Студопедия

Главная страница Случайная страница

Разделы сайта

АвтомобилиАстрономияБиологияГеографияДом и садДругие языкиДругоеИнформатикаИсторияКультураЛитератураЛогикаМатематикаМедицинаМеталлургияМеханикаОбразованиеОхрана трудаПедагогикаПолитикаПравоПсихологияРелигияРиторикаСоциологияСпортСтроительствоТехнологияТуризмФизикаФилософияФинансыХимияЧерчениеЭкологияЭкономикаЭлектроника






Функциональная автономия






Обратимся теперь к одному общему закону мотивации, полностью учитывающему конкретную уникальность личных мотивов и соответ­ствующему всем другим критериям адекватной теории мотивации. Это отнюдь не единственный валидный принцип, подходящий к развитию че­ловеческих мотивов, не объясняет он и всю мотивацию. Но это наша по­пытка избежать ограничений единообразных, негибких, абстрактных, ори­ентированных назад теорий и признать спонтанность, изменчивость, на-


Олпорт Г. Трансформация мотивов 49

правленность вперед, конкретный характер большей части мотивации взрослых.

Функциональная автономия рассматривает взрослые мотивы как разнообразные, самоподдерживающиеся актуальные системы, вырастаю­щие из предшествующих систем, но функционально независимые от них. Со многими мотивами происходит то же, что с ребенком, который посте­пенно перерастает зависимость от своих родителей, становится независи­мым и переживает своих родителей. Переход может быть постепенным, но тем не менее радикальным. Когда индивидуум (или мотив) созрева­ет, его функциональная связь с прошлым рвется. Историческая связь остается.

Очевидно, что такая теория противостоит всем концепциям «неиз­менных энергий». Она отказывается от взгляда на энергии взрослых как на инфантильные или архаичные по природе. Мотивация всегда совре­менна. Жизнь современных Афин — это непрерывное продолжение жизни древнего города, но эта жизнь (в своем нынешнем «движении») ни в ка­ком отношении не зависит от той жизни. Жизнь дерева — это непре­рывное продолжение жизни семени, но семя больше не поддерживает и не питает полностью выросшее дерево. Более ранние цели ведут к более по­здним целям, но люди отказываются от первых в пользу последних.

Давайте рассмотрим несколько банальных примеров. Бывший мо­ряк жаждет видеть море, музыкант страстно желает вернуться к своему инструменту после вынужденного отсутствия, скупец продолжает накап­ливать свое бесполезное состояние. Моряк мог впервые полюбить море случайно, стараясь заработать на жизнь. Море было «вторичным под­креплением» для его первичного влечения. Но теперь, когда он, возмож­но, стал богатым банкиром, первоначальный мотив угас, а жажда моря продолжает существовать и даже усиливается. Музыканта сначала мог­ли ранить упреки по поводу того, как плохо он владеет инструментом. Но теперь он в безопасности, над ним никто не насмехается, и он обна­руживает, что любит свой инструмент больше всего в мире. Скупой, быть может, приобрел свою привычку к бережливости в крайней нужде, но скупость устойчиво сохраняется и усиливается с годами, хотя в ней уже нет необходимости.

Удачный пример — мастерство. Квалифицированный рабочий чув­ствует себя вынужденным работать очень хорошо, даже если его доход больше не зависит от поддержания высоких стандартов. На самом деле в дни массового распространения «времянок» его стандарты мастерства могут ставить его в экономически невыгодное положение. Но даже тог­да он не может выполнять работу небрежно. Мастерство — не инстинкт, но оно может приобретать такое устойчивое влияние на человека, что не удивительно, что Веблен по ошибке принял его за инстинкт.

Бизнесмен, давно материально обеспеченный, доводит себя работой до болезни, а возможно, и скатывается назад в бедность, стремясь к вы-

4 Зак. 1662


50 Тема 12. Психология мотивации

полнению своих планов. Тяжелая работа, когда-то бывшая средством до­стижения цели, становится целью самой по себе.

Ни необходимость, ни рассудок не могут заставить человека полу­чать удовольствие от жизни на сельском хуторе, после того как он адап­тировался к активной энергичной городской жизни. Городские привыч­ки побуждают его к неистовому существованию, даже если интересам здоровья соответствует более простая жизнь.

Занятия литературой, хороший вкус в одежде, использование косме­тики, прогулки в общественном парке или зима, проведенная в Майами, сначала могут служить, так сказать, интересам секса. Но каждая из этих «инструментальных» активностей может сама по себе стать интересом, под­держиваемым всю жизнь, даже после того, как перестает служить эроти­ческому мотиву.

Некоторые матери неохотно рожают детей, смущаемые мыслью о том, что уход за ребенком — долгая и нудная работа. «Родительский ин­стинкт» полностью отсутствует. Мать может тщательно ухаживать за ребенком из страха перед тем, что скажут ее придирчивые соседи, или перед законом, или, быть может, в смутной надежде, что ребенок обеспе­чит ей старость. Такие грубые мотивы могут требовать от нее выполне­ния ее работы до тех пор, пока постепенно через практику самоотдачи ее ноша не превращается в радость. С ростом любви к ребенку первона­чальные прагматические мотивы утрачиваются навсегда. Нет ничего ус­тойчивее материнских чувств (их прочность вошла в поговорку), даже если (как в данном случае) можно показать, что они являются не изна­чальным, а приобретенным мотивом.

Позвольте добавить еще один пример. Многие мальчики выбирают профессию, идя по стопам отцов. Многие мальчики проходят также че­рез период страстной «идентификации с отцом». Например, Джо — сын известного политика. Молодым парнем он имитирует все, что делает его отец, быть может, даже произносит «речи». Проходят годы, отец умира­ет. Теперь Джо — мужчина средних лет, глубоко увлеченный политикой. Он ходит в офис, возможно, на ту же работу, что и отец. Что мотивирует Джо сегодня? Детская фиксация на отце? Предположим, да, ибо возмож­но Джо не изжил свой эдипов комплекс (пытаясь быть подобным папе, чтобы завоевать привязанность мамы). Тогда сегодняшняя политическая деятельность Джо должна иметь невротическую окраску, и мы, возмож­но, обнаружим, что он демонстрирует компульсивную, ригидную, мало­адаптивную манеру поведения. Однако есть шанс, что его интерес к по­литике вышел за пределы той «идентификации с отцом», с которой он начинался. Историческая непрерывность есть, но уже нет никакой функ­циональной непрерывности. Политика — это теперь его господствующая страсть, это его стиль жизни, это большая часть личности Джо. Первона­чальное семя отброшено.


Олпорт Г, Трансформация мотивов 51

Все наши иллюстрации имеют одну общую черту. Описанный нами взрослый интерес зарождался как нечто иное. Во всех случаях активность, которая позднее стала мотивационной, сначала была инструментальным средством для какой-то другой цели (т.е. для какого-то предыдущего мотива). То, что было некогда внешним и инструментальным, становится внутренней побудительной силой. Когда-то активность служила влечению или какой-то простой потребности, теперь она служит сама себе или, в более широком смысле, образу Я (идеальному Я) человека. Теперь дик­тует не детство, а зрелость.

Таким образом, функциональная автономия относится к любой приобретенной системе мотивации, в которой напряжения носят иной характер, чем предшествовавшие напряжения, из которых выросла эта сформировавшаяся система1.

1 Функциональную автономию (под другими названиями) признавали многие авто­ры. Много лет назад Ф. Брентано описал ее как «известный психологический закон: то, чего вначале желали просто как средства для чего-то другого, в конце концов из привыч­ки становится тем, чего желают ради него самого» (Brentano F. The origin of the knowledge of right and wrong / Transl. by C. Hague. London: Constable, 1902. P. 16). Толмен говорит о «приобретенной приверженности определенным типам средств», обладающих силой возвыситься «в собственных правах» и приобрести «мертвую хватку» (Phil. Sci. 1935. Vol. 2. P. 370). В другом месте Толмен признает наличие «независимых третичных моти­вов», которые для всех практических целей должны рассматриваться как функциональ­но автономные (цит. по: Toward a general theory of action / Ed. by T. Parsons, E. A. Shils. Cambridge (Mass.): Harvard Univ. Press, 1951. P. 32f).

Более известно утверждение Р. С. Вудвортса, что «механизмы могут становиться вле­чениями». «Фундаментальным влечением к определенной цели может быть голод, секс, драчливость и т. д., но, когда активность началась, средства для достижения цели стано­вятся сами по себе объектом интереса» (Woodworth R. S. Dynamic psychology. N. Y.: Columbia Univ. Press, 1918. P. 201).

В. Штерн отмечает то же самое, когда пишет, что «феномотивы» могут превращаться в «геномотивы» (Stern W. General psychology from the personalistic standpoint / Transl. by H. Spoerl. N. Y.: Macmillan, 1938). Как мы видели в предыдущей главе, нашу позицию поддерживает понятие «вторичной автономии эго» X. Хартмана.

Несмотря на эту широкую поддержку, многие критики заметно сопротивляются это­му понятию. В общем, они утверждают: если достаточно далеко распространить теорию инстинктов или теорию редукции влечений, то они охватят все случаи «функциональной автономии» (см.: Bertocci P. A. Critique of Gordon W. Allport's theory of motivation // Psychological Review. 1940. Vol. 47. P. 501-532; OppenheimerO. The functional autonomy of motives // Journal of Social Psychology. 1947. Vol. 25. P. 171-179). Критику, исходящую из признания адекватности S-Д-психологии, см. в: McClelland D. С. Functional autonomy of motives as an extinction phenomenon // Psychological Review. 1942. Vol. 49. P. 272-283; Rethlingshaefer D. Experimental evidence for functional autonomy of motives // Psychological Review. 1943. Vol. 50. P. 397-407.

Сомневаюсь, что этих критиков удовлетворит данное изложение фактов в пользу функ­циональной автономии. Тем не менее я извлек пользу из этой критики и моя аргумента­ция, надеюсь, стала более убедительной, чем в первоначальном изложении (Allport G. W. Personality: a psychological interpretation. N. Y.: Holt, Rinehart and Winston, 1937. Ch. 7).


52 Тема 12. Психология мотивации

Уровни автономии

Я мог бы бесконечно множить примеры функциональной автономии, но это ни к чему. Пора систематизировать наши представления об этом явлении. После нескольких лет размышления над проблемой я пришел к выводу, что его нужно " рассматривать на двух уровнях. Следует рассмот­реть уровни: (1) персеверативной функциональной автономии и (2) соб­ственной, или проприативной, функциональной автономии. Первый уро­вень может быть приблизительно объяснен простыми (или с виду прос­тыми) неврологическими принципами. Однако второй уровень прямо зависит от определенных философских допущений относительно приро­ды человеческой личности: дело не в том, что эти допущения как-то про­тиворечат известным неврологическим фактам, а в том, что они выходят за пределы нынешних знаний о способах действия нервной системы.

Персеверативная функциональная автономия. Начнем с некоторых экспериментов с животными. Не очень понятно, как их трактовать. С од­ной стороны, нервный и эмоциональный базис животных сходен с таковым у человека. С другой стороны, у животных так плохо развиты высшие кор­ковые центры, что способности к символизации, задержке и собственная система отсчета у них в основном или даже полностью отсутствуют.

1. Доказательства на животных. Экспериментатор кормит крысу через равные промежутки времени. Крыса наиболее активна как раз пе­ред временем кормления. Спустя некоторое время экспериментатор пе­рестает кормить крысу. Но хотя она теперь голодна все время, предыду­щий ритм максимальной активности (как раз перед обычным временем кормления) устойчиво сохраняется1.

Моллюск, чьи привычки зарываться в песок и вновь вылезать зави­сят от приливов и отливов, даже перенесенный с пляжа в лабораторию будет сохранять тот же ритм2.

Крыса, научившаяся двигаться в лабиринте, побуждаемая голодом, будет правильно пробегать лабиринт даже после насыщения, не ради пи­щи, но, очевидно, «ради развлечения»3.

Один исследователь заливал крысам в уши коллодий, тем самым вы­зывая чистящие движения. Месяц спустя после начала эксперимента, когда в ушах крыс под микроскопом не было найдено даже следов раздражителя, количество «чистящих» движений еще оставалось очень большим4.

1 См.: Rlchter С. P. A behavioristic study of the activity of the rat // Comparative Psychology
Monographs. 1922. Vol. 1. № 2.

2 См.: Crawford S. С Characteristics of nocturnal animals // Quarterly Review of Biology.
1934. Vol. 9. P. 201—214.

3 См.: Dodson J. D. Relative value of reward and punishment in habit formation //
Psychobiology. 1917. Vol. 1. P. 231—276.

4 См.: Olson W. C. The measurement of nervous habits in normal children. Minneapolis:
Univ. of Minnesota Press, 1929.


Олпорт Г. Трансформация мотивов 53

Эти и многие подобные эксперименты показывают то, что мы име­ем в виду под персеверацией. Этот механизм вступает в действие вслед­ствие того, что один мотив продолжает (по крайней мере, некоторое вре­мя) «подпитывать» себя. Здесь мы имеем самый элементарный пример функциональной автономии.

Пока еще невозможно обозначить неврологический базис, лежащий в основе устойчиво продолжающейся функциональной автономии этого типа. Только что упомянутые явления, как и перечисленные ниже, указывают на наличие самоподдерживающихся контуров или подструктур, приспособлен­ных уже не только к контролю стимула. Неврологи признают эти явления и рассуждают относительно участвующих в них нервных механизмов1.

2. Зависимости. Никто не станет отрицать, что жажда табака, алко­голя или препаратов опиума — это приобретенная страсть, которая может быть очень интенсивной. Вот что пишет алкоголик, проходящий лечение:

«Эти пароксизмы страстного желания наступают через регулярные проме­жутки времени (три недели) и длятся в течение нескольких дней. Это не же­манная слабость и не предмет для зубоскальства. В отсутствие " жидкости" я физически и психически заболеваю. Изо рта течет слюна, желудок и кишеч­ник, кажется, сводят судороги, тошнит, я становлюсь желчным, впадаю в бес­причинную нервную хандру»2.

Можно сказать, что такой физиологический голод, искусственно вызванный наркотиками, —- неправильный пример. Новые работы по за­висимостям показывают, что их механизм, в основном, психологический. Так, обезьяны и люди, получавшие опиаты по медицинским показаниям, привыкали и сильно страдали от их «отмены», но после излечения не демонстрировали желания снова употреблять наркотики. С другой сто­роны, настоящие зависимые даже после лечения, когда все симптомы от­мены исчезли, в огромном большинстве случаев возвращаются к своей зависимости. Это происходит не вследствие физиологического голода, а только потому, что сформировалась подсистема личности, которая справ-

1 Так, Д.О. Хебб считает, что «открытые группы клеток в мозге» могут обеспечивать некото­
рое длительное воспроизведение активности (Hebb D. The organization of behavior. N.Y.: Wiley,
1949). Морган говорит о «центральных мотивационных состояниях» (Morgan C.T. Physiological
psychology. N.Y.: McGraw-Hill, 1943. Ch. 22). Дж.Ч. Экклз утверждает, что старое науче­
ние никогда не утрачивается, но может быть реорганизовано таким образом, что уже не
проявляется в поведенческих паттернах, к которым раньше «принадлежало» (Eccles J.C.
The neurophysiological basis of mind. Oxford: Clarendon, 1953). Олдз вводит понятие само­
стимуляции в объяснение «долговременной продолжительности» (Olds J. The growth and
structure of motives. Glencoe (III.).: Free Press, 1956).

Близкую линию рассуждений предлагает У.С.Мак-Каллох (McCulloch W.S. A hierarchy of values determined by the topology of nervous nets // Bull. Math. Biophysics. 1945. Vol. 7. P. 89). Этот автор утверждает, что нервная система не линейна; кортикальные нейроны организованы в круг. Импульс не возбудит моторный нейрон, пока не пройдет по всему кругу и соответственно не модифицируется. Во всех этих рассуждениях мы замечаем общую идею кортикального отражательного контура. Этот принцип может оказаться объяс­нением нервной основы персеверативной функциональной автономии.

2 Inmate W.E. Beyond the door of delusion. N.Y.: Macmillan, 1932. P. 281.


54 Тема 12. Психология мотивации

ляется с жизненными фрустрациями при помощи наркотиков. Таким образом, «сидящий на игле» — это человек, сформировавший приобретен­ную и автономную мотивационную структуру1.

3. Круговые механизмы. Каждый наблюдал, как ребенок почти бес­
конечно повторяет одно и то же действие. Добродушные родители под­
нимают ложку, вновь и вновь бросаемую малышом. От этой игры роди­
тели устают гораздо раньше малыша. Такая же нескончаемость свой­
ственна детской болтовне, манипулированию и игре. Каждая активность
дает «обратную связь» в сенсорные отделы, тем самым поддерживая
«круговой рефлекс»2. Признаться, этот пример иллюстрирует только вре­
менную функциональную автономию. Однако он демонстрирует важ­
ность наличия некоторого нервного аппарата для поддержания паттер­
нов активности без необходимости прослеживать каждый акт до моти­
ва-влечения.

4. Персеверация задания. Многие эксперименты показывают, что
незавершенные задания повышают напряжение, удерживающее человека
за работой, пока задача не завершена (неважно, сколько времени она за­
нимает). Даже тривиальная задача может потребовать значительного
времени. Попросите испытуемого провести час, придумывая и записывая
все возможные слова, начинающиеся с буквы «С». Когда он покинет ка­
бинет экспериментатора, даже во сне и, быть может, на следующий день
он будет устойчиво продолжать, не желая того, вспоминать новые слова
на «С»3. Здесь функциональная автономия также имеет короткую про­
тяженность, но суть в том, что для объяснения временно находящейся в
разгаре самоподдерживающейся динамической системы не требуется ги­
потеза о самоутверждении, соперничестве или любой другой базовой по­
требности.

Гештальт-психологи говорят о «тенденции завершения» (Gestalt-drang), которая продолжает действовать вплоть до завершения задачи. Известно, что запоминание незавершенных задач лучше, чем завершен­ных4. Любое незаконченное задание давит в направлении продолжения работы над ним.

1 См.: Lindesmith A.R. Opiate addiction. Bloomington (Ind.): Principia Press, 1947;
WilkerA. Opiate addiction: Physiological and neurophysiological aspects in relation to clinical
problems. Springfield (III.): Charles С Thomas, 1953.

2 См.: Holt E.B. Animal drive and the learning process. N.Y.: Holt, Rinehart and Winston,
1931. Ch. 7, 8. На более высоком уровне анализа Ф.Г. Олпорт поднимает вопрос, не обла­
дают ли все «структуры событий» (по присущей им природе) качеством самоподдержа­
ния на физическом, психологическом и социальном уровнях (Allport F.H. Theories of
perception and the concept of structure. N.Y.: Wiley, 1955. Ch. 21).

3 См.: Kendig I. Studies in perseveration // Journal of Psychology. 1936. Vol. 3. P. 223-264.

4 См.: Zeigarnik B. Uber das Behalten von erledigten und unerledigten Handlungen //
Psychologische Forschung. 1927. Bd. 9. S. 1-5. < Pyc. пер.: Зейгарник Б. Запоминание закон­
ченных и незаконченных действий // Левин К. Динамическая психология. М.: Смысл,
2001. С. 427-495.>


Олпорт Г, Трансформация мотивов 55

Вудвортс первоначально говорил о «привычках, становящихся вле­чениями». Это утверждение приемлемо только отчасти. Будучи однаж­ды выученными, большинство привычек становятся просто инструмен­тальными навыками. Мы пользуемся своей пишущей машинкой, автомо­билем или языковыми привычками только для обслуживания своих активных мотивов. Однако «привычки, стремящиеся вверх» высоко ди­намичны. Ребенка, только учащегося говорить и ходить, похоже, влечет к совершенствованию этих умений. Подросток не имеет покоя, пока не доведет до совершенства свое умение кататься на коньках, танцевать или водить машину. Конечно, некоторые умения никогда реально не стано­вятся совершенными. Концертирующего пианиста ежедневно влечет к многочасовым занятиям. Мы можем заключить так: влекущей силой обладают не совершенный талант или автоматическая привычка, а, ско­рее, несовершенный талант и привычка в процессе становления.

5. Знакомство и рутина. Джон Дьюи писал: «Суть рутины — наста­ивать на своем собственном продолжении. Нарушение ее — это оскверне­ние прав. Отклонение от нее — проступок»1.

Как мы видели, бесконечное повторение имеет свойство навязчивос­ти, особенно в детстве. Если вы рассказываете историю маленькому ребен­ку, он не позволит вам вносить вариации при повторном рассказе. Всегда лучше знакомые игровые предметы, пища, семейные обычаи. Поездки, на­пример, в летний лагерь, часто вызывают острую тоску по дому. Как ука­зывает Пиаже, детская моральность — это, главным образом, моральность обычая, послушания и рутины2.

Читатель может возразить, что знакомая обстановка — это только условное подкрепление, которое будет удовлетворять наши влечения. Так, наша обычная кровать связана с освежающим сном; она нравится нам, потому что она является «вторичным подкрепителем» отдыха. Но это объяснение неудовлетворительно. Удовольствие, идущее от знакомой по­стели, — это не удовольствие сна, а удовольствие простой знакомости. Ребенок находит не больше удовлетворения голода в знакомой пище, чем в новой, но хочет знакомой. А какое влечение удовлетворяется точным повторением рассказа?

Динамизм рутины можно обнаружить, когда влечения отсутствуют или встречают на пути препятствия. Например, иногда случается, что мы попадаем в новый город и теряем чувство направления. Мы думаем, что восток — это север, или что север — это юг. Это состояние «переверну­тости» досадно и явно не удовлетворяет влечений, но оно сохраняется. Быстро устанавливается система координат, становящаяся для нас рути­ной и почти не поддающаяся коррекции. Мы не хотим этого, но не мо­жем избавиться от нее.

Dewey J. Human nature and conduct. N. Y.: Holt, Rinehart and Winston, 1922. P. 78. ' См.: Piaget J. The moral judgement of the child. N. Y.: Harcourt, Brace, 1932.


56 Тема 12. Психология мотивации

В серии экспериментов Маслоу показал, что у людей быстро развиваются предпочтения к произведениям искусства и даже к иностранным именам, ко­торые они раньше встречали. Они считают, что русское имя, раз-другой встре­чавшееся им раньше, более благозвучно, и нравится им больше, чем совершен­но новое русское имя1.

Предположим, вы присутствуете на конференции, где есть утренние и дневные сессии. Не обнаружите ли вы, что все участники днем садятся на те же места, которые занимали утром? И если конференция продолжается несколько дней, пространственная привычка устанавливается прочно. Эта рутинизация не удовлетворяет влечений, если только желание однообразия (знакомости) само не является влечением.

Гарднер Мэрфи ввел понятие, которое частично (но только частично) пере­секается с функциональной автономией. Он называет это канализацией2. Этот автор указывает, что притяжение знакомого часто тесно связано с удовлетво­рением влечений.

Мы хотим удовлетворять наши потребности знакомым способом. Боль­шинство из нас ест три раза в день, а не два или пять. Этот ритм приема пищи не является независимым от влечения голода, но определяет его и наклады­вает на него это выработанное предпочтение. Некоторые люди не могут нор­мально спать иначе, чем только на одной подушке, на двух подушках или вообще без них. Всем нужен кислород, но некоторые люди — энтузиасты све­жего воздуха и любят, чтобы в их спальнях дул сильный ветер; другие пред­почитают, чтобы свежий воздух проникал через щелочку. Времена, места и сезоны, которые мы выбираем для еды, питья, выделения и сексуальной актив­ности, высоко индивидуальны и являются очень важными компонентами об­щего мотивационного паттерна.

Но, строго говоря, такая приобретенная привязанность не является функцио­нальной автономией, ибо всегда присутствует мотив базового влечения. В то же самое время, иногда влечения вообще едва ли могут действовать, если не полу­чают удовлетворения высоко индивидуальные приобретенные вкусы. И потому мы делаем вывод, что понятие канализации в основном принадлежит к теори­ям «неменяющихся энергий», а не к функциональной автономии, хотя и имеет с последней поверхностное сходство.

Собственная функциональная автономия. До сих пор мы фиксиро­вали свое внимание на относительно «низкоуровневых» процессах, показы­вающих переход раннего динамизма в более поздний. Последний выраста­ет из первого, хотя уже от него не зависит. Во всех своих иллюстрациях мы предполагали, что некоторые виды передаточных механизмов или механиз­мов обратной связи работают на поддержание систем на их нынешнем уровне, даже если эти системы подвергаются внутреннему изменению.

Нам, однако, не удастся объяснить все взрослые мотивы, если мы ос­тановимся на этом. Прежде всего, если бы мы так сделали, итоговая кар­тина личности напоминала бы ремонтную мастерскую, полную механичес­ких самозаводящихся хронометров, показывающих разное время. Лич-

1 См.: Mas low A. H. The influence of familiarization on preference // Journal of Experimental
Psychology. 1937. Vol. 21. P. 162-180.

2 См.: Murphy G. Human potentialities. N. Y.: Basic Books, 1958.


Олпорт Г. Трансформация мотивов 57

ность содержит много таких самоподдерживающихся систем, но ее глав­ная энергия — господствующая система мотивации — дает ей больше единства, чем могут дать отдельные персеверативные системы. Следова­тельно, наше описание не может быть полным, пока мы не свяжем поня­тие функциональной автономии с проприативными функциями личнос­ти. Рассмотрим несколько примеров, относящихся к этому уровню фун­кциональной автономии.

1. Способность часто превращается в интерес. Установлено, что люди обычно любят делать то, что могут делать хорошо (корреляция меж­ду способностями и интересами высока). Но первоначальным основанием для обучения навыку может быть вовсе не интерес. Например, студент, ко­торый сначала выбирает область занятий в колледже из-за того, что это требуется, нравится его родителям, или потому что занятия приходятся на удобное время, может в конце концов увлечься темой даже на всю жизнь. Первоначальные мотивы могут быть полностью утрачены. То, что было средством достижения цели, становится целью самой по себе.

Верно, что упражнение талантов способного человека часто вознаг­раждается. Но упражняется ли он просто для получения вознаграждения? Это кажется маловероятным. И такая мотивация не объясняет влечения, стоящего за гением. Мотив гения — творческая страсть сама по себе. На­сколько несерьезно думать о том, что самоотдача Пастера коренилась в его заботах о вознаграждении, здоровье, еде, сне или семье. В пылу исследова­ний он надолго забывал обо всем этом. И такая же страсть двигала гения­ми, которые в течение жизни не получали почти или совсем никакого воз­награждения, как Галилей, Мендель, Шуберт, Ван Гог и многие другие.

Важно заметить, что основные жизненные интересы редко ясно фор­мируются и даже определяются в детстве (исключение — музыкальная одаренность).

В одном исследовании старшеклассников было показано, что устойчивость их интересов за трехлетний период (с 10 по 12-й класс) имеет корреляцию, равную только 0.57, тогда как тот же тест показал гораздо более высокую ста­бильность интересов более чем за двадцатидвухлетний период после оконча­ния колледжа (0.75)1.

Ясно, что юношеские интересы менее стабильны, чем интересы взрос­лых. С уверенностью можно сказать, что интересы большинства детей, даже подростков, очень похожи на интересы других детей, а взрослые отличают­ся уникальностью (индивидуализация). Господствующие страсти взрослых чрезвычайно разнообразны: один поглощен бизнесом и гольфом, другой — религией и искусством. Пожилая женщина выполняет хлопотную работу в доме престарелых, надеясь только на то, что «кто-то помянет ее добрым словом».

1 См.: Canning L. et al. Permenence of vocational interests of high school boys // Journal of Educational Psychology. 1941. Vol. 32. P. 481-494; Strong E. Permanence of interest test scores over twenty years //Journal of Applied Psychology. 1951. Vol. 51. P. 89-91.


58 Тема 12. Психология мотивации

Дело не в том, назовем ли мы эти собственные мотивы интересами, чувствами, ценностями или как-то еще. Как бы мы их ни назвали, они являются приобретенными и исключительными. Поскольку порождаемое ими напряжение — иное, чем напряжение исконных мотивов, они, по на­шему определению, функционально автономны.

2. Приобретенные интересы и ценности обладают избирательной
силой.
[Далее] мы покажем, что то, что человек воспринимает, запомина­
ет и думает, в значительной мере определяется его проприативными об­
разованиями. По мере возрастания интереса он создает стойкое напря­
женное состояние, ведущее к соответствующему поведению, а также дей­
ствует как молчаливый агент, отбирающий и направляющий все то, что
к нему относится. Так, люди с сильным эстетическим интересом быст­
рее реагируют на слова, связанные с этим интересом, чем на слова, отно­
сящиеся к отсутствующему у них интересу1. Просматривая газету, они
читают больше статей, относящихся к искусству, чем люди без выражен­
ного эстетического интереса2. Такая же избирательная тенденция обна­
руживается во всех изученных видах интересов.

3. Образ Я и стиль жизниорганизующие факторы. Было бы
ошибкой думать об интересах как об одной-единственной побудительной
силе. Вместе они формируют сложный образ Я (или жизненный стиль),
который также функционально автономен. Он развивается постепенно в
течение жизни и день за днем направляет и объединяет все (или, по край­
ней мере, многие) усилия личности.

Я здесь говорю о высших уровнях организации личности. Многие теории личности (особенно те, что постулируют «неизменные энергии») не замечают мотивационной силы образований высокого уровня. Моя пози­ция такова: низкоуровневые самоподдерживающиеся (персеверативные) системы существуют, но более важный случай функциональной автоно­мии обнаруживается в сложной организации проприума, детерминирую­щей «общую позицию» зрелой системы.

Важнейший компонент этого главного динамизма — чувство ответ­ственности, которое человек принимает за свою жизнь. То, как человек определяет свою роль и обязанности в жизни, в значительной мере детер­минирует его повседневное поведение. (Мак-Дугалл называет этот уровень организации «чувством по отношению к себе», другие называют его «эго-идеалом».)

1 См.: Cantril Н. General and specific attitudes // Psychological Monographs. 1932.
№ 192; Jen-kin N. Affective processes in perception // Psychological Bulletin. 1957. Vol. 54.
P. 100-127.

2 См.: Cantril H., Allport G. W. Recent applications of the Study of Values // Journal of
Abnormal and Social Psychology. 1933. Vol. 28. P. 259-273; Engstrom W. C. Power M. E. A
revision of the Study of Values for use in magazine readership research // Journal of Applied
Psychology. 1959. Vol. 43. P. 74-78.


Олпорт Г. Трансформация мотивов 59

Какие процессы не являются функционально автономными?

Я утверждал, что личностная структура большей частью постинстин­ктивна: в норме она не детерминируется полностью ни врожденными влечениями, ни ранними юношескими комплексами. В отличие от Фрей­да и Адлера, я не считаю, что основы личности обычно закладываются к трем или пяти годам.

Однако не все мотивы функционально автономны. Несколько их видов не могут быть названы таковыми.

1. Влечения. С рождения до смерти человек подчиняется биологи­
ческим влечениям. Человек должен есть, дышать, спать и выделять, а его
тело должно осуществлять бесчисленные гомеостатические приспособле­
ния для поддержания тонкого жизненного равновесия. Конечно, выше
указывалось, что у большинства влечений развиваются канализирующие
их стили выражения; они ищут удовлетворения определенным предпоч­
тительным способом. Но канализация — это не подлинная функциональ­
ная автономия. В качестве нашего первого обобщения скажем: если мо­
тив можно проследить до напряжения первоначального влечения, он не
служит примером функциональной автономии.

2. Рефлекторные действия. Моргание, коленный рефлекс, процесс пи­
щеварения — ни одно из этих действий не должно считаться функциональ­
но автономным, хотя все они также проявляют индивидуальные особенно­
сти функционирования. Это автоматические реакции, поддающиеся толь­
ко легкой модификации и приспособленные к специфической стимуляции.
Сомнительно, что их вообще можно классифицировать как мотивы.

3. Конституциональная оснастка. Некоторые способности и образо­
вания лучше рассматривать как фиксированные и неизменные в течение
жизни. Мы прежде всего имеем в виду такое «сырье», как телосложение,
интеллект, темперамент.
Можно добавить индивидуальные ограничения
телесной силы и здоровья. Сюда же относятся заданные законы развития
(такие, как созревание способностей с возрастом, наступление половой зре­
лости и т.д.). Ничто из этого прямо не является «мотивом», но разумно
учитывать их ограничительное влияние на трансформацию мотивов.

4. Привычки. Хотя утверждалось, что «привычки, стремящиеся
вверх», хорошо соответствуют нашей концепции персеверативной функци­
ональной автономии, неблагоразумно считать привычки в целом примером
функционально автономной мотивации. На самом деле, большинство при­
вычек вообще не являются мотивами. Это инструментальные системы, на­
ходящиеся на службе у мотивов.

5. Первичное подкрепление. Все паттерны поведения, требующие пер­
вичного подкрепления, находятся за пределами концепции функциональ­
ной автономии.


60 Тема 12. Психология мотивации

Маленький соседский ребенок подходит к нашей двери и получает печенье. Он возвращается снова и снова. Приобрел ли он новый (функционально авто­номный) мотив? Чтобы получить ответ, мы должны отменить печенье. Если ребенок перестанет приходить, это покажет, что его мотивация полностью была связана с его любовью к сладостям. У него не сформировался новый интерес к нам.

Если рабочий делает что-то хорошо только под влиянием похвалы, мы не можем сказать, что мастерство приобрело для него силу мотива. Аналогично, если он получает наследство и совсем прекращает работать, мы смело можем сказать, что для него его профессия была всего лишь внешней привычкой, слу­жащей его потребности зарабатывать на жизнь, а не внутренним функцио­нально автономным мотивом.

Я надеюсь, что теперь ясна моя позиция по «подкреплению». Всякий раз, когда, как в вышеприведенных примерах, форма поведения «затухает» при неудовлетворении первоначального влечения, мы вообще не можем говорить о трансформации мотивов. Функциональной автономии здесь нет. Что касается «вторичного подкрепления», то это объяснение трансформа­ции мотивов смутно и еще слишком привязано к «неизменным энергиям», чтобы дать удовлетворительную теорию роста зрелых интересов.

6. Инфантилизм и фиксация. Всякий раз, когда взрослый человек демонстрирует детский или юношеский конфликт, мы не можем говорить о функциональной автономии. Этот человек следует желанию, в основном не изменившемуся с детства.

У девочки двенадцати лет была очень неприятная привычка шлепать гу­бами несколько раз в минуту. В конце концов анализ обнаружил, что восемью годами раньше мать сказала ей, что когда она вдыхает воздух, он «хороший», а когда выдыхает его — воздух «плохой». Эти моралистические понятия огор­чили четырехлетнюю девочку, так как из них она поняла, что виновата в том, что делает воздуха «плохим». Глубоко встревоженная, она пыталась совсем не дышать. Потерпев неудачу в этих героических усилиях, она изобрела ритуал целования воздуха, который выдыхала, чтобы «снова сделать его хорошим». Привычка сохранилась, отрицательные эмоции привели к вытеснению воспо­минаний о событии; тик остался. Потребовался психоанализ, чтобы вернуть в сознание захороненный конфликт и вылечить тик.

В этом случае поведение в двенадцать лет по существу представляет собой отреагирование нерешенного конфликта четырехлетнего возраста.

Проницательный читатель может спросить: «Не имеем ли мы здесь дело со случаем персеверативной функциональной автономии? Похоже, девочка страдает от диссоциированной самоподдерживающейся мотива-ционной системы». Это хорошее наблюдение. Навязчивые действия типа мытья рук, лицевых тиков, грызения ногтей, чесания, сосания пальца, ко­нечно, действуют как питающие себя системы. Импульсивный акт не за­вершается, пока не вызовет повторение этого же навязчивого акта. Сто­ит дать концепции персеверативной функциональной автономии место в теории навязчивых неврозов.


ОлпортГ, Трансформация мотивов 61

Но есть и серьезная разница. Мы замечаем, что маленькую девочку вылечили, когда устранили конфликт восьмилетней давности. Следова­тельно, ее невротическое поведение не было первоначально самоподдер­живающимся.

7. Некоторые неврозы. Как показывает наш пример, проблема невротического поведения с точки зрения функциональной автономии усложняется. Главное, что нам бы хотелось утверждать — это то, что невротические мотивы не являются функционально автономными, ибо актуальные действия невротичного человека изначально нагружены про­шлым. Его поведение преследует эхо прежней жизни. Невротик оказы­вается не способным адекватно сосредоточиваться на настоящем или будущем. Фрейд научил нас, что корни невроза часто лежат в первых годах жизни.

Но есть и другая сторона картины. Любой невроз — это сложнопе-реплетенная система маневров, предназначенных для поддержания жиз­ни в сложных условиях1. Это выученный стиль выживания, и он может рассматриваться без ссылок на прежние неосуществленные потребности. Невротический стиль жизни может жестко установиться и больше не таить в себе прошлых конфликтов. В особенности так называемый «не­вроз характера» отражает образ Я, плохо соответствующий реальности, но тем не менее стойкий и сохраняющий стилистическое постоянство. Так не является ли он функционально автономным?

Существует по крайней мере теоретическое отличие, которое помо­жет нам дать ответ. Если в процессе психоанализа пациент оживляет в памяти прошлое (как сделала наша двенадцатилетняя девочка) и узнает, какие вытесненные события создавали проблему, и если это прослежи­вание назад обеспечивает исцеление (потому что пациент видит, что выз­вавшему проблему элементу нет места в нынешней мотивационной сис­теме), то невроз не был функционально автономным. С другой стороны, если «невроз характера» столь жестко структурирован, что теперь состав­ляет паттерн жизни, и ничто не может устранить его, то у нас нет иного выбора, как признать, что он является приобретенной, функционально автономной мотивационной системой.

Отсюда мораль для психотерапии. Было бы мудро со стороны терапевта на­учиться определять, облегчать ли симптомы пациента через «движение к кор­ням проблем» или примирять пациента с его собственным сформировавшим­ся стилем жизни. В первом случае терапевт полагает, что невроз не является функционально автономным. Во втором случае он полагает, что невроз явля­ется таковым и с ним лучше справляться посредством переучивания, а не оживления в памяти.

1 См.: Angyal A. A theoretical model for personality studies // Theoretical model and personality theory / Ed. by D. Krech, G. S. Klein. Durham (N. C): Duke Univ. Press, 1952. P. 141.


62 Тема 12. Психология мотивации

На психозы можно посмотреть с той же точки зрения. Некоторые психотические расстройства временны и отражают неуравновешенность в существующих системах мотивации. Нарушение не является функци­онально автономным. Однако некоторые психически больные полностью не способны справляться со своим существованием и постоянно «пере­ходят в другой мир». Такой пациент принимает иллюзорный паттерн и усеченный диапазон поведения как постоянный стиль жизни, и для него этот новый уровень существования становится функционально автоном­ным. Он «привыкает» к своей болезни и выстраивает свою жизнь вок­руг нее.

Наконец, вернемся к случаю политика, идущего по стопам своего отца. Когда мы говорили об этом, то подняли вопрос, является ли его взрослый профессиональный интерес простым невротическим «выраже­нием» его детской идентификации с отцом. Если это так (о чем мы су­дим по наличию у него компульсивности и ригидности), то этот интерес нельзя рассматривать как функционально автономный. Однако если он уже давно проработал свою юношескую зависимость и теперь интересу­ется политикой ради нее самой, то мотивация функционально автоном­на. Мы упоминаем этот случай, чтобы подчеркнуть, что необходимо ис­следовать каждый конкретный пример, чтобы определить, в какой степе­ни и как в нем может присутствовать функциональная автономия.

8. Сублимация. Привычная теория Фрейда считает, что все взрос­лые мотивы (даже наиболее социально ценимые и идеалистичные) — это «очевидные сублимации» примитивных мотивов секса и агрессии. Врач, художник, миссионер вытесняют свои «желания с отторможенной це­лью»; они находят замену тому, чего реально хотят в жизни. Несомнен­но, «очевидная сублимация» действительно иногда существует, но мы решительно не согласны, что она объясняет все мотивы взрослых.

Для доказательства своей точки зрения критики функциональной автономии приводят особые случаи. Один исследователь пишет:

Мой уклон биологический, механистический и фрейдистский. Позвольте мне описать случай, соответствующий моему уклону и, видимо, отрицающий функциональную автономию.

У меня есть друг, который, похоже, сильно мотивирован эстетическими цен­ностями. Все, что он делает, кажется соответствующим этой хорошо интегри­рованной мотивационной системе. Он поднимает глаза от внимательно рас­сматриваемой фотографии безрукой Афродиты и вздыхает: «Ах, если бы ны­нешние люди были такими». В поисках совершенной подруги он каждый уик-энд проводит с новой девушкой. Как-то, возвратившись с одного такого свидания, он сказал: «Она в порядке, но у нее нет бюста». Он любит поэзию. Когда он читает стихи, слова падают из его рта подобно кусочкам мрамора. Он цитирует Ноэля Коуарда. И во многих других отношениях он — эстет выс­шей пробы. Составляет ли его любовь к прекрасному функционально автоном­ный мотив? Я думаю, нет.

Его зовут Ларе. Его разведенная мать и он крайне преданы друг другу. В конечном счете, его «идеальная девушка» — его мать. Его озабоченность гру-


Олпорт Г. Трансформация мотивов 63

дями, его «пережевывание и сосание» прекрасных поэтических строк, — все это демонстрирует его желание обладать своей матерью (или вернуться в нее). Эстетизм Ларса невротичен, это просто очевидная сублимация его истинных мотивов.

Если случай в основном таков, как утверждает этот исследователь, нет оснований предполагать, что эстетический стиль жизни Ларса функ­ционально автономен. Он не присущ внутренне его природе, а стоит на службе другого, более сильного и, в лучшем случае, наполовину осознан­ного мотива.

Вот другой случай, описанный исследователем, также скептически относящимся к функциональной автономии.

Недавно я встретил одного священника и заинтересовался его случаем. Многие говорили мне, что он — человек с единственным мотивом в жизни: собрать деньги на постройку женского монастыря. Пока я не познакомился с ним, я не мог даже вообразить столь всепоглощающее доминирование этого одного мотива во всем его поведении.

Например, я должен был договориться с ним об аренде школьного зала для подростковых танцев. Он спросил, какой процент прибыли он получит для сво­его проекта монастыря. Я пытался обсудить с ним проблему досуга подрост­ков; его это не интересовало. Я пытался обсудить межрелигиозное напряже­ние в общине, он и это отмел. На каждый гамбит в разговоре он отвечал: «Сколько я получу на монастырь?»

У него плохие отношения с людьми в городе, ибо он немилосердно пресле­дует их ради денег. В его офисе находится большая картина предполагаемого монастыря, причем она не висит на стене, а стоит на мольберте, так что сразу бросается в глаза. Даже архиепископ, говорят, не очень благоволит этому про­екту, потому что священника подозревают в том, что он расходует на свою цель часть приходских денег.

Как же можно объяснить это единство цели? Примем ли мы психоанали­тическую интерпретацию, что сексуально подавленный холостяк нашел способ собрать вокруг себя женщин (монахинь)? Можно представить себе валидность этого объяснения, но я сомневаюсь, ибо других свидетельств сексуального ин­тереса в его поведении нет, и он очень стар. Едва ли можно принять и гедони­стическое объяснение, ибо он не только непопулярен из-за своей неприятной настойчивости, он в действительности не сильно продвигается вперед. Его по­ведение скорее наказывается, чем вознаграждается.

Возможно, лучшее, что мы можем сделать — это сказать, что его главен­ствующая страсть функционально автономна. Но не уходим ли мы тем са­мым от попыток объяснить его центральный мотив?

В данном случае, как и во многих других, мы просто недостаточно знаем об обсуждаемой жизни, чтобы прийти к ясному решению. С одной стороны, весьма навязчивая природа поведения священника ставит вопрос о том, не присутствует ли здесь невроз навязчивых состояний, приводящий к смещению какого-то желания с заторможенной целью (быть может, сек­суального). С другой стороны, многие люди, вроде старого Фауста, нашли свой смысл жизни в каком-то ограниченном проекте схожего масштаба. В жизни этого священника проект может быть просто конкретным фокусом


64 Тема 12. Психология мотивации

приложения религиозного мотива и стиля жизни. Может быть, мы долж­ны принять это как способ сведения всех испытываемых им сложных жиз­ненных влияний с его развивающимися потребностями и интересами в уникальном паттерне проприативного стремления. С этой точки зрения его мотив организации монастыря функционально автономен. В данном случае мы действительно не можем сказать, что тут лучше подходит («суб­лимация» или функциональная автономия), просто потому, что мы недоста­точно знаем о жизни этого человека.

Добавим несколько слов относительно жалобы автора наблюдения на то, что доктрина функциональной автономии «даже не пытается объяснить его центральный мотив». Если автор имеет в виду, что он хотел бы истори­ческого объяснения в виде тех шагов в жизни священника, которые приве­ли его к нынешней главенствующей страсти, то мы можем ответить, что не видим препятствий для его попытки реконструировать историю жизни этого человека. Но историческое объяснение — это не функциональное объяснение. В самом реальном смысле функционально автономный мотив и есть личность. Мы не можем требовать никакой дальнейшей редукции. Сама по себе жизнь есть энергия и «объяснение». Нет нужды, да и возмож­ности смотреть «глубже» — там ничего нет, если мотив функционально автономен.

Однако мы можем связать любой функционально автономный мо­тив с тотальной системой проприума и раскрыть его относительную зна­чимость для стиля жизни. Функциональная автономия — не «доктрина отчаяния». Скорее это четкая маркировка одного важного и часто игно­рируемого аспекта человеческой мотивации.

Резюмируем: если мы имеем дело с сублимацией (очевидной или нет), то это не случай функциональной автономии. С другой стороны, без­доказательное декларирование того, что все интересы взрослого человека — всего лишь маскировка для его подлинных потребностей (главным обра­зом, в сексе и агрессии), выглядит так же неправдоподобно, как химеры.

Степени функциональной автономии. Наше обсуждение проясни­ло, что не всегда можно определить, коренится ли данный мотив во вле­чениях, инфантильной фиксации, сублимациях или полностью взрослых формулах жизни. В сущности, мотив может отражать комбинацию сил: детских и взрослых, инстинктивных и намеренных, сознательных и бес­сознательных, внешних и внутренних. Даже влечения, как мы видели, посредством канализации приобретают новые высоко индивидуальные привкусы. По этим причинам мы не можем заявить, что мотив всегда либолибо. Мы должны учитывать возможность того, что жизненные мотивы могут демонстрировать много степеней чистоты и примесей в том, что касается функциональной автономии.

Следовательно, на вопрос: «Когда это не так?» — не может быть категоричного ответа. Решение можно найти только после интенсивного изучения индивидуальной жизни. На практике часто трудно принять


Олпорт Г. Трансформация мотивов 65

решение. Однако в принципе мы можем сказать, что в той степени, в которой нынешний мотив стремится к новым целям (т.е. обнаружи­вает напряжение иного вида, чем у мотивов, из которых он развился), он является функционально автономным.






© 2023 :: MyLektsii.ru :: Мои Лекции
Все материалы представленные на сайте исключительно с целью ознакомления читателями и не преследуют коммерческих целей или нарушение авторских прав.
Копирование текстов разрешено только с указанием индексируемой ссылки на источник.