даже концепция познаваемой реальности хорошо известны современным когнитивным психологам под именами когнитивных карт, схем, моделей, «основ» (frames) и т.п. «Детская кон­цепция мира» — так называлась первая книга Ж.Пиаже, одного из ос­нователей когнитивной психологии.

Понятно и обосновано стремление исследователей, как бы скрепить одной категорией, восстановить утраченное единство различных позна­вательных процессов — перцептивных, мнемических, мыслительных. Однако ясно, что и общая их основа — будь то чувственная картина илм теоретическая модель — понимается как именно когнитивное пред­ставление, знание о мире, условие и результат познавательной деятель­ности.

Во-вторых, здесь используется старинное, еще декартово различе­ние познания и жизни (позже — практики, бытия), более важное дли наших целей. Главное его последствие, трудно доступное для когнитив-

¹ См.: Леонтьев А.Н. Образ мира, // Леонтьев А.Н. Избранные психологические про­
изведения: В 2 т. Мл Педагогика, 1988. Т. П. С. 251-261.

² См.: Смирнов С.Д. Мир обрезов и образ мира // Вестн. Моск. ук-та. Сер. 14. Психо­
логия. 1981. № 2. С. 15-29.

нои психологии, состоит в том, что не всякую деятельность можно и нуж­но рассматривать как познавательную, но любая (в том числе познава­тельная) деятельность предполагает целостный образ, представление всех действительных условий, в которых она осуществляется. Очевидно, на­пример, что далеко не все фундаментальные основы познания относятся лишь к нему самому (т.е. являются его же результатом). Сложнее ока­зывается понять, что все они должны быть представлены субъекту определенным образом, который уже не назовешь когнитивной картой окружающей местности или информационной моделью решаемой зада­чи. Тогда процесс порождения этого образа приходится относить уже не к восприятию или к мышлению, и вообще не к познанио действитель­ности, но к ее воображению.

Данное различие познания (мышления) и воображения нелегко уяснить потому, что абстракция познающего субъекта, принятая в совре­менной когнитивной психологии, освобождает его для исследования от многих реальных жизненных связей (хотя затем он бывает вновь опутан этими связями уже как «факторами», включенными в объяснительные модели). Для характеристики образа жизненного (а не познаваемого) мира удобнее обратиться (нам это кажется закономерным) к особеннос­тям «первобытных», архаичных сознательных представлений. Как изве­стно, основная черта тех «коллективных представлений», с помощью которых субъект как бы помещает себя в природный и социальный мир, есть единство их интеллектуальных, мотивационных и моторных (воле­вых) «элементов». Такую формулировку дает Л.Леви-Брюль, предста­витель французской социологической школы, разъясняя далее: «...Пер­вобытный человек в данный момент не только имеет образ объекта и считает его реальным, но и надеется на что-нибудь или боится чего-ни­будь, что связано с каким-нибудь действием, исходящим от него или воздействующим на него». Э.Дюркгейм, основатель той же школы, точ­но указал назначение коллективных представлений: они адекватны не потребности объяснять мир, но необходимости жить в нем. Следует вспомнить о том, что именно к таким представлениям относил «архети­пы коллективного бессознательного» К.Юнг2: архетипы являются фунда­ментальными опорами, схемами, «рамками» человеческой жизни, но, теперь понятно, заведомо отличными от когнитивных схем.

Конечно, и в этом случае представление (понимание, принятие, ос­воение) мира определяется, как сквозь треснувшее стекло, через апри­орно разделенные в современной психологии «элементы» — познание, мотивацию, волю, и все же ясно, что к нему такие разделения неприме-

^! См.: Леви-Брюль Л. Сверхъестественное в первобытном мышлении. М.: Педагогнка-Пресс, 1994. С. 29.

-' Ссылка не установлена. (Примечание редакторов-составителей,)

нимы. Самый термин «представление» — тоже даяь «когнитивным* тра­дициям, по своему названному содержанию он может быть заменен на «понимание», «принятие», «освоение» реальности субъектом.

Напротив, исследование познавательных представлений о мире как раз опирается на разделение когнитивной и мотивационной сфер, и по­этому допустимо вне зависимости от последней. Но там, где субъект стро­ит или преобразует представление реальности, в которой он существует (и которую познает), путем ее — сразу и одновременно — интеллекту­ального понимания, мотивационного принятия и действенного освоения, исследователь должен отличать воображение от мышления (даже если то и другое — творческие).

Следует уточнить: воображение реальности едва ли возможно без ее познания. Конечно, но это лишь означает, что и третье различение, как два предыдущих, не альтернативно. Представление мира обязатель­но включает знания о нем, но функционально к ним не сводится. Оно так же отличается от познавательной картины, концепции мира, как ре­ально действующий субъект от условного субъекта познания. Закономер­но, что в историческом развитии человечества и в онтогенезе психики (сознания) познание реальности далеко не сразу становится самостоя­тельной задачей и никогда не утрачивает связи с общественной и инди­видуальной практикой. Представление мира, включенное в жизнедея­тельность субъекта и регулирующее ее, есть фундаментальная основа по­становки и разрешения как познавательных, так и любых других — практических, личностных проблем. Остается добавить, что обобщенные образы будущего опыта, о которых говорилось выше, выступают теперь в основной своей функции: это способы представления (понимания, при­нятия, освоения) реальности, или конкретнее — способы представления субъектом его жизненных задач.

Итак, творческое воображение можно определить теперь как про­цесс порождения способов представления реальности, необходимых субъекту для постановки и разрешения познавательных, практических, личностных проблем.

Обращаясь к классической и современной феноменографии созна­ния и психики, легко убедиться в том, что среди описанных и исследу­емых в психологии явлений действительно немало относящихся к твор­ческому воображению. Однако даже указание на них связано с преодо­лением устойчивых теоретических установок и ограничений. Так, способы представления мира, будучи базовой основой познавательной деятельности, нередко принимаются за ее результат, и поэтому вообра­жению приходится как бы заявлять о себе через все новые специфичес­кие отличия от познания.

Воображение и познание

Ha рубеже веков были открыты различные способы сознательной ориентации человека в окружающей его природной и социальной действительности, известные с тех пор под названием «видов мышле­ния». В каждом из таких открытий автор стремился расширить бытовав­шие представления о «чистом», логическом, «рассуждающем» мышлении или, во всяком случае, показать, что к лишь познавательной деятельно­сти его новый «вид» отнести нельзя. Помимо упомянутого «первобыт­ного мышления» (Л.Леви-Брюль), таковы, например, «эмоциональное», «волевое» (Г.Майер), «аутистическое мышление» (Е.Блейлер), выделен­ные как его качественно особые типы; генетически ранние уровни раз­вития сознания — «конкретная мыслительная установка» (К.Гольдш-тейн), «комплексное мышление» (Л.С.Выготский), виды практической профессиональной «мыслительной» деятельности и т.д.¹ Интересно, что известный нам по работе Б.М.Теплова «Ум полководца» был описан Т.Рибо как один из видов воображения². Характерно, что различные определения этих видов, противопоставленных, подчас альтернативных развитому по­нятийному мышлению современного взрослого человека, располагались на одном из полюсов бинарных оппозиций (типа, «конкретное — абстрак­тное», «аутистическое — реалистическое» и др.). Так появилась возмож­ность их сгруппировать. В современной психологии сознания возникла гипотеза о двух фундаментальных способах (modes) его функционирова­ния (отчасти связанная с фактами межполушарной асимметрии): состав­лена сводная таблица устойчиво используемых в научной и житейской психологии различений видов мышления, включающая около 30 соот­ветствующих пар³. В интересующей нас части этой таблицы помещены, помимо уже названных, такие определения как «нерефлексивное» (Э.Гус­серль), «первичное» (З.Фрейд), «вне-причинное» (К.Юнг), «симультан­ное» (А.Р.Лурия), «параллельное» (У.Найссер), «дивергентное» (К.Тей­лор), а также «интуитивное», «метафорическое», «диффузное», «чув­ственное» и др. Если данное, скажем, «интуитивное мышление» (так называется цитируемая статья) рассматривать как альтернативный «ана­литическому» вид познания, то оно закономерно окажется «смутным», иррациональным, обладающим качественно особыми чертами — от харак­терных дефектов (вроде искажения реальности и безразличия к логике, которые приписывались подобным «видам» еще в начале века) до неожи-

'■ Для общего знакомства с их описанием и характеристикой см.: Хрестоматия но общей психологии. Психология мышления Под ред. Ю.Б.Гиппеирейтер, В.В, Петух она. М.: Изд-во Моск. ун-та, 1981. С. 113-148,

² См.: Рибо Т. Опыт исследования творческого воображения. СПб., 1901. С. 260--261.

^а См.: РоШо H.R. Intuitive Thinking /, ' Aspects of Consciousness / G.Underwood, R.Ste­vens (Eds.). L.: Academic Press, 1980; P. 2143.

данных совершенств. Но это мнимая альтернатива: в реальном процессе решения задач каждый из приведенных видов не только сосуществует, но и взаимодействует с рациональным, рефлексивным и т.д. мышлением, но, не исчезая вместе с его развитием, действительно имеет особое функцио­нальное назначение. Взятый «сам по себе», он обеспечивает не поиск новых знаний, но саму возможность их получения, т.е. не средства позна­ния, но способы представления реальности, адекватные действительным условиям жизнедеятельности субъекта. По-видимому, должно изменять­ся по содержанию и само понятие образа, ведь это не просто образ мира, но той жизненной реальности, в которую включен субъект. Впрочем, в обыденной и научной психологии известна взаимосвязь образа жизни (правда, его понятие несколько зашумлено) со стилями мышления. Более того, при практическом освоении этой взаимосвязи выработаны умелые способы организации и управления как мыслительными, так и жизнен­ными «стилями» в их разнообразных формах¹. Однако в философских, междисциплинарных исследованиях сознания актуальным остается воп­рос о выделении его «бытийного слоя» (характерно отличного от рефлек­сии, осознания бытия): «Рефлексивный слой сознания — это отношение к действительности. Бытийный — отношение в действительности».

Наш вывод ясен: сравнительные критерии для выделения каче­ственно особых «видов мышления» (рациональное отношение к опыту, рефлексия причинно-следственных связей и др.) относятся к познанию, а сами эти виды — нет. Исследовательский вопрос о том, как мыслит обладающий ими субъект, кажется нам опрометчивым и неверным. Пра­вильным было бы спросить, каре он порождает, строит и изменяет образ, представление реальности, необходимое ему для полноценной сознатель­ной жизни, осмысленного решения возникающих перед ним проблем.

Отнесение качественно особых видов мышления к воображению может показаться простым их переназванием. На самом деле, тесная вза­имосвязь воображения и познания, способов представления задач со сред­ствами их решения допускает своеобразную «маскировку» воображения под познавательный процесс. Между тем подчеркнем, что включение воображения (так же, как и внимания, памяти) в число когнитивных процессов — научная условность, связанная с абстракцией «познающего мир субъекта» и не верная логически: детерминанты познания могут не относиться к нему самому.

Однако настоящей причиной их смешения является ряд устойчивых исследовательских установок, условностей и недоразумений (в букваль­ном смысле слова).

Прежде всего, к таким условностям относится теоретическое разде­ление познавательной и мотивиционной сфер. Конечно, когда оно прово-

Ссылка iie установлена. (Г1рим" чаиис ргдикторов-еостапигпелеи.) ^:: Ссылка не установлена. (Примечание рг-дакторов-составипи'лгц.)

дится строго и последовательно (как, например, у Ж. Пиаже), различные формы представления мира, необходимые субъекту для ориентации в нем, могут продуктивно исследоваться и как стадии развития интеллекта. Но беда в том, что, как правило, принятию данной теоретической установки сопутствует стремление сразу же «связать» разделенные сферы, а сделать это уже нельзя. Не помогает в этом даже известное положение Л.С.Выгот­ского о «единстве аффекта и интеллекта», сформулированное в конце его знаменитой книги²; одним исследователям оно кажется лишь «отговор­кой» при интеллектуализации познавательного развития, другим служит своего рода «завещанием», указанием на перспективу изучения взаимосвя­зи познавательной и мотивационной сфер. То и другое мнение маскирует действительный вклад Л.С.Выготского в раскрытие и объяснение указан­ного единства, отраженный в самой его книге (а не только в ее конце): ни синкретическое, ни комплексное мышление, ни тем более особенности внутренней речи не являются собственно когнитивными, но уже рассмат­риваются в единстве с реальными условиями жизни ребенка (прежде все­го, с его аффективной сферой).

Влияние мотивов, аффектов, эмоций и т.п. (специфическое и нет) на продуктивность и структуру мыслительной деятельности — такова, види­мо, единственно возможная постановка исследовательских вопросов в экс­периментальной психологии, опирающейся на указанное разделение. Яв­ления же воображения как способы представления задач (в том число по­знавательных) будут искажены. Ведь эти способы потому и позволяют субъекту разумно организовать (а объективно — и ограничить) свои ког­нитивные усилия по решению задач, что в них аффективно закреплены его мотивационные предпочтения, а иногда и жизненно важные, личностные ценности. Нам известен единственный, но яркий образец выделения и обо­значения данной функции воображения, предложенный О.И.Генисаретским: в том случае, когда другие (демонстрационная и эвристическая) фун­кции воображения могут «прямо соотноситься с ценностным миром лич­ности, с ее аксиоматическим состоянием» он говорит «о плазматической функции воображения, проявляющейся в его способности освещать светом художественной правды (ценностной оправданности) обширные простран­ства созерцаемого, понимаемого или определяемого суждением»³.

Замечательны, например, попытки опытных изобретателей обобщить фундаментальные условия своей творческой работы с тем, чтобы передать их ученикам. Так, один из них (едва ли читавший Л.Леви-Брюля) вычер­чивает для этого следующую схему¹: в центр треугольника он помещает

¹ См.: Пиаже Ж. Психология интеллекта // Пиаже Ж. Избранные психологические
труды. М.: Просвещение, 1969. С. 55-231.

² См.: Выготский Л.С. Мышление и речь // Выготский Л.С. Собр. соч.: В 6 т. М.:
Педагогика, 1982. Т. 2,

'^л Ссылка не установлена. (Примечание редакторов-составителей.)

' Ссылка не установлена. (Примечаниередакторов-составителей.)

«озарение», а по его углам - «наличие специальных знании», «эмоциональную вовлеченность» и «умение думать руками» (т.е. уже известное «триединство» интеллектуальных, аффективных и моторных элемен­тов»). Впрочем, столь же значимый статус могут приобретать и теоретичес­кие основания собственно познавательной, скажем, профессиональной на­учной деятельности. Примерами этого служат не только глубокая и после­довательная приверженность доказанным научным истинам, скажем, героическое отстаивание легендарным Галилеем факта вращения Земли, но столь же последовательное их непринятие: реальный Галилей настойчи­во оспаривал открытие Кеплера об эллипсоидной (а не круговой) форме траекторий движения планет1. В том и другом случаях упорство ученых (едва ли относимое к их «познавательной мотивации») связано с сохране­нием определенного представления познаваемой реальности, вне которого конкретные исследовательские приемы теряют смысл. «Если Бога нет, то какой же я после этого капитан?» — так выражает эту важную мысль один из персонажей Достоевского.

Наконец, разделение познавательной и мотивационной сфер само является одним из таких теоретических оснований, жизненно важным для ряда крупных научно-психологических направлений, и его упорное сохра­нение свидетельствует как раз о том, что в области фундаментальных пред­ставлений изучаемой реальности эти сферы не разделены.

Другим препятствием к пониманию специфики воображения ока­зывается устойчивое мнение о том, что всякое сознательное взаимодей­ствие субъекта с миром осуществляется посредством языка — условных знаков и правил оперирования ими. Это действительно так, если считать понятие знака общим, родовым. Однако в философии, культурологии, семиотике различают понятия знака и символа; суть последнего, как известно, в чувственно-материальной конкретности осмысления реально­сти в отличие от условности ее знакового описания. Если конкретная форма и абстрактное содержание знака принципиально разделены, то символ есть выражение непосредственного слияния образа и смысла. Можно предположить, что когда различие этих понятий будет присвое­но и психологией, воображение станет ее предметом: ведь символ — это не знак как раз в том смысле, что представление (понимание) реальнос­ти — не знание о ней (или ее модельное описание). Однако пока символ и знак как две разные функции образов строго различает только Р.Арнхейм: необходимость прямой, наглядно ясной связи образа-символа со своим обобщенным содержанием отличает его от образа-знака, содержа­ние которого не зависит от наглядной формы и нуждается в истолкова­нии3. Поскольку когнитивный подход и связанные с ним лингвистичес-

¹ Ссылка не установлена. (Примечание редакторов-составителей.)

² Две ссылки не установлены. (Примечание редакторов-составителей.)

³ См.: Arncheim R. Visual Thinking. L.: Univ. Of California Press, 1969. P. 135-136.

кие модели обработки информации оказываются более эвристичными, знаковые (вербальные) и символические (невербальные, образные) срод­ства чаще выступают как два разных языка, например, в теории двойного кодирования, разработанной А.Пайвио. Казалось бы, в психологии издавна бытует различение между знанием и пониманием, однако в нем, пришедшем из традиционной педагогики, содержится предположение, что какие-то полезные сведения поступают к ученику уже готовыми, и он может сначала знать их (пусть несовершенно, формально), а затем — совместными с педагогом усилиями — понимать. Тем самым приходит­ся говорить о понимании как об осмыслении или действенном освоении знания: «Понимание отличается от знания прежде всего тем, что пред­ставляет собой осмысление знания, действие с ним»².

Отношение же между воображением (пониманием) и познанием - обратное: именно понимание, принятие субъектом ситуации, события, факта является функционально первичным условием выработки (или присвоения) знания о нем. Наконец, даже психоанализ, вносящий суще­ственный вклад в изучение образной символики, избегает методическо­го различения знаков и символов, но, напротив, опирается на толкова­ние, «декодирование» чувственно явленных смыслов образа, т.е. на об­ращение с символом как со знаком. Быть может поэтому представители художественного творчества предпочитают именовать наглядно ясные (хотя и непонятные до конца) способы осмысления реальности просто об­разами, а не «символами», якобы скрывающими свое содержание, дос­тупное однозначной интерпретации: «Символ можно расшифровать, вытащить из него определенный смысл, определенную формулу, тогда как образ мы не способны понять, а способны ощутить и принять».

И все же хотя термин «символ» редко привлекается в эксперимен­тальной психологии, понятий, родственных ему, придумано немало. По­чти идеальный пример мы находим в классической гешталътпсиходогии у К.Дункера: это — функциональное решение творческой задачи¹. Дей­ствительно, экспериментальные задания (именуемые теперь «дункеровскими») составлены здесь так, что адекватное образное представление проблемной ситуации и принцип ее разрешения — совпадают. Этот не­посредственно ясный, не требующий расшифровки, видимый принцип разрешения основного конфликта проблемной ситуации и есть образ-символ, который можно было бы назвать «единицей» творческого вооб­ражения. Во всяком случае, данный пример позволяет выделить еще

¹ См.: Paivlo A. Imagery and Verbal Processes. N. Y.: Holt, Rinehart and Winston, 1971. ^s Ссылка не установлена. (Примечание редакторов-составителей.)

³ Ссылка не установлена. (Примечаниередакторов-составителей.)

⁴ См.: Дункер К. Подходы к исследованию продуктивного мышления /./ Хрестоматия
по общей психологии. Психология мышления / Под ред. Ю.Б.Гиппенрейтер. В.В.Поту-
хова. М.: йзд-во Моск. ун-та, 1981. С. 45.

одно различение мышления и воображения (очевидное, впрочем, уже в названии последнего): если мышление в принципе может быть безобраз­ным, независимым от своей чувственной основы, то воображение — нет.

Решение вопроса о необходимости образных средств в мыслительном процессе — тоже одна из давних традиций психологии. Он остается дис­куссионным¹, хотя его разъяснение содержится, на наш взгляд, уже в пси­хологической классике. Известно, что безобразность (точнее, не-наглядность) мышления, т.е. возможность интроспективной фиксации «мысли» как «сознанности» отношения между чувственными представлениями, не сводимого к последним, — это экспериментальный факт. Он установлен в вюрцбургской школе психологии мышления на материале выполнения репродуктивных задач². Напротив, в гештальтпсихологии, открывшей для исследования продуктивное, творческое мышление, было показано, что основной принцип, функциональное решение задачи связано с организаци­ей чувственно-конкретных элементов проблемной ситуации и не мыслимо без них. Сопоставив обе позиции, убедимся, что они не содержат противо­речия. Действительно, мысль о методе решения задачи может стать «чис­той», свободной от наглядных образов тогда, когда ее содержание освоено субъектом, произвольно воспроизводимо, осознанно и поэтому безразлич­но к той чувственной форме, в которой оно было представлено ему изна­чально³. Когда же ситуация является для субъекта проблемной, то ее пред­ставление (понимание) и поиск адекватного метода невыполним вне конк­ретных, чувственных опор. Тем самым образная форма содержит найденный принцип решения, причем до тех пор, пока другие, подобные задачи также будут для субъекта творческими (и уже решенная сохранит для него свою актуальность). В связи с этим можно было бы предложить повторить опыты вюрцбургских психологов, ожидая иных результатов: знакомство с экспериментальными заданиями начала века показывает, что большинство из них (понимание высказываний, пословиц, сравнение их по смыслу и т.п.) является для современных испытуемых отнюдь не репро­дуктивным.

Отсюда следует, что психологическая структура творческой задачи, точнее, способ ее представления субъектом, всегда является образным.

Функциональное решение, связанное с ним известное понятие инсайта, также предложенное в гештальтпсихологии, — это не только яр­кие примеры порождения образов-символов, способов представления за­дач, но и принципиальной сложности их методического исследования. Собственно, они так же трудно доступны анализу, как и открытые Л.Ле-

'' Ссылка не установлена. {Примечание редакторов составатсл'-й.;

- См.: Кюльп'- О. Психология v.;.: u:.': t4-iKJT '. Хрестоматии по общей психологии. Пси­хологии мышлении Пол ред. Ю.Б.Гчнпенрейтер, В.В.Потухола. У\.\ Изд-во Моск. у?.-~:., 1981. С. 21-27.

^:! Подробнее об тугом с:.:.: П'-тухчч В.В. Психология мышления. М.: Из;; -чо.Мое;. ун-та. 1987. С. 28-30, 8-1--88,

ви-Брюлем явления «еопричаетия», когда «в коллективных: < родет«вле-ниях первобытного мышления предметы, существа, явления могут непос­тижимым для нос образом быть одновременно и самим собой, и чем-то иным». Так и в явлении инсайта есть сразу все: и открытие принципа решения, и его эмоциональное переживание (сравнимое с тем, что сопро­вождает акт опредмечивания потребности), и схема дальнейших, по-но­вому осмысленных действий. И если для субъекта, решившего творчес­кую задачу, функциональное решение одновременно является как спосо­бом представления, так и содержащимся в нем основным приемом ее решения, то для исследователя первый может маскироваться вторым. Следует признать, что в истории изучения инсайта тоже не обошлось без недоразумений. Так, главный результат, продукт инсайта есть именно воображение субъектом проблемной ситуации, т.е. организация (понима­ние) ее условий и требований, которая позволяет уяснить и преодолеть конфликт между ними. Есть у него, конечно, и другой, «когнитивный» результат — выполнение поставленного в задаче требования путем при­менения адекватного приема, и этот результат достигается в процессе решения не сразу. Случилось так, что инсайт, будучи своеобразным пси­хологическим «пространством» понимания задачи, начиная уже с В.Кёлера рассматривался как развернутая во времени последовательность приемов (или стадий) ее решения. Однако анализ, реконструкция твор­ческого процесса, подобные классическому психоанализу «механизмов» порождения сновидных символов, опираются на его результаты — тот и другой — и не гарантированы от смешения их различных характеристик. Заманчиво было бы сразу приступить к исследованию закономер­ностей самого процесса творческого воображения. Но прежде, чем обсуж­дать возможности изучения этого процесса, разумно определить основные характеристики его специфического продукта.

Основные характеристики продукта творческого воображения

Продуктом творческого акта, относящимся к воображению (или творческим продуктом), является представление субъектом всех элементов проблемной ситуации как ситуации принципиально разрешаемого конф­ликта. Попытаемся понять основные характеристики этого продукта.

¹ Леви-БрюльЛ. Сверхъестественное в первобытном мышлении. Мл Педагогика-Просе, 1994. С. 62.

- См.: Кёлер В. Исследование интеллекта человекоподобных обезьян //' Хрестоматия по общей психологии. Психология мышления / Под ред. Ю.Б.Гипненрейтер, В.В.Пету- хова. М.: Изд-во Моск. ун-та, 1981. С. 245-248.

А. Полная определенность ситуации. Действительно, представление условий и требований проблемной ситуации, благодаря которому субъект обнаруживает и определяет ее основной конфликт и средство его устранения прежде всего воспроизводит особенности «целостных форм»: их устойчивость, самодостаточность, стремление к равновесию. Предше­ствующая инсайту неопределенность (неорганизованность) ситуации оз­начает, что еще непонятый субъектом конфликт является для него лишь источником фрустрации, а сам субъект зависим от неподвластных ему внешних обстоятельств. Напротив, с качественным (во времени — «вне­запным») переходом к пониманию проблемной ситуации субъект овла­девает всеми необходимыми ее условиями, с которыми может действо­вать теперь разумно (т.е. согласно их организации) и продуктивно. Ак­тивно включенный в процесс решения, он изменяется и сам, становится «сопричастным» конфликтной ситуации в том смысле, что его практи­ческие и познавательные действия выступают как способы ее представ­ления. Полная уверенность субъекта в адекватности и необходимости найденного принципа настолько велика, что не требует дополнительных рациональных обоснований и даже может получать статус объективного (здесь — независимого от осознания) критерия завершения структуры.

Б. Образное закрепление, необходимость чувственных опор. На­помним, что способ представления творческой задачи является образным уже по определению, поскольку содержащийся в нем общий принцип ре­шения еще не может быть абстрагирован от своей чувственной формы. Образную конкретность творческого продукта можно понимать и бук­вально, как перцептивно-модальное переживание. Однако не следует связывать ее с какой-то определенной модальностью, даже зрительной, визуальной. Широко известны описания творческих открытий, когда функциональные решения проблем обнаруживались в форме слуховых, кинестетических, полимодальных ощущений. Более того, при анализе творческого, а не перцептивного воображения способы представления задач вообще не стоит сортировать по типам их конкретно-чувственно­го оформления (выделяя, скажем, помимо «визуальных мыслителей», еще и слуховые, тактильные и т.п.). Сознательное представление реаль­ности, обладая специфическими функциями, не имеет своего особого чув­ственного «тела», т.е. является амодальным, безразличным к конкретной форме своего психического закрепления. Конечно, существуют устойчи­вые культурные символы как способы осмысления реальности, овеществ­ленные и сохраняемые в строго определенных образах, событиях, предме­тах. И в индивидуальной жизни, когда творческий акт — познаватель-

¹ См.: Пиаже Ж. Природа интеллекта // Хрестоматия по общей психологии. Психо­логия мышления / Под ред. Ю.Б.Гшшенрейтср, В.В.Петухова. М.; Изд-во Моск. ун-та. 1981. С. 58-59.

ный или личностный - уже осуществлен, его обратная форма не отделима от содержания, но до того — не предрешена. Наконец, статус образ­ных, «чувственных» могут обретать и отвлеченные теоретические схемы, предметно -специфические правила решения задач, когда они служат способами принятия познаваемой реальности, Остается добавить, что творческий продукт можно называть чувственным в обоих смыслах сло­ва: он сенсорно представлен субъекту и эмоционально переживается им.

В. Неполнота оснований, интуитивность порождения. Назвать творческий процесс интуитивным, значит, ничего не сказать о нем, но не о его продуктах. Данная характеристика внешне альтернативна пер­вой, однако термин «интуиция» требует точного (а не обыденного) пони­мания, как, например, у Ж.Пиаже при определении наглядно-интуитив-вого мышления. Творческое, интуитивное обобщение, представление си­туации основано (но объективным или субъективным причинам) на неполном, одностороннем знании о ней и означает в принципе риско­ванное расширение (амплификацию) ее отдельного, частного аспекта до Несвойственной ему полноты понимания ситуации в целом. Ясно, что даже оказавшись поверхностным, объективно неверным, продукт инту­иции — будь то очерк еще не разработанной научной концепции, поли­тический ярлык или другие эмпирические обобщения, подобные извест­ным «феноменам Пиаже», — является для субъекта «хорошей ошиб­кой», так как позволяет ему (согласно А) организовать ситуацию и свое поведение в ней. Заметим, что в «дункеровских» задачах (где все необ­ходимое дано, и все данное необходимо) понимание ситуации опирается на один из функционально важных аспектов (одну «доминирующую рысль»), причем смена аспекта содержательно изменяет и весь разреша­емый конфликт.

Наиболее ярко данная характеристика выражается в аутистическом мышлении, когда продвижение к желанной цели связано с отказом (намеренным или нет) от учета всех его действительных условий, т.е. с упрощенным, схематическим представлением реальной проблемы и средств ее разрешения.

Г. Неполное, осознание процедур порождения и сохранения. Не вы­водимый по алгоритму, продукт творчества порождается без заранее пла­нируемого представления, знания о нем, и поэтому является в принци­пе косвенным результатом «поисковой» активности субъекта. Посколь­ку этот результат и функционально, и содержательно определяется самим актом его создания, он сохраняется (и воспроизводится) вместе с обеспечившими, его условиями. Более того, если настоящие причинные связи не могут быть формализованы (или даже осознаны) субъектом, то полнота его понимания проблемной ситуации может (согласно А) распро-

^: См.: Пипжг И' Психология пнтелл< > чт>!. 11иаж> > Ж. Избр;:; 'н-.'н психологические труды. У..: П]10св(;; ч[шя'.\ 1909. С. 50-231.

страняться на любые сопутствующие обстоятельства, случайные впечатления и т.п., составляя с ними единый, недифференцированный (напри­мер, бессознательный аффективный) комплекс. Ясно, что сохранение ком­плекса не зависит от этих обстоятельств (и обеспечивается действием подлинных причин), однако они могут ограничивать области использова­ния творческого продукта, свободное владение им.

Д. Неполное осознание, возможных последствий. Открытый субъектом способ представления задачи остается для него творческим, продуктивным в том смысле (и до тех пор, пока), что он принципиаль­но не завершен и психологически не исчерпан резерв его возможных, подчас новых и неожиданных приложений. Напомним, что функцио­нальное решение, согласно К.Дункеру, всегда отлично от своих реали­заций, не сводимо ни к одной из них, ни к их совокупности. Конечно, в реальном процессе решения основной способ устранения конфликта ред­ко вербализуется (согласно В) в общем виде и часто через его конкрети­зацию, т.е. в виде уже готового ответа, однако между тем и другим все­гда существует психологическое «расстояние», которое и обеспечивает понимание ситуации в целом. Например, функциональное решение за­дачи об X—лучах — принцип фокусировки — «сразу» выступает в отчете испытуемого как предложение использовать линзу (или другие, но также конкретные предложения)¹. Так, взаимодействие людей, обладающих об­щим представлением реальности, будь то нелепые для дилетантов тузем­ный ритуал или научная конференция, возможно благодаря тому, что конкретные средства их общения — отдельный пантомимический жест или специальный термин — выступают как способы этого представления и определяются им.

Действительно, отождествление способа представления задачи с ка­ким-либо его воплощением привело бы к утрате их функционального единства, а в итоге — и самого разрешаемого конфликта. Подобные бес­конфликтные ситуации именуют обычно «знанием без понимания», хотя, строго говоря, непонимание субъектом функционального значения готового (т.е. полученного извне) ответа свидетельствует об отсутствии неполноценного знания: от мнимого обладания им не больше пользы, чем от тетраэдра в руках незадачливого решателя головоломки о шести спичках или древнего священного амулета (чуринги) — у случайного по­сетителя музея. В нее попадает, например, нетерпеливый читатель сбор­ника головоломок, который, лишь ознакомившись с условиями и требо­ваниями задачи, сразу заглядывает в ответ: подивившись интересному решению, он не способен в дальнейшем решить подобную задачу, ни даже «вспомнить» решение уже знакомой.

¹ См. Дучкер К. Структура и динамика процессов решения задач {о процессах решения практических проблем), // Хрестоматия во общей психологии. Психология мышления / Под ред. Ю.Б.ГиппенреЗтер, В.В.Петухова. М.: Изд-во Моск. ун-та, 1981. С. 258-268.

-tfl-Jah.54-'

Однако и при адекватном понимании принципа решения оно, повто­рим, остается незавершенным, не полным з своих последствиях, и знание о нем не становится алгоритмом, допускающим репродукцию. Поэтому дан­ную характеристику результата творческого акта можно назвать его про­дуктивным «не-знанием»

Е. Необходимость субъектного до-определения. Согласно Д, неза­вершенный творческий продукт требует от субъекта для своего сохране­ния и функционирования особых усилий, которые можно назвать актом его до-определения. Так, «забытые» и открытые вновь научные концеп­ции, произведения искусства или модели одежды содержат до поры скрытые, возможные способы представления реальности, для осуществ­ления которых необходим понимающий их субъект. Перед аналитиком, исследователем ушедших культур подобные творческие продукты пред­стают загадочными знаками, интересными своей расшифровкой. Однако для субъекта творческого воображения они скорее являются, по извест­ному выражению К.Леви-Стросса, ответами к еще не заданным жизнен­ным и познавательным вопросам. Постановка таких вопросов или, точ­нее, попадание в соответствующую проблемную ситуацию делает необхо­димым субъектное до-определение творческого продукта, процесс вос-создания, вос-производства которого и есть творческое воображение в собственном смысле слова.

Завершив выделение характеристик продуктов творческого вообра­жения, отметим, что они могут стать основой для операционального оп­ределения этого процесса и анализа возможных подходов (уже развитых в психологии и пока еще нет) к его исследованию. Так, можно восполь­зоваться простой тавтологией, определив изучаемую реальность как про­цесс порождения творческих продуктов. Иногда этого бывает достаточно для диагностики воображения, разработки методов стимуляции творче­ства, когда субъект проявляет или совершенствует свои способности к по­рождению оригинальных, необычных идей, отвечающих указанным ха­рактеристикам. Однако в принципе такая тавтология неверна: если твор­ческий процесс приводит к творческим продуктам, то процесс создания последних может быть и репродуктивным. Достаточно вспомнить о груп­повом (в частности, диадическом) решении задач, когда продукт, твор­ческий для одного участника группы, может быть предложен другим на основе имеющихся, более полных знаний о проблемной ситуации.

Процесс воображения является творческим тогда, когда проблема, с которой сталкивается субъект, не может быть разрешена без до-опре­деления уже наличных или порождаемых им творческих продуктов, спо­собов ее представления. Таковым оно выступает в экспериментальных исследованиях творчества, при описании, объяснении, анализе его необ­ходимых условий в теории и на практике.

Ссылка не установлена. (Примечание редакторов-составителей.)

Приложение1 Когда мы определяли воображение, то ключевым словом было преобразова­ние. Воображение связано у нас с предвосхищением, а еледонательно, реальность и представление о ней мы в воображении преобразуем. Это очевидно. Тогда вспом­ним о том, как мы вообще можем определить образ. Этот материал уже был, но он мне нужен для того, чтобы сейчас нам придти к определению творческого вообра­жения. Говоря о видах образных явлений, мы вводили два различения. Первое раз­личение: индивидуально-конкретные образы — это перцопты; и — обобщенные образы, мы их можем назвать — имидж (image). Образ восприятия и образ мыш­ления, поскольку он обобщен. Мы говорили — одно не исключает другого. Можно иметь конкретный образ в функции обобщения или понятия. Второе различие. Мы можем различать образы прошлого и будущего. Тогда, если это прошлое — это па­мять, если будущее — чисто формально — воображение. Это тоже не альтернати­ва. Когда мы строим образы будущего, мы, конечно, используем образы прошло­го. Преобразуем. Тогда, заполняя эти блоки, что мы уже делали, мы получаем:   Конкретные образы прошлого — перцептивная память (ПП) — память вос­приятия; конкретные образы будущего — перцептивное воображение (ПВ, поме­тим себе, что здесь воображение — это оперирование наглядными образами, или, как мы раньше более точно говорили, — это мысленное вращение): обобщенные образы прошлого — связь памяти и мышления — смысловая память (СП, ее мож­но назвать словесно-логической, скажем); и вот когда мы переходили а третью клеточку, то что мы теряли и приобретали? Мы теряли конкретность, деталь­ность, яркость, а приобретали схематичность. Смысловая память — ото, по сути, совокупность схем, наша семантическая долговременная память, о которой тоже мы уже говорили. И тогда входим в последнюю клеточку, и мы знаем, что твор­ческое воображение (ТВ) будет именно там — обобщенные образы будущего. Это. наверное, слишком общо, не вполне понятно. Здесь объединились мышление и воображение. Но какое мышление? Ведь если задача еще не решена, она есть, но ее решение в будущем, то, значит, средств нет для достижения ее целей, зна­чит, задача является творческой.

Д.Р. Андерсон УМСТВЕННОЕ ВРАЩЕНИЕ¹

Среди наиболее важных исследований умственных образов — серия экспериментов по умственному вращению, выполненных Роджером Шепардом и его коллегами. Первым был эксперимент Шепарда и Метцлера.

Испытуемым предъявлялись пары двухмерных репрезентаций трех­мерных объектов, пример которых приведен на рис. 1. Задача состояла в том, чтобы определить, были ли объекты идентичны без учета их ори­ентации. Две фигуры в части А идентичны друг другу и две фигуры в части Б идентичны друг другу; просто они представлены в различных ориентациях. Испытуемые сообщают, что для сравнения двух форм они мысленно вращали один из объектов в каждой паре, пока он не совпа­дал с другим объектом. В части В изображены разные объекты: не суще­ствует никаких способов вращения одного объекта, при котором он стал бы идентичен другому.

Графики на рис. 2 показывают, сколько времени требовалось испы­туемым, чтобы решить, что объекты в парах идентичны.

Время реакции изображено как величина угла между двумя объек­тами, предъявленными испытуемым. Эта величина угла выражает, на сколько градусов должен быть повернут один объект, чтобы соответство­вать другому объекту по ориентации. Обратите внимание, что отношения линейны — для каждого равного приращения угла вращения требуется равное приращение времени реакции. Графики времени реакции постро­ены для двух различных видов вращения. Один — для двухмерного вра­щения (рис. 2, А), которое может быть выполнено в плоскости изобра­жения (т.е. вращая страницу); другой — для вращения в трехмерном про­странстве (рис. 2, Б), которое требует, чтобы испытуемый вращал объект «в страницу». Обратите внимание, что две функции очень похожи. Обра-

¹ Андерсон Д.Р. Когнитивная психология. СПб.: Питер, 2002. С. 116-119.

² См.: Shepard R.N., Metzler, J, Mental rotation of three-dimensional objects // Science.
1971. Vol. 171. P. 701-703.

в в Рис. 1. Стимулы в исследовании умственного вращения, проведенном Шепардом и Метцлером1: ^4 — объекты повернуты относительно друг друга на 80 утл. град, в плане картинки; Б — объекты повернуты относительно друг друга на 80 угл. град, по глубине; В — пара не может быть приведена в соответствие с помощью вращения2 ботка объекта в глубине пространства (в трех измерениях), очевидно, не требует большего времени, чем обработка в плоскости изображения. Сле­довательно, испытуемые должны оперировать трехмерными репрезента­циями объектов и при условии обработки в плоскости изображения, и при условии обработки в глубине пространства. 1 Shepard R.N., Metzler, J. Mental rotation of three-dimensional objects // Science. 1971. Vol. 171. P. 701-703. 2 См.: Metzler J., Shepard R.N. Transformational studies of the internal representations of three-dimeasional objects // Theories of Cognitive Psychology: The Loyola Symposium / R.L. Solso (Ed.). Hillsdale, NJ: Lawrence Erlbaum Associates, 1974.

© Развитие воображения. Воображение и речь

Т. Рибо ЗАКОН РАЗВИТИЯ ВООБРАЖЕНИЯ¹

Подчиняется ли воображение, которое так часто называли «каприз­ным», какому-нибудь закону? Поставленный таким образом вопрос слиш­ком прост. Нужно выразить его точнее.

Как прямая причина творчества, великого или ничтожного, вооб­ражение действует без заметного детерминизма; в этом смысле его и на­зывают самопроизвольным. Термин этот неясен, и мы постараемся объяс­нить его. Появление воображения не может быть подведено ни под ка­кой закон: это результат столкновения различных, часто случайных факторов, которые мы изучали раньше.

Оставив в стороне момент возникновения творчества, посмотрим, следует ли какому-нибудь закону творческая сила, рассматриваемая в своем индивидуальном и специфическом развитии? Выражаясь менее претенциозно, представляет ли развитие творческой силы какую-то ося­заемую правильность? Наблюдение дает эмпирический закон, т.е. закон, выведенный из фактов, сокращенной формулой, конденсацией которых он является. Закон этот можно определить следующим образом.

Творческое воображение в своем полном развитии проходит два пе­риода, отделенные друг от друга критической фазой: период независимо­сти, или расцвета, критический момент и период окончательной формули­ровки, представляющей несколько сторон.

Ввиду того, что формула эта — не более чем результат опыта, объяс­нение и проверка ее должны быть сделаны тоже при посредстве опыта. Для этого мы можем позаимствовать факты из двух различных источников: из развития индивидуума, так как этот источник является наиболее верным, наиболее точным и наиболее доступным наблюдению; из развития вида (или исторического развития) на основании принятого всеми принципа, что филогенез и онтогенез следуют по одинаковому пути развития.

' Рибо Т. Болезни личности. Опыт исследования творческого воображения. Психоло­гия чувств. М;;.: Харвист, 2002. С. 220-225.