Д. Райсберг. При постановке задачи цель задана, но средства для ее достижения еще требуется найти

МЫСЛИТЕЛЬНЫЙ ПРОЦЕСС: РАССУЖДЕНИЕ И ПРИНЯТИЕ РЕШЕНИЯ¹

При постановке задачи цель задана, но средства для ее достижения еще требуется найти. И как мы уже поняли, цели, которые определяют задачу, бывают совершенно разными. Одни из них — механические (на­пример, починка машины), другие связаны с вычислениями (решение задачи с водой и сосудами), третьи — социальные (например, нахождение деликатного способа отклонить приглашение). Еще одна форма решения задач представляет особый интерес. Это рассуждение, цель которого заключается в том, чтобы определить, какие выводы можно сделать из конкретных предпосылок или исходных положений. Как люди рассуж­дают? В течение многих лет ученые считали, что люди, рассуждая, ис­пользуют процессы, подобные законам формальной логики. Так, Джордж Буль (математик XIX в., разработавший булеанскую логику, лежащую в основе многих компьютерных операций) написал трактат о законах ло­гики под названием «Исследование законов мысли». Однако его поло­жения сегодня вызывают серьезные сомнения. Законы логики говорят нам о том, как следует думать, но они не объясняют того, как люди ду­мают на самом деле.

Дедуктивное рассуждение

При дедуктивном рассуждении человек пытается установить, мож­но ли вывести конкретное заключение из имеющихся предпосылок. По мнению логиков, валидность дедукции зависит от небольшого количества

¹ Глейтман Г., Фридлунд А., Райсберг Д. Основы психологии. СПб.: Речь, 2001. С. 381-390.

Глейтман Г., Фридлунд А., Райсберг Д. Мыслительный процесс. 581

правил, уложенных в рамки четких логических отношений. Но следуют ли люди этим правилам?

Классическим примером дедуктивного рассуждения служит анализ силлогизмов — операция, восходящая к Аристотелю. Каждый силлогизм содержит две предпосылки и заключение. Вопрос состоит в том, истинно или ложно заключение, выведенное из предпосылок (рис. 1).

Вот два примера таких силлогизмов:

Все А есть В. Все В есть С.

Следовательно, все А есть С. (Заключение истинно.)

Все А есть В. Некоторые В есть С.

Следовательно, все А есть С. (Заключение ложно.)

Ниже приведены те же самые силлогизмы, воплощенные в конкрет­ных примерах.

Все произведения искусства прекрасны.

За всеми прекрасными вещами нужно ухаживать.

Следовательно, за всеми произведениями искусства нужно

ухаживать.

(Заключение истинно.)

Все произведения искусства красивы. Некоторые красивые вещи стоят дорого.

Следовательно, все произведения искусства стоят дорого. (Заключение ложно.)

Заметим, что истинность заключений этих (или любых других) силлогизмов зависит лишь от того, подчиняется ли заключение, выведен­ное из предпосылок, законам логики. Истинность или ложность предпо­сылок не имеет отношения к истинности самого заключения. Например, заключение следующего силлогизма, хотя и выведенное из абсолютно ложных предпосылок, является логически истинным.

Все произведения искусства сделаны из бобов.

Все, что сделано из бобов, можно превратить в часы.

Следовательно, все произведения искусства можно превратить

в часы.

(Заключение истинно.)

582 Тема 18. Экспериментальные исследования мышления

До XIX в. большинство философов были убеждены в том, что способность оценивать силлогизмы является неотъемлемой частью чело­веческого разума. Некоторое разочарование вызвали результаты психо­логических экспериментов, показавшие, что ученики делают огромное количество ошибок при оценке силлогизмов. Точнее, их оценка варьиро­валась в зависимости от тех или иных факторов, и некоторые силлогиз­мы казались им легче, чем другие. (Последний из приведенных выше силлогизмов оказался одним из легких; а вот ложный силлогизм — од­ним из самых трудных). Испытуемые были также более точными, если силлогизм задавался конкретным примером, нежели абстрактными поня­тиями. Тем не менее, при оценке истинности или ложности силлогизмов ошибки были частыми, иногда достигая уровня 80%'.

Более того, ошибки участников не были результатом лишь простой невнимательности. Оценив силлогизмы, они опирались на системные стратегии, которые часто заводили их в тупик. Например, испытуемые чаще оценивали заключение как истинное, если оно казалось им правдо­подобным, — абсолютно независимо от того, следовало ли заключение логически из имеющихся предпосылок. Так, они чаще соглашались с заключением «за всеми произведениями искусства нужно ухаживать» в первом примере, чем с заключением «все произведения искусства мож­но превратить в часы». Оба заключения логически вытекают из своих предпосылок, однако первое правдоподобно и поэтому чаще определялось как истинное.

Рис. 1. Дедуктивное рассуждение

¹ См.: Gilhooly К. Thinking: Direct, undirected and creative. N. Y.: Academic Press, 1988.

Глейтман Г., Фридлунд А., Райсберг Д. Мыслительный процесс, 583

В некоторых случаях это полезная стратегия: испытуемые делали все возможное, чтобы оценивать заключения силлогизмов, исходя из всего того, что они знали. Однако в то же время эта стратегия означает полное непонимание законов логики. Силлогизм вовсе не говорит нам о том, что заключение есть истина. Он просто говорит о том, что заключе­ние следует (или не следует) из данных предпосылок. Стратегия, исполь­зуемая многими людьми, показывает, что они не понимают этого. Эта стратегия заставляет их считать заключение истинным, если они с ним согласны, даже если исходные предпосылки не поддерживают его; и счи­тать ложным заключение, с которым они не согласны, даже если оно логически следует из имеющихся предпосылок.

Индуктивное рассуждение

При дедуктивном рассуждении мы идем от общего к частному. Мы отталкиваемся от общего правила (Все люди смертны) и оцениваем, при­менимо ли это к конкретному случаю (Смит — человек). Однако боль­шинство наших рассуждений носят индуктивный характер, при котором процесс идет в обратном направлении: мы идем от частного к общему. Мы рассматриваем множество различных случаев и пытаемся вывести общее правило, объединяющее все эти случаи.

Индуктивное рассуждение лежит в основе научной деятельности, поскольку цель науки состоит в определении общих законов, которые определяют внешне совершенно несопоставимые, частные явления. Сна­чала ученые постулируют гипотезу — вероятностное суждение о законах окружающего мира — и потом пытаются подтвердить ее. Однако гипоте­зы выдвигаются и обычными людьми, которые пытаются понять (и та­ким образом предсказать, или даже изменить) порядок событий. Мы за­мечаем удрученность друга и выдвигаем гипотезу, объясняющую его уны­ние. Мы не можем завести автомобиль и выдвигаем гипотезу о том, что именно в нем неисправно. Выдвинутая гипотеза может и не подтвердить­ся, но она, тем не менее, является попыткой решить частную задачу с помощью какого-либо общего правила.

Суждение на основе частоты

На основе чего мы выдвигаем гипотезы — о настроении друга, о причине неисправности автомобиля или о возможных будущих действи­ях политика? Во многих случаях это сильно зависит от характера фак­тов из прошлого. Насколько часто политик сдерживал свои обещания? Как часто бессонница была причиной плохого настроения друга? Сколь-

Тема 18. Экспериментальные исследования мышления

ко раз регулировка зажигания помогала завести автомобиль? И сколько раз это не помогало?

Подобные вопросы часто создают базу для выдвижения гипотезы: мы спрашиваем себя, насколько часто случалось то или иное событие, и используем это для определения вероятности того, что произойдет в бу­дущем. Таким образом, гипотезы (и в сфере науки, и в повседневной жизни) зависят от частоты — оценки того, насколько часто мы сталки­ваемся с событием или предметом.

Факты свидетельствуют о том, что мы нередко определяем частоту с помощью простой стратегии: мы пытаемся вспомнить конкретные слу­чаи, имеющие отношение к нашей гипотезе; политиков, сдержавших свои обещания, или друзей, которые были не в настроении после бессонной ночи. Если примеры легко приходят нам на ум, мы делаем вывод, что эта ситуация является распространенной; если примеры вспоминаются только после значительного усилия, мы заключаем, что этот случай ре­док. Эту стратегию можно рассматривать как эвристику доступности, поскольку для вынесения суждения мы используем доступность примеров как основу для оценки вероятности.

Эта стратегия довольно эффективна. Задайте себе вопрос: большин­ство ваших друзей — мужчины или женщины? Если первые шесть чело­век, пришедшие вам в голову, оказались мужчинами (или если это — четыре женщины и двое мужчин), вы сделаете очевидный вывод и, ве­роятно, будете правы. Однако в других условиях эта стратегия может привести к ошибке. В одном из экспериментов участников спросили: учитывая все слова английского языка, в какой позиции чаще встре­чается буква R — в начале слова (rose, robot, rocket) или в третьей пози­ции (care, strive, tarp)? Больше 60% участников ответили, что R чаще находится в начале слова, хотя на самом деле правильно обратное, при­чем разница довольно велика.

Причина этой ошибки кроется в доступности примеров. Испытуе­мые вынесли свое суждение, попытавшись вспомнить слова, где первой буквой была R, и они легко пришли им на ум. Затем они попытались вспомнить слова, где буква R была третьей, и это далось им с некоторым усилием. Эта разница в легкости извлечения информации из памяти по­казала лишь то, что словарь нашей памяти — так же как и печатные словари — организован в соответствии с первым звуком в слове, поэто­му нам легче осуществлять поиск слов, начинающихся с известной пер­вой буквы. Ответы испытуемых отразили ту информацию, которая им более доступна, даже если она, как в данном случае, совершенно не соответствует действительности¹.

¹ См.: Tversky A., Kahneman D. Availability: A heuristic for judging frequency and probability // Cognitive Psychology. 1973. 5. P. 207-232.

Глейтман Г., Фридлунд А., Райсберг Д Мыслительный процесс. 585

Экстраполирование имеющихся наблюдений

Эвристика доступности используется при анализе широкого круга ситуаций, включая и те случаи, когда мы пытаемся вынести суждение большой значимости. Поэтому неприятно сознавать, что эта полезная стра­тегия может привести к ошибке. То же можно сказать и о еще одной стра­тегии, которую мы используем при обобщении полученной информации.

Множество категорий, с которыми мы сталкиваемся, имеют иден­тичные признаки: люди не сильно различаются по количеству пальцев или ушей, все птицы имеют перья, во всех комнатах в гостиницах есть стулья. Такая идентичность может показаться тривиальной, но она име­ет большое значение: позволяет нам экстраполировать наблюдения, и таким образом мы знаем, чего ожидать, когда в следующий раз увидим птицу или войдем в гостиничный номер.

Такое экстраполирование, основанное на предполагаемой идентич­ности признаков, в общем-то благоразумно, но мы часто переоцениваем эту стратегию, экстраполируя наблюдения даже тогда, когда этого явно не стоит делать. Другими словами, мы становимся жертвами эвристи­ческой репрезентативности — стратегии, которая предполагает, что каждый случай является типичным для всего класса. Использование этой стратегии становится очевидным, когда кто-то приводит в качестве до­казательства следующий аргумент: «Почему вы считаете, что сигареты вызывают рак? У меня есть тетушка, которая курит сигареты и совер­шенно здорова в свои 82 года!». Подобные аргументы часто приводятся в спорах и даже на страницах учебников, они черпают свою силу в на­шей чрезмерной склонности делать общие выводы из единичного случая. Мы действуем так, как будто тетушка рассказчика является типичным представителем всех курильщиков, хотя есть все основания подозревать, что это не так.

В лабораторных условиях участники эксперимента очень часто де­лают обобщения на основе единичного случая, даже когда их предупреж­дают, что этот случай никоим образом не типичен. В одном из исследо­ваний участники смотрели видеозапись интервью с охранником тюрьмы. Одним из них предварительно сообщили, что этот охранник совершенно нетипичен и выбран для интервью только из-за своих крайних взглядов. Другие не получили такого предупреждения. После просмотра видеоза­писи у участников поинтересовались, каковы их взгляды на тюремную систему, и их мнение было напрямую связано с тем, что они увидели: прослушав интервью с озлобленным, жестоким охранником, испытуемые были убеждены, что все тюремные охранники жестоки и бесчеловечны. Примечательно и то, что испытуемые, которых предупредили о нети­пичности интервьюируемого охранника, были склонны сделать такой же

Тема 18. Экспериментальные исследования мышления

вывод; похоже, что использование эвристической репрезентативности в данном случае оказалось сильнее предостережения¹.

Такие эвристические ошибки легко могут вызвать тревогу и беспо­койство. Поэтому необходимо еще раз подчеркнуть, что в общем эврис­тики приносят нам пользу. Если категория встречается часто, мы хра­ним множество ее примеров в своей памяти. Следовательно, суждения, сделанные на основе высокой вероятности или распространенности явле­ния, чаще всего оказываются верными. Многие из встречающихся нам явлений обладают однородностью важнейших характеристик, поэтому экстраполяция на основе предполагаемой типичности также обычно оправданна. К тому же обе эти стратегии отличает быстрота и легкость применения, так что если иногда они и приводят к ошибке, это уравно­вешивается их эффективностью.

Кроме этого, важно отметить, что мы не всегда полагаемся на эти стратегии при вынесении суждений. В некоторых случаях мы понимаем, что представитель какой-либо категории не типичен, и поэтому не берем­ся судить обо всей категории в целом, опираясь на наблюдение лишь не­скольких примеров. В других ситуациях мы считаем, что большая выбор­ка данных более информативна, чем малая. Было сделано несколько пред­положений, почему мы иногда внимательны к этим факторам, а иногда — нет, но в данный момент на этот счет нет единой точки зрения².