Образование малой группы

При характеристике процессов, связанных с образованием малыхгрупп, сразу же следует четко обозначить, какого рода группы имеются в виду. Следуя принятому принципу, будем иметь в виду лишь процесс образования реальных естественных малых групп. Поскольку они существуют в самых различных сферах общественной жизни, способы их образования весьма различны. Чаще всего они задаются внешними по отношению к группе факторами, например условиями развития какого-либо социального института или организации, в рамках которых возникает малая группа. В более широком смысле можно сказать, что малая группа задается определенной потребностью общественного разделения труда и вообще функционирования общества. Так, производственная бригада создается в связи с возникновением нового производства, школьный класс — в связи с приходом нового поколения в систему образования, спортивная команда—в связи с развитием спорта в каком-то учреждении, районе и т.д. Во всех этих случаях причины возникновения малой группы лежат вне ее и вне индивидов, ее образующих, в более широкой социальной системе. Именно здесь создается некоторая система предписаний относительно структуры группы, распределения ролей и статусов» наконец, цель групповой деятельности. Все эти факторы пока еще не имеют ничего общего с психологическими механизмами образования группы, они есть предпосылки ее существования. Иногда в литературе можно встретить понятия «внешняя» и «внутренняя» структуры группы[2], и тогда под «внешней» структурой понимается не столько собственно какая-либо «структура», сколько совокупность этих внешних обстоятельств, обусловливающих возникновение группы.

Вторая часть этого вопроса: как осуществляется психологическое оформление этой возникшей, заданной внешними обстоятельствами группы, превращение ее в такую общность, которой свойственны все психологические характеристики группы? Иными словами, это вопрос о том, как внешне заданная группа становится группой в психологическом значении этого слова. При таком подходе к вопросу снимается проблема, неоднократно возникавшая в истории социальной психологии, а именно: что заставляет людей объединяться в группы? Ответы, которые давались на этот вопрос, едва ли можно считать удовлетворительными, поскольку все они абстрагировались от реального факта возникновения группы в связи с определенными потребностями общества. Иногда утверждалось, что к объединению людей в группы их толкает потребность в общении или потребность чувствовать себя защищенными в ситуации страха или неопределенности. Несостоятельность этих ответов заключается в том, что они пытаются объяснить социальный процесс (а возникновение социальных групп есть социальный процесс) чисто психологическими причинами. Социальные группы, в том числе малые, даны социальному психологу как объект исследования, и его задача—шаг за шагом проследить факт превращения объективно возникших групп в подлинно психологическую общность. На этом пути возникают две возможности для исследований.

Первая, когда исследуется вопрос о принятии уже существующих норм групповой жизни каждым вновь вступающим в нее индивидом. Это не столько проблема собственно образования группы, сколько «подключения» к ней нового члена. В этом случае анализ можно свести к исследованию феномена-давления группы на индивида, «подчинения» его группой. Вторая, когда изучается процесс становления, например, групповых норм и ценностей при условии одновременного вступления в группу многих индивидов и последующее все более полное принятие этих норм, разделение всеми членами группы групповых целей. В этом случае анализ можно свести к изучению формирования групповой сплоченности.

Первая возможность в традиционной социальной психологии была реализована не в рамках групповой динамики, а в отдельной ветви, получившей название исследования конформизма. В такого рода исследованиях конформизм не рассматривался в контексте реальной группы как один из механизмов становления психологической общности внутри заданной внешними обстоятельствами социальной группы[3]. Важно внимательно проанализировать характер этих исследований, чтобы более точно определить место проблемы конформизма в новом подходе к изучению малых групп.

То же можно сказать и о групповой сплоченности. Традиционно и она исследовалась не как условие развития реальных социальных групп, а как некоторая общая, абстрактная характеристика всякой, в том числе лабораторной, группы. Оба этих явления необходимо переосмыслить с точки зрения того понимания группы, когда заданная внешними обстоятельствами (социальный процесс) группа превращается в психологическую общность людей, в рамках которой организуется их деятельность, не просто как внешне предписанная, но как «присвоенная» группой (социально-психологический процесс). Точнее, по-видимому, в данном случае говорить не об образовании, а о формировании малой группы.

Этот феномен получил в социальной психологии наименование феномена конформизма. Само слово «конформизм» имеет в обыденном языке совершенно определенное содержание и означает «приспособленчество». Как справедливо заметил И. С. Кон, на уровне обыденного сознания феномен конформизма давно зафиксирован в сказке Андерсена о голом короле. Поэтому в повседневной речи понятие приобретает некоторый негативный оттенок, что крайне вредит исследованиям, особенно если они ведутся на прикладном уровне. Дело усугубляется еще и тем, что понятие «конформизма» приобрело специфический негативный оттенок в политике как символ соглашательства и примиренчества. Чтобы как-то развести эти различные значения, в социально-психологической литературе чаще говорят не о конформизме, а о конформности, или конформном поведении, имея в виду чисто психологическую характеристику позиции индивида относительно позиции группы, принятие или отвержение им определенного стандарта, мнения, свойственного группе, меру «подчинения» индивида групповому давлению. Противоположными конформности понятиями являются понятия независимость, самостоятельность позиции, устойчивость к групповому давлению и т. п. Напротив, сходными понятиями могут быть понятия единообразия, условности, хотя в них содержится и иной оттенок. Единообразие, например, тоже означает принятие определенных стандартов, но принятие, осуществляемое не в результате давления.

Конформность констатируется там и тогда, где и когда фиксируются наличие конфликта между мнением индивида и мнением группы и преодоление этого конфликта в пользу группы. Мера конформности — это мера подчинения группе в том случае, когда противопоставление мнений субъективно воспринималось индивидом как конфликт. С давних времен в социальной психологии различают внешнюю конформность, когда мнение группы принимается индивидом лишь внешне, а на деле он продолжает ему сопротивляться, и внутреннюю (иногда именно это и называется подлинным конформизмом), когда индивид действительно усваивает мнение большинства. Внутренняя конформность и есть результат преодоления конфликта с группой -в ее пользу. В исследованиях конформности обнаружилась еще одна возможная позиция, которую оказалось доступным зафиксировать на экспериментальном уровне. Это — позиция негативизма. Когда группа оказывает давление на индивида, а он во всем сопротивляется этому давлению, демонстрируя на первый взгляд крайне независимую позицию, во что бы то ни стало отрицая все стандарты группы, то это и есть случай негативизма. Лишь на первый взгляд негативизм выглядит как крайняя форма отрицания конформности. В действительности, как это было показано во многих исследованиях, негативизм не есть подлинная независимость. Напротив, можно сказать, что это есть специфический случай конформности, так сказать «конформность наизнанку»: если индивид ставит своей целью любой ценой противостоять мнению группы, то он фактически вновь зависит от группы, ибо ему приходится активно продуцировать антигрупповое поведение, антигрупповую позицию или норму, т. е. быть «привязанным» к групповому мнению, но лишь с обратным знаком. Поэтому негативизм не следует интерпретировать как позицию, противостоящую конформности. Такой позицией является самостоятельность.

Подобная модель конформности долгое время считалась общепринятой, и только в советской социальной психологии предложена принципиально иная схема, 'сущность которой будет раскрыта позже.

Традиционная модель была продемонстрирована в известных экспериментах С. Аша, впервые осуществленных в 1951 г. Эксперименты эти считаются классическими, несмотря на то что в настоящее время имеется весьма серьезная их критика. Группе студентов (7— 9 человек) предлагалось определить длину предъявляемой линии. Для этого каждому давались две карточки — в левую и правую руку. На карточке в левой руке был изображен один отрезок прямой, на карточке в правой руке — три отрезка, причем лишь один из них по длине равный отрезку на левой карточке. Испытуемым предлагалось определить, который из отрезков правой карточки равен по длине отрезку, изображенному на левой карточке. Когда задание выполнялось индивидуально, все решали задачу верно. Смысл эксперимента состоял в том, чтобы выявить давление группы на мнение индивидов методом «подставной группы». Экспериментатор заранее вступал в- сговор со всеми участниками эксперимента, кроме одного («наивного субъекта»). Суть сговора состояла в том, что при последовательном предъявлении всем членам группы отрезка левой карточки они давали заведомо неправильный ответ, называя этот отрезок равным более короткому или более длинному отрезку правой карточки. Последним отвечал «наивный субъект», и было важно выяснить, «устоит» ли он в собственном мнении (которое в первой серии при индивидуальном решении было правильным) или «поддастся» давлению группы. В эксперименте Аша более одной трети»(37.%) «наивных субъектов» дали ошибочные ответы, т. е. продемонстрировали конформное поведение. В последующих интервью их спрашивали, как субъективно переживалась заданная в эксперименте ситуация. Все испытуемые утверждали, что мнение большинства «давит» весьма сильно, и даже «независимые» признавались, что противостоять мнению группы очень тяжело, так как всякий раз кажется, что ошибаешься именно ты.

Существуют многочисленные модификации экспериментальной методики Аша (например, методика Р. Кратчфилда), но суть ее везде остается неизменной—это метод «подставной группы», причем сама группа набрана специально для целей эксперимента в условиях лаборатории. Поэтому все попытки дать объяснение как самому феномену, так и степени конформности различных индивидов должны учитывать эту существенную особенность группы. На основании самоотчетов испытуемых, и выводов, построенных экспериментаторами, были выявлены многочисленные зависимости. Хотя на основе собственных оценок результатов эксперимента испытуемыми причина податливости усматривалась в их личных особенностях (или в связи с низкой самооценкой, или благодаря признанию каких-то дефектов собственного восприятия), в большинстве объяснений исследователей было принято, что конформность не есть строго личностная характеристика индивида. Конечно, и эти показатели достаточно значимы, например было установлено, что на степень конформности влияют и менее развитый интеллект, и более низкий уровень развития самосознания, и многие другие обстоятельства подобного толка. Однако столь же определенным был и другой вывод,, а именно, что степень конформности зависит и от таких факторов, как характер ситуации эксперимента и состав, структура группы. Однако роль именно этих характеристик не была выяснена до конца в связи с рядом методологических просчетов экспериментов.

К важнейшим из таких просчетов относится прежде всего лабораторный характер группы, что не позволяет в полной мере учесть такой фактор, как значимости для индивида высказываемого мнения. Проблема значимости ситуации вообще очень остро стоит перед социальной психологией. В данном контексте проблем». значимости имеет как минимум две стороны. С одно»;

стороны, можно поставить вопрос о том, значим ли для, индивидов предъявляемый материал? В экспериментах Аша—это отрезки разной длины. Легко предположить,. что сравнение длин этих отрезков — мало значимая задача. В ряде экспериментов материал варьировался в частности вместо длин отрезков сравнивались площади геометрических фигур и т. д. Все эти модификации могут, конечно, способствовать тому, чтобы материал для сравнения был подобран более значимый. Но проблема значимости во всей ее полноте этим все равно не решается, ибо она имеет и другую сторону. Значимой в полном смысле этого слова является для личности ситуация, сопряженная с реальной деятельностью, с реальными социальными связями этой личности. Значимость в этом смысле нельзя вообще повысить перебиранием предметов для сравнения. Конформность, выявленная при решении таких задач, может не иметь ничего общего с тем, как поведет себя' индивид в каких-то значительно более сложных ситуациях его реальной жизни: можно легко уступить группе при сравнении длины линий, площадей геометрических фигур и пр., но сохранить самостоятельность мнений в случае, например, конфликта с непосредственным начальником. Эксперименты Аша не дают никакой корреляции с действительным поведением человека в реальной группе. Большинство критиков справедливо отмечают, что результаты этих экспериментов вообще не могут быть распространены на реальные ситуации. «Группа» в традиционных экспериментах по конформизму есть именно не реальная социальная группа, а простое множество людей, собранных специально для эксперимента. Поэтому справедливо утверждать, что здесь изучается не давление группы на индивида, а ситуация

•присутствия совокупности лиц, временно объединенных для выполнения поставленной экспериментатором задачи.

Другим методологическим просчетом рассматриваемых экспериментов является столь же абстрактная.природа участвующих индивидов. На эту особенность экспериментов указывал, например, Р. Бейлс, который остро ставил вопрос о том, что об индивидах в экспериментах Аша известно очень мало. Можно, конечно, провести испытуемых по различным личностным тестам и выяснить распределение среди них разных личностных характеристик. Но имеется в виду не эта сторона.дела, а социальные характеристики индивидов — кто

•они, каковы их ценности, убеждения и пр. Ответить на этот вопрос нельзя, не ответив на первый вопрос, что за группа имеется в виду. Но даже и чисто индивидуальные особенности испытуемых могут иметь определенное значение, и тем не менее они недостаточно учитывались. Один из исследователей, например, предположил, что в экспериментах Аша различные индивиды.демонстрировали различные виды конформности: это могла быть как конформность к группе, так и конформность к экспериментатору. Рассмотренные выше эффекты, возникающие в ходе лабораторного социально-психологического эксперимента, проявляют себя в данном случае в полном объеме: могут проявиться и «предвосхищающая оценка», и «розенталь-эффект», и т. д.

Однако есть еще и более глубокие соображения", которые в значительной степени обесценивают содержание экспериментов по конформизму. В советской социальной психологии на это обратил внимание А. В. Петровский. Он заметил, что сама модель возможных вариантов поведения, принимаемая Ашем, весьма упрощена, так как в ней фигурируют лишь два типа поведения — конформное и неконформное. Но такая модель допустима лишь в лабораторной группе, которая является «диффузной», не сплоченной значимыми характеристиками совместной деятельности. В реальных же ситуациях такой деятельности может возникнуть третий, вообще не описанный Ашем тип поведения. Он не-будет простым соединением черт конформного и неконформного поведения (такой результат возможен и в лабораторной группе), но будет демонстрировать сознательное принятие личностью норм и стандартов группы. Поэтому в действительности существуют не два, а три типа поведения, что не учитывалось в экспериментах. Аша. По модели А. В. Петровского, это: 1) внутригруп-повая внушаемость, т. е. бесконфликтное принятие мнения группы, 2) конформность — осознанное внешнее согласие при внутреннем расхождении, 3) коллективизм, или коллективистическое самоопределение, —относительное единообразие поведения в результате сознательной солидарности личности с оценками и задачами коллектива[4]. Как видно, в этой модели вводится совершенно новое образование—коллектив, которое заставляет существенно пересмотреть не только проблематику конформности, но и более широкий круг вопросов, связанных с малой группой. Это специальная проблема, которая будет рассмотрена ниже. Здесь же, в данном контексте, необходимо лишь подчеркнуть, что феномен группового давления как один из механизмов формирования малой группы (точнее, вхождения индивида в группу) неизбежно останется формальной характеристикой групповой жизни до тех пор, пока при его выявлении не будут учтены содержательные характеристики групповой деятельности, задающие особый тип отношений между членами группы. Но это в свою очередь требует учета фактора развития группы на основе развития совместной деятельности. Что же касается традиционных экспериментов по выявлению конформности, то они сохраняют определенное значение как чисто учебные эксперименты, позволяющие констатировать наличие самого феномена.

Второй стороной проблемы формирования малой группы является проблема групповой сплоченности. В данном случае исследуется не тот факт, как отдельный индивид входит в группу, «принимает» ее нормы, мнения, стандарты поведения, а сам процесс формирования особого типа связей в группе, которые позволяют внешне заданную структуру превратить в психологическую общность людей, в сложный психологический организм, живущий по своим собственным законам.

Проблема групповой сплоченности также имеет старую традицию ее исследования. Эта традиция опирается на понимание группы прежде всего как некоторой системы межличностных отношений, имеющих эмоциональную основу. Несмотря на наличие разных вариантов интерпретации сплоченности, эта общая исходная посылка присутствует во всех случаях. Так, в русле социометрического исследования малых групп сплоченность прямо связывалась с таким уровнем развития межличностных отношений, когда в них высок процент выборов, основанных на взаимной симпатии. " Социометрия, как известно, предложила специальный «индекс групповой сплоченности», который высчитывался как отношение общего числа взаимных положительных выборов к числу возможных выборов[5]. Содержательная характеристика этих взаимных положительных выборов здесь, как и вообще при применении социометрической методики, опущена. «Индекс групповой сплоченности» есть строго формальная характеристика малой группы.

Другой подход в рамках традиционной социальной психологии был предложен Л. Фестингером, когда •сплоченность анализировалась на основе частоты и прочности коммуникативных связей, обнаруживаемых 'в группе. Буквально сплоченность определялась как «сумма всех сил, действующих на членов группы, чтобы удержать их в ней». Влияние школы Левина на Фестингера придало особое содержание этому утверждению: «силы» эти интерпретировались либо как привлекательность группы для индивида, либо как удовлетворенность членством в ней. Но и привлекательность и удовлетворенность анализировались при помощи выявления чисто эмоционального плана отношений группы, поэтому, несмотря на иной по сравнению с социометрией подход, сплоченность и здесь представлялась как некоторая характеристика системы эмоциональных предпочтений членов группы.

В традиционной социальной психологии была, правда, предложена и иная программа исследования сплоченности, связанная с работами Т. Ньюкома. Ньюком вводит особое понятие «согласия» и при его помощи пытается интерпретировать сплоченность. Он выдвигает новую идею по сравнению с теми, которые содержались в подходах Морено и Фестингера, а именно необходимость возникновения сходных ориентации членов группы по отношению к каким-то значимым для них ценностям. Несомненная продуктивность этой идеи, к сожалению, оказалась девальвированной, поскольку дальнейшее ее развитие попало в жесткую схему теории поля. Развитие сходных ориентации, т. е. достижение согласия, мыслилось как снятие напряжений в поле действия индивидов, причем снятие это осуществляется на основе определенных эмоциональных реакций индивидов. Хотя и с оговорками, но мысль об эмоциональной основе сплоченности оказалась основополагающей и в этом варианте объяснения.

Логично представить себе совершенно новый подход к исследованию сплоченности, если он будет опираться на принятые принципы понимания группы и, в частности, на идею о том, что главным интегратором группы является совместная деятельность ее членов. Поэтому все подходы к исследованию сплоченности в советской социальной психологии, так или иначе опираются на эти принципы. Сам процесс формирования группы и ее дальнейшего развития представлен здесь как процесс все большего сплачивания этой группы, но отнюдь не на основе увеличения лишь эмоциональной ее привлекательности, а все большего включения индивидов в процесс совместной деятельности. Но для этого прежде всего необходимо выявить какие-то иные основания сплоченности. Сразу следует сказать, что речь идет именно о сплоченности группы, а не о совместимости. людей в группе. Хотя совместимость и сплоченность тесно связаны, каждое из этих понятий обозначает разный аспект характеристики группы. Совместимость членов группы означает, что данный состав группы возможен для обеспечения выполнения группой ее функций, что члены группы могут взаимодействовать. Сплоченность группы означает, что данный состав группы не просто возможен, но что он интегрирован наилучшим образом, что в нем достигнута особая степень развития отношений, а именно такая степень, при которой все члены группы в наибольшей мере разделяют цели групповой деятельности и те ценности, которые связаны с этой деятельностью. Это отличие сплоченности от совместимости уже подвело нас к пониманию существа сплоченности в рамках -принципа деятельности.

Наиболее полно в советской социальной психологии новые принципы исследования сплоченности разработаны А. В. Петровским. Однако эти идеи не могут быть рассмотрены в отрыве от некоторых других идей А. В. Петровского, объединенных в единой концепции;. названной ранее «стратометрической. концепцией групповой активности», а позднее — «теорией деятельностного опосредования межличностных отношений в группе». В свою очередь эта концепция связана с попыткой построения социально-психологической теории коллектива. Хотя в этом качестве теория А. В. Петровского будет рассмотрена далее, здесь необходимо более или менее подробно остановиться на подходе к изучению сплоченности. Основная идея заключается в том, что всю структуру малой группы можно представить себе как состоящую из трех (в последней редакции — четырех) основных слоев («страт», что и дало в первом варианте имя концепции): внешний уровень групповой структуры, где даны непосредственные эмоциональные межличностные отношения, т. е. то, что традиционно измерялось социометрией; второй слой, представляющий собой более глубокое образование, обозначаемое термином «ценностно-ориентационное единство» (цое), которое характеризуется тем, что отношения здесь носят опосредствованный характер, они опосредованы совместной деятельностью, выражением чего является совпадение для членов группы ориентации на основные ценности, касающиеся процесса совместной деятельности. Отношения между членами группы строятся в данном случае не на основе привязанностей или антипатий, а на основе сходства ценностных ориентации. Социометрия, построив свою методику на основе выбора, не показывала, как известно, мотивов этого выбора. Для изучения второго слоя (ЦОЕ) нужна поэтому иная методика, позволяющая вскрыть мотивы, выбора.. Теория же дает ключ, при помощи которого эти мотивы могут быть обнаружены: это — совпадение ценностных ориентации, касающихся совместной деятельности. Третий слой групповой структуры расположен еще глубже и предполагает еще большее «включение» индивида в совместную групповую деятельность: на этом уровне чле-

•ны группы разделяют цели групповой деятельности, и,, следовательно, если бы удалось найти методику для измерения характера этих отношений (также опосредованных совместной деятельностью, но еще более глубоко, чем на втором уровне), то выявились бы наиболее серьезные, значимые мотивы выбора членами группы друг друга. Можно предположить, что мотивы выбора яа этом уровне были бы связаны с принятием также

•общих ценностей, но более абстрактного уровня, ценностей, связанных с более общим отношением к труду,

•к окружающим, к миру. Этот третий слой отношений был назван «ядром» групповой структуры, и дальнейшая разработка проблемы касается в значительной степени поиска интерпретации и инструментария для выявления данного слоя.

Все сказанное имеет непосредственное отношение к пониманию сплоченности группы. Эта характеристика предстает здесь как определенный процесс развития внутригрупповых связей, соответствующий развитию групповой деятельности. Три слоя групповых структур могут одновременно быть рассмотрены и как три уровня развития группы, в частности три уровня развития групповой сплоченности. На первом уровне (что соответствует поверхностному слою внутригрупповых отношений) сплоченность действительно выражается развитием эмоциональных контактов. На втором уровне (что соответствует второму слою — ЦОЕ) происходит дальнейшее сплочение группы, и теперь это выражается в совпадении основной системы ценностей, связанных с процессом совместной деятельности. На третьем уровне (что соответствует «ядерному» слою внутригрупповых отношений) интеграция группы (а значит, и ее сплоченность) проявляется в том, что все члены группы начинают разделять общие цели групповой деятельности. Существенным моментом при этом выступает то обстоятельство, что развитие сплоченности осуществляется не за счет развития лишь коммуникативной практики (как, скажем, это было у Ньюкома), но на основе совместной деятельности. Кроме того, единство группы, выраженное в единстве ценностных ориентации членов группы, интерпретируется не просто как сходство этих ориентации, но и как воплощение этого сходства в ткань практических действий членов группы при выполнении ими совместной деятельности. При такой интерпретации сплоченности обязателен третий шаг в анализе, т. е. переход от установления единства ценностных ориентации к установлению еще более высокого уровня единства — единства целей групповой деятельности как выражения сплоченности. Как справедливо отмечает А. И. Донцов, «если каждый из вышеназванных феноменов сплоченности является показателем интегрированности лишь отдельных пластов и слоев внутригрупповой активности, то общность цели, будучи детерминантной всех их вместе взятых, может служить референтом действительного единства группы как целого»[6]. Можно считать, конечно, что совпадение целей групповой деятельности есть в то же самое время и высший уровень ценностного единства группы, поскольку сами цели совместной деятельности есть также определенная ценность. В практике исследований сплоченность, таким образом, должна быть проанализирована и как совпадение ценностей, касающихся предмета совместной деятельности, и как своего рода «деятельностное воплощение» этого совпадения.

Экспериментальная проверка предложенной концепции сплоченности осуществлена в ряде работ, среди которых можно выделить три основных направления. Первое из них, представленное работами Р. С. Немова и Ю. В. Янотовской, выявляет круг ценностей, единство которых особенно значимо для группы в условиях различного типа деятельности (для чего изучаются в сравнении, например, группы студентов и рабочих). Второе направление, связанное с работами В. В. Шпалинского, преимущественно ориентировано на выявление связи (корреляции) между сплоченностью (понятой как наличие ЦОЕ) и другими параметрами группы — ее работоспособностью, организованностью и т. д. Третье направление, связанное с работами А. И. Донцова, концентрирует внимание на исследовании ядерного слоя групповой активности, в частности на том, каким образом в практической деятельности конкретных групп проявляется совпадение ценностных ориентации, касающихся совместной групповой деятельности.

Эксперимент А. И. Донцова[7], проведенный в 14 московских средних школах, имел целью выявить, как в работе учителей совпадают представления о ценности их деятельности (конкретно о «предмете» их деятельности — ученике) с реальным воплощением их в повседневной практике преподавания и воспитания. Иными словами, выявлялись два «пласта» сплоченности:

сплоченность, демонстрируемая при оценке «эталонного» ученика, и сплоченность, демонстрируемая при оценке реальных учеников. В результате исследования был получен вывод, что общность оценок реальных учеников, даваемая учителями одной школы, выше, чем согласованность их представлений об эталоне ученика, т. е. сплоченность в реальной деятельности оказалась выше, чем сплоченность, регистрируемая лишь как совпадение мнений (ибо по отношению к эталону может быть только мнение, но не реальная деятельность). Правда, вторая часть исследования дала довольно любопытный результат. Когда оцениванию подвергались не ученики, а коллеги-учителя, то единство ценностных представлений оказалось выше в том случае, когда речь шла именно об эталоне учителя, и ниже,, когда давались оценки реальным коллегам. Интерпре

отношений; 3) лидерство возникает стихийно, руководитель всякой реальной социальной группы либо назначается, либо избирается, но так или иначе этот процесс не является стихийным, а, напротив, целенаправленным, осуществляемым под контролем различных элементов социальной структуры; 4) явление лидерства менее стабильно, выдвижение лидера в большой степени зависит от настроения группы, в то время как руководство — явление более стабильное; 5) руководство подчиненными в отличие от лидерства обладает гораздо более определенной системой различных санкций, которых в руках лидера нет; 6) процесс принятия решения руководителем (и вообще в системе руководства) значительно более сложен и опосредован множеством различных обстоятельств и соображений, не обязательно коренящихся в дачной группе, в то время как лидер принимает более непосредственные решения, касающиеся групповой деятельности;

7) сфера деятельности лидера—в основном малая группа, где он и является лидером, сфера действия руководителя шире, поскольку он «представляет» малую группу в более широкой социальной системе[8]. Эти различия (с некоторыми вариантами) называют и другие авторы.

Как видно из приведенных соображений, лидер и руководитель имеют тем не менее дело с однопорядковым типом задач, а именно: они призваны стимулировать группу, нацеливать ее на решение определенных задач, заботиться о средствах, при помощи которых эти задачи могут быть решены. Хотя по происхождению лидер и руководитель различаются, в психологических характеристиках их деятельности существуют общие черты, что и дает право при рассмотрении проблемы зачастую описывать эту деятельность как идентичную, хотя это,, строго говоря, не является вполне точным. Однако в исследованиях не всегда можно встретить достаточно корректное разведение этих проблем. Лидерство есть чисто психологическая характеристика поведения определенных членов группы, руководство в большей степени есть социальная характеристика отношений в группе, прежде всего с точки зрения распределения ролей управления и подчинения. В отличие от лидерства руководство выступает как регламентированный обществом правовой процесс[9]. Чтобы изучить психологическое содержание деятельности руководителя, можно использовать знание механизма лидерства, но одно знание этого механизма ни в коем случае не дает полной характеристики деятельности руководителя. Поэтому последовательность в анализе данной проблемы должна быть именно такой: сначала выявление общих характеристик механизма лидерства, а затем интерпретация этого механизма в рамках конкретной деятельности руководителя.

Первоначально лидер трактовался как такой член малой группы, который выдвигается в результате взаимодействия членов группы для организации группы при решении конкретной задачи. Он демонстрирует более высокий, чем другие члены группы, уровень активности, участия, влияния в решении данной задачи. Таким образом, лидер выдвигается в конкретной ситуации, принимая на себя определенные функции. Остальные члены группы принимают лидерство, т. е. строят по отношению к лидеру такие отношения, которые предполагают, что он будет вести, а они будут ведомыми. Лидерство необходимо рассматривать как групповое явление: лидер немыслим в одиночку, он всегда дан как элемент групповой структуры, а лидерство есть система отношений в этой структуре. Поэтому феномен лидерства относится к динамическим процессам малой группы. Этот процесс может быть достаточно противоречивым: мера «притязаний» лидера и мера готовности других членов группы принять его ведущую роль могут не совпадать. Выяснить действительные возможности лидера — значит выяснить, как воспринимают лидера другие члены группы. Мера влияния лидера на группу также не является величиной постоянной: при определенных обстоятельствах лидерские возможности могут возрастать, а при других, напротив, снижаться[10]. Иногда понятие лидер отождествляется с понятием «авторитет», что не вполне корректно; конечно, лидер выступает как авторитет для группы, но не всякий авторитет обязательно означает лидерские возможности его носителя. Лидер должен организовать решение какой-то групповой задачи, авторитет такой функции не выполняет, он просто может выступать как пример, как идеал, но вовсе не брать на себя решение задачи. Поэтому феномен лидерства—это весьма специфическое явление, не описываемое никакими другими понятиями.