Зависть и ревность – два способа быть

ЗАВИСТЬ

Зависть, так же, как и ревность, можно отнести к страстям, поскольку она обуславливает ревностное стремление к тому, что причиняет страдания и тем самым приводит к несчастью. Зависть – следствие чувства собственной неполноценности. Нередко говорят о “зависти неимущих”, полагая, что неимущие завидуют богатству имущих. Зависть направлена на то, чего инди­вид лишен. Однако причиной для зависти служит не только имущество, но и такие человеческие качества, как красота, здоровье, интеллигентность.

В отличие от ревности, непременно вовлекающей в свою орбиту трех участников, первый из которых – ревнующий, второй – тот, кого ревнуют, и третий – тот, к кому ревнуют, – зависть предполагает наличие двух индивидов, один из которых завидует другому, обладающему тем, что по разным причинам первому недоступно. Человек не может обладать всеми поло­жительными качествами и материальными ценностями, поэтому всегда существует тот, кто имеет больше или располагает чем-то иным. В связи с этим жадность неис­коренима и вездесуща.

Гельмут Шок, социолог из Майнца, аргументируя свои выводы подобным же образом, именует зависть “базовой антропологической категорией”. По его мне­нию, зависть “более универсальна, чем принято пола­гать”, и, для того чтобы определить ее наличие, зачас­тую требуется “демаскировка”, призванная разоблачить искусно замаскированную зависть. Нередко зависть оказывается столь продолжительной и интен­сивной, а ее влияние на индивида столь приворажива­ющим, что невольно напрашивается сравнение зависти со страстью, разумеется, не имеющей ничего общего с любовью, но родственной деструктивным страстям, например, ненависти.

Вышесказанное иллюстрируют примеры из жизни. Бездетная женщина завидует женщине, у которой есть дети. Однако сама она бессознательно боится рожать ребенка. Осознает же она лишь собственную зависть. Мужчина не находит себе места от зависти, наблюдая за тем, как его коллеги успешно делают себе карьеру, в то время как его попытки упрочить свое положение в фирме постоянно терпят крах. Другому человеку не дает покоя зависть к братьям и сестрам, живущим в недостижимом для него достатке.

Данные примеры помогают выяснить, какие фено­мены играют важную роль в становлении зависти. Объ­ект зависти располагает чем-то, что высоко ценится завистником. В первом случае – это дети, во втором – карьера, в третьем – материальные блага.

Сам завистник чувствует, что он не способен достиг­нуть именно этого: женщина боится рожать ребенка, мужчина плохо ладит со своим начальником, другой господин не в силах в должной мере себя обеспечить.

Для зависти характерна полярность в обладании ценностями, когда один полюс представляет неимущий завистник, а другой – имущий индивид, вызывающий зависть. Полюса эти связаны друг с другом. Как пра­вило, человек, которому завидуют, не подозревает о зави­сти, поскольку внешне она безмолвствует, тогда как внутри всегда на взводе. Завистник может поддержи­вать длительные партнерские отношения с тем, кому он завидует. Он сравнивает себя со своим визави, убежда­ется в его материальном, физическом и интеллектуаль­ном превосходстве. Загипнотизированный совершен­ством своего партнера, завистник внезапно ощущает болезненное чувство. “Ведь получается, что я хуже его”, – говорит он себе.

Таким образом, зависть заявляет о себе при появле­нии подходящего объекта, выступающего в роли внеш­него возбудителя, требующего разрядки. Однако чув­ство зависти гнездится в душе завистника, которого пре­следуют самоистязательные и саморазрушительные фантазии. Он угрюм, он страдает под бременем тяжких размышлений. Зависть отравляет его, подтачивает его изнутри, паразитируя на душе, словно червь. Такова психическая ипостась зависти.

Зависть – это алчность, съедающая человека изнутри. Если зависть характеризуется хроническим течением и у страдающего от нее человека появляется надежда изменить в обозримом будущем свое положение, то зависть превращается в ressentiment (самоограничение), в то, что Фридрих Ницше именовал “экзистентной завистью” (нем. “Leben-sneid”). Человек, обуреваемый подобной страстью, нена­видит силу, удачу, счастье, здоровье, естественность, которых у него нет, поэтому удовлетворения своих потребностей в положительных эмоциях он достигает за счет равнодушия, цинизма, насмешек, позволяющих ему избегать травматизации, связанной с ощущением дефи­цита и неполноценности своего существования.

Однако принижая значение того, чем обладает посто­ронний, индивид принижает одновременно и себя самого. Я припоминаю в этой связи одного своего пациента, который был изможден от зависти. Дни и ночи напролет он мечтал о том, что достигнет однажды такого же поло­жения, как те, кому он завидовал, и однажды ему при­снилось, что эти люди проникли к нему в дом, вели себя высокомерно и по-хулигански. Зависть разлагала и отравляла его физически. Он ощущал, как по его жилам разливается яд и представлял себе, что тело его разлага­ется, превращаясь в желтый бульон с острыми брит­вами. “Экзистентная зависть” соответствует всем кри­териям страсти. Поэтому ее можно назвать страстной завистью, в отличие от зависти обычной.

Зависть может выродиться в самобичевание. Если самобичевание приносит наслаждение, то зависть допол­няется мазохистскими компонентами и приближается к перверсии. Интенсивное самобичевание может вы­зывать физические симптомы. Человек “бледнеет от зависти”, поскольку сжимаются кровеносные сосуды и повышается кровяное давление; человек “желтеет от зависти”, поскольку кровь насыщается желчью.

Кроме того, зависть может принимать форму ярко выраженной и направленной вовне ненависти. Завист­ник втайне пытается навредить тому, кому он завидует. Зачастую завистник не ограничивается одним челове­ком; он изводит открытыми упреками и язвительными замечаниями тех, кто попадается ему под горячую руку. Нередко под горячую руку попадает супруг, дети, которые вынуждены выслушивать постоянные, скептические замечания и терпеть вспышки раздра­жения недовольных собой завистников, жертвующих близкими. Они оскорбляют, используют и компро­метируют своих партнеров, детей, друзей, клевещут на них. Плетя коварные интриги, завистники стре­мятся компенсировать свои страдания. В данном слу­чае зависть принимает форму причинения вреда окру­жающим. Шекспировский Отелло пал жертвой зави­стника Яго, горячо ненавидящего, но действующего с холодным расчетом. Этот эгоист завидует положе­нию и деньгам Отелло, а также его счастью с Дездемо­ной. Поэтому Яго стремится вселить в душу Отелло ревнивые сомнения, находя отдушину и садистское удовлетворение в зрелище падения своего соперника. В этом отчетливо проявляется сходство зависти и пер­версии, в данном случае садизма. Зависть может про­воцировать криминальное поведение. Бессмысленное разрушение чужой собственности оказывается зачас­тую результатом вспышки страстной зависти. Поэтому молодые люди хулиганят, бьют стекла у припаркован­ных автомобилей, ломают уличные телефонные аппа­раты. Люди говорят в таких случаях: “Они бесчинство­вали, как вандалы”.

Когда зависть оборачивается самобичеванием, ее дей­ствие направлено вовнутрь; если же зависть выражается в форме причинения вреда окружающим, то она свиреп­ствует извне. В любом случае болезненное ощущение превосходства окружающих над собственной личностью является неприметной психологической причиной бросающихся в глаза симптомов самобичевания и причи­нения вреда окружающим. Завистник не способен любить и ценить самого себя. Столкнувшись с недобро­желательностью в детстве или в юности, он автома­тически проникается неприязнью ко всему, что радует других людей. Завистник – человек несчастный, достой­ный сожаления, страдающий от сомнений, от навязчивых мыслей, от отсутствия здорового чувства собствен­ного достоинства.

В рамках психоанализа существует понятие нарцистического расстройства личности. Главной особен­ностью подобных расстройств является расстройство эго”, дефицит стабильной и способной на интеграцию – структуры эго. Когда индивид не испытывает чувства собственного достоинства, окружающие предстают перед ним в необыкновенно привлекательном свете. Тогда оживленная болтовня посторонних людей напо­минает о собственной “интеллектуальной бесцвет­ности”. Подобные обесценивающие чувства столь невы­носимы, что внезапная вспышка раздражения или само­бичевание кажутся человеку меньшим злом.

Рассмотрим попристальнее две особые формы завис­ти, осложняющие нашу жизнь.

Прежде всего следует упомянуть половую зависть, зависть, возникающую между полами. Широко изве­стное фрейдовское понятие зависти к пенису, то есть зависти, которую испытывает девочка к мальчику, или в метафорическом смысле, – женщина к мужчине, роль которого в современном обществе, несмотря на все уси­лия феминисток, остается неизмеримо значительнее женской, – зачастую воспринимается неверно. Нам не составляет труда понимать зависть к пенису как выра­жение своего рода социальной зависти. Но мы натал­киваемся на трудности всякий раз, когда пытаемся объ­яснить, что же такое на самом деле зависть к пенису. В настоящее время почти не осталось представите­лей психоаналитического лагеря, склонных трактовать подобную зависть как “маленькое отличие” с боль­шими последствиями. Тем не менее в психоаналитиче­ской практике встречается достаточно пациенток, для которых имеет важное значение зависть к мужским гениталиям. И это неудивительно, коль скоро пенис – зримый орган, а женские гениталии не бросаются в глаза. Женщина может завидовать мужчине еще и потому, что, в отличие от нее, мужчину, в силу естест­венных причин, нельзя принудить к половому акту, если он не возбужден. В связи с этим мужчина защищен от изнасилования, между тем, женщина, даже не испы­тывающая полового возбуждения, рискует быть изна­силованной в любую минуту. Именно поэтому Фрейд писал, что анатомическое строение человека – это “судьба” и анатомическое различие между мужчиной и женщиной никак нельзя считать “маленьким”.

Чем более склонна женщина ощущать собственную неполноценность и несовершенство, тем значительнее ее зависть к мужчине. Поэтому подобная зависть также возникает как следствие дефицита, в данном случае дефицита в генитальной сфере. Если же женщина, напротив, уверенно чувствует себя в женской роли и гордится собой, то у нее нет оснований в чем-либо завидовать мужчине.

Менее известен тот факт, что мужчины тоже зави­дуют женщинам, поскольку последние способны зачать, выносить, родить и кормить грудью ребенка. У при­митивных народов сохраняется ритуальный обычай мужских родов. Когда женщина рожает, ее муж лежит в постели и за ним также ухаживают. Европеец особенно завидует женскому бюсту; не случайно обнаженная грудь является излюбленным предметом изображения во многих иллюстрированных журналах.

Зависть к братьям и сестрам – явление широко распространенное. Младшие завидуют превосходству старших, а те, в свою очередь, завидуют младшим, пото­му что родители относятся к ним с большим трепетом. Кто из родителей не знает случаев, когда один ребенок с гневом ломает игрушку другого, только потому, что у него такой нет. Ребенок размышляет приблизительно следующим образом: если у меня такой игрушки нет, то не бывать ей и у другого. Наблюдая за детьми, можно без особого труда заметить связь между их поведением и завистью, тщательно скрываемую взрослыми.

Широко распространена также возрастная зависть, зависть, которую испытывают дети и родители. Роди­тели завидуют молодости, здоровью, беспечности, сво­боде детей и, не в последнюю очередь, их сексуальной раскрепощенности. Дети завидуют тем преимуществам, которые предоставляет родителям их возраст, а также общественному положению, знаниям, размеренности половой жизни родителей. Психоанализ свидетельст­вует о том, что зависть, которую испытывает младенец к материнской груди, к этому неисчерпаемому источ­нику, к этой молочной реке с кисельными берегами, отзывается во взрослом возрасте. Известный психоана­литик Мелани Клейн, умершая в 1960 году в Лондоне, впервые заговорила о деструктивном влиянии младен­ческой зависти, которое выявляется в процессе психо­аналитического лечения детей; в настоящее время это общепризнанный факт. Кроме того, подобная зависть заявляет о себе и в процессе психоаналитической тера­пии взрослых людей.

Зависть имеет вредные последствия для развития ребенка. В связи с тем что объект зависти подвергается воображаемому уничижению и уничтожению, он пере­стает приносить пользу ребенку, которого мучает стыд и раскаяние за гипотетический проступок. Ребенка пугает перспектива наказания и ввергает в отчаяние сознание того, что он покушается на то, в чем более всего нужда­ется. Во многих неудачах и промахах повинна зависть. Речь идет о людях, которые “не могут добиться успеха” (Freud, 1915). Индивиду нелегко смириться с мыслью о том, что у другого человека есть то, чего не хватает ему. Если индивид будет свысока посматривать на соб­ственность человека, которому он завидует, то, оче­видно, его чувство собственного достоинства возро­дится, однако вместе с тем он потеряет последнюю надежду на помощь.

Не следует также забывать о социальной ипостаси зависти. Зависть произрастает еще и на почве реальной социальной несправедливости. Как избежать зависти ребенку из малообеспеченной семьи, который видит, насколько велика разница между его ограниченными возможностями и перспективами, открывающимися перед другими детьми? Может ли безработный юноша смотреть без зависти на отпрысков солидной буржу­азной семьи, посещающих гимназию? Возможно ли, чтобы рабочие и ремесленники не завидовали уча­щимся институтов и университетов, которые просы­паются, когда им угодно, располагают досугом для чте­ния, для размышления, пользуются случаем, чтобы поучаствовать в дискуссии и заявить о своей политиче­ской позиции?

Полагать, что зависть, продиктованную социальной несправедливостью, можно интерпретировать исключи­тельно с психологической точки зрения, значит умыш­ленно ограничивать себя рамками одного метода иссле­дования. Стремясь дать зависти исчерпывающее психо­аналитическое толкование, исследователи допускают ошибку. В данном случае более ощутимую пользу спо­собны принести политические мероприятия, направлен­ные на то, чтобы предоставить всем гражданам более или менее равные шансы. Для этого сделано уже немало и в сфере образования, и в сфере здравоохранения. Однако многое сделать еще предстоит.

Тем не менее не стоит поддаваться иллюзии и верить в то, что различия между людьми могут исчезнуть. Ведь различия между полами, между родителями и детьми, между братьями и сестрами вполне естественны и неиз­бежны. Устранить их не под силу никакой политической системе, поскольку они возникают вместе с человеком, как и его физические данные. Остается лешь поступать следующим образом: не преувеличивать значение такого рода различий в процессе воспитания ребенка. Кроме того, следует компенсировать различия между имущими и неимущими с помощью социальных пособий, а также налоговых льгот, в распределении которых необходимо отдавать предпочтение многодетным семьям перед без­детными и женатым людям перед холостыми. Таким образом мы сделаем все возможное для того, чтобы пре­дотвратить возникновение зависти.

Помимо этого, можно попытаться превратить зависть в здоровую конкуренцию. Вместо того чтобы зариться на чужую собственность и расходовать все силы на зависть, мы могли бы, следуя мысли Гете, постараться самостоя­тельно получить то, чем желаем владеть. Необходимо кри­тически анализировать сложившуюся ситуацию всякий раз, когда возникает соблазн недооценивать собственные и переоценивать чужие возможности. Завистнику следо­вало бы обратить внимание на собственные преимущества, которые он не замечает, зачарованный совершенствами человека, вызывающего его зависть. Так, женщина, зави­дующая превосходству мужчин и их лидирующему поло­жению в обществе, может произвести “переоценку цен­ностей” и открыть для себя преимущества, которые таит в себе ее невостребованная женственность.

Разумеется, различия между людьми от этого не исчез­нут. Поэтому идея общества, свободного от зависти, – это утопия. Однако родители способны воспитать у своих детей чувство собственного достоинства. Несмотря ни на что, мы должны постараться не показывать детям пример преувеличенного карьеризма, основанного на зависти. Это лучший способ ее предотвращения. Несом­ненно, успех предприятия зависит также от более или менее стабильных условий существования семьи. Однако заботиться об этом – задача государства. Что же каса­ется уверенности в собственных силах, то это личная задача каждого из нас.

В том случае, если два данных условия соблюдены, индивид получает возможность без зависти оценивать достоинства другого человека. Он может сказать себе: если у меня и нет того, чем обладает этот человек, то у меня есть то, чего нет у него. Половая зависть не играет значительной роли для человека, уверенного в собствен­ной половой идентичности. Коль скоро индивид ценит себя, пропадает почва для экзистентной зависти. Если человек осознает, что он из себя представляет, он спо­койно относится к своеобразию постороннего, не испы­тывая желания стать таким же.

Зависть – это чувство, которое можно причислить к страстям, поскольку оно представляет собой осо­бый род пристрастия и приносит страдания. Значение зависти нельзя недооценивать, но не стоит его и пере­оценивать. Своевременно замеченная зависть может быть преодолена, что позволит людям избежать мно­гих неприятностей и бесполезных страданий.

РЕВНОСТЬ

Человеку, обремененному работой и не располагающему ни досугом, ни силами для любви и страсти, чувство ревности чуждо. От ревности обере­гает его бесстрастность и бесчувственность. Однако когда-то каждый из нас был впервые без памяти влюблен, не очень уверен в себе и познал горькую ревность. Человек испытывает невыносимую боль, стоит только ему пред­ставить, что его возлюбленный встречается не с ним, а с кем-то другим. Оправдано это подозрение или нет, на момент переживания значения не имеет; страдание уже въелось в душу.

В подобном состоянии духа человек вряд ли спосо­бен вести себя рационально. В такие моменты его пове­дение во многом продиктовано иррациональными моти­вами, над которыми не властен его рассудок. Ревность преследует его повсюду. Прогуливаясь с любимым чело­веком, он подозрительно озирается; он не позволяет любимой женщине надевать броские платья, прихора­шиваться и т. д., поскольку все это, по его мнению, может служить приманкой для ненавистного соперника. Подобный мужчина старается никогда не упускать любимую женщину из виду. Если же она уходит от него, то он упорно ее преследует, поручает друзьям следить за ней или даже нанимает частного сыщика. Застав свою подругу врасплох на месте преступления, “in flagrant! ”, ревнивец испытывает невыносимую боль, поскольку обнаруживает реальные свидетельства того, что зало­жило основу его страданий и поддерживало их.

Ревность влечет за собой другие чувства, сопровож­даемые вспышками страстей. Например, женщина может испытать ярость при мысли о неверности своего возлюбленного. Она способна даже его возненавидеть. Таким образом, ревность – это одна из причин того, что любовь может внезапно обернуться ненавистью, кото­рая бывает подчас столь значительна, что индивид стре­мится любым способом причинить страдания, оскорбить и унизить любимого им человека. Подобная ненависть во многом остается подавленной и проявляется в виде измывательства над возлюбленным. Женщины нередко подвергают мужчин пристрастным допросам, требуют, чтобы они во всех подробностях описали встречу с дру­гой дамой. При этом важное значение для ревнивой женщины имеет не столько поведение возлюбленного, сколько образ действий ненавистной соперницы.

Иногда раздражение, ненависть или гнев, вызван­ные ревностью, не выражаются открыто, а обращаются на самого ревнивца и приводят к самоненавистниче­ству; ревнивец сам себя изводит. Это самоистязание соткано из сомнений, которые произрастают на почве недоверия. Человек разрывается между сомнениями в верности возлюбленного, в своей способности любить и желанием быть любимым. Самоистязание оборачива­ется пассивностью, беспомощностью, разочарованием и в конце концов приводит к состоянию, не исключа­ющему самоубийства. До такого состояния способен дойти человек, чувствующий себя бесконечно унижен­ным и оскорбленным.

Ревность может иметь и другой исход: активность, жажду деятельности. Если беспокойство первоначально обязано своим возникновением возрастающему недове­рию, сопровождаемому желанием преследовать невер­ного возлюбленного, то рано или поздно оно превратится в месть. В данном случае ревность ослепляет человека, как гнев. Ревнивец желает отметить не столько невер­ному возлюбленному, сколько ненавистному сопернику, похитившему любимого человека. Ревнивец преследует соперника, оскорбляет его, угрожает ему физической расправой, полагая, что тот должен искупить свою вину. Этого повода для мести вполне достаточно. В основе же подобной напряженности чувств лежит разочаро­вание, которое переживает ребенок в процессе отноше­ний с отцом и матерью. Понять и объяснить ревность взрослого человека без учета предшествовавшей этим чувствам первичной травмы невозможно.

Страсть может не угасать годами и даже десятиле­тиями. В трагедии Уильяма Шекспира “Отелло” рев­ность становится причиной убийства.

В наше бесстрастное время подобные чувства выра­жаются не столь ярко; они, скорее, вытесняются за порог сознания ценой разнообразных психических рас­стройств. Например, современный мужчина, подозре­вающий жену в неверности и испытывающий в связи с этим ревность, не станет “горячиться” подобно литера­турным героям, но в один прекрасный день он заметит, что не в состоянии читать. У него прекрасное зрение, он различает отдельные буквы, но не может воспринимать слова и уж тем более предложения. В процессе психо­анализа выясняется, что с ним произошло. Он обна­ружил у жены любовную записку, адресованную дру­гому мужчине. Находка так его потрясла, что буквы с тех пор продолжают “прыгать” у него перед глазами, и он не в силах вникнуть в смысл написанного. Герои­чески преодолев приступы душевной слабости и созна­тельно отказавшись от ревности и ненависти к неверной супруге, а также от первого желания убить соперника, он подавил свои чувства, направил их вовнутрь и попла­тился невротическим симптомом, расстройством зрения. Выходит, что ревность может ослеплять буквально.

Данный мужчина мог бы страдать от желудочных болей, периодических сердечных спазмов, депрессии или навязчивых мыслей. Обратившись со своими жало­бами к врачу, он прошел бы основательное медицинское обследование и мог бы попасть в больницу. Но никаких результатов лечение не принесло бы до тех пор, пока врач не начал бы подозревать, что причина заболевания кроется в психическом отклонении, и не посоветовал бы пациенту пройти курс психоанализа. В процессе психо­аналитической терапии на поверхность всплыли бы страдания, подобные тем, которые испытывали литера­турные герои, вкушавшие сладость разделенной любви и погружавшиеся в пучину ревности, когда возлюблен­ный им изменял.

Неверность и ревность тесно взаимосвязаны, ведь поводом для ревности служит тот факт, что кто-то любит не нас, а другого. Каждый из нас знаком с чувствами острой боли, мучительной горечи и невыносимой печали, возникающими в тот момент, когда человек, понимает, что ему предпочли другого, или даже просто предпола­гает это. В такие моменты человек ощущает, что навсег­да лишился чего-то очень ценного, словно пострадал от руки грабителя. Внутренняя опустошенность, вызван­ная потерей, сопровождается печалью.

Индивид, испытывающий ревность, не может изба­виться от мысли, что сейчас, когда он одинок, люби­мый человек проводит время с ненавистным сопер­ником или соперницей. Поэтому в контексте межлич­ностных отношений социальным аспектом ревности является изолированность. Человек чувствует, что его бросили, предали, что он никому не нужен. Это чувство обязано своим возникновением той уверенности в любви близкого человека, которая была свойственна инди­виду прежде. Поэтому в общей картине психического состояния доминируют разочарование и связанная с ним обида. Чем сильнее любовь и психологическая зависимость индивида от любимого человека, а так­же чем отвратительнее измена, тем значительнее травматизация.

Подобный опыт отрицательно сказывается на чув­стве собственного достоинства и лишает человека уве­ренности в собственных силах. Требуется недюжинная сила воли для того, чтобы подвергнуть такое разочаро­вание психической переработке. Однако именно этого не хватает тем, чья ревность достигла размеров страсти. Поэтому они обречены выбирать между ненавистью, местью и самобичеванием.

Таким образом, метаморфозы ревности продиктованы невыносимой нарцистической обидой, способной значи­тельно занизить самооценку. Ненависть и месть являются лишь подсобными средствами, помогающими выдержать натиск унижений и предательства и вернуть себе потерян­ное чувство собственного достоинства. Анализируя скры­тые мотивы ненависти, мести и самобичевания, прихо­дишь к выводу, что в подавляющем большинстве случаев решающее значение имеет уязвленное чувство собствен­ного достоинства. Победа соперника раскрывает инди­виду глаза на два обстоятельства: во-первых, его любовь не так уж и бесценна и, во-вторых, объект любви поте­рян, а следовательно, любовь стала бессмысленной. Получается, что данный индивид проявил полную неспо­собность любить. Осознавать это обидно. Ревность, слов­но безжалостное зеркало, показывает человеку, кто он на самом деле. Следовательно, стыд и боль ревности объ­ясняются разочарованием в собственном идеале. Нена­висть и месть являются внешними проявлениями рев­ности, скрытая причина которой – оскорбленное чувство собственного достоинства.

Индивид может ненавидеть своего бывшего партнера или соперника и испытывать желание отметить одному из них. Анализ свидетельствует, что мужчина агрес­сивно относится к изменившей ему партнерше, если он надеялся на то, что, оставаясь пассивным, будет окру­жен ее любовью. Если он любит женщину активно, иными словами, если его любовь является ярко выра­женным чувством, а не желанием быть любимым, то он преследует соперника. В первом случае поведение муж­чины свидетельствует о его склонности к пассивной любви, что обуславливает его неспособность адекватно реагировать на чувства партнерши, и указывает на то, что, узнав об измене, он будет чувствовать себя покину­тым. Во втором случае речь идет об активной любви, которая дает мужчине силы обрушить свою ненависть на соперника.

Любопытно отметить, что за ненавистью к сопер­нику нередко скрывается любовь к нему, которую совре­менное общество склонно третировать, поскольку отно­сится эта любовь к человеку того же пола. Однако отнюдь не все, что сопровождает отношения между людьми одного пола, носит откровенно гомосексуаль­ный характер. Бессознательно ревнивец гораздо больше интересуется соперником, нежели своей бывшей воз­любленной. Но презрение, с которым относится обще­ство к подобной симпатии, вынуждает индивида убеж­дать себя, например, в том, что не он, а его бывшая воз­любленная любит соперника, проецируя тем самым гомосексуальные компоненты ревности на партнершу и изгоняя их из сознания. В патологических случаях латентная гомосексуальность может привести к параноидальной ревности. Человек, испытывающий подобные чувства, считает любой поступок партнерши доказатель­ством ее неверности, несмотря на то, что никаких реаль­ных оснований подозревать ее в чем-либо подобном нет.

Помимо скрытых гомосексуальных импульсов зна­чительную роль в возникновении ревности может играть собственное побуждение индивида изменить партнеру, которое бессознательно проецируется на последнего и воспринимается затем как его желание. Следова­тельно, сила ревности прямо пропорциональна готов­ности самого ревнивца на измену.

В детском возрасте все мы испытали чувства, связан­ные с ревностью. Ребенок любит свою мать пассивно и вскоре с горечью понимает, что не может добиться от нее ответного чувства, ведь даже самая нежная мать и самый заботливый отец время от времени оставляют ребенка ради друг друга. Данный опыт убеждает ребен­ка в том, что всякий раз, когда он желает, чтобы кто-нибудь его любил, он рискует оказаться брошенным на произвол судьбы.

Следующее драматическое открытие ребенок делает тогда, когда замечает, что его первая активная любовь осталась “неразделенной”; мать, отец или другой близ­кий человек не ответили ему взаимностью или, по край­ней мере, не отнеслись к его чувствам с желаемым тре­петом. В данном случае степень травматического воз­действия обратно пропорциональна неспособности взрослых положительно отреагировать на импульсы ребенка.

На мой взгляд, данная первичная травма стоит у истоков ревности и сопутствующих ей чувств. Речь идет о психическом состоянии ребенка, о его желании быть любимым, о поощрении его нежных чувств. Ребе­нок ощущает себя отвергнутым, брошенным, изоли­рованным, отщепенцем, выставленным за дверь дома, в котором наслаждаются любовью и счастьем другие. Эту ситуацию можно назвать социальной. Данный пер­вичный опыт закладывает основу для всех последую­щих невротических расстройств и других психопато­логий. Поэтому “стержневым комплексом” невроза следует считать чувство заброшенности, а не эдипов комплекс, для которого характерны описанные Фрей­дом инцестуозные фантазии и воображаемое умерщвле­ние родителей. В реальности мы сталкиваемся со следу­ющими обстоятельствами: нас не любят, наша любовь не входит в резонанс с чувствами окружающих, нас бро­сают на произвол судьбы. В связи с этим есть основания предполагать, что продиктованные эдиповым комплек­сом фантазии мальчика о совокуплении с матерью и убийстве отца, носят компенсаторный характер и помо­гают преодолеть невыносимое чувство заброшенности и одиночества. С психоаналитической точки зрения эдиповы фантазии и чувства представляют собой защит­ный маневр детского эго. Данный подход к рассмотре­нию “триангулярной” ситуации, в которую попадает ребенок, балансирующий в психологическом смысле между отцом и матерью, позволяет закрыть бесполезные и утомительные дебаты, участники которых никак не могут сойтись во мнении, является ли основной при­чиной невротических расстройств эдипов конфликт в рамках треугольника отношений или конфликт нарцистического характера. Треугольник отношений, из которых исключен ребенок, уже включает в себя нарцистическую травматизацию. Вне зависимости от того, отстраняется ли объект детской любви от ребенка ради другого лица или данное лицо вторгается в отношения между ребенком и близким ему человеком и разрушает их, эдипов конфликт и нарцистическая травматизация остаются двумя составляющими одного психического состояния и одной социальной ситуации.

Разумеется, согласиться с тем, что в основе развития человека лежит данный принцип, очень непросто. Мы продолжаем мучить себя и своих близких ревностью, ненавистью, раздражительностью и местью, и порой в наших душах бушуют такие страсти, что мы готовы пойти на убийство и самоубийство; мы продолжаем страдать от психических расстройств, мигрени, сердеч­ных недомоганий, депрессий и сомнений, которые явля­ются следствием вытеснения ненависти, гнева и чувства мести, вместо того, чтобы осознать неизбежность опре­деленных переживаний.

Каждому из нас самому решать, как распорядиться со своей ревностью. Если мы осознаем, что все мы испы­тали в детстве чувства беспомощности и крайней зависи­мости, что всех нас однажды бросали ради другого, что подобный опыт является закономерностью человече­ского развития, то мы обретем силы для того, чтобы сми­риться с реальностью и не расплачиваться болезнями за неизбежные потери. Осознавая неизбежность болезнен­ного чувства беспомощности, мы получаем шанс мобили­зовать и реализовать потенциал психической энергии, которую таят в себе ревность и другие страсти. В результате межличностные отношения только выиграют, станут более интенсивными и плодотворными.