О парадоксах

Теперь введем регистр парадокса, Пожалуй, мы научились его узнавать. Но дело состоит в том, чтобы уметь полностью использовать его выгодные свойства. Действительно, если парадокс обозначает особую психическую формацию, то понятие парадоксального характеризует главную модальность организации психической жизни (то, что я называю парадоксальностью). Парадоксальное распро­страняется и на психическую жизнь индивида, и на жизнь и отношения целой семьи или группы. Наконец, если парадокс играет свою партию в юморе, то все же с наибольшей силой он проявляется в оппозиции к самым катастрофическим страхам: к смертельной опасности для души.

ОПРЕДЕЛЕНИЕ

Панорама, которую мы только что обрисовали, позволяет думать, что парадокс есть везде и, как следствие, нигде. Поэтому нужно вернуться к некоторым базовым определениям.

Строго говоря, парадокс определяется как «психическое образование, неразрывно связывающее между собой и непрерывно отсылающее одно к другому два предложения или наложения, которые несовместимы, но, тем не менее, не противопоставлены» (Racamier, 1978, 1980).

То, что следует отметить в этом определении (где не составит труда представить, что термины были достаточно тщательно взвешены), это — и сложность данного психического образования, и его замечательное своеобразие. Я бы осмелился утверждать: ничто на него не похоже. Парадокс — есть ли это амальгама? Ничего подобного: тер­мины, которые он объединяет (например, близко/далеко, живой/мертвый, да/нет и т. д.), решительно противоположны. Вводит ли тогда парадокс категорическую оппозицию, абсолютное разногласие? Ничего подобного: если термины несовме­стимы, то они еще не противопоставляемы: ни амбивалентность и ее компромиссы, ни расщепление или диссоциация и их изломы здесь неуместны. Не дает ли пара­докс возможность бескровного и непротиворечивого сосуществования на первый взгляд противоположным (логическим или фантазматическим) утверждениям (как это просматривается с очевидностью в двусмысленности объекта, называемого пере­ходным, который, по общепринятому мнению, считается за свой и не-свой)? Вовсе пет: «предложения» не соседствуют, не являются срединными, общими, они непре­рывно отсылаются одно к другому («если это мое, то, значит, и твое — да нет же, по­скольку твое есть мое...» и т. д.). В конечном счете, получается, что парадокс есть то, что организует неразрешимость. Нужно ли тогда оставить поиск, который оказывает­ся, по существу, невозможным? Вовсе нет: парадокс, лишь бы он был окончательно завершенным, продолжает вписываться в отношении зависимости, чью блокировку он обеспечивает, запрещая, чтобы его избегали: удивительная загадка, неизбежная и неразрешимая одновременно.