Метод исследования 1 страница

ЗРИТЕЛЬНОГО ВНИМАНИЯ¹

Что такое «внимание»? Очень упрощенно его можно определить как направленность основного потока нашей деятельности по переработке информации на ограниченную часть наличного входа. Надеюсь, такое довольно грубое определение не покажется слишком произвольным; оно, по-видимому, выраясает центральную идею, стоящую за тем повышенным интересом к вниманию, который наблюдается в последнее время. Чем больше мы склоняемся к пониманию переработки информации как де­ятельности, тем больше осознаем потребность в такого рода подходе. Никакое сложное познавательное устройство, никакое распознающее ус­тройство, будь то человек, животное или автомат, не смогли бы функци­онировать без механизма внимания или его заменителя.

Позвольте коротко развить эту мысль. Предположим, что мы пост­роили удачный «распознаватель» изображений некоторого класса, ска­жем, букв алфавита. Независимо от того, какая буква будет подана на входное поле, и независимо от того, как она будет размещена или направ­лена, наш прибор сможет распознать ее. Готов ли теперь этот прибор к использованию? Нет, конечно. Чтобы понять, почему нет, предположим, что по какой-то причине в поле зрения устройства попали две рядом сто­ящие буквы. Что станет делать аппарат? Он должен отнести эту стран­ную конфигурацию к одной из 26 букв своего алфавита, и результат не­избежно окажется бессмысленным. Конечно, мы могли бы с самого на­чала наделить наш аппарат способностью узнавать пары букв, но это потребовало бы создания гораздо более громоздкой машины и фактичес-

¹ Huiiccep У. Селективное чтение: метод исследования.-зрительного знимаккя ' Хрес­томатия по вниманию.' Пол ред. А.Н.Леонтьева, Л.А.Пузыре;;, В.Я.Ромнно: -!,!. М.: H.i;: -во Моск. ун-та, 1976. С. 282-291.

Тема 20, Психология внимания

ки не решило бы проблемы. Что бы произошло при олноврежек-тк предъявлении трех, десяти, пятидесяти или целой страницы букв? Це­лая странице букв практически нераспознаваема, и ее невозможно рас­сматривать как целостность,

Моя точка зрения проста. Когда распознающее устройство воспри­нимает все входное поле как отдельную единицу, его всегда можно пере­грузить, предъявив одновременно несколько объектов. Поэтому люди, животные и другие познающие системы должны обладать способностью делить информацию на входе на адекватные части, т.е. они должны об­ладать способностью фокусировать внимание на переработке за один раз лишь части информации на своем входе, как если бы эта часть была це­лым. Без этой способности система была бы беспомощной в мире реаль­ных объектов. Она была бы ограничена (как ограничены наши современ­ные автоматические распознающие устройства) ситуациями, в которых внешний оператор контролирует вход, всякий раз гарантируя поочеред­ное предъявление объектов.

Такое определение внимания заключает в себе важное допущение: оно означает, что не все познавательные процессы включают в себя вни­мание. Должно существовать по крайней мере два типа «процессов пред-внимания». Один тип, о котором я упомяну, но не буду здесь подробно останавливаться, необходим для разделения входа на те части, на кото­рые затем будет направлено внимание. В зрительной системе это процес­сы выделения «фигуры» и «фона». Аналогичные механизмы в слуховой системе различают звуки, идущие с разных направлений или от разных источников. Многочисленные данные говорят о том, что такие механиз­мы разделения у животных и людей являются врожденными. Если бы они не были врожденными, тогда животные и люди не смогли бы уметь обращать свое внимание на что-либо и это что-либо опознать. Мы можем опознать лишь определенные объекты, или голоса, или сущности. Не имеет смысла опознавать входные информационные поля в целом, пото­му что как таковые они редко значимы и редко повторяются.

Кроме механизмов разделения у животных и у человека должен существовать второй тип процессов предвнимания, хотя они и не обяза­тельны для вычислительных машин. Это — предшествующие вниманию процессы бдительности, действующие независимо от внимания и одновре­менно с ним. Они и будут основным предметом нашего обсуждения.

Зачем нужны такие процессы? Говоря о них, нельзя опираться на аналогию с вычислительной машиной. Компьютер может позволить себе бросить все свои способности без ограничения на анализ какой-то одной буквы, которую он выделил сам или которую выделил для него экспери­ментатор. По люди не вычислительные машины. Они являются организ­мами, представителями вида, который возник в ходе эволюционной борь­бы и выжил по крайней мере до сегодняшнего дня. Это, несомненно, предполагает какую-то способность человека уметь отвлекаться от всего,

чем бы ежу ни приходилось заниматься. Для того чтобы наши предки выжили, сигналы, обозначавшие приближение врага или укалывавшие на какое-либо другое важное событие, должны были быть способны прерывать их деятельность. На чем бы ни было сконцентрировано внимание, другие, не связанные с этим непосредственно стимулы должны в какой-то степени обрабатываться, чтобы определенные критические стимулы не остались незамеченными.

Хотя эти процессы предвнимания жизненно необходимы, они не обязательно должны быть тонкими: ни тщательное различение поступа­ющих сигналов, ни избирательное реагирование не являются необходи­мыми. Действительно, мы уже говорили, что это было бы и невозможно за пределами области концентрации внимания (фокального внимания). Нужен лишь единственный ответ, а именно: переключение внимания на тот участок среды, откуда поступил потенциально важный стимул. По­этому достаточно грубого распознания стимула, относящегося к этой категории, для продуцирования этого ответа. Плата за «ложную тревогу» обычно невелика, в то время как неспособность обнаружить важный сти­мул может оказаться роковой.

Нет никакого сомнения в том, что такие процессы существуют. Например, мы исключительно чувствительны к движению независимо от того, в каком месте зрительного поля оно происходит. На что бы мы ни. смотрели, движение в другом месте поля привлекает наш взор и наше внимание. Возможно, стоит упомянуть о том, что фиксация взора не является синонимом внимания. Мы вполне способны направить наше внимание, т.е. большую часть нашей деятельности по переработке зри­тельной информации, на что-либо, отстоящее от точки фиксации. Обыч­но, однако, мы смотрим непосредственно на объект, привлекающий вни­мание. Конечно, движущиеся стимулы являются, лишь одним из приме­ров. Каждый мог бы привести другие примеры стимулов, способных привлечь наше внимание, даже когда мы сосредоточены на чем-либо еще. Громкие звуки — явный пример такого рода.

К сожалению, одно дело утверждать существование процессов пред­внимания и совсем другое — суметь много рассказать о них. Нам хоте­лось бы знать: к каким именно стимулам чувствительны эти процессы и с чем это связано? Какие уровни сложности для них характерны? Хра­нят ли они информацию, и если да, в течение какого времени? Следует ли нам ориентироваться на различие механизмов предшествующей вни­манию бдительности в зависимости от сенсорной модальности или посту­лировать единую систему с периферическими ответвлениями? Можно ли измерять время соответствующих реакций и сравнивать его с временем реакций, относящихся к фокальному вниманию? Являются ли механиз­мы бдительности совершенно изолированными от механизмов, осуществ­ляющих процессы всматривания и вслушивания, или же они являются просто предварительными стадиями этих перцептивных процессов?

Хотя мы еще не можем с уверенностью ответить ни на один из по­ставленных вопросов, в последнее время получено много соответствующей информации, особенно в области исследования слухового восприятия. Здесь мы многим обязаны работе по селективному слуховому восприя­тию, выполненной Кол ином Черри в начале пятидесятых годов и успеш­но продолженной Бродбентом, Мореем, Энн Трейсмаи и др. Как извест­но, испытуемые в этих экспериментах должны были «вторить», немед­ленно воспроизводить сообщения, предъявляемые им через наушники. Для многих это задание было относительно легким, если только сообще­ние произносилось не слишком быстро. Действительно, обычно нетрудно повторять одно сообщение, даже несмотря на громкое предъявление дру­гого, отвлекающего внимание, по крайней мере в тех случаях, когда оба сообщения слышатся из источников, расположенных в разных местах. Испытуемые просто не прислушиваются к постороннему голосу. В одном из экспериментов Морея второй голос повторял один и тот же набор слов 35 раз подряд, но испытуемые совершенно не могли потом опознать эти слова.

Хотя испытуемые не знают, о чем говорит второй голос, уже после первых экспериментов такого рода было ясно, что они не игнорируют его присутствие полностью. Они знают, что он присутствует, что это — го­лос, и обычно знают, чей это голос: мужской или женский. Дополнитель­ное исследование показало, что испытуемые замечают также и другие аспекты нерелевантного сообщения. В одном из экспериментов, проведен­ных Мореем, нерелевантный голос неожиданно произносил имя испыту­емого. Большинство испытуемых реагировало на это точно так же, как, по-видимому, реагировало бы большинство из нас, услышав упоминание своего имени в беседе, происходящей в другом конце комнаты. Получен­ные данные показали, что нерелевантные голоса игнорируются не на­столько основательно, насколько это предполагалось. Они каким-то об­разом обрабатываются, причем обрабатываются в достаточной степени для того, чтобы можно было определить, не было ли произнесено ваше собственное имя.

Другие исследования также показали, что как слуховой стимул произносимое вслух собственное имя имеет особый статус: на фоне шума оно распознается значительно легче, чем другие имена, и в равной мере скорее заставит испытуемого пробудиться от сна. Я полагаю, хотя это и будет отклонением от основной темы моей статьи, что значение этого факта до конца еще не оценено. Он должен оказаться важным в раннем детстве, когда не говорящий еще ребенок окружен потоком речи, кото­рую он не может понять и которая по большей части не направлена на него, что представляет в этом смысле особый интерес. В психолинг­вистике было много сделано для изучения трудностей, испытываемых детьми при попытке понять структуру родного языка. Было выдвинуто предположение о том, что для выполнения такой задачи ребенок должен

обладать очень сложным врожденным аппаратом. Ребенку, конечно, необ­ходимы некоторые врожденные специфически языковые механизмы, но сложность их, как мне кажется, явно переоценивается.

Какая бы сложная речь ни окружала ребенка, можно с уве­ренностью предположить, что он по большей части не обращает на нее внимание. Вероятно, она имеет для него такое же значение, как второй голос для испытуемых в экспериментах по немедленному воспроизведе­нию сообщений. Но, как и у этих испытуемых, у ребенка есть механиз­мы бдительности, которые предшествуют вниманию. Они автоматически привлекают его внимание к тем голосам, которые или громко звучат, или, видимо, обладают другими важными качествами. Вскоре он узнает свое имя, и после этого оно также приобретает свойство привлекать вни­мание. Это важно для ребенка, потому что высказывание, в которое включено его имя, вероятно, адресуется именно к нему и поэтому скорее всего будет более простым по структуре и легким для понимания, чем всякая другая речь. И в самом деле, есть тенденция говорить с детьми как можно проще. При общении с ребенком в практических целях взрос­лые не пользуются сложным языком, а обращаются к нему с довольно простой, понятной ему речью. Это упрощение может играть решающую роль, оно дает ребенку возможность научиться языку своего социально­го окружения.

Если этот аргумент убедителен, можно не удивляться тому, что собственное имя испытуемого оказывается таким эффективным стиму­лом, даже когда оно звучит в контексте нерелевантной информации. Однако собственное имя ни в коем случае не единственный стимул тако­го рода. Ряд экспериментаторов, в частности Энн Трейсман, смогли по­казать, что в нерелевантном сообщении испытуемые отмечают также и некоторые другие характеристики предъявляемого материала. К таким замечаемым на уровне предвнимания стимулам относились приемлемые продолжения основного сообщения, слова и фразы, идентичные частям основного сообщения и не слишком отстоящие от них во времени, рез­кие звуки и щелчки, и даже некоторые специально подбираемые слова, хотя частота реагирования на эти последние всегда гораздо ниже по срав­нению с тем, когда они включены в состав потока слов основного сооб­щения.

Как можно представить себе механизмы этих процессов? Пер­воначально Бродбент предположил, что нерелевантные сообщения просто «отфильтровываются»: они не достигают более высоких уровней нервной системы из-за какого-то явного препятствия или заслона. Это означает, что все, что узнает испытуемый из второго сообщения, по-видимому, является результатом первичного периферического анализа, который «предшествует фильтру». Во многих отношениях этот периферический анализ соответствует тому, что я называю сейчас «процессами предвни­мания», Однако Бродбент не предложил подобного термина и главным

образом потому, что его представление о внимании по с ноем у чаоактеру отличалось от того, которое выдвигай» я. Для него и фактически для боль­шинства последующих теоретиков процессы внимания представляются, по существу, негативными: они что-то отфильтровывают или по меньшей мере ослабляют. Я предпочитаю рассматривать их как позитивные: мы осуществляем активную переработку информации определенной части входа, а не оставшихся частей. Когда мы пытаемся понять одного гово­рящего, мы не пытаемся в то же самое время понимать другого, т.е. все наше внимание направлено на это понимание. Если человек берет один бутерброд из множества других, предложенных ему на подносе, мы обыч­но не говорим, что он блокировал, отфильтровывал или исключал из поля внимания все другие бутерброды, мы говорим, что он просто не взял их. Естественно, он знает о выбранном бутерброде гораздо больше, чем о других, потому что ему нужно соответствующим образом сложить и дер­жать руку с бутербродом и т. д. еще до того, как он начнет его есть.

Если мы представим себе человека, у которого инстинкт само­сохранения преобладает над хорошими манерами, он, видимо, будет слег­ка придерживать пальцами другие бутерброды и следить за тем, чтобы с ними ничего не случилось как до, так и во время действий с тем бутер­бродом, который он выбрал. Это соответствовало бы процессу переработ­ки информации в предвнимании: не «анализ до фильтра», «а деятель­ность за пределами основного потока обработки информации». При та­кой формулировке не возникает спора относительно того, имеет ли место селективное внимание на стадии «восприятия» или на стадии «ответа». Восприятие является таким активным процессом, который невозможно отличить от ответа.

Хотя многое говорит в пользу такого взгляда на внимание, не буду представлять данных, которые бы доказывали его правильность. В самом деле, можно ли вообще с помощью эксперимента показать правильность понимания внимания как активного процесса или как пассивного? По-видимому, мы можем лишь убедиться, какое из них больше соответству­ет представлению о человеческой природе в целом. Это — задача, реше­ние которой я не могу взять на себя здесь. Вместо этого я расскажу о новом методе изучения зрительного внимания и предвнимания, моделью которого послужило селективное восприятие, но в другой — слуховой модальности. Результаты, полученные с помощью этого метода, можно интерпретировать по-разному, но все они указывают, насколько общими и стабильными являются некоторые характеристики процессов предвни­мания.

Первоначальная идея принадлежит фактически не мне, а Хохбергу. Когда-то он высказал предположение о том, что можно спроектиро­вать эксперименты по чтению, которые были бы подобны исследованиям немедленного воспроизведения сообщения. Он указывал на то, что уже обычное чтение представляет собой селективный процесс. Информация

воспринимается со строчки, которую читают в данный момент, а примыкающие к ней строчки игнорируются, хотя они также присутствуют взрительном поле. Следуя этому указанию, я провел ряд исследований с помощью метода, который лучше всего назвать «селективным чтением».

Экспериментальная процедура проста. Испытуемому предъявляется отрывок текста, который он должен прочесть вслух. Этот отрывок -обычно юмористический рассказ — напечатан красным шрифтом. Одна­ко между строками рассказа впечатаны черным шрифтом последователь­ности случайно выбранных слов.

Испытуемому предъявляют за один раз страницу текста и просят читать текст, напечатанный красным шрифтом, вслух. Используя секун­домер, экспериментатор замечает время, затраченное на чтение каждой страницы, а в инструкции испытуемого просят не торопиться и читать с наиболее приемлемой для него скоростью. Ему гозорят, что цель экспе­римента — просто определить, будет ли его отвлекать инородный, мате­риал на странице. Поэтому он вообще не должен обращать внимание на черные строчки. Большинство испытуемых были студентами колледжа или поступающими в аспирантуру.

Были использованы два рассказа американского юмориста Джейм­са Тербсра (в экспериментах такого рода желательно, чтобы рассказы развлекали не только испытуемого, но и экспериментатора, который вынужден выслушивать их помногу раз).

Случайные слова были взяты из набора, состоявшего прибли­зительно из 7 тысяч слов, который был использован несколько лет тому назад в эксперименте по зрительному поиску. Выбранные слова состоя­ли из 3 — 6 букв, а частота их употребления в обычном английском язы­ке была минимальной. Были получены две различные последовательнос­ти этих слов, из которых вторая представляла собой первую, записанную в обратном порядке. Все слова были отпечатаны с заглавной буквы. Это делалось для того, чтобы собственное имя испытуемого, появлявшееся на одной из последующих страниц, могло также начинаться с заглавной буквы, не бросаясь при этом в глаза.

Эксперимент был направлен на то, чтобы определить, будут ли при селективном чтении наблюдаться определенные феномены, которые на­блюдались при селективном прослушивании, а именно: а) обнаружат ли испытуемые свое собственное имя в нерелевантном материале, б) заметят ли они слово, часто повторяющееся в нерелевантном материале. Кроме того, нам хотелось выяснить, скажется ли на деятельности испытуемых предупреждение о том, что черный материал станет важным в конечном счете, и если скажется, то повлияет ли это предупреждение на сниже­ние скорости чтения.

По замыслу эксперимента, испытуемые были разделены на две ос­новные группы по 40 человек каждая: одна группа была предупреждена, другая не предупреждена. Все испытуемые читали вслух по 10 страниц

текста. На первых трех страницах не было вообще черных строк — толь­ко сам рассказ, напечатанный красным шрифтом. При чтении этих стра­ниц устанавливалась обычная скорость чтения испытуемого. Начиная с четвертой страницы в текст впечатывались черные строчки. Черные строчки на четвертой и пятой страницах состояли только из случайных слов. Интересно, что их присутствие не замедляло чтение испытуемых. В действительности они даже немного ускорили чтение. Среднее время чтения третьей страницы составляло 53, 9 с, четвертой — 52, 1 с.

На шестой странице сам текст и метод работы с испытуемыми были для каждой группы различными. В тексте на шестой странице для пре­дупрежденной группы собственное имя испытуемого появлялось дважды: на четвертой и десятой строчках. После прочтения этой страницы экс­периментатор спрашивал испытуемого, заметил ли тот что-нибудь в чер­ных строчках. Если испытуемый не сообщал о том, что заметил свое имя, ему указывали и него. Затем экспериментатор говорил: «Отчасти целью эксперимента было выяснить, заметите ли вы свое имя без специального предупреждения. Поэтому то, что я вам говорил вначале, не совсем вер­но; нас на самом деле интересуют черные слова. Сейчас я хочу, чтобы вы продолжили читать рассказ вслух, как и прежде сохраняя вашу обычную скорость чтения. Однако потом, после того как вы дочитаете последнюю страницу, я непременно задам вам несколько вопросов относительно материала, напечатанного черным шрифтом».

В непредупрежденной группе на шестой странице не появлялось никакого имени, и экспериментатор не проводил никакого опроса и не делал никакого предупреждения. На десятой странице среди черных стро­чек испытуемым каждой группы дважды предъявлялись их имена. Кро­ме того, было введено второе изменение. На восьмой, девятой и десятой страницах список случайных слов менялся так, что отдельное слово, а именно «пятница», появлялось один раз в каждой строчке на всех трех страницах, за исключением верхней и нижней строк и строк, где встре­чается имя испытуемого. Однако слово «пятница» никогда не было пер­вым или последним словом строки. После прочтения десятой страницы всех испытуемых спрашивали, заметили ли они что-либо в черных строч­ках, и в случае, если они ничего не сообщали, им показывали их соб­ственные имена. Затем им говорили, что почти в каждой черной строке появлялось одно определенное слово, и спрашивали, знают ли они, что это было за слово. Если они не знали, им говорили, что слово означало один из дней недели; знают ли они какой именно? И наконец, их застав­ляли догадываться, какой это был день недели, даже если они не могли вспомнить. Короче говоря, испытуемым из предупрежденной группы слово «пятница» предъявлялось после предупреждения о том, что мате­риал, напечатанный черным шрифтом, является значимым, испытуемым из непредупрежденной группы тот же самый материал предъявлялся без какого-либо предупреждения. В каждой группе половина испытуемых

читала один рассказ, а другая половина — другой: половина каждой подгруппы получала одну последовательность случайных слов, другая половина — другую последовательность.

Позвольте мне теперь обратиться к результатам. Прежде всего ис­пытуемые не испытывали затруднений при селективном чтении. Как уже упоминалось, они не снизили скорость чтения при введении материала, напечатанного черным шрифтом. При последующем опросе некоторые испытуемые отвечали, что черные строки «сливались просто в одну сплошную массу». Другие говорили, что они игнорировали их, некото­рые замечали то там, то здесь слово, напечатанное черным шрифтом. Большинство из них подозревали, что черные строки так или иначе, ко­нечно, окажутся нужными, но это не мешало, как мы увидим, успешно­му проведению экспериментов.

Хотя испытуемым казалось, что они обращали мало внимания или совсем не обращали внимания на черные строки, приблизительно две трети из них заметили свое имя уже при первом предъявлении: 27 ис­пытуемых из предупрежденной группы — на шестой странице, 25 испы­туемых из непредупрежденной группы — на десятой странице. Как толь­ко испытуемых предупредили, число заметивших свое имя резко возрос­ло, составив более 90%. Что касается повторявшегося слова «пятница», только один непредупрежденный испытуемый из сорока назвал это сло­во без намека на то, что это был день недели, и всего пять — после того, как этот намек был сделан. В предупрежденной же группе 9 испытуемых назвали слово «пятница» сразу без намека и 20 — после намека на то, что это был день недели. Когда испытуемых заставляли догадываться о дне недели, вместо того чтобы подсказать его, продуктивность была очень низкая; правильные догадки составили не более седьмой части всех дога­док. Что касается двух последовательностей случайных слов, никаких различий между ними обнаружено не было. При предъявлении разных рассказов в результатах было некоторое различие, причина которого, по-видимому, состояла в том, что имя испытуемого на шестой странице одного из рассказов случайно попало на видное место. Стоит также отме­тить, что испытуемые из предупрежденной группы при втором предъяв­лении [на 10 странице] стали лучше узнавать собственные имена, однако это не происходило за счет снижения скорости чтения, хотя скорость чте­ния и снизилась сразу же после предупреждения: испытуемые в среднем на три секунды дольше читали седьмую страницу, чем пятую, уже к де­вятой странице скорость увеличилась до нормы.

Что означают эти результаты? Ясно, что в зрении, как и в слухе, существуют процессы предвнимания. Испытуемые почти ничего не зна­ли о том второстепенном материале, о котором их впоследствии спраши­вали; практически ни один из испытуемых непредупрежденной группы не смог сообщить о часто повторявшемся слове «пятница», когда ему задавали соответствующий вопрос. С другой стороны, две трети испыту-

емых заметили свое имя в тех же самых условиях непредупреждения о его появлении, точно так же как и большинство испытуемых в экспери­ментах Морея слышали свои имена, когда их внимание было отвлечено на другое сообщение.

Конечно, в экспериментах на немедленное воспроизведение речи имеются и другие моменты, которые до сих пор еще не были проверены применительно к зрительной модальности. В частности, не было сделано попыток включить отрывки с повторениями или приемлемыми продол­жениями основного текста в нерелевантные строки. Более того, нельзя полностью исключить альтернативную интерпретацию результатов, а именно что испытуемый время от времени переключал свое внимание на черные строки и именно в эти моменты и замечал свое имя. Хотя неиз­менная скорость чтения и высокий процент правильных узнаваний вряд ли допускают эту возможность, полностью исключить это нельзя. Тахистоскопическое исследование, проводимое в настоящее время в Корнел-ле, позволит уточнить этот вопрос.

Хотелось бы закончить статью исчерпывающим описанием ха­рактеристик предшествующей вниманию бдительности, но, к сожалению, я не могу этого сделать, так как мы только начали их вплотную иссле­довать. Цели этой статьи более скромны и заключаются в том, чтобы постараться убедить читателя в необходимости понятий «внимание» и «предвнимание» и показать, что процессы предвнимания являются общи­ми, наблюдаются более чем в одной сенсорной модальности, а также пред­ложить дальнейшие пути для их изучения.

Ю.В. Дормашев, В.Я. Романов

ВНИМАНИЕ И ДЕЙСТВИЕ¹

В основании различных, рассмотренных выше теорий внимания (ранней и поздней селекции, умственного усилия, единых и составных ресурсов), лежит представление о пределе способности центральной пе­реработки информации. Природу и место этого ограничения обсуждали в течение нескольких десятилетий и продолжают обсуждать до сих пор. Однако, еще в начале 70-х годов, казалось бы, бесспорный тезис об ог­раниченных возможностях системы переработки информации был по­ставлен под сомнение. Наиболее радикальную позицию в этом вопросе занял американский психолог Ульрик Найссер. Развитие взглядов У.Найссера на природу внимания прошло два качественно различиях этапа. Мы остановимся на содержании и выводах ранних исследовании автора.

На раннем этапе У.Найссер формулирует и разрабатывает основные положения конструктивной теории внимания. В монографии «Когнитив­ная психология», которая вышла в свет в 1967 г. и сразу получила ши­рокое признание, У.Найссер выступил с критикой известные вариантов моделей ранней и поздней селекции¹. Сохранив представлении о селек­тивной функции внимания, он отрицает существование специальных процессов и механизмов отбора информации. Отправной пункт своего подхода к изучению познавательных процессов вообще и внимания в частности У.Найссер нашел в работах Ф.Бартлетта. Свою позицию ав­тор формулирует следующим образом:

¹ Дормашев Ю.Б., Романов ВЛ, Психология внимания. М.: Триполи, 1999, С. 164-178.

• См.: Neisser U. Cognitive Psychology. N.Y.: Appleton, 1967.

³ См.: Bartlett F.C. Remembering: A Study in Experimental and Social Psychology. Cambridge: Cambridge University Press. 1932; Bartlett F.C. Thinking. An Experimental and Social Study. L.; Allen and Unwin, 1958.

36 Зан SW.2

5i2

Центральное утверждение заключается в том, что видение, слушание и запоминание — все это является актами построения, использующими стимульную информацию в той или иной степени в зависимости от обстоятельств. Эти процессы построения занимают, предположительно, две стадии, одна из которых — первая — быстрая, грубая, целостная и параллель­ная, а другая — вторая — преднамеренная, внимательная, детальная и последовательная.

Отсюда видно, что У.Найесер пока еще придерживается идеи двух последовательных стадий переработки информации и дает им характери­стику, сходную с той, которая была, например, у Д.Бродбента.

Процессы первой, предвнимателъной стадии распространяются на всю стимуляцию, поступающую на органы чувств. Они происходят авто­матически, параллельно и независимо от текущей деятельности, целей и намерений субъекта². <...>

Продукты предвнимательных процессов могут пройти на стадию последующей переработки, названную стадией фокального внимания. Различение диффузного и фокального внимания У.Найесер берет из пси­хоаналитической литературы, отвергая лежащую в его основе метафору психической энергии. Он пишет:

...внимание не является таинственной концентрацией психической энергии; это просто распределение анализирующих механизмов на ограниченную об­ласть поля. Уделить внимание какой-то фигуре означает провести определен­ные анализы и определенные построения в соответствующей части иконы. Действие внимания ни в коем случае не устраняет теоретическую необходи­мость когнитивной переработки. Наше знание объекта внимания не более не­посредственно, чем знание других объектов. В некотором смысле оно даже менее прямое, поскольку в этом случае используются более изощренные и специализированные способы переработки³.