XXXVIII 7 страница

Темнее тьмы
Роб Сандерс

Я встряхиваю болтерный заряд в сжатой бронированной перчатке. Он гремит, словно игральная кость. Как и игральная кость, он ждет результата. Результата, который неизвестен в замкнутом пространстве перчатки, реализации, которую он может найти лишь в патроннике висящего на поясе пустого и враждебного пистолета. Я чувствую неотвратимость снаряда, он кажется горячим, как будто может прожечь керамитовую ладонь. Отягощенный грядущей погибелью, которую он несет, снаряд – терпеливое воплощение формы и функциональности. Он жаждет совершенства. Как и сами Ультрадесантники, он сотворен ради единственной цели – забрать жизнь.
Кто я такой, чтобы противиться неизбежному? Кто я такой?
Мое имя, насколько оно вообще имеет значение – Гилас Пелион. Братья зовут меня «Пелион Младший», поскольку это имя носили и другие, совершившие гораздо больше, чтобы заслужить место в истории Легиона. Я достиг многого, однако каждый день стою плечом к плечу с чемпионами и героями, ведь сыны Жиллимана благословлены многими доблестями и победоносными традициями. Мой пистолет обрек на смерть множество ксеномерзостей, клинок моего меча – судный день для всех, кто отвергает милосердное предложение Императора об объединении. За свой малый вклад в дело воссоздания Империума я заслужил звание гонорария ордена.
Магистр моего ордена погиб, защищая благородный Калт. Тех, кто остался от 82-й роты, возглавляет сержант Аркадас, а я иду впереди с клинком в руках, прорубая дорогу сквозь новых врагов. Брат Молосс несет изодранный ротный штандарт. В тесноте скальных лабиринтов аркологий Калта не хватает места для грозного знамени, однако это мало что значит для Молосса. Штандарт – его часть, и похоже, что самая славная часть. Как и многие из тех, кто несет такое бремя, сержант скорее расстанется с рукой, держащей знамя, чем с самим знаменем.
Атаковав в лоб, мы заняли аркологию, известную как Танторем. Нашим убежищем от солнечной бури стала аркология Магнези – прохладный мрак скального анклава стал подземной утробой, откуда упорные жители Калта могли начать все сначала. Ослепшие от солнца, покрытые рубцами, опаленные и отмеченные, они отказались дать умереть благословенной памяти о родном мире.
Калт выжил. Этот крошечный уголок Ультрамара устоял.
Со временем пещеры с колоннами стали центрами тяжелой промышленности и пищевого производства. Извилистые катакомбы превратились в магистрали, вдоль которых тянулись импровизированные жилые блоки и гроты.
Арки стали блокпостами, а сводчатые пещеры дали приют почтительным толпам, собравшимся поблагодарить Легионес Астартес – сынов Жиллимана, оставшихся Ультрадесантников. Неважно, что нас тоже бросили на пораженном недугом Калте. Казалось, что одно только наше присутствие дает выжившим надежду и цель. Им передалась наша решимость сражаться за то, что осталось от планеты.
Как нам и предназначено от рождения, мы продолжали сражаться. Битва за Калт ушла вглубь, превратившись в подземную войну. Враг оставался тем же самым: наши кузены из Несущих Слово, которые несли с собой непрошеную ненависть и позор крушения братских уз. Они стали темными светочами, к которым стекалось множество обладавших слабым разумом, и объединились с демонами. Возможно, это новое товарищество должно было заменить старое? Ставки не изменились, и уже не могли стать еще выше. Мы сражались за тела и души нашей маленькой империи. Мы были щитом, о который расшибались враги, отчаянно жаждавшие крови невинных.
Защищая эту кровь, мы перенесли бой в глубины – в аркологии и лежащую за ними тьму. Мы высекли в спасительной скале нашего убежища наблюдательные посты, тактические опорные пункты и Аркрополь – форт Ультрадесанта, господствующий в куполе примарис системы Магнези.
Инстинкт завоевания – неодолимая генетическая черта – вел нас сквозь камни, дым и развалины. Как всегда, мой меч был впереди, поскольку боеприпасы к оружию дальнего боя теперь стали редкими и драгоценными. Он привел меня и моих братьев в аркологии Туркион и Эдант. Битвы были кровавыми, а туннели тесными, и меч с боевым щитом чередовались как день и ночь. Мы пробивали себе путь к грязной победе по перекрытым врагами ответвлениям и системам, словно синий поток.
В Туркионе нас встретила Дуса Дактиль, Веровладычица Эдиктэ Гуул. Ее психопаты-культисты поклонялись своим хозяевам – Несущим Слово. Для смертных это была сомнительная, но необходимая честь, которая обеспечивала место мучеников в каком-то ими же придуманном посмертном аду.
Эдант оказался кошмаром, гнездом иномировых тварей, которые были призваны выполнять волю наших былых сородичей. Нехватку самоубийственного фанатизма культистов они более чем компенсировали убийственной свирепостью. Существа всех форм и размеров, чудовища с клыками, огнем, рогами и чешуей. Создания, сотворенные каприза ради. Некоторые были смертоносными воплощениями инфернального совершенства, другие же – бесформенными порождениями больного разума. Воплощенное безумие, навязанное моим глазам. Я погружал меч в гнусных тварей, словно в ножны, он вонзался в кошмарные тела и выскальзывал наружу. Их было нелегко убить, и они истощали наши драгоценные силы, прежде чем с визгом возвращались в небытие.
Прорубаясь сквозь толпы и чудовищ, мы наконец вновь встретились с нашими темными братьями. Их керамитовая броня выглядела пародией, по красному цвету Легиона змеились манящие символы запретного знания. Из доспехов торчали шипы, стержни и острия, которые образовывали во мраке зубчатые очертания. Хуже всего была острая ненависть в глазах, лица превратились в ухмыляющиеся маски безумия, воплощающего кровавые фантазии в реальность.
Мы прикончили всех, кроме одного. Один и тот же скрылся от нас в обеих системах.
Носитель слова. Мастер обмана. Воплощение лжи по имени Унгол Шакс.
Я сходился с Унголом Шаксом на поле боя в Комеше, но его глотка избежала острия моего меча. Я заставил бы ублюдка умолкнуть, если бы перед моим оружием не вздымалось и не опадало пенящееся море крови и безумия. Культисты. Я буквально выплевываю это слово.
Один за другим адепты ножа капеллана заслоняли его непрерывной безумной вереницей. Каждого встречало благословенное избавление моим клинком или же сокрушительный грохот пистолета. Каждая смерть на несколько секунд отдаляла меня от убийства врага. Когда ядовитая звезда Веридиан стерла с поверхности умирающего мира саму память о Калте, Унгол Шакс и его зловонные приспешники последовали за нами в глубины. Беснующиеся толпы заполонили аркологии Туркион и Эдант. Они в равной мере множились и приносили жертвы, вызывая из теней чудовищ. У нас ушел почти год, чтобы зачистить системы и вновь погрузить мрак в тишину.
Тетрарх предостерегал от дальнейшего продвижения. Он сражался бок о бок с легендарным Вентаном на поверхности и был одним из лучших клинков среди нас, однако к тому же обладал талантом аритматы и проведения расчетов. Он оценивал людей с одного взгляда и понимал, чего человек стоит с клинком, болтером или ружьем, проведя в его обществе считанные мгновения. Если не считать самого примарха, он был лучшим тактиком в нескольких секторах – возможно, даже во всем Ультрамаре – и, несмотря на ограниченность ресурсов под поверхностью Калта, создал нерушимый анклав порядка, здравого смысла и борьбы за выживание среди хаоса войны и нужды.
Кроме того, ему было не чуждо и сострадание. Под полуобвалившимися сводами аркологии Магнези принимали тех, кто бежал из павших аркологий, кто прошел испытание пещерами, где бродили демоны, и кто держался маленькими группами, пока мог. Не только бойцов и тех, из кого можно было воспитать бойцов, но и грязный ручеек невинных. К нашим уменьшающимся запасам допускали всех – молодых, старых, слабых и раненых.
Впрочем, мы не могли бы удержать более обширную территорию. Так утверждали стратегические расчеты тетрарха. Лучше крепко удерживать три системы аркологий, не пуская туда врагов, чем не суметь удержать пять или больше и дать Несущим Слово с их рабами веры хлынуть внутрь и вновь заполнить систему смертью и разрушением. Скал и бдительности хватало, чтобы охранять очищенную нами территорию от культистов и братьев-предателей, однако с демоническими тварями дело обстояло иначе. Возникла необходимость часто патрулировать наши собственные аркологии. Крики проснувшихся возвещали о съеденных конечностях и беготне крошечных чудовищ в тенях. Вспышки насилия и массовых убийств среди выживших списывались на нашептывания темных сущностей. В переполненных аркологиях начали распространяться странные инфекции, причиной которых в конечном итоге оказались запасы воды, загрязненные нечистотами демонов.
Предполагалось, что источником этих гнусностей является Танторем, соседняя аркологическая система, захваченная Несущими Слово и их мерзкими союзниками. В ходе первоначального укрепления аркологии Магнези тетрарх распорядился обрушить соединительные туннели магнитной дороги, изолировав жилое ответвление из пещер и гротов. То, что ранее представлялось тактически неблагоразумным решением, стало стратегической необходимостью. Танторем надлежало очистить во имя безопасности Магнези. Точно так же нельзя было терпеть Абидокса Изверга и его империю зеленокожих у границ Ультрамара, когда империя была молода.
Был отдан приказ. Я возглавил вторжение в аркологию Танторем. Меня сопровождали сержант Аркадас и брат Молосс, а штандарт 82-й роты реял высоко над шлемами тридцати боевых братьев, составлявших экспедиционный отряд.
Наши клинки рассекали толпы культистов. Наши потрепанные доспехи приняли на себя всю их ненависть. Позади нас бойцы объединенного гарнизона Магнези – бывшие солдаты Имперской Армии и члены различных разгромленных контингентов оборонительных сил – экономя энергию, озаряли мрак потоками лазерных лучей из своих ружей.
И вновь я ощутил присутствие Унгола Шакса. В прогнившей обороне аркологии было нечто знакомое, как будто отголосок кошмара Эданта и Туркиона. Многие в объединенной армии погибли, потери были и среди Ультрадесантников. За победу пришлось заплатить – как и всегда – но в конечном итоге аркология Танторем оказалась в наших руках. Теперь пещерный комплекс покрыт ковром из убитых культистов, ритуально призванных исчадий и мертвецов в ярко-красных доспехах – Несущих Слово, навлекших на себя праведный гнев Легиона Жиллимана.

В самой дальней части системы Танторема, на краю поддерживаемых колоннами пещер этой адской дыры я понимаю, что Унгол Шакс вновь ускользнул от меня. Вместо него нахожу немногих оставшихся, стоящих на пути к абсолютной победе.
Я встряхиваю болтерный заряд в сжатой бронированной перчатке. Он гремит, словно игральная кость. Как и игральная кость, он ждет результата. Результата, который неизвестен в замкнутом пространстве перчатки.
Я поднимаю глаза. На мелководье подземного озера стоит боевой брат, облаченный в красное. Его доспех забрызган кровью невинных, хотя этого и не скажешь наверняка. Кровь впиталась в краску так же, как некая непредсказуемая тьма напитала его душу. Он сжимает в руке болтер, и тот вхолостую лязгает с каждым подергиванием керамитового пальца предателя. Пустой звук поражения.
Легионер стоит на мелководье с бесстрашным и упрямым выражением на землистом лице. Виден его стыд – не за содеянное, а скорее за то, чего не удалось совершить. В бормотании потрескавшихся губ горькая досада. Он окружен. Пятеро верующих, чье оружие также опустошено, прикасаются к закованному в броню Несущему Слово, хватаются за него, словно это почитаемая статуя или защитный тотем. Они шепчут, кровожадно подбадривая своего владыку и выражая свою предательскую веру. Они все еще полагают, что полубоги и чудовища спасут их.
Среди них предводитель культистов Сейд Фегл, Когносций Красного Муниона. Я уже встречал его раньше во мраке глубин. Он прибыл на Калт во главе десяти тысяч глупцов, купившихся на ложь и дешевые трюки существ извне.
Несущий Слово оборачивается и смотрит в глубины озера. Он наблюдает, как темная вода плещется о скальные стены, а затем поворачивается к остальным Ультрадесантникам, которые стоят вдоль берега.
Ему не спастись. Он знает это, и болтер падает в воду. Культисты тут же реагируют на это, как на нежданное горе. Они шипят и корчатся вокруг бесстрастной фигуры в доспехах. Плачут. Боятся.
– Тебе слово, кузен, – окликаю я его через водное пространство.
Несущий Слово вскидывает голову. Аколиты тянут его за керамитовые конечности, но безрезультатно. Он еще раз долго глядит на озеро. Моя свободная рука непроизвольно ложится на рукоять меча. Я хочу быть наготове, если враг попытается сбежать.
Впрочем, он этого не делает. Стряхнув своих последователей, словно вторую кожу, Несущий Слово шагает ко мне по мелководью. Я слышу поскрипывание доспехов братьев. Брат Форнакс – ранее входивший в библиариум и потому неоценимый своим знанием о нематериальных союзниках Несущих Слово – подходит ко мне. Молосс держит руку на эфесе цепного меча. Почти опустошенный болтер сержанта Аркадаса поднимается вровень с оптикой шлема.
– Пелион…
– Я займусь этим, сержант, – произношу я.
В глазах врага коварство и ярость, но наконец мы встречаемся взглядами. Однако Аркадас не собирается уступать.
– Достаточно, – говорит он Несущему Слово.
Легионер замедляется, но продолжает приближаться. Его лицо искажено едва сдерживаемой злобой.
– Это ты зашел слишком далеко, Ультрадесантник.
Аркадас делает шаг вперед, направляя дуло болтера в лицо Несущему Слово. Я мягко толкаю оружие вниз двумя пальцами перчатки.
– Похоже, нашему брату есть, что сказать, – заявляю я, вновь встречая отвратительный взгляд Несущего Слово. – Давайте его послушаем.
– Я могу сказать тебе только одно, сын Ультрамара, – шипит в ответ отрекшийся космодесантник.
Он был быстр. Очень быстр. Между нами внезапно возник нож – какой-то крис или жертвенный клинок, которые теперь были у многих из них. Возможно, оружие было пристегнуто магнитом к поясу сзади, или же его передал один из прикоснувшихся к Несущему Слово последователей. Как бы то ни было, он оказался там – запятнанный кровью и отточенный на тысячах душ, которые забрал на службе некому дьявольскому соглашению.
Не сомневаюсь, что нож забрал бы и мою душу – он был быстр, однако я оказался еще быстрее.
Мой меч покинул ножны, как только лицо Несущего Слово превратилось в кровожадную маску. Легкий клинок бьет вниз, отсекая руку легионера возле запястья. Ошеломленный отступник инстинктивно протягивает к фонтанирующему обрубку другую руку. Еще до того как перчатка с ножом успевает лязгнуть о каменный пол, короткий клинок стремительно описывает петлю и точно так же сносит вторую. Проходит несколько мгновений. Мой клинок неподвижен – однако наготове – и поет от беспощадно исполненного выпада. Несущий Слово отшатывается назад на мелководье, уставившись на покрытые броней культи. Кровь хлещет в подземное озеро.
Его аколиты не нуждаются в приказе. Они бросаются на меня.
Сейд Фегл, Когносций Красного Муниона, внезапно отлетает назад и исчезает в кровавом взрыве одинокого болтерного заряда, выпущенного из оружия сержанта Аркадаса.
– Прекратить! – приказываю я. Подобные человеческие отбросы не достойны наших драгоценных боеприпасов. – Только клинки.
Культисты нападают на меня и умирают. Их грязные тела разрываются от выпадов и взмахов, которые столь же плавны и экономны, сколь и жестоки. Несущий Слово с плеском опускается на колени и глядит на меня. Вокруг него падают тела и их фрагменты.
– Слишком далеко… – произношу я. – Что ж, кузен, мы продолжаем идти, несмотря на безумную попытку вашего заблудшего Легиона уничтожить нас. Это больше, чем я могу тебе сказать. А теперь ты выслушаешь меня. Где твой господин Унгол Шакс?
Легионер насмешливо ухмыляется.
– Ты и впрямь думаешь, Ультрадесантник, что моими последними словами в этой вселенной станут ответы на твои вопросы?
– Так и будет, если ты хочешь достойной смерти. Смерти, которая подобает космическому десантнику, а не трупу из прогнившего мяса, который сбился с пути ради ложного просвещения.
– Мальчишка, иди приникни к отцовской груди, – шипит Несущий Слово. – В великих делах галактики ты всего лишь дитя, а твой прародитель вскармливает катастрофу.
– Где Унгол Шакс, Несущий Слово? – повторяю я, силясь удержать себя в руках.
– Те, кто страшится великих истин нашего времени, недолго задержатся во вселенной, – не сдается отступник.
– Дольше, чем ты, кузен, – произношу я и киваю Молоссу, который отстегивает свой цепной меч и активирует оружие, издающее гортанный рев.
– Отставить, – гремит позади нас властный голос.
Я оборачиваюсь. Во мраке шагает тетрарх собственной персоной. Таврон Никодем –князь Сараманта, тетрарх Ультрамара, чемпион самого Робаута Жиллимана, а ныне скромный повелитель аркологии Магнези.
Впрочем, это обстоятельство не мешает Никодему держаться еще более царственно. Его броня безупречно отполирована. Оружие блестит, демонстрируя ухоженность и смертоносную эффективность. Алый плюмаж шлема, зажатого подмышкой бронированной руки, повторяет цвет птеруг и мантии. Плащ струится за тетрархом в сыром мраке пещер, словно кровавая река, и откидывается вбок, приоткрывая инкрустированный драгоценными камнями Крукс Ауреас – эмблему чемпиона.
Несведущий глазу может усмотреть в подобном церемониале излишек тщеславия. Во время войны у слуг и сенешалей должны быть более важные дела, чем лакировка филиграни наплечников тетрарха. Но, как и во всем остальном, Никодем поставил стратегию выше самомнения.
Как и саму аркологию, души людей требовалось укреплять. Жителям Калта, подвергнувшимся истреблению и вернувшимся к неприглядному процессу борьбы за жизнь под землей, необходим был символ гордости и упорства. Перед лицом катастрофы нет более подходящих символов главенства и величия Ультрамара, чем сами Легионес Астартес. Никодему нужно было, чтобы люди ощущали достоинство и значимость, чтобы чувствовали их в себе, пусть даже обладая столь малым. Войну еще необходимо вести, и тетрарх не может допустить, чтобы пустота в сердцах людей заполнилась поражением, иначе эта война будет проиграна еще до начала.
Никодем наделен глазами примарха, и я чувствую на себе знакомый укоризненный взгляд Жиллимана.
– Семнадцатый Легион нам больше не кузены, – произносит тетрарх, приближаясь в сопровождении двух почетных стражей. Он отдает шлем и протягивает руки в блестящих перчатках. Один Ультрадесантник кладет в руку мастерски сработанный болт-пистолет, а другой – магазин с драгоценными боеприпасами. – Они вестники собственного забвения. Нам неинтересны их слова. Единственное, что оправдывает наше внимание – их гибель, и мы станем ее орудием.
Таврон Никодем подходит к коленопреклоненному Несущему Слово. Отступник намеревается заговорить, но тетрарх всаживает ему болт в череп, прежде чем слова успевают сорваться с потрескавшихся губ. По пещере расходится эхо выстрела.
– Я понятно говорю? – спрашивает он.
– Да, тетрарх, – хором отзываются Ультрадесантники.
Никодем кивает.
– Сержант Аркадас.
– Да, мой повелитель.
– Работа 82-й роты здесь завершена, – произносит тетрарх. – Пусть твои люди соберут оставшиеся припасы: заряды, фляги и силовые батареи. Если понадобится, собирайте по одному болту. Все, что мы сможем обратить против этих ублюдков в доспехах, когда они вернутся. Остальное бросьте гнить.
– Да, сэр.
Аркадас, Молосс и Ультрадесантники расходятся.
– Тетрарх, – подаю я голос.
– Говори, – уверенно и строго отвечает Никодем. Изорванное знамя Молосса реет в воздухе, пока сержант обыскивает бронированный труп Несущего Слово, наблюдая, как между вышестоящими накаляется обстановка.
– Разве удержание этой аркологии не послужит интересам Легиона? – спрашиваю я. – Если мы ее покинем, не вернется ли враг со временем, не станет ли он вновь угрожать нашей безопасности?
– Я прощаю тебе твой дух покорителя, брат, – произносит Никодем, – поскольку он пылает столь же ярко, как и у всех в Ультрамаре. Время возводить империю еще придет, поверь мне, однако мы не будем строить империй здесь. Это отбор. Выживание. Для нас важны не только интересы Легиона. Первостепенное значение имеют люди. Мы рождены для службы человечеству, а не просто чтобы потакать своим воинским желаниям.
– Унгол Шакс был здесь, – парирую я. – Пока мы с ним не покончим, он будет представлять угрозу для людей и их выживания.
– Итак, ты будешь зачищать аркологию за аркологией в поисках одного-единственного врага, попутно созидая подземную империю во мраке, – произносит тетрарх. – А как быть с прочими больными умами, которые в это время воспользуются нашей уязвимостью? Сейчас нас не так много, чтобы удержать столь обширную территорию.
– Мы – Ультрадесантники… – начинаю было я.
Никодем прищуривается.
– Можешь мне об этом не рассказывать, Пелион. Мы – Ультрадесантники, и в состоянии сделать подобное, но спроси себя, нужно ли нам это. Тебе следует задаться этим вопросом. К примеру, я не знаю, чего ты ожидал добиться, вступая в беседу с врагом.
Его интонация смущает меня.
– Я получал от пленного информацию, тетрарх.
– Нет, Гилас. У этого человека не было никакой информации. Ты бессмысленно играл с ним, словно ожидал, что, угрожая насилием и обещая милосердие палача, можно породить в сердцах таких людей страх. Они отвернулись от мудрости Императора и обрекли себя на проклятие. Они уже переживают свой главный кошмар. Твой единственный долг – положить конец этой мерзости и сделать это быстро. Ты полагал, будто получаешь от него информацию, пока он все глубже втягивал тебя в свою ложь и невежество. Теперь все слова, что несет Семнадцатый Легион – это отрава.
– Тетрарх…
– Довольно, – приказывает Никодем. – Мы не станем играть в их игры в тенях. Именно этого от нас ждут Несущие Слово, и они будут нас там ждать. Ты останешься на посту, гонорарий Пелион, и не окажешься втянут в подобные темные…
Внезапный всплеск на дальнем краю подземного озера привлекает внимание всех присутствующих в зале Ультрадесантников. Кто-то или что-то всплывает на поверхность.
Сержант Аркадас и почетная стража тетрарха молниеносно вскидывают болтеры, а Молосс снова запускает цепной меч. Таврон Никодем вглядывается в темные воды, продолжая сжимать в руке пистолет. Тем не менее первым на мелководье, выставив перед собой короткий меч, ступаю я.
На поверхность вырывается шипастая бронированная фигура. Она давится и булькает в ледяной, насыщенной песком воде, выбираясь из глубин на неровное скалистое дно озера.
Цвет доспеха выдает в ней врага. Несущего Слово.
Я приближаюсь к распростертому телу, и сияние прожекторов моего доспеха падает на покрытую шрамами выбритую голову. Легионер приподнимает подбородок, изрыгая из мультилегких остатки воды, и на свету оказываются заостренные колхидские черты лица.
Я замираю на мелководье, увидев его глаза. Их нет.
Плоть вокруг пустых глазниц окровавлена и грубо залатана. Либо ему вырвал глаза кто-то другой, либо он вырезал их сам. Бессмысленное варварство и осквернение плоти Императора вызывают у меня омерзение.
Несущий Слово чувствует над собой движение и тянется к моему бронированному сапогу.
– Друг? – кашляет он.
Я захожу врагу за спину. Клинок скользит под подбородок изменника, прижимаясь к манящему горлу.
– Враг, – поправляю я.
Несущему Слово удается улыбнуться.
Я смотрю на Таврона Никодема.
– Жду указаний, мой повелитель, – произношу я. Тетрарх выглядит недовольным.
– Сержант, – говорит он. – Куда ведет это озеро?
– У меня не сложилось впечатления, что озера куда-то ведут, тетрарх, – отвечает Аркадас.
– Тетрарх… – с видимым удовольствием повторяет Несущий Слово, пока мой меч не вдавливается в плоть выходца с Колхиды сильнее.
– Те, кто вот-вот умрет, не обращаются к князьям, – произношу я. – Придержи язык, не то я заставлю себя его вырезать.
– Боюсь, ты просто закончишь начатое, – говорит Никодем, глядя на изуродованное лицо Несущего Слово. – Что это за знаки у него на голове?
Я смотрю на шрамы-насечки на выбритом черепе легионера. Похоже на решетку или крепостные ворота.
– Орден Возвышенных Врат, – сообщаю я. – Как и Шакс.
Страдальческая улыбка Несущего Слово становится шире. Я перевожу взгляд на Никодема.
– Для меня будет честью покончить с этой мерзостью, – произношу я, повторяя недавнее его изречение. – Впрочем, мне представляется разумным допросить этого пленного.
– Пелион… – предостерегает тетрарх. Я испытываю терпение героя.
– Озеро явно куда-то ведет, мой повелитель, – говорю я. – Этого заблудшего брата не породили бы одни лишь темные глубины.
– Я бы за это не поручился, – бормочет Никодем.
Я поворачиваюсь к тетрарху, исполняя формальный салют.
– Унгол Шакс остается угрозой, мой повелитель. Его люди орудуют в этой области. Возможно, здесь и он сам. Несомненно, с точки зрения тактики опасно допускать подобное? Пленник может располагать информацией по этому поводу. Я прошу провести допрос, лорд Никодем.
Патрицианские черты вздрагивают от раздражения.
– Сержант Аркадас, – окликает тетрарх.
– Мой повелитель.
– Пусть твои люди закончат зачистку Танторема.
– Да, тетрарх.
– В то же время, – говорит Никодем, – очистите помещение и подготовьте его для допроса пленного.
– Сделаю немедленно, мой повелитель.
– Пелион, – произносит тетрарх, отворачиваясь, чтобы удалиться. – Заткнуть пленнику рот, связать и привести ко мне.
– Сэр?
– Я лично проведу допрос, – говорит Никодем. – Гонорарий Пелион, будь уверен, если я заподозрю какой-либо подвох, то прикажу прикончить пленного, будет у него информация или нет.
Я не знаю, что именно ответить, и только смотрю, как алый плащ струится во мрак следом за тетрархом.
– Благодарю, мой повелитель, – кричу я вслед.

В недавнем прошлом помещение явно использовалось для жертвоприношений. Бурые пятна крови сливаются с прочей грязью на стенах, полу и потолке.
То, что сержант Аркадас принял за какой-то каменный стол, на самом деле оказывается покрытым рунами алтарем, имеющим нечестивое ритуальное значение.
Слепой Несущий Слово не знает, что сидит перед подобной мерзостью. Я резко толкаю его на пустой ящик из-под боеприпасов. Легионер держится нетвердо, и причина не только в том, что он ничего не видит. Я вызвал одну из инженерных бригад, с помощью которых мы строили и восстанавливали заграждения в многочисленных магистральных туннелях и подземных галереях аркологий. Руки Несущего Слово крест-накрест прижаты к нагруднику, а ладони перчаток приварены к бокам доспеха при помощи плазменных резаков. Так ублюдок и сидит – узник собственной брони.
Болтерный заряд гремит, катаясь внутри моей перчатки.
Таврон Никодем стоит перед пленником. Он выглядит в равной мере великолепно и зловеще. Брат Десенор стоит на страже у дверей, направив на заключенного широкое дуло болтера. Тетрарх кивает. Я срезаю кляп во рту Несущего Слово острием меча.
Узник разминает челюсть.
– Имя и звание, – требовательно спрашивает Никодем.
Несущий Слово поджимает темные губы.
– Не будем играть в игры, легионер, – настаивает тетрарх. – Тебе известно, что я не стану бесчестить плоть – твою, не мою – пытками и страданием. Давай поговорим как Легионес Астартес, воители обширной и разделенной галактики. Как враги, если тебе угодно, но враги, которые и ненавидят, и уважают друг друга.
– Ты красноречив, тетрарх, – с улыбкой замечает легионер. – В иной жизни ты мог бы стать Носителем Слова. Уверен, что выбрал верную сторону?
– Нам от тебя нужны не похвала с одобрением, – говорю я из-за спины предателя.
– Имя и звание, – снова требует тетрарх.
– Меня зовут Азул Гор, – произносит Несущий Слово. – Орден Возвышенных Врат. А ты?
– Таврон Никодем с Сараманта.
– О, как же пали могучие, – комментирует Азул Гор.
– Могучие направляются туда, где в них нуждаются, – парирует Никодем.– Сегодня я нужен на Калте. Завтра это может быть любое другое место в Ультрамаре. Послезавтра – где угодно в Империуме Людей. Я буду необходим везде, где мои враги смеют осквернять землю своим присутствием.
– Мне кажется забавным, что на самом деле это Магистр Войны послал тебя на эту обреченную планету.
– Значит Гор послал меня туда, где я был нужен более всего, – произносит тетрарх. – Возможно, для него еще не потеряна надежда.
– Если отбросить вопросы галактической политики, – вмешиваюсь я, – надеюсь, ты не станешь возражать, если я спрошу, где ты прятался со своими сородичами-злодеями. Мы нанесли вам визит. Вас не было дома.
– Я был в глубокой тьме, – рассеянно отвечает Азул Гор.
– Разве все мы не можем сказать то же самое? – бормочу я.
– Мы не можем, Ультрадесантник, – шипит он. – Представь, что ты слеп и бродишь по темной как ночь пещере, погребенной глубоко под поверхностью мертвого мира. Мира, купающегося в сиянии звезды, отвернувшейся от света. Можешь вообразить тьму глубже?
Помещение погружается в безмолвие.
– Что случилось с твоими глазами? – спрашивает Никодем.
– Я их вырвал, – отвечает Азул Гор. Его откровенность обжигает. – Вырвал, чтобы не пришлось глядеть на ваши чопорные лица и слепящий блеск нетронутых доспехов.
– Ты не ожидал обнаружить нас в Тантореме, – заявляю я.
– Ты отправился в затопленную систему пещер без оружия и шлема, – добавляет тетрарх.
Я киваю.
– И без глаз. Несущий Слово, я утверждаю – ты не ожидал встретить нас в Тантореме. Думаю, ты искал своего хозяина, Унгола Шакса.
Слепой предатель начинает хохотать. Ужасный смех пропитан злобой и горечью.
– Унгол Шакс мертв.
– Ложь, – бросаю я, обходя вокруг алтаря. – Другое тебе неведомо. Это твоя суть. Я бы перерезал тебе глотку, если бы из раны полилась славная и честная кровь Легиона, а не обман.
– Жаль, что не можешь, Ультадесантник, – ревет в ответ Азул Гор.
Я делаю выпад. Клинок рвется вперед, останавливаясь под острым подбородком Несущего Слово.
Никодем вскидывает руки.
– Пелион!
– Где Унгол Шакс? – шиплю я.
– Умер, – повторяет Азул Гор, – как скоро умру и я. Как и ты, брат Пелион.
– От твоей руки, полагаю? – поддразниваю я Несущего Слово.
– Нет, – отвечает предатель. – От моего слова. Ты шумно дерзишь, но порой действия оказываются громче. Ты держишь клинок у горла слепого пленника, а в углу слышен лязг взводимого болтера, который нацелен на меня. От тебя разит страхом. Страх. Это он делает вас слабыми. Мне не нужны клинки и болтеры. У меня есть слова, и я в силах прикончить вас одним-единственным из них.
– И что же это за слово? – в ярости спрашиваю я, вдавливая острие меча в плоть на его горле.
– Пенетрал…
По маленькому залу разносится эхо выстрелов.
Все кончено. Азул Гор мертв. Три болтерных заряда. Два в грудь, один в череп. Оружие брата Десенора дымится в наступившей тишине.
Я оборачиваюсь к часовому, но Никодем вскидывает перчатку.
– Я приказал это сделать, – признается тетрарх, – как я тебе и говорил. Я виноват. Это была ошибка.
– Он говорил, – протестую я.
– Говорил, – соглашается Никодем. – Он уводил тебя во тьму. Ты видел, как низко пали Несущие Слово. Видел их прегрешения. Это слово, скорее всего, было каким-то заклинанием, а его смерть от твоих рук стала бы тайной сделкой с неким иномировым созданием.
Я неотрывно гляжу на тетрарха.
– Мы постараемся оценивать наших заблудших сородичей по достоинству, – продолжает он. – Вся эта сцена – отсутствие оружия, глаза, выход из укрытия – вероятно, была уловкой, чтобы оказаться рядом с офицером Ультрадесанта. С целью, которая достойна жертвы. Это моя вина. Я принимаю ответственность на себя.
Тетрарх направляется к выходу из зала. Он смотрит на Десенора и кивает в направлении скрученного трупа Несущего Слово.
– Прошу, брат, разберись с этим, – произносит он, а затем поворачивается ко мне. – Я возвращаюсь к Аркрополю. Пусть сержант Аркадас закончит зачистку, а потом уходите из этого проклятого места. Помогите саперам Армии уничтожить точку входа.
– Вы не рассматриваете вариант захвата аркологии? – спрашиваю я, но в моих словах нет энтузиазма.
Тетрарх оставляет их без внимания.
– Убедись, что ничто не сможет пройти там, где мы вошли, – произносит Никодем. – Ты за это отвечаешь.