Религиозно-мировоззренческие и идеологические аспекты экуменизма в современной России

Экуменическое движение, ставившее своей целью объединение христианских конфессий в Единую церковь на сегодняшний день претерпело трансформацию и стало носить идеологический характер скорее светский, нежели религиозный.

Экуменическое движение сегодня способствует сотрудничеству представителей различных религий в области решения общечеловеческих проблем. Здесь можно привести слова российского религиоведа М.П. Мчедлова «религиозные убеждения являются самыми консервативными, в отличие от идеологических и политических. Религиозное убеждение - это важный и устойчивый феномен, на который не влияет смена политического режима, экономической системы и др»[22].

Можно предположить, что экуменизм явился инструментом процессов мирового масштаба - глобализации общества, результатом которой является создание Всемирной империи со всеми вытекающими последствиями.

Итальянский историк Джованни Гуайта формулирует цель Экуменического движения, как поиск единства не столько в богословских размышлениях, сколько в совместных действиях[23].

Для того чтобы экуменическое движение получило массовый характер, его двигателем должна стать привлекательная и правильно подготовленная Идея, которая может заинтересовать общество и заставить его пойти по предложенному мировыми организациями пути, т.е. поможет объявить частный интерес всеобщим.

Митрополит Иоанн Ладожский (Снычёв) в работе «Смотрите, не ужасайтесь...» предлагает рассмотреть основные тезисы представителей экуменических организаций. Во-первых, это «свобода совести», предоставляющая независимый выбор личностью любой из существующих религий. Принятие Декларации о правах человека, о свободе совести способствовало активизации повсеместного миссионерства, дало рост прозелитизму. Свобода совести косвенно уравнивает все религии мира в правах на реальное и равноценное существование в мировом обществе. С одной стороны, представитель любой страны и любой национальности может выбрать себе веру по душе. С другой стороны - национальные особенности культуры стираются, теряют своё первоначальное значение и собственную историческую территорию. В этом смысле, понятие традиционности религии уходит на второй план. Во-вторых, экуменисты настаивают на уменьшении ограничений, накладываемых догмами ортодоксальных религий. Например, уменьшение времени ведения служб, требований к верующим по соблюдению религиозных постов и т.д. Интерпретируя это, можно сказать что снижение «религиозного гнёта» предназначается для «удобства» самого верующего населения, для создания «комфортного религиозного климата». Предполагалось, что это приведёт к массовому притоку людей в веру. В реальности же оказалось всё наоборот.

Третьим утверждением является «преодоление исторически произошедшего разделения церквей». Речь идёт о христианстве, которое уже на заре своего развития приобрело широкий размах и наднациональный, вселенский характер. Процесс разделения христианства на западную и восточную церкви экуменисты рассматривают как результат несовершенства человеческой деятельности, как следствие национальных и политических разногласий. И, в середине XX века ВСЦ не отрицает возможности объединения не только христианских, но и прочих нехристианских религиозных общин в единую Универсальную Церковь. В этом направлении были предприняты «серьёзные» шаги, например, всеобщие моления на одном алтаре: католиков, православных, буддистов, мусульман, иудеев, шаманов и др. В действительности, чтобы привлечь верующих людей к участию в столь религиозно-разномастном и абсурдном мероприятии, нужна логически обоснованная и доведённая до авторитетного, либо авторитарного состояния новая идеология, которая придёт на смену ранее разрушенного традиционного мировоззрения [24].

Для доведения идеи до уровня авторитета необходимо создание целой системы, оказывающей влияние на мировоззрение общества. На примере России можно сказать, что это и рост количества сект, оккультных учений, привлекающих людей, ещё не определивших свою религиозную принадлежность. Это и усиление социально-политической нестабильности. Использование для влияния на сознание общества средств массовой информации и сети Интернет занимает одно из первых мест в технологии «формирования нового общественного мнения». Однако, нельзя основать новую мировую религию, если прежние традиционные религии достаточно сильны. Ничто так не способствует ослаблению религиозной организации, как внесение разногласий в её внутреннюю жизнь, вызывающих разделение во мнениях.

Приведем слова святого праведного отца Иоанна Кронштадского, направленные как раз против последнего «экуменического» постановления II Ватиканского Собора: «Множество существует отдельных вероисповеданий христианства, с различным устройством внешним и внутренним, с различными мнениями и учениями, нередко противными Божественной истине Евангелия и учению свв. Апостолов, Вселенских и поместных Соборов и свв. отцов. Нельзя считать их все за истинные и спасительные: безразличие в вере, или признание всякой веры за одинаково спасительную, ведет к безверию или охлаждению к вере, к нерадению об исполнении правил и уставов веры, к охлаждению христиан друг к другу. «Симоне, Симоне, се сатана просит вас, дабы сеял, яко пшеницу» (Лк.22: 31). Это он, сатана, и сделал, и делает, т.е. породил расколы и ереси. Строго держись Единой, Истинной Веры и Церкви: «Едина вера, едино крещение, един Бог и Отец всех» (Еф.4: 5)»[25].

Первый и самый мощный удар экуменизм наносит в самое сердце Церкви, которая должна отказаться от собственной целостности. Принятие принципов экуменизма для РПЦ равноценно признанию собственной ущербности, неполноценности двухтысячелетней истории Нового Завета, признанию ошибочности по этому поводу мнения подвижников, апостолов, а также Церковных Соборов.

Православию предстоит еще больший соблазн - уклониться от искания Царства Божия и вступить на чуждое его целям политическое поприще. Такова практическая задача экуменического движения на сегодня. На наш взгляд отчётливо видно различие двух направлений экуменизма, т.е. «общехристианского экуменизма», представляющего собой религиозное или религиозно-общественное движение, направленное на сближение и объединение в единую церковь христиан различных конфессий; и, получающего всё большее развитие, общерелигиозного «суперэкуменизма», направленного на объединение христиан с верующими нехристианских религий. В основе общехристианского экуменизма скрыто желание преодоления расколов и конфессиональных разделений Церквей - идея Всеединства, положившее начало русской религиозной философии. Приобретая политическую окраску общерелигиозный «суперэкуменизм» явился результатом религиозных свобод в условиях нарастания интеграционных сил современного общества. Впоследствии суперэкуменизм трансформировался в синкретизм, т.к. нашёл своё выражение в идее «универсальной религии», сторонниками которой являлись рационалисты, теософы, неоведантисты и т.д. При более глубоком исследовании идеи «универсальной религии» раскрывается не религиозный, а социокультурный, идеологический или, более того, политический характер этого явления. «Нельзя закрывать глаза на всю трудность и даже опасность этого экуменического пути, который действительно способен приводить, вместо экуменического единения, к своего рода дилетантизму и синкретизму ценою утраты жизненной и цельной веры», пишет протоирей Сергий Булгаков[26].

Однако и общехристианский экуменизм можно разделить условно на два представления. Для православных экуменичность (вселенскость) имеет глубокий богословский смысл, т.е. представляет собой следствие внутреннего единства с Истиной и внутренней цельности и неразрывности духовного опыта Церкви. Для инославных экуменизм являет собой исходную предпосылку и формальное условие единства, в котором религиозность приобретает второстепенное значение, а духовности придаётся светский характер.

Отдельно от религиозных организаций проявили себя «экуменические движения» различных либерально-демократических обществ, деятельность которых состояла в реализации социально-политических задач с целью оказания влияния на формирование нового религиозного сознания и общественно-политического строя России конца XX века.

На нынешний день объединение христианских конфессий не видится возможным, ввиду имеющихся различий в догматике учения, несогласий в трактовке Писания и др. К концу 20 века почти все религиозные деятели утратили энтузиазм к экуменизму. Они поняли, что дальнейший диалог в рамках ВСЦ итогов не даст, процесс зашёл в тупик, сама экуменическая деятельность претерпевает застой, а массовое сознание об экуменизме не имеет никакого представления.

«Характерная особенность участия православных в экуменическом движении встречи Востока и Запада заключается в том, что православным не оставили выбора; в том, что им с самого начала назначили не просто те, а не иные сидения, но вполне определенное место, роль и функцию в экуменическом движении. Это «назначение» основывалось на западных богословских и экклезиологических предпосылках и категориях и выдавало чисто западное происхождение самой экуменической идеи. Мы присоединились к движению, вступили в дебаты, приняли участие в дискуссиях и размышлениях, критерии которых были уже определены и приняты как не требующие доказательств. Так оказались мы, незаметным для себя образом, в плену у чисто западных дихотомий: «католики-протестанты», «горизонталь-вертикаль», «авторитет-свобода», «иерархический-конгрегационный», и стали представителями и носителями взглядов и позиций, которые сами же с трудом соглашались признать своими и которые на самом деле глубоко чужды нашему Преданию» - пишет протоиерей Александр Шмеман[27].

Роль в ВСЦ оказалось трудной задачей, требовавшей внедрения сил лучших богословов Церкви. Время, прошедшее после вступления Русской Православной Церкви во Всемирный Совет Церквей, - это годы напряженных переговоров. Православная оптимистичность раннего периода экуменического движения, связанная с верой в быстрое и немаловажное сближение с инославными, оказалась преждевременной: различия оказались очень глубокими, очень трудно оказалось найти новый общий язык. Но несмотря на эти трудности, годы тщательной работы дали некоторые плоды, это и заявление в Нью-Дели о единстве и Торонтская декларация, Лимские документы ВСЦ о Крещении, Евхаристии и Священстве. Основные элементы достигнутых соглашений: Это признание законности и действительности детского и взрослого крещения, а значит, осуждение практики перекрещивания в случаях только детского крещения. Это признание Евхаристии Таинством Тела и Крови Господней; признание реального присутствия Христа в Евхаристии, признание жертвенного характера Евхаристии; необходимости эпиклезы (призывания Духа Святого), призыв к частому и регулярному причащению; призыв к благоговейному отношению (потреблению) Святых Даров после причастия (как Тела и Крови Христовой), признание рукоположения как сакраментального акта: признание трехстепенного священства (диакон, священник, епископ); признание необходимости в «епископе» (епископата) для каждой Церкви; признание ценности и необходимости апостольского преемства.

Успехом для православного свидетельства в ВСЦ является прошедшая в 1993 году в Сантьяго (Испания) Всемирная Конференция «Вера и Церковное Устройство». Необходимость сосредоточиться на вопросах экклезиологии, исповедания апостольской веры, на обязательности для всех Никео-Цареградского Символа Веры (без филиокве), на единстве в понимании Апостольского Предания и Апостольского преемства, на вопросах об авторитете Церкви, первенстве в служении единству, на необходимости осуждения прозелитизма - стремление распространить свою веру, обратить других в свою веру, стремление к повсеместному установлению поддерживаемой религии - стали ее решениями.

В течении множества лет разговора с экуменическим движением православные акцентируют внимание на важности трудов по возобновлению единства в вере, целостности в вероисповедании, порядке и принципах духовной жизни Церкви над сотрудничеством в практических делах, так называемом «горизонтализмом», т. е. в служении «по стихиям мира сего, а не по Христу». Если в абсолютном забвении оказывались подлинные духовные ценности и роль захватывали вещественные и светские расчеты, Экуменическое движение никак не стремилось наверх, «по вертикали», к Господу, и данным абсолютно обесценивало все без исключения благие идеи, проекты и начинания. Митрополит Никодим (Ротов) пишет: «Во многих документах ВСЦ высказывается мысль о том, что задачей входящих в него Церквей является выявление уже существующего единства… Конечно, имеется некоторая степень единства в мыслях, упованиях, нравственных нормах и т. п. Но как можно ограничиваться успокоительными заявления о том, что есть в наличии, забывая или умалчивая о том, чего нет у разделенных христиан, - об истинном существенном единстве, свойственном неповрежденному телу Церкви Христовой, которое мы, православные, называем кафоличностью, или соборностью…. Само христианство рассматривается (в документах ВСЦ) как целостное тело Церкви Христовой, а факт разделения понимается только в смысле недостаточного осознания разделенными христианами своего здорового внутреннего состояния и недостаточного усилия к актам внешнего выражения единства. … На самом же деле, грех разделения состоит не в недостаточном осознании объективно якобы существующего неповрежденного внутреннего единства, а в существенном разрушении единства... Достижение полного единства может совершаться исключительно путем возвращения к полному послушанию Истине, которое и откроет возможность к отождествлению границ всего христианского братства с границами Единой, Святой, Соборной и Апостольской Церкви (то есть фактически к православной Церкви)»[28]. С этим связано и особое внимание, которое православные придают собственной роли в комиссии ВСЦ «Вера и устройство».

Комиссия «Вера и Устройство» является институциональным и в некоторой мере, самостоятельным продолжением в рамках ВСЦ одноименного движения, существующего с 1910 г., одним из основных направлений в экуменическом движении.

Деятельность «Веры и устройства», изначально была ориентирована на осуществление многостороннего богословского диалога, в отличие от других течений в экуменическом движении, и в этом ее особая ценность и значение для православного свидетельства. Собственно в работе комиссии «Вера и устройство» православные участники смогли донести до своих партнеров по богословскому диалогу кафолическое видение обсуждавшихся тем: Церкви и ее единства, понимание таинств крещения, евхаристии и рукоположенного священства, Писания и Предания, роли и значения Символов веры, влияния т. н. «небогословских» факторов на проблему христианского разделения и единства. Богословский диалог в рамках «Веры и устройства» оказывается более широким и представительным благодаря членству Римско-католической церкви, не являющейся членом ВСЦ.

В силу особой значимости направления «Вера и Устройство» для православного свидетельства, а также по причине исторической и структурной автономности комиссии от ВСЦ следует считать возможным сохранение участия Русской Православной Церкви в ней даже в случае изменения статуса своего участия во Всемирном Совете Церквей. С самого начала участия в диалоге с экуменическим движением православные богословы столкнулись с неизбежной двусмысленностью используемого в диалоге языка и терминологии, что выражало стремление инославных участников к достижению доктринального компромисса: «Как неоднократно подчеркивалось во время состоявшихся переговоров, в вопросах веры и религиозного сознания в Православной Церкви неуместен никакой компромисс, и нельзя обосновывать одними и теми же словами два понимания, два различных представления и объяснения общепринятых формулировок. И православные не могут надеяться, что единство, основанное на таких двусмысленных формулировках, будет долговечно.... Православная Церковь считает, что любой союз должен основываться на общей вере... Никакой практической ценности, например, не имеет согласие о необходимости таинств в Церкви, если имеются коренные противоречия среди Церквей в отношении их числа, их смысла и вообще сущности каждого из них, их действия и результатов... Вследствие всего этого мы не можем принять идею воссоединения, ограничивающуюся лишь общими незначительными элементами, потому что, согласно учению Православной Церкви, там, где нет общности веры, не может быть общения в таинствах. Мы даже не можем применить здесь действующий в других случаях принцип икономии, которую часто применяла Православная Церковь в отношении обращающихся к ней»[29].

Участие православных во Всемирном Совете Церквей совсем непросто. Века проведенные в отчуждении западного христианства от Православной Полноты привели к печальным последствиям. Во первых язык общения оказался утраченным. Утрачены общая система значения понятий, общее пространство дискурса. Даже использование библейского языка в экуменическом диалоге оказалось двусмысленным и искусственным. Богословы общаясь на одном языке, и даже используя одни и те же понятия, по сути выражают различный духовный опыт своих традиций. Глубокий духовный опыт Православия, его корневое отличие и делает Свидетельство чрезвычайно сложной задачей. За годы участия православных в экуменическом движении стало понятно, что Православное свидетельство сможет быть успешным лишь на основе последовательной, обоснованной критики предпосылок, содержания, этноса, культурно-исторического и социального контекста и самих духовных основ инославия. Для этого же необходимо более ясное понимание самой протестантской проблематики, изучение богословских и духовных основ. Стало ясно также и то, что вся проблематика диалога с инославием, ее внутренняя динамика требует в качестве ответа не готовых и застывших схем, а постоянного и творческого осмысления собственной традиции. Стало ясно, что участие в экуменическом движении дает мощный стимул развитию православной богословской мысли, именно как ответа на вопросы инославия. Вновь со всей актуальностью проявилась мысль о том, что Евангелие, Предание Церкви, догматическое учение должны всякий раз как бы заново воплощаться в новом культурно-историческом контексте.

Экуменические диалоги выявили удивительную закономерность: вступление в дискуссию с инославием по, казалось бы, далеким от святоотеческих проблемам современности и темам, волнующим инославных, с неизбежностью требует от православных богословов все большего врастания в святоотеческую традицию и мысль. Способность к диалогу с инославием обуславливается мерой творческой укорененности в своей собственной традиции. Вот какие высказывания А. Шмемана приводит в своей книге «Западное христианство. Взгляд с Востока» протоиерей Максим Козлов: «Всякий, кто всерьез изучал экуменическое движение, мог убедиться, что православные свидетельства выражены большей частью в форме отдельных заявлений православных делегаций, приложенных к протоколам всеглавных экуменических конференций, и никогда не оказывали сколько-нибудь заметного влияния на ориентацию и богословское развитие этого экуменического движения как такового». «Вопросы, которые Запад предложил православным, были сформулированы в «западных терминах и отражали специфический западный опыт и путь развития. Ответы же православных строились по западным образцам, подгонялись к категориям, понятным Западу, но едва ли адекватным православию»[30].