СССР, образование государства в восточной Германии и берлинский кризис (1948-1949 ГГ. ).

Й. Лауфер

Восемнадцать месяцев стали решающей фазой богатого конфликтами процесса образования двух государств в Германии. Проведе­ние сепаратных денежных реформ в июне 1948 года стало нагляд­ной демонстрацией того факта, что западная и восточная части рухнувшего в 1945 году германского рейха окончательно обособившись друг от друга не только в экономическом, но и в политичес­ком отношениях. Раскол произошел отнюдь не в результате какой-то договоренности между державами-победительницами; напротив, он привел к серьезному международному кризису, в ходе которого по существу решался вопрос, где именно пройдет линия этого раскола, войдет или не войдет в создающееся на востоке Германии государство территория трех западных секторов столицы Германии – Берлина.

Обострение ситуации в Берлине происходило, таким образом, не само по себе; его надо рассматривать не иначе, как в контексте про­цессов образования двух германских государств, в первую очередь восточногерманского.

Источники, находившиеся в пашем распоряжении, демонстрируют далеко идущее совпадение взглядов руководящих деятелей СВАГ[1] и СЕПГ[2] в оценке положения в Герма­нии и в определении исходящих из этих оценок конкретных целей. У руководителей обеих организаций имелись, конечно, разногласия по тем или иным конкретным вопросам, но их объединял сделанный ими к 1948 году вывод, что раскол Германии уже налицо. Этa общая позиция определяла их политические установки, которые и. заключались в том, чтобы сохранить и продолжить проходившие в Советской зоне оккупации (СЗО) преобразования. Разумеется, они не могли бы проводить эту линию без согласия со стороны Москвы,

Эта политика определялась установкой па включение всего Берлина, который ввиду тесных экономических связей с СЗО рассматривал­ся в качестве ее неотъемлемой части, в структуру создаваемого на территории СЗО государства. При этом они воздерживались от того, чтобы декларировать создание такого государства в качестве своей политической цели, а напротив, выдвигали на первый план «борьбу за единство Германии». Этот лозунг оставался для них единственно возможным средством, чтобы придать убедительность своим обви­нениям в адрес Запада по поводу создания государства в западных зонах, а также оградить СЕПГ от обвинений в том, что ее политика ведет к утрате единства немецкой нации.

Накануне берлинского кризиса начальник Управления информа­ции СВАГ С.И.Тюльпанов, преисполненный революционной энергии, прямо призывал СЕПГ форсировать процесс создания собственной государственности, игнорируя при этом опасности и противоречия такого хода событий. Он заявлял, в частности: «Фактически про­изошло разделение Германии на две части, которые развиваются по различным законам. Развитие советской зоны - это развитие по типу новой демократии. У власти в советской зоне стоит партия рабочих и крестьян. [...] Партия ведет борьбу за завоевание всей Германии [...j. В партии надлежит культивировать ненависть к аме­риканскому империализму, который быстро движется к фашизму, и его союзникам».

Между особым путем развития в СЗО и борьбой за завоевание власти во всей Германии руководство СЕПГ и многие члены этой партии, как и С.И.Тюльпанов, не видели ни­какого противоречия.

Большевистская диалектика состо­яла в том, чтобы позволить СЕПГ как можно более громко при­зывать к единству - чтобы воспрепятствовать появлению движения за единство, которое было бы направлено против СЕПГ. Только в этом случае у Москвы могла возникнуть уверенность в том, что германское единство не будет достигнуто против воли Москвы…

…Когда председатель СЕПГ В.Пик в беседе с И.В.Сталиным 26 марта 1948 г. выразил пожелание «союзников удалить из Берли­на», реакция советского лидера была вполне положительной. Он за­метил: «Давайте общими усилиями попробуем, может быть, выгоним». В России все еще находятся ведущие историки, которые считают, что данные слова И.В.Сталина вряд ли были связа­ны с конкретным планом выдавливания западных держав из Берлина и приписывают данное намерение исключительно СЕПГ. Такая интер­претация противоречит представленным документам, которые однозначно свидетельствуют, что сразу после безрезультатно­го окончания Лондонской сессии СМИД[3] появились согласованные с московским центром планы СВАГ, которые предусматривали «выку­ривание западных держав из Берлина»…

…О мерах по оказанию давления на западные державы в Берлине в Москве задумывались задолго до того, как в июне 1948 года из-за односторонних действий западных держав возникло чрезвычайное положение с валютой, на которые советская оккупа­ционная администрация должна была отреагировать в интересах за­щиты своей зоны.

В кругах западных военных администраций также давно отдавали себе отчет в том, что распространение западногерманской денежной реформы на Берлин будет чревато конфликтом. Однако ни с их стороны, ни со стороны СВАГ не было предпринято попыток поис­ка взаимоприемлемого решения, и тем более чужда была им мысль обратиться за соответствующими предложениями к самим немцам. К компромиссу никто не стремился, все были озабочены тем, чтобы добиться преимущества для себя.

На поступившее 18 июня заявление о предстоящей в Западной Германии денежной реформе СВАГ в тот же день отреагировала выборочным закрытием зональной границы. Было остановлено пас­сажирское сообщение в обоих направлениях, однако пешеходы по- прежнему могли пересекать границу в западном направлении. Пе­рекрыто было также автомобильное сообщение - за исключением автострады Берлин - Хельмштедт, выезду по которой из Берлина по-прежнему не чинилось никаких препятствий. Речные суда и бар­жи могли пересекать границу, но под строгим контролем и лишь в том случае, если они имели выданный СВАГ пропуск. Ограничи­тельные меры не касались товарных поездов, но «лишь при условии осуществления тщательного досмотра грузов и личных вещей сопро­вождающего персонала и охранников». Эти мероприятия лишь в ограниченных масштабах могли предотвратить угрозу наводнения восточной зоны потоком обесценившихся рейхсмарок из западных зон.

Отношения между представителями оккупационных держав в Берлине были в этот период напряжены до предела, хотя и не вы­ливались в прямую конфронтацию. Еще 16 июня французский ко­мендант Берлина генерал Ганеваль, который в этот месяц возглав­лял союзническую комендатуру, предложил созвать ее чрезвычайное заседание. 19 июня последовал публичный отрицательный ответ со стороны заместителя советского коменданта, выдержанный, однако, в подчеркнуто вежливой форме. Очевидно, СВАГ еще не считала момент подходящим для начала переговоров по решению вопроса о нал валюте в Берлине.

20 июня В.Д.Соколовский[4] отправил ответное письмо своему аме­риканскому коллеге. В нем он выразил недоумение тем, что запад­ные союзники объявляя о проведении в западных зонах денежной реформы, одновременно настаивают на сохранении четырехстороннего статуса для Берлина. Глава СВАГ не упомянул в этом письме о предстоящей денежной реформе в СЗО и связанных с ней мероп­риятиях в Берлине, однако со всей ясностью сформулировал положение о том, что в Берлине может быть в обращении только одна валюта.

Американский губернатор в письме, датированном 21 июня, указывал на то, что каждая из оккупирующих держав имеет в Берлине равные права и что город «не подлежит прямой юрисдикции совет­ской военной администрации». Вместе с тем, Л.Клей признал, что в обращении в Берлине должна быть единая валюта, и предложил направить своих экспертов для переговоров с советскими специалистами, дабы «найти нужное решение».

Между союзниками еще прослеживалась готовность к переговорам…

… Многим на Западе тогда казалось, что в эти недели и месяцы речь идет не только о том, кто должен распоряжаться вопросами денежного обращения в Берлине, но и о том, быть или не быть советскому господству над Германией и над всей Европой. Для всех тех, кто рассматривал события в странах Восточной Европы как результат советских манипуляций, Берлин стал своего рода символом решительного сопротивления Советскому Союзу.

Вечером 22 июня, В.Д.Соколовский направил союзникам проект своего датированного следующим днем приказа за номером 111. Приказ при полном игнорировании прав западных оккупационных держав вводил новую валюту СЗО «на территории Большого Берлина»[5]. О правах, которыми распола­гали там западные оккупационные власти, вообще не упоминалось. Это была попытка распространить компетенцию СВАГ на западные сектора Берлина.

Если с советской стороны рассчитывали застать в Берлине за­падные державы врасплох, то это была крупная ошибка. Запад­ные губернаторы отреагировали немедленно: они объявили приказ В.Д.Соколовского не имеющим силы в западных секторах и вводили там новую валюту западных зон («марку Б»). Одновременно они разрешали проведение обмена старых денежных знаков на валюту СЗО и таким образом временно смирились с хождением двух валют в западных секторах Берлина.

Характерно, что в драматический момент назревания кризиса - 22 июня - В.М.Молотов был озабочен не достижением договорен­ности с западными державами, а вопросом о благосостоянии трудя­щихся в СЗО: как сделать так, чтобы в результате денежной рефор­мы они почувствовали себя в лучшем положении, чем их соотечест­венники в других зонах. Еще ранее, 18 июня советский министр иностранных дел охарактеризовал объявление денежной реформы в западных зонах как искомое доказательство намерения западных держав осуществить политический и экономический рас­кол Германии.

В ночь с 23 на 24 июня СВАГ распорядилась перекрыть единственную железнодорожную магистраль, которая связывала за­падные сектора Берлина с западными зонами. Вскоре последовало прекращение подачи электроэнергии в Западный Берлин и водного сообщения с ним. На следующий день орган СВАГ следующим об­разом прокомментировал ожидаемые последствия: «Поскольку снаб­жение трех западных секторов продуктами питания зависит от пере­возок, осуществляемых по этим путям, возникли сильные опасения по поводу этого снабжения».

Прекращение снабжения электроэнергией западных секторов Берлина, а также полный запрет товарооборота из западного Берлина и обратно были блокадными мерами и тем самым косвенной формой применения силы против его жителей.

В Москве, очевидно, никто не предвидел масштабов той реакции осуждения (не только в западноберлинской и западногерманской, но и в международной прессе), которое вызвали советские меры, с явно присутствовавшей в них готовностью к применению силы. Предста­вители российской исторической науки все еще пытаются затуше­вать агрессивный характер такого поведения СССР. Они выдвигают тезис о том, что перекрытие путей доступа между западными зонами Германии и Западным Берлином не имело целью устранить западное военное присутствие в городе, а лишь должно было принудить Запад к переговорам и добиться лишь некоего частичного изменения его политики. Этот тезис не выдерживает критики, поскольку западные державы с полным на то основанием отклоняли всякие перегово­ры под давлением. Напротив, именно устранение мер давления в отношении западных секторов Берлина они считали предпосылкой к началу серьезных переговоров. Имевшие место в Москве встре­чи послов трех западных держав с И.В.Сталиным привели лишь к чему-то отдаленно похожему на переговоры, однако переговоры в подлинном смысле слова, когда каждая из сторон представлена на равном уровне, - так и не состоялись. Западные державы последовательно занимали позицию, что никакие официальные переговоры с СССР невозможны, пока и поскольку продолжаются советские блокадные мероприятия.

Для СССР и его приверженцев в Германии, напротив, дело пред­ставлялось так, что в Берлине ведется «валютная война» против вос­точной марки, война, целью которой является «разграбление» советс­кой зоны путем закачивания в нее западных марок (или «марок Б»). Ответные меры считались в этих условиях неизбежными. Что каса­ется принятого на Западе обозначения этих мер как «блокада Берли­на», то ввиду тех страхов, которыми была охвачена общественность на Западе, этот термин в какой-то мере можно было понять, и та­ким образом он вошел в историю. Постоянное бездумное повторение этого термина игнорирует, однако, объективный исторический кон­текст. Сам термин «блокада» приобрел свою специфическую окраску морального осуждения в ходе той войны на уничтожение, которую Гитлеровская Германия вела против Советского Союза. Применение этого термина к конфликту, который имел место вокруг Берлина, равнялось тогда и равняется ныне надругательству над памятью о сотнях тысяч погибших за более чем девятьсот дней немецкой осады Ленинграда, его обороны и снятия блокады. В 1948 году современ­ников от этих драматических событий отделяло всего четыре года! Между тем, на всем протяжении тогдашнего берлинского кризиса границы западных секторов оставались открытыми, а кроме того, западные державы, прежде всего США, смогли организовать весьма успешный «воздушный мост» между Берлином и западными зонами. Поэтому, если и говорить о блокаде, то лишь о неполной, негерметичной. И.В.Сталин мог принять решение о полном блокировании Западного Берлина, но он этого так и не сделал..

… Несмотря па все запреты и контрмеры со стороны СВАГ и восточноберлинских органов довольно быстро возникла система полулегальных сделок, большей частью в рамках «черного рынка», благодаря чему западноберлинцы получали возможность покупать дополнительные продукты питания на прилегающей территории. Обменный курс между двумя валютами в Берлине с самого начала развивался не в пользу марки СЗО.

Нa Западе, между тем, давно уже ожидали, что Советский Союз прибегнет к силовым акциям в отношении западных секторов Бер­лина. Сразу же после введения транспортных ограничений между западными зонами и западными секторами в Лондоне начались интенсивные контакты между представителями западных держав.

Инициатором их выступила Франция. Результатом были идентич­ные ноты, которые три западные державы направили 6 июля со­ветскому правительству. Это был также первый дипломатический демарш, с которым три правительства обратились к правительству СССР по поводу нараставших уже в течение нескольких месяцев транспортных ограничений на путях доступа в Берлин. За три дня до этого три западных губернатора обратились к В.Д. Соколовскому с просьбой о безотлагательной встрече. Глава СВАГ выразил мнение, что такая встреча является «целесообразной». Со стороны Москвы возражений не последовало. Встреча состоялась, но не принесла каких-либо результатов. Западные губернаторы по непо­нятной причине не использовали самый веский аргумент - они не сослались на то, что именно на них в июле 1945 года была возложе­на ответственность за снабжение западных секторов Берлина. Кста­ти, инициатором такого решения выступил советский представитель

- маршал Г.К.Жуков. Правда, тогда ни одна из сторон не пошла на то, чтобы оформить эту договоренность формальным соглаше­нием. Однако западные державы строго выполняли взятые на себя обязательства, никогда не требуя признания этого факта советской стороной. Когда СССР стал выдвигать аргумент о том, что после прекращения деятельности Контрольного совета четырехсторонний статус Берлина утратил свои основания, и начал с марта 1948 года постепенно вводить транспортные ограничения на коммуникациях между западными зонами и западным Берлином, то по логике вещей он должен был бы заявить, что западные державы более не несут ответственности по снабжению своих секторов и, соответственно, до­стигнутое в 1945 году соглашение уже не имеет силы. Этого, однако, сделано не было. Причины такого упущения - сознательного или неосознанного - до настоящего времени неясны.

14 июля 1948 г. в ноте советского правительства, явившейся от­ветом на ноты протеста западных держав, было указано, что «право на участие в управлении Берлином» связано с исполнением достиг­нутых четырьмя державами-победительницами договоренностей. В ноте подтверждалась позиция, согласно которой Берлин представ­ляет собой часть советской зоны, однако не содержалось требования об уходе союзников из Берлина и не ставился вопрос о распространении юрисдикции СВАГ на западные сектора. Впервые было заявлено, что «если потребуется, советское правительство не будет возражать против того, чтобы своими средствами обеспечить достаточное снабжение для всего Большого Берлина». Советское правительство заверяло, что оно отнюдь не против переговоров между «четырьмя союзными оккупационными властями», при условии, что начало таких. переговоров не будет ставиться в зависимость от выполнения каких либо предварительных условий и что на них будут обсуждены вопросы, касающиеся четырехстороннего контроля над Германией в целом. Советская готовность к переговорам объяснялась, возможно, осознанием факта растущей интенсивности воздушного сообщения и между западными зонами и Берлином; прервать их насильственным путем - на это советские власти не решились ни разу на всем протяжении кризиса.

Особый интерес со стороны Москвы вызывала реакция западноберлинского населения. Еще на стадии планирова­на денежной реформы СВАГ исходила из того, что одновременно с ее проведением будет объявлено и о новом порядке снабжения населения западных секторов. Однако необходимые мероприятия для выполнения обещания снабжать «своими средствами» жителей всего Берлина - и восточного, и западного, были завершены только неделю спустя после опубликованияноты, в которой это обещание содержалось. Объем и ассортимент поставок еще не были окончательно согласованы, а Теглихе рундшау» в номере от 20 июля уже провозгласила: «Советский Союз берет на себя снабжение населения всего Берлина». | Организация снабжения Берлина - даже восточной его части (западноберлинцы в большинстве своем не восприняли советские предложения) потребовала от советской экономики значительных усилий. СССР осуществлял снабжение всего Берлина до июля 1945 года, до вступления туда западных гарнизонов, однако с тех пор такая задача перед ним не стояла, да он и не был бы в состоянии ее вы­полнить,. Именно это стало слабым местом советской позиции во время кризиса. Министр внешней торговли А.И.Микоян неоднократно требовал прояснить вопрос о деталях оплаты за поставляемые товары и обращал внимание на то, что «Министерство внешней торговли не в состоянии и в дальнейшем финансировать зону» Прекращение раз и навсегда тех объемных поставок, которые шли в Берлин с запада, в долгосрочном плане создало бы лишь проблемы для СЗО и для самого СССР.

После того, как между западными державами и Советским Со­юзом в июле 1948 года произошел обмен нотами, правительства в Париже, Лондоне и Вашингтоне стали искать возможности встречи с И.В.Сталиным, который после некоторой паузы согласился на та­ковую. Оказалось невозможным выяснить, была ли эта беседа подго­товлена в Москве и в Карлсхорсте и каким образом. Если судить по содержанию доклада об оперативной обстановке за июль 1948 года, подписанного начальником Главного управления внутренних войск МГБ, которое отвечало не только за охрану учреждений СВАГ, но и за обеспечение общей безопасности в СЗО (за исключением чисто военных вопросов), то трудно обнаружить какую-то склон­ность к компромиссу - ни у представителей советских властей, ни у представителей немецких политических партий.

И.В.Сталин принял послов в первый рабочий день августа. Бе­седа началась около 9 часов вечера и длилась больше двух часов. Обсуждались по сути два вопроса: о валюте в Берлине и о приос­тановке выполнения лондонских решений. Исходным пунктом была сделанная Сталиным уступка, намек на которую уже содержался в упомянутой ноте от 14 июля и которая касалась при­сутствия американских, британских и французских войск в Берлине. Он никак не высказался по вопросу о правах союзников в Берли­не, но тем не менее, это было первым существенным изменением по сравнению с предшествовавшей советской позицией по Берлину: военное присутствие западных держав в Берлине, далее без урегу­лирования его правовой основы, давало гарантию осуществления тамошними политическими силами независимых действий, включая проведение свободных выборов.

Эту свою уступку И.В.Сталин связал с требованием ввести марку СЗО в Берлине на период, пока четыре державы не достигнут согла­шения относительно единой валюты для всей Германии. Представи­тель США У.Смит немедленно принял это требование, оговорившись лишь, что он не может говорить от имени правительства (западные финансовые эксперты на июньских переговорах еще 23 июня готовы были принять этот вариант - но с условием, что они будут иметь право голоса во всех валютных вопросах, касающихся Берлина). Пос­ле этого Сталин выдвинул второе требование: приостановить дейс­твие лондонских решений до момента встречи представителей четы­рех держав. Па этот раз первым свое согласие выразил представитель Великобритании Ф.Робертс, к нему присоединились представитель Франции И.Шатеньо и У.Смит. И.В.Сталин отметил, что период, пока будет приостановлено выполнение лондонских документов, сле­дует использовать для поиска общих решений по вопросам репараций, демилитаризации, создания германского правительства и заключения мирного договора. Все эти четыре темы раньше уже обсуждались на предшествовавших сессиях СМИД в Москве и Лондоне, где стало очевидным, что по каждой из них между участниками существуют не­преодолимые разногласия. Новых предложений по ним И.В.Сталин не выдвинул, не высказался он и по напрашивавшемуся вопросу о том, что произойдет в Берлине и в советской зоне, если никаких общих решений достичь не удастся. В заключение этой длительной беседы И.В.Сталии, после короткого обмена мнениями со своим министром иностранных дел, представил резюме достигнутого взаимопонимания. Без колебаний Сталин согласился на публикацию совместного заявле­ния для прессы, в котором говорилось бы о происходивших в Москве переговорах - без указания на предварительно достигнутое взаимопо­нимание. Характерно, что И.В.Сталии не настаивал па каких-либо конкретных и немедленных изменениях в политике Запа­да в отношении Германии.

У.Смит, как и британский представитель Ф.Робертс, был це­ликом и полностью удовлетворен результатами этой беседы и по­пытались добиться от своего руководства согласия на достигну­тый компромисс. Возражения последовали со стороны губернатора американской зоны генерала Л.Клея. Он, как и ранее, в связи с июньскими переговорами финансовых экспертов, настаивал на том, чтобы обеспечить участие западных держав в решении проблем денежного обращения в Берлине. В результате переговоры засто­порились. С 6 по 30 августа прошло семь встреч между западны­ми посланцами и Молотовым (6, 9, 12, 16, 21, 27 и 30 августа). На всех этих встречах присутствовал заведующий Третьим европей­ским отделом МИД А.А.Смирнов. 27 августа руководство диалогом вновь взял на себя И.В.Сталин.

6 августа в самом начале беседы с В.М.Молотовым У.Смит пе­редал ему согласованный с французским и британским правитель­ствами проект коммюнике. В нем реализация программы, которую И.В.Сталин сформулировал 2 августа в качестве резюме прошедшей тогда дискуссии, ставилась в зависимость от достижения догово­ренности между четырьмя главнокомандующими в зонах оккупации Германии по вопросам эмиссии валюты в Берлине и контроля над ней. В дополнение были сформулированы четыре условия такой до­говоренности, выполнением которых должна была заняться союзная комендатура. Советский министр иностранных дел сразу же заявил, что западные союзники не будут иметь возможности участвовать в контроле над валютой в Берлине после введения там марки советс­кой оккупационной зоны, поскольку четырехсторонний контроль над валютой в Берлине более не существует. В изложении советской по­зиции по берлинскому вопросу он пошел дальше, чем это сделал И.В.Сталин в ходе встречи 2 августа. В.М.Молотов преследовал цель добиться признания де-факто всего Берлина в качестве столицы вос­точногерманского государства.

Наметившаяся в Москве перспектива соглашения крайне обеспо­коила тех берлинских политиков, которые стремились предотвратить распространение на Берлин уже далеко зашедшего в советской зоне Процесса советизации. 14 августа в газетах «Телеграф» и «Тагесшпигель» было опубликовано совместное заявление земельных организа­ций СДПГ, ХДС и ЛДП, а также «временного руководства ОСНП» большого Берлина (УГО), в котором решительно отвергалась идея любого компромисса с СССР по вопросу о валюте в Берлине. По крайней мере с момента появления этого заявления в Москве и в восточном Берлине вновь задумались над проблемой предстоявших в Берлине выборов, предотвратить проведение которых во всяком случае в западных секторах было невозможно, пока там были рас­положены западные гарнизоны. Со своей стороны западные державы не использовали тех долгосрочных возможностей, которые им могли бы дать эти выборы в качестве вотума против советской политики. Они ни разу не поставили введение новой валюты СЗО во всем Берлине в зависимость от проведения выборов во всех секторах Берлина.

После того, как три западных представителя согласовали между собой и со своими правительствами текст окончательных предло­жений, У. Смит 21 августа запросил о возможности «интервью» с И.В.Сталиным. Двумя днями позже встреча со Сталиным состоя­лась. С самого начала он ошеломил своих собеседников совершенно новым проектом коммюнике переговоров. В нем содержалась сущес­твенная ревизия той позиции, которую занимал В.М.Молотов в ходе предшествовавших бесед. Впервые советская сторона согласилась с участием трех западных держав в контроле над денежной эмиссией и денежным обращением в Берлине. Отвечая на уточняющий вопрос У.Смита, И.В.Сталин, хотя и настаивал на регулировании обращения восточной марки находящимся в СЗО Немецким эмиссионным бан­ком, но сделал при этом_; далеко идущие уступки в отношении права голоса западных держав.

30 августа после длительных переговоров В.М.Молотову удалось согласовать приемлемый для всех сторон вариант директивы главно­командующим оккупационными войсками в Германии, который был одобрен правительствами четырех держав. Американский губернатор сразу же выразил сомнение в ее осуществимости, отметив, что рас­кол города зашел уже достаточно далеко. Не только он, но и глава СВАГ, равно как и его политсоветник выступили против принятия директивы, выделив конкретные частные вопросы, которые могли бы сыграть роль подводных камней и из-за которых достигнутое согласие могло бы рухнуть. Это был, насколько из­вестно, первый случай, когда руководство СВАГ подвергло критике директиву московского Центра. Однако объяснить это можно тем, что руководство СВАГ отдавали себе отчет в комп­ромиссном характере директивы, что прежде всего требовало долж­ного проявления бдительности со стороны тех, кому поручалось ее исполнять. Критика, впрочем, не возымела действия, что говорит о том, что директива получила одобрение со стороны И.В.Сталина. В.М.Молотов воздержался от какого-либо порицания и дал указа­ние строго следить, чтобы западные губернаторы не допускали от­клонений от положений согласованной директивы. Это указание вряд ли могло усилить у В.Д.Соколовского готовность к достижению быстрого и успешного исхода начавшихся переговоров. Тем не менее, в СВАГ рассчитывали на возможность прийти к со­глашению.

Фактически принятые в Москве решения привели к восстановле­нию деятельности Контрольного совета - хотя и на короткое время и при том, что никто не хотел этого факта признавать. С 31 августа по 7 сентября 1948 г. четыре главнокомандующих семь раз встреча­лись друг с другом в привычном для них здании, где ранее заседал союзный Контрольный совет. Происходили также встречи финансо­вых экспертов, заседания комиссий по торговле и транспорту. Не­смотря на относительно интенсивный характер переговоров, участ­ники не достигли согласия ни по одному из технических вопросов. Центральным, как и до этого в Москве, стал вопрос о праве участия западных держав в контроле над восточногерманским эмиссионным банком. В.Д.Соколовский уже на втором заседании отклонил соот­ветствующее предложение своего американского коллеги, который исходил из содержания уступки, сделанной ранее И.В.Сталиным. Беседы четырех главнокомандующих закончились безрезультатно. Западные участники совместно представили доклад своим прави­тельствам о возникших разногласиях. Советские документы об этих беседах остаются все еще недоступными.

Совещания главнокомандующих привели не к уменьшению на­пряженности, а, напротив, лишь накалили обстановку. Последствия этого стали ощущаться и в Москве. И.В.Сталин не пожелал отложить отпуск, чтобы дать еще одну аудиенцию послам США и Франции и личному представителю министра иностранных дел Великобритании. Продолжение диалога с ними было возложено на В.М.Молотова. Опираясь на записку, подготовленную А.А.Смирновым, он все еще придерживался линии на принципиальную готовность к компромиссу, однако целью по-прежнему оставалось добиться рас­пространения юрисдикции СВАГ на весь Берлин.

Что касается западных держав, среди которых США претендовали (далеко не всегда успешно) на роль лидера, то после провала первой попытки дипломатического решения конфликта, предпринятой в Мос­кве и Берлине, они уже не прилагали усилий для того, чтобы вступить в прямой диалог с СССР ради поиска гармонизации интересов обе­их сторон. Вместо этого они открыли прямую публичную полемику с советским правительством:

Весь этот обмен пропагандистскими ударами широко освещался и смаковался в средствах массовой информации; мировой обществен­ностью он был воспринят как «война слов». В ходе этой интенсивной нотной переписки не выдвигалось каких-либо новых предложений по урегулированию кризиса; позиции сторон лишь стали жестче. В конце концов, западные державы обратились в Совет Безопасности ООН, требуя от него принятия мер, «дабы мир и международная бе­зопасность более не подвергались угрозе». Одновременно они заяви­ли о своей решимости «принять любые меры, необходимые для того, чтобы отстоять свои позиции в Берлине». СССР заявил, что ООН некомпетентна обсуждать этот спорный вопрос, и предложил взамен созвать вновь Совет министров иностранных дел четырех держав - победительниц…

… Когда в последние два месяца года политическое разделение горо­да стало реальностью и кризис достиг своего пика, советская сторона стала предпринимать меры к выходу из него..

Поначалу, однако, на сцену вновь выступила ООН. 3 ноября Ге­неральная Ассамблея единогласно приняла резолюцию, призывав­шую великие державы «предпринять новые усилия по преодолению существующих разногласий и созданию прочного мира». 13 ноября Генеральный секретарь ООН Трюгве Ли и председатель Генассамблеи министр иностранных дел Австралии Г.Эватт, один из вдохнови­телей идеи принятия ООН «Декларации прав человека», обратились с весьма амбициозным посланием к державам - победительницам, «настоятельно» потребовав от них «продолжить поиски урегулиро­вания берлинского кризиса».

Со стороны США в это время активно обсуждался вопрос о запрете хождения марки СЗО в западных секторах и объявлении западной марки единственным платежным средством, чтобы покончить таким образом с состоянием неопределенности, в котором находился Берлин.

Вышинский ответил на послание Трюгве Ли и Эватту 16 ноября - до того, как это сделали его западные коллеги, но уже после того, как в Москве было принято решение о превращении советского сек­тора Берлина в самостоятельную политическую единицу. Ссылаясь на октябрьское интервью И.В.Сталина, он заверил авторов посла­ния в готовности СССР к соглашению с западными державами по вопросу о единой валюте в Берлине. В тот же день бывший член Центрального секретариата СЕПГ Э.Гниффке, тремя неделями ранее сбежавший в Западный Берлин, заявил допрашивавшим его амери­канцам, что советские позиции в Берлине и в Германии в целом заметно ухудшились и что восточная зона все больше становится бременем для СССР.

Позиции западных держав, напротив, улучшились: продолжались государствообразующие процессы в западных зонах, «воздушный мост» показал свою эффективность в деле снабжения Западного Берлина (притом, что таким образом удовлетворялась только часть его потребностей), курс «марки Б» и западной марки неизменно де­монстрировал их превосходство над восточной маркой. Это создавало для западных держав возможность вести дипломатическую борьбу с позиции силы. 17 ноября они совместно заявили о своем согласии с призывом Генассамблеи, но на послание Эватта-Ли последовали несколько отличающиеся друг от друга ответы. США и Великобри­тания выразили точку зрения, что прямые переговоры с СССР не­возможны до тех пор, пока сохраняются транспортные ограничения на путях доступа из западных зон в Западный Берлин, тогда как во французском ответе содержался призыв к продолжению посред­нической миссии ООН. Собственно, против этого прямо не высту­пали и американцы с англичанами, так что временный председатель Совета Безопасности смог продолжить свои усилия по сближению позиций сторон. Он сформулировал ряд вопросов, на которые 22 но­ября снова первым свои ответы дал советский представитель. Лишь спустя четыре дня ответы представили три западные державы.

В Восточном Берлине уже начались подготовительные меропри­ятия к созданию «временного общегородского магистрата», однако В.М.Молотов попытался переложить ответственность за происхо­дящее в Берлине на западные державы. С этой целью он направил В.Д.Соколовскому и В.С.Семенову проект письма главнокомандующим трех западных держав в Германии, в котором попытался обосновать советское требование об отсрочке выборов в Берлине (и решение не проводить их в Восточном Берлине) ссылкой в том числе на усло­вия, создавшиеся в Берлине в результате денежной реформы в За­падной Германии.

С другой стороны, В.М.Молотов в то время пытался убедить И.В.Сталина в необходимости дать дополнительные ответы на воп­росник Х.Брамуглиа, указывая, что это «тем более необходимо в ус­ловиях, когда проводимые с 30 ноября мероприятия по преобразова­нию берлинского магистрата могут создать впечатление, будто мы не хотим никакого соглашения по берлинскому вопросу, что было бы для нас нежелательно». И.В.Сталин прислушался к этим аргументам, и СССР дал свое согласие на образование техническо­го комитета ООН по изучению финансовой ситуации в Берлине. 23 декабря 1948 г. этот комитет распространил компромиссное пред­ложение (в котором все еще сохранялась идея о введении во всем Берлине восточной марки - при выполнении ряда предварительных условий). Советский Союз сразу же заявил о своей готовности при­нять это предложение. Американцы выступили против, англичане и французы, поначалу выразившие, хотя и с оговорками, свое согла­сие, в конечном счете присоединились к позиции США. Комитет успел еще опубликовать свой заключительный доклад, прежде чем новый председатель Совета Безопасности Альварес 18 марта 1949 г. объявил о прекращении посредничества со стороны ООН ввиду его бесперспективности.

О «валютной войне» в Берлине и сложном положении в этом го­роде руководители СЕПГ проинформировали лично И.В.Сталина во время встречи с ним 18 декабря 1948 г. Сталин не обнаружил осо­бой заинтересованности в обсуждении этого вопроса. Тема выборов в Западном Берлине и их вероятного исхода вообще не затрагивалась. Без каких-либо консультаций с немецкими друзьями и/ или со своим собственным МИД, И.В.Сталин опубликовал в январе 1949 года ответы на доставленные ему в письменном виде вопросы европейского директора информационного агентства «Интернешнл ньюс сервис» Дж. Кингсбери Смита. В них советский руководитель не упомянул о проблеме денежного обращения в Берлине. Молчали­вый выход из безнадежного спора о валюте в Берлине открыл путь к урегулированию берлинского кризиса, что немедленно отметила «Нью-Йорк таймс».

Действительно ли И.В.Сталин имел намерение посредством это­го интервью выступить с инициативой по разрешению кризиса? До­кументальных свидетельств для ответа на этот вопрос обнаружено не было.

В.М.Молотов еще достаточно длительное время не считал выражен­ный американской стороной интерес к высказываниям И.В.Сталина достаточным основанием, чтобы начать какую-либо дипломатическую активность. Лишь спустя три недели, уже от А.Я.Вышинского посту­пило разъяснение, что И.В.Сталин не случайно опустил упоминание о спорном вопросе, касающемся валюты. Только после этого возник неофициальный «канал связи» между Москвой и Ва­шингтоном, отсутствие которого самым отрицательным образом ска­залось накануне и во время кризиса.

Между тем западные державы в Берлине продолжили линию на то, чтобы ставить советскую сторону перед свершившимися фак­тами. Без всякого предварительного информирования советских властей три западных губернатора 20 марта 1949 г. объявили, что «с сего дня восточная марка более не будет считаться законным пла­тежным средством в западных секторах Берлина». Эту свою меру они охарактеризовали как «давно назревшую». Несмотря на то, что это одностороннее решение окончательно ставило крест на перво­начальных советских планах введения восточной марки в качестве единственной валюты во всем Берлине, а вдобавок осложняло жизнь восточноберлинцев и деятельность СВАГ, советская сторона возде­ржалась от официального протеста.

А 9 мая, как раз в четвертую годовщину победы над Германией, новый главноначаль­ствующий СВАГ В.И.Чуйков издал приказ № 56. В нем говорилось о безоговорочной отмене всех введенных после марта 1948 г. транспортных ограничений между Берлином и запад­ными зонами. Это было равносильно далеко идущей капитуляции перед Западом – СССР фактически признал все мероприятия, проведенные западными державами с 18 июня 1948 г. в Германии и в Берлине.