Чухлинка - Кусково

- П ил.

- Много пил?

- Много.

- Ну, так вставай и иди.

- Да куда " иди"?

- Будто не знаешь! Получается так - мы мелкие козявки и

подлецы, а ты Каин и Манфред...

- Позвольте, - говорю, - я этого не утверждал...

- Нет, утверждал. Как ты поселился к нам - ты каждый день

это утверждаешь. Не словом, но делом. Даже не делом, а

отсутствием этого дела. Ты негативно это утверждаешь...

- Да какого " дела"? Каким " отсутствием"? - я уж от

изумления совсем глаза распахнул...

- Да известно, какого дела. До ветру ты не ходишь - вот

что. Мы сразу почувствовали: что-то неладно. С тех пор, как ты

поселился, мы никто ни разу не видели, чтобы ты в туалет пошел.

Ну ладно - по большой нужде, еще ладно! Но ведь ни разу даже по

малой... Даже по малой!

И все это было сказано без улыбки, тоном до смерти

оскорбленным.

- Нет, ребята, вы меня неправильно поняли...

- Нет, мы тебя правильно поняли...

- Да нет же, не поняли. Не могу же я, как вы: встать с

постели, сказать во всеуслышание: " ну, ребята, я...ать пошел! "

или " ну, ребята, я...ать пошел! " не могу же я так...

- Да почему же ты не можешь! Мы - можем, а ты - не можешь!

Выходит, ты лучше нас! Мы грязные животные, а ты, как лилея!..

- Да нет же... Как бы это вам объяснить...

- Нам нечего объяснять... Нам все ясно.

- Да вы послушайте... Поймите же... В этом мире есть

вещи...

- Мы не хуже тебя знаем, какие есть вещи, а каких вещей

нет...

И я никак не мог их ни в чем убедить. Они своими угрюмыми

взглядами пронзали мне душу... Я начал сдаваться.

- Ну, конечно, я тоже могу... Я тоже мог бы...

- Вот-вот. Значит, ты - можешь, как мы. А мы, как ты, - не

можем. Ты, конечно, все можешь, а мы ничего не можем. Ты

Манфред, ты Каин, а мы, как плевки у тебя под ногами...

- Да нет, нет, - тут уж я совсем запутался. - в этом мире

есть вещи... Есть такие сферы... Нельзя же так просто: встать и

пойти. Потому что самоограничение, что-ли?.. Есть такая

заповедность стыда, со времен Ивана Тургенева... И потом -

клятва на Воробьевых горах... И после этого встать и сказать:

" ну, ребята..." как-то оскорбительно... Ведь если у кого

щепетильное сердце...

Они, все четверо, глядели на меня уничтожающе. Я пожал

плечами и безнадежно затих.

- Ты это брось про Ивана Тургенева. Говори, да не

заговаривайся. Сами читали. А ты лучше вот что скажи: ты пиво

сегодня пил?

- Пил.

- Сколько кружек?

- Две больших и одну маленькую.

- Ну так вставай и иди. Чтобы мы все видели, что ты пошел.

Не унижай нас и не мучь. Вставай и иди.

Ну что ж, я встал и пошел. Не для того, чтобы облегчить

себя. Для того, чтобы их облегчить. А когда вернулся, один из

них мне сказал: " с такими позорными взглядами ты вечно будешь

одиноким и несчастным".

Да. И он был совершенно прав. Я знаю многие замыслы бога,

но для чего он вложил в меня столько целомудрия, я до сих пор

так и не знаю. А это целомудрие - самое смешное! - это

целомудрие толковалось так навыворот, что мне отказывали даже в

самой элементарной воспитанности.

Например, в Павлово-Посаде. Меня подводят к дамам и

представляют так:

- А вот это тот самый знаменитый Веничка Ерофеев. Он

знаменит очень многим. Но больше всего, конечно, тем знаменит,

что за всю свою жизнь ни разу не пукнул...

- Как!! ни разу!! - удивляются дамы и во все глаза меня

рассматривают. - ни ра-зу!!

Я, конечно, начинаю конфузиться. Я не могу при дамах не

конфузиться. Я говорю:

- Ну как то есть ни разу! Иногда... Все-таки...

- Как!! - еще больше удивляются дамы. - Ерофеев - и...

Странно подумать!.. " Иногда все-таки! "

Я от этого окончательно теряюсь и говорю примерно так:

- Ну... А что в этом такого... Я же... Это ведь - пукнуть

- это ведь так ноуменально... Ничего в этом феноменального нет

- в том, чтобы пукнуть...

- Вы только подумайте! - обалдевают дамы.

А потом трезвонят по всей петушинской ветке: " он все это

делает вслух и говорит, что это не плохо он делает! Что это он

делает хорошо! "

Ну вот видите. И так всю жизнь. Всю жизнь довлеет надо

мной этот кошмар - кошмар, заключающийся в том, что понимают

тебя не превратно, нет - " превратно" бы еще ничего! - но именно

строго наоборот, то есть, совершенно по-свински, то есть,

антиномично.

Я многое мог бы рассказать по этому предмету, но если я

буду рассказывать все - я растяну до самых Петушков. А лучше я

не буду рассказывать все, а только один-единственный случай,

потому что он самый свежий: о том, как меня неделю назад сняли

с бригадирского поста за " внедрение порочной системы

индивидуальных графиков". Все наше московское управление

сотрясается от ужаса, стоит им вспомнить об этих графиках. А

чего же тут ужасного, казалось бы!..

Да! Где это мы сейчас едем?..

Кусково! Мы чешем без остановки через Кусково! По такому

случаю следовало бы мне еще раз выпить, но уж я лучше сначала

вам расскажу,