Студопедия

Главная страница Случайная страница

Разделы сайта

АвтомобилиАстрономияБиологияГеографияДом и садДругие языкиДругоеИнформатикаИсторияКультураЛитератураЛогикаМатематикаМедицинаМеталлургияМеханикаОбразованиеОхрана трудаПедагогикаПолитикаПравоПсихологияРелигияРиторикаСоциологияСпортСтроительствоТехнологияТуризмФизикаФилософияФинансыХимияЧерчениеЭкологияЭкономикаЭлектроника






В. В. Петухов






[«ТРУДНЫЙ ТРУД»: ИМИТАЦИЯ ТРУДОВОЙ ДЕЯТЕЛЬНОСТИ]1

Итак, для формулировки закона социальной жизни мнимой личнос­ти «обернем» различие природы и культуры в присвоении того и другого опыта. Окажется, что «культурным» опытом мничность фактически, не­произвольно обладает, овладевая в дальнейшем средствами знакового офор­мления своих «принципиальных» нужд. Напротив, природный опыт созда­ется как артефакт, результат выбора в пользу этих нужд в каждой новой ситуации, который должен совершать (и отвечать за него в дальнейшем) — организм. Тем самым «личность невинна, а организм ответственен».

Главное правило проникновения мничности в реальное общество не однозначно для нее самой и тех, кому адресованы ее «культурные» требо­вания. Так, для мничности оно звучит сопричастно-тождественной клят­вой: безусловно не отвечать за выполнение своих социальных программ и принципиально подчеркивать парциальные нужды. Для всех же осталь­ных обе части правила сначала разделены: невинна личность другого, а отвечает за нее собственный организм, обязуемый к саморегуляции по не привычным ему принципам. Но при всеобщем их принятии (оно про­изойдет) правило станет законом, как бы понятным каждому: «личность (теперь любая) безответственна, а организм (только бы не твой) повинен».

Однако «закон» остается двузначным (для себя не так, как для дру­гого) потому, что выдуманные и действительные условия существования мничности не совпадают. Самоактуализируясь в факультативной культу­ре, она как ребенок объективно беспомощна и, требуя опеки, остается на раннем этапе становления — внутри социального индивида. Но в создан­ной ею «сказке» она желает раздвоить опекуна, парциально меняясь с ник ролями: забрать воспитательские права и оставить обязанным производит! потребные блага, что, пожалуй, и допустимо, ради забавы, между очарова

1 Петухов В.В. Природа и культура. М.: Тривола, 1996. С. 44—45, 47—53.


Петухов В.В. «Трудный труд»: имитация трудовой деятельности 385

тельным вундеркиндом и его доброхотом-кормильцем. «Опекай меня в жизни за то, — предлагает первый второму, — что я буду опекать тебя в сознании и научу жить культурно», — и тот подсаживает на плечи шуточ­ного «жреца». Но мничность хочет большего — превращения «сказки» в быль всерьез и надолго, т.е. настоящего принятия в общество и навязчивой принадлежности ему вместе со своими принципами его организации.

Испытание новых, даже рискованных социальных правил, изменяю­щих устаревшие, — обычный путь современного общественного развития, поскольку любые из них далеки от алгоритмов и требуют постоянного со­вершенствования. Результат трудоемкого, подчас конфликтного их внед­рения не гарантирован, хотя каждый из его участников отвечает за спе­цифику своей работы. Создатель же мнимой культуры призывает к построению такого «общества обществ», которое сразу заработает как ал­горитм, стоит лишь парциализировать любое реальное, радикально изме­нив его в одних частях (скажем, распределении и потреблении благ) и ос­тавив прежним в других (их накоплении, производстве). Соблюдать же мничностные требования к социальному индивиду вроде нетрудно: будь готов принять любые проекты (за специфику которых никто не отвечает в «принципе») и непредсказуемые их последствия (которые, если повезет, коснутся не тебя). Эти «эвристики», став всеобщими, и окажутся алгорит­мами, результат внедрения которых в каждом конкретном случае без риска гарантирован наперед, но обратен желанному: сказку нельзя, невоз­можно сделать былью, и на месте социального бытия явится «общество-небыль», имитация подлинного. Хочешь изменить часть, созидая правдо­подобные способы сверхсовершенствования общественного устройства, а оно разрушается в целом — такова суть неизбежных последствий соци­альной реализации мнимой культуры. Покажем их. <...>

Ясно, что построение нового общества будет насилием, когда коснет­ся организации (точнее, «культурной» переорганизации) совместной тру­довой деятельности. Полное внедрение социального «идеала», созданного мничностью по принципу своего удовольствия—неудовольствия, требует ее реального (а значит едва ли желанного) участия в труде. Сталкиваясь с этой проблемой (но избегая ее решения), мничность достигает высшего уровня природного психического развития — стадии интеллекта, стано­вится способной к «двухфазным» поведенческим актам (т.е. к разделе­нию их подготовки и реализации) и функциональному использованию орудий1. Но если в природе разумное соотнесение фаз обеспечено учетом пространственно-временных условий, а в обществе, где подобные «фазы» распределяются между людьми, необходимо учитывать условия соци­альные, то мничность, не различая те и другие, сводит социальные к про­странственно-временным. Тогда общественное разделение труда оказыва-

1 См. Леонтьев А.Н. Проблемы развития психики. М.: Изд-во Моск. ун-та, 1981. С. 257—259.

25 Зак. 2652


386 Тема 4. Возникновение и развитие психики

ется для нее удобной уловкой: одни его звенья — то планирование, то учет и контроль — она оставляет себе (корыстно представляя их основными), а другие — реализацию, исполнение — передает партнеру (считая гаран­тированными в «принципе»). Однако мничность не доверяет ему полнос­тью, поскольку, не понимая специфики общественных связей, не может действовать совместно и «обязана» быть бдительной. Поэтому она отно­сится к исполнителю своих планов как к орудию, функционально исполь­зуя его, а если тот не готов — изготовляя. Подобно палке, подвернувшей­ся под лапу келеровскому шимпанзе1, он может быть захвачен как подходящий природный объект и побывать «культурным» средством на время решения конкретной задачи. Но в «идеале» социальное окружение мничности должно стать полностью «окультуренным, т.е. всегда готовым (хотя и подозрительным) к осуществлению любых ее программ. Ясно, од­нако, что построить его нельзя, причем создатель программ, нарушающий культурные нормы, аморален, а их исполнитель — невозможен.

Действительно, та основная проблема, которую «должен» принять к «решению» социальный индивид вместе с принятием мничности в реаль­ное общество, сводится к ложному, невыполнимому (да и дикому для чело­века) «выбору». Ему нужно быть и не быть личностью, т.е. жить в были и «сказке» одновременно. Конечно, настоящий выбор иной: быть личностью, мыслить, трудиться (производя реальные блага) или не быть ей, а стать «творческой личностью» с «новым мышлением», выражать интересы «тру­дящихся» (притворяясь производителем благ). Но если выбор неверен, а последствия общественно «законны», то его нельзя повторить: место «лич­ности» занято, и следовать за ней значит теперь совмещать былые альтер­нативы. Исполнителю достается сыграть роль и стать послушным «сыном», или «младшим братом», подручным «старшего», менее «равным», чем тот. Как известно, кличка старшего брата (или лучшего друга), первого среди равных, безопаснее, чем отца: подросшие коварные детки так и ждут есте­ственного его бессилия, чтобы потом передраться за «свободное» социаль­ное место.

Конечно, исполнитель должен принадлежать новому групповому Мы, но даже вступая туда «сознательно» и теряя собственное Я (в отли­чие от туземца, обретающего себя в сопричастии с традиционным кланом), принимается лишь наполовину, обреченный на подавление своих пар­циальных интересов и постоянные сомнения в их «целесообразности». Мничностные его поступки, обставленные подчас как обряды посвящения, требуют самонасилия над физическим Я (по Джеймсу) взрослого челове­ка, с тоской переходящего в чужое «детство», над преобразованной и тре­бующей нормальной опеки (по Леви-Стросу, «сваренной», но «сырой») соб-

1 См. Келер В. Исследование интеллекта человекоподобных обезьян // Хрестоматия по общей психологии. Психология мышления / Под ред. Ю.Б.Гиппенрейтер, В.В.Петухова. М.: Изд-во Моск. ун-та, 1981. С.235—249.


Петухов В.В. «Трудный труд»: имитация трудовой деятельности 387

ственной и любимой своей природой, а теперь «целиной», которую надо (а может не надо?) «поднимать» заново. «Кондрат, глядя на быка, вдруг по­чувствовал острый комок в горле, резь в глазах. <...>... Как будет в кол­хозе? Всякий ли почувствует, поймет так, как понял он, что путь туда — единственный, что это — неотвратимо? Что как ни жалко вести и кинуть на общие руки худобу, выросшую вместе с детьми на земляном полу хаты, а надо вести. И подлюку-жалость эту к своему добру надо давить, не да­вать ей ходу к сердцу...»1.Таково здесь «решение» проблемы: тяжкая жизнь с мотивационным конфликтом, когда предлагают все те же «за­щитные механизмы» (от подавления и рационализации до регрессии), лишь бы блокировать его. Ведь наполовину исполнитель оставлен в обыч­ном обществе (для превращения того в «сказку»), реальность которого становится парциальной.

Понятно, что с таким партнером мничности можно работать совме­стно: перестраивая социальные условия, необходимые для труда, она при­ступает к созданию «идеальной» его имитации (т.е. машины производства благ, подобной «вечному двигателю»). Однако смешение «принципиаль­ной» природы с непонятной (здесь — профессиональной, технологической) культурой порождает такое же амбивалентное, как всякое свойство мнич­ности — «трудовое действие», которому суждено быть и не быть настоя­щим. Покажем, что это есть процесс, подчиненный представлению о таких способах достижения какого-либо результата, которые при планировании (подготовке) кажутся эффективно приближающими его, а при осуществ­лении (реализации) создают условия, закономерно приводящие к обрат­ному результату. Когда внутренние свойства, «конфликты» (комплексы) мничности выносятся вовне (экстериоризуются), возникает как бы улуч­шенный трудный труд — ударный («героический»), каторжный (бес­смысленный) и бесполезный.

Если обычно имитация реального процесса (скажем, электронно-машинная) связана с достижением идентичного конечного результата, то принципиальный имитатор хочет придумать такую модель, которая давала бы результаты эффективнее реальных. Мничность как бы исследует труд, желая его «улучшить», и выделяет для имитации собственно человеческую «составляющую», которой нет (да и не нужна) в природной жизнедеятель­ности. Таково действие — процесс, конечный результат (мотив) и цель ко­торого не совпадают, и потому отношение между ними (смысл действия) должно сознаваться. В известном примере А.Н.Леонтьева2 действие участ­ника коллективной охоты, загонщика, внешне парадоксально (отгонять дичь, желая ее поймать), но разумно потому, что обеспечено социальными и технологическими условиями: цели действий отдельных участников труда

1 Шолохов МЛ. Поднятая целина // Собр. соч.: В 8 т. М.: Правда, 1962. Т.6. С.72.

2 См. Леонтьев А.Н. Проблемы развития психики. М.: Изд-во Моск. ун-та, 1981.
С.279—282.


388 Тема 4. Возникновение и развитие психики

взаимно осмыслены, соотнесены с общим для всех мотивом. Благодаря это­му действие, вроде бы отдаляющее мотив, объективно его приближает, и за­гонщику достаточно выполнить его, чтобы затем получить заслуженную долю благ.

Вот что привлекает мничностную корысть: действие как бы похо­же на фазу подготовки природного интеллектуального акта, даже точнее, на сам признак интеллекта — способность решить практическую задачу обходным путем1: субъект обходит пространственные преграды, временно удаляясь от желаемого объекта, чтобы затем захватить его. Имитация трудового действия и есть путь в обход, но не пространственных (понача­лу крепких, как стенки лабиринта), а социокультурных «преград», преоб­разуемых мничностью. Не понимая их специфики, она как бы разрешает надуманный свой «конфликт», впадая в парциальное «озарение»: достичь мотива (и всем «трудящимся» получить частные доли благ) можно быст­рее, если решиться обойти (хотя бы временно) технологию труда в целом. Безразличная к предметному содержанию, мничность программирует но­вую его «культуру» и бросает исполнителей на «героические» обходные действия («Нормальные герои всегда идут в обход»), задавая каждому жесткую и соблазнительную мотив-цель: «Сегодня срочно сделай то, что уже завтра (или послезавтра) принесет желаемый конечный результат».

В природе обходное движение есть не действие, а операция — зави­сящий от условий способ достижения мотива (с которым совпадает «цель»), и в «идеале» имитирующие труд «действия», вроде целенаправленные, дол­жны выполняться автоматически. Однако социальный индивид обычно не переводит свои действия в операции без обеспечения необходимых условий их осуществления. Напротив, мничность уже не связана объективными тре­бованиями, и когда обычные ситуации видятся ей «конфликтными», как по К.Дункеру2, слишком сложными, готова их «упростить» путем излишнего изменения реальных условий. Тогда труд для субъекта тождествен набору автоматизмов (а их «цели» — мотиву), но сама его возможность объектив­но разрушается. «Трудовое действие» становится как бы сознательной (бес­сознательной) операцией по необратимому искажению условий, в которых она имела бы смысл: «Сегодня же нужно сделать (разрушить) то, что уже завтра (или послезавтра) придется долго переделывать (восстанавливать)».

Итак, общественное производство грезится слаженной работой при­родного организма, где каждое обходное «действие-операция» рассчитано на архаично «сознательного» раба: неясное по сути, оно четко выполняется под контролем ради заслуженной доли благ. Но «неожидан» артефакт ам-

1 См. Келер В. Исследование интеллекта человекоподобных обезьян // Хрестоматия
по общей психологии. Психология мышления / Под ред. Ю.Б.Гиппенрейтер, В.В.Петухова.
М.: Изд-во Моск. ун-та, 1981. С.239.

2 См. Дункер К. Подходы к исследованию продуктивного мышления // Там же,
С.45.


Петухов В.В. «Трудный труд»: имитация трудовой деятельности 389

бивалентного сращения «сказки» с былью: «обновленные» действия требу­ют общего энтузиазма, «трудового подъема» — перевыполнения под сверх­контролем (с «рабским» расхватыванием благ). Поначалу опытный «спец» качественно различает труд и его подобие («Работа -— она как палка, конца в ней два: для людей делаешь — качество дай, для дурака-начальника де­лаешь — дай показуху. А иначе б давно подохли все, дело известное»1) и, притворяясь послушным, сохраняет технологию, подмигивая фиктивным отчетом опекаемому вождю (хотя тот почует утрату «хозяйских» прав). Но если по роли «младшего брата» (так легче) он безразлично и ритуально исполнит спланированное действие, то обнаружит, что в мничностном смыс­ле оно сдвинуто по фазе: будучи «подготовкой», уже «достаточно» для част­ного поощрения. Тогда, подражая «старшему», он готов ему «подыграть» и, раскусив суть «труда-геройства», ударно перевыполнить намеченный план, не заботясь о целях других участников производства, но ожидая «заслужен­ных» наград, как если бы загонщик разгонял дичь вдоль да около засады, набирая, скажем, все больший километраж. Конечно, первопроходец в «сказку-быль», он уже «знатный загонщик» (или «красный профессор», «академик»), так и желающий излишних привилегий да ярлыков, как кон­фет, не понимая, сладкие они или горькие2 по личностному смыслу: часто мничность, неразличимая с организмом, лопаясь от сладкого, проливает обильные крокодиловы слезы.

Ясно, что организация ударного труда (а затем и компенсация ре­зультатов) потребует дополнительной подготовки, сверхконтроля вольных и невольных его участников. Вроде довольные (но и нет) вожди, подозри­тельно посматривая на как бы послушных (да каких-то «косных, лени­вых») своих подчиненных, вынуждены реконструировать (как «глупый» келеровский шимпанзе) меняющиеся условия в более изощренные про­граммы, усложняя траектории обходных путей, удаляющих от заветной цели. Исполнение же таких программ оказывается вроде легким (но и тяжким) испытанием, когда «близкие» мотивы и цели распадаются, а от­ношение между ними лучше и не сознавать. Таков итог парциальной пе­рестройки человеческого труда: рядящийся в «дело славы и доблести» — тотальный каторжный «труд» — притворное для одних, мучительное для других и бессмысленное для всех наказание.

Термин «каторжный» здесь не метафора, а синоним бессмысленно­го, взятый у Достоевского. В Тобольском остроге сначала тоже казалось «как-то легко», затем открылась тяжесть «принужденной» работы «из-под палки», но настоящая каторга лишь представлялась писателю про­шлого века: «Мне пришло раз на мысль, что если б захотели вполне раз-

1 Солженицын А.И. Один день Ивана Денисовича // Роман-газета. 1963. № 1. С.4;
Рассказы. М.: Современник, 1989. С.9—10.

2 О «феномене горькой конфеты» см. Леонтьев А.Н. Деятельность. Сознание. Лич­
ность. М.: Политиздат, 1977. С. 187—188.


390 Тема 4. Возникновение и развитие психики

давить, уничтожить человека, наказать его самым ужасным наказанием, <...> то стоило бы придать работе характер совершенной, полнейшей бес­полезности и бессмысленности.<...> Если б заставить его, например, пе­реливать воду из одного ушата в другой, а из другого в первый, толочь песок, перетаскивать кучу земли с одного места на другое и обратно, — я думаю, арестант удавился бы через несколько дней или наделал бы тыся­чу преступлений, чтоб хоть умереть, да выйти из такого унижения стыда и муки»1. «Посмотрите во двор, где бессмысленно дергается машина. Каждый раз одно и то же, переделывается одна и та же операция. Лома­ют асфальт, производят какие-то работы. Заново кладут асфальт, а через два месяца опять его ломают... <...> Уничтожение труда характеризует социализм. Социализм — враг труда»2.

Понятно, что нарочитое стремление к «целесообразности», большей «полезности» ударного «труда» делает его бесполезным. Точнее, это зави­сит от конкретной «сознательно» поставленной цели — представления о ре­зультате, который должен быть достигнут. Через определенный латентный период он закономерно будет обратным, поскольку культурные условия его достижения сводятся в данном представлении к «технологическим», и их можно (но не должно) «улучшать». Возьмем, например, типичную цель лю­бого общества — заботу о физическом здоровье его членов. Если в обыч­ном (в том числе — традиционном) обществе она обусловлена созданием средств их личностного развития, то в мнимом (регрессирующем в архаи­ку) — «оздоровлением» организмов. Различие проявится в отношении к людям с тяжелыми врожденными расстройствами (скажем, умственной от­сталостью): если общество (традиционное или современное) сталкивается с проблемой их адекватной социокультурной опеки, то по «законам» его по­добия организм сам повинен в своих «дефектных» (т.е. труднодоступных опеке) свойствах, а их обладатели признаются «негодными» членами и мо­гут быть «гуманно» устранены. Иллюзорная «технология», вроде ведущая прямо к цели, создает прецедент реального нарушения культурного запре­та. Если теперь социально «дефектными», часто различными в переходные времена, покажутся иные свойства (скажем, умственная одаренность, способ­ность к развенчанию фантомных вождей), то их обладателей вроде бы тоже нужно устранить. Конечный же результат будет обратным цели, и утрачен­ное здоровье общества придется долго восстанавливать (вместе с понимани­ем культурных норм).

Разрушение настоящих условий жизни сегодня ради построения мнимых завтра — вот механизм парциально-общественного развития (а значит, распада), «задержка» которого реально не бесконечна. Чем слаще «сказка», тем горше быль, изменяемая до тех пор, пока не исчерпаны при-

1 Достоевский Ф.М. Записки из мертвого дома // Поли. coop, соч.: В 30 т. Л.:
Наука, 1972. Т.4. С.20.

2 Мамардашвили М. Жизнь шпиона // Искусство кино. 1991. № 5. С. 33.


Петухов В.В. «Трудный труд»; имитация трудовой деятельности 391

родные резервы «культурных» экспериментов. Глобальное их распростра­нение остается провоцирующей мечтой (исследуемой в антиутопиях), а в отдельном, все-таки захваченном мничностью, обществе цели становятся бо­лее «ясными», задачи — «определенными», связанными с «материально-тех­нической базой» сначала будущего, а потом и нынешнего дня. Впрочем, ин­дивид, обросший разными «защитными механизмами», свыкается (иной — не без гордости) с уже обыденными «проблемами», так и «решая» их в упор­ной борьбе обходным путем. Доверчивое забвение обманутых надежд да­рит ему еще одна самозащита — временная инверсия, и ушедшие вожди — добрые, жестокие, смешные — вспоминаются с благодарностью, поскольку при них «материально» было получше. Верно, «сказочная» программа бу­дущего строится сегодня: жизненные блага, что якобы будут созданы через заданный латентный период, — уже есть, т.е. фактически совпадают с насто­ящими экономическими и политическими условиями, которые «строитель» хочет усовершенствовать. Когда же программа реализуется, они уходят в прошлое и становятся тем же (а в воспоминаниях все более) прекрасным, но теперь ностальгическим — «уже было».

Однако объективно «культурная» забота о базовых материальных нуждах есть критерии близкого и опасного конца. Собственно, в своих про­граммах мничность проходит, как по ступенькам, иерархию всех потреб­ностей человека по А.Маслоу (ранее их выделялось 51): физиологические нужды, потребность в безопасности, в принадлежности социальному цело­му, в принятии обществом (дающем чувство самоуважения) и в самоакту­ализации. Но не обычно — снизу вверх, а наоборот. Так, она самоактуали­зировала в «культуре» частные свои возможности, была принята в общество, стала «необходимой» его принадлежностью, и в результате настает пора программировать следующие уровни. Тогда создается план обеспечить по­требность в безопасности (см. Программа Мира, 1974), и активная борьба «общества» за мир (например, во всем мире) закономерно приводит к реаль­ной угрозе мировой войны, и наконец — план удовлетворения физиологи­ческих нужд (см. Продовольственная программа, 1982), исполнение которо­го грозит все большим дефицитом витально значимых благ. Конечно, война и голод — те самые условия, что удерживают мничность на высоком социальном месте, но когда опасность доходит до организма (в том числе — собственного), она обнажает «принципы» и затевает последнюю перестрой­ку. То сомневаясь, то все же веря в их совместимость с человеческим ли­цом (а лучше — «фактором»), мничность готова встряхнуть «историчес­кий» свой багаж, подчеркивая теперь стремление к здравому смыслу.

Однако смыслы здравых житейских афоризмов, заимствованных ког­да-то под «культурные» лозунги, стали мничностными. Возьмем централь­ный — «Кто не работает, тот не ест». Излишне выделенный, он кажется

1 См., например, Хекхаузен X. Мотивация и деятельность: В 2 т. М.: Педагогика, 1986. Т 1. С. 114.


392 Тема 4, Возникновение и развитие психики

поначалу наивным обманом: мничность, понятно, не может и не желает работать, а есть, употреблять не ею созданные блага — «должна». Но разре­шение этого «противоречия» становится (через короткий латентный пери­од) очевидным — «Кто не работает, тот не ест: тот — пьет». Не только в обыденном (вроде бездельника-выпивохи), но, главное, фундаментальном смысле, раскрытом гештальттерапией1; пить — значит глотать непере-жеванным, без «проработки» любые, даже ядовитые «блага» — от наркоти­ческих препаратов до ложных истин, которые, вызывая эйфорию, до поры заглушают исполнение каторжного «труда». Став всеобщим, лозунг почти тавтологичен («Вкалывай да пей») и деликатно прикрыт «борьбой с алко­голизмом», пока не следует «похмелье», отвращающее от всякой работы в «принципе». И череда самонадеянных перестроечных указов открывается первым — самоубийственным, как троянский конь, провоцирующим истор­жение непереваренных «интроектов». Остается напомнить, что тот печаль­ный указ был попыткой преодолеть именно культурные условия потребле­ния алкоголя («культурное пьянство»), что и привело (помимо необратимых материальных потерь) к до «обидного» некорректной «гласности» — бур­ному обсуждению «идеалов», ставших тошнотворными для чуть протрезвев­шего обывателя.

Нетерпеливо, будто предчувствуя, что все равно ничего не выйдет, мничность опробует разнородные проекты наведения общественного по­рядка, что порождает полный хаос. Материальные, да и людские, ресурсы для испытаний все более «человечной» сказки «уже были», и мничности не на кого опереться сейчас потому, что долгий латентный период она жила за счет потомков: «культурный» опыт был не только присвоен, но и не однажды — воспроизведен. Тревожным ожиданием неизбежной ка­тастрофы представлено в психике последнее функциональное смешение природы и культуры.


Тема 5

Социокультурная регуляция деятельности

Человек как социальный индивид. Понятие социаль­ного факта. Социальные позиции, нормы, ожидания. Соци­альные роли и процесс их присвоения. Ролевое поведение и общение. Социализация индивида как процесс присвоения культурного опыта. Развитие общественного и индивиду­ального сознания в антропогенезе. Конкретные характери­стики индивидуального сознания. Значение и личностный смысл. Понятие высшей психической функции. Строение и развитие высших психических функций. Их основные свой­ства и закономерности формирования. Понятие интериори-зации.

Вопросы к семинарским занятиям:

О Строение сознания. Специфика коллективных сознатель­ных представлений. Значение и личностный смысл.

© Высшие психические функции: понятие и основные характе­ристики. Общее представление об интериоризации.

© Развитие сознания. Присвоение общественно-историчес­кого опыта в онтогенезе. Соотношение внешней и внутренней деятельности. Понятие интериоризации.


О Строение сознания. Специфика коллективных сознательных представлений. Значение и лич­ностный смысл

Э.Дюркгейм

СОЦИОЛОГИЯ И ТЕОРИЯ ПОЗНАНИЯ1






© 2023 :: MyLektsii.ru :: Мои Лекции
Все материалы представленные на сайте исключительно с целью ознакомления читателями и не преследуют коммерческих целей или нарушение авторских прав.
Копирование текстов разрешено только с указанием индексируемой ссылки на источник.