Психология в поиске новых парадигм.

/Корнилова Т.В., Смирнов С.Д. Методологические основы психологии. С._Пб., Питер, 2006, с.253-260/.

Изменение отношения к методу исследования.

Разработка косвенных методов изучения – в силу невозможности принятия идеи непосредственной данности психологического знания – тот аспект преодоления кризиса, который формулировался уже Л. С. Выготским. Однако, на современном этапе психологического знания эта проблема звучит по-другому: какова роль исследовательской деятельности в конструировании психологической реальности? Это стало также аспектом сравнения неклассического и классического идеалов рациональности, в частности когда речь идет о включенности субъекта познания как участника ситуации и необходимого условия конструирования получаемых фактов (а не только теоретических реконструкций изучаемой реальности). Для психологов здесь масса академических примеров: и исследования методом интроспекции, и взаимодействие в ходе решения дункеровских задач, и ряд других. Сейчас отметим следующее.

Конструктивная функция целей научного познания, приводящая к воссозданию изучаемой реальности как моделируемой, а не только интерпретируемой, все более занимает умы методологов, осмысляющих взаимоотношения теоретических и эмпирических миров психологии. Эмпирическая реальность конструируется в исследовании – это отмечается как существенная черта и современных исследовательских методов, и современных психологических практик. Кроме того, психология рефлексирует воссоздаваемую в исследованиях картину мира и с точки зрения собственно методологического знания – как присутствие в психологических реконструкциях признаков классической и неклассической (а также постнеклассической) науки. Принятие идеи взаимодействия субъекта познания и изучаемой реальности (хотя это еще не всегда реальность активной личности) влияет на изменение отношения к схемам экспериментального исследования и обращение к теориям, предполагающим открытость человека миру.

Принятие ценностного параметра в оценке теорий на стадии постнеклассической науки означает не только принцип ценностного отношения к человеку, но и ценностное отношение к знанию и способам его получения. «Кто более матери-истории ценен?» - этот вывод будет сделан лишь потом, с других вершин методологического знания и в исторической оценке отрицания сослагательного наклонения. Для развития теорий их ценность не может быть очевидной, если критерием служит ценность прагматическая. Любая наука нарабатывает впрок знания, ценность которых совсем не очевидна для современников. Другой критерий – гуманистическая направленность теории. Эта вневременная ценность также не дает критерия для проставления рангов разным теориям с точки зрения их места в развитии науки.

Однако можно высказать ряд предварительных замечаний.

Отметим рассуждение В. П. Зинченко, высказанное им по поводу конструирования предмета психологии в работе «Теоретический мир психологии». Он указывает, что психика изучается психологическими методами, если источниками реконструкций онтологической реальности выступает такой психологический эксперимент, в котором эта реальность оказывается очищенной от любых жизненных обстоятельств, чтобы не нарушать строгости эксперимента. Психологи в таких экспериментах стали создавать «абстрактные и беспредметные миры задолго до художников, поэтов, композиторов, не говоря уже о кино. От таких миров не так прост возврат к мирам реальным, если они еще сохранялись и если мы знаем, что они собой представляют» [Зинченко, 2003, с.10]. И это особый предмет размышлений – налаживание взаимоотношений между теоретическим миром психологии и миром экспериментальных моделей. Далее он обосновывает такое преодоление постулата непосредственности, как «восприятие, опосредствованное душой», или «шестым» органом чувств. И совершенно неожиданным оказывается его обратный ход к оценке роли экспериментальной психологии в построении опосредствованного знания.

В. П. Зинченко говорит о том, что она прощупывает пределы строительства человеком своего телесного и духовного, когда создает ситуации, которых в жизни практически не бывает. Она приоткрывает человеку его возможности, делая полезное дело, конструируя их, причем все как в первый раз (здесь он ссылается на Мамардашвили, считавшего, что человек все делает как в первый раз). Тем самым экспериментирование способствует самопроизводству человека, отвечая идее «природа не делает людей, люди делают себя сами». При этом он необходимо использует идеи «третьих» вещей, «второго рождения» человека по Мамардашвили.

Конструктивная роль исследовательского метода подытоживается им следующим образом. «В идее опосредствования-посредничества-медиации смыкаются культура, теоретический и экспериментальный миры психологии и подавляющее большинство психологических практик независимо от того, осознают ли это сами практикующие психологи» [Зинченко, 2003, с.13].

Если предполагать, что психология, которая придет на смену нынешним исследовательским школам, выработает новые пути косвенного анализа психического, то следует заранее задуматься о тех преобразованиях, которым экспериментальный метод подвергается в этой новой психологии. Изменение метода в соответствии с изменением предмета психологии и целей деятельности психолога – следующая основная перспектива, обсуждение которой еще только начато.

Включение взаимодействия с человеком в ходе его изучения – та реальность, которая уже завоевала себе право на методологическое осмысление (создание «жизненного пространства» как взаимодействия экспериментатора и испытуемого, обсуждение специфики методик двойной стимуляции в культурно-исторической психологии, взаимодействие с клиентом в рамках психопрактик). Граница, однако, проходит по другому разделу – включения этого взаимодействия в рамки анализа происходящего в рамках экспериментального и других методов.

Соответствующие перспективы преобразования экспериментального метода (как основного для научной психологии) в психологии Л. С. Выготский рассматривал как проблему совмещения исследовательской и диагностической процедуры с развивающими. Развитие квазиэкспериментирования – в частности, при обращении психолога к изучению так называемых «молярных» зависимостей, при построении экологически валидных реалий жизнедеятельности человека – выступает одним из путей изменения логики метода в современной психологии [Эксперимент и квазиэксперименты в психологии, 2004].

В то же время в современном познании стоит и проблема преодоления антропоцентризма как мировоззрения, согласно которому «человек есть мера всего». Уже в античности формулировались мысли о нечеловеческой природе человека. Проявление посредством человека объективного духа – наследие немецкой классической философии. Вынесенность вне личности того, что делает человека личностью, - современный поворот в решении воспроса о невозможности объяснения сути человека на уровне только психического. Человек – существо культурное и в этом смысле искусственное (обосновано Л. С. Выготским и М. К. Мамардашвили): его второе рождение связано с овладением общественно-историческим опытом как надындивидуальным. Мир людей в целом (и ситуация «пра-мы для интерпсихических функций) является источником того, чем должен овладевать человек, чтобы стать человеком.

Если теперь вернуться к проблеме сосуществования разных парадигм в психологии, отвечающих ориентациям в ее построении на идеалы естественно-научного или гуманитарного знания, то в настоящее время они становятся все менее различимыми. Так, для гуманитарного знания не выделено каких-то особых схем мышления, и все называемые различия имеют отношение к сменам классического идеала рациональности на неклассический и постнеклассический, в равной степени характеризующие поиски философии, естественных и гуманитарных наук. И. Пригожин и И. Стенгерс пишут в связи с этим, что растет «согласие, а не разрыв и противопоставление» в методологиях естественно-научного и гуманитарного знания [2000]. Роль психологии в этом направлении сближения парадигм еще недооценена.

Признаки постнеклассической науки в современных психологических исследованиях.

Если неклассические основы теории Л. С. Выготского вызревали и формулировались как новые идеалы научности внутри самой психологии, то в конце XX в. развитие нового – постнеклассического – этапа связано уже не только с развитием собственно психологических теорий, но и с общей логикой становления междисциплинарных исследований, новых форм познания и новых типов теорий, влияния новых философских и культурологических направлений (как вызовов постмодернизма), включения в научные исследования того, что было недопустимым в прежнем, классическом идеале рациональности – субъективности и субъектности, ценностей и неопределенности и т. д.

Тип научной рациональности, связываемый с постнеклассическим этапом развития науки, в психологии стал выражаться не только развитием междисциплинарных исследований, но и изменением понимания их статуса. Этот новый статус предполагает множественность предмета исследования, проблемно определяемого, а не замкнутого в рамках конструктов одной науки. Так, в статье Р. Стернберга и Е. Григоренко это выражено тезисом: «одна проблема» - комплексное исследование силами профессионалов разных наук [ Sternberg, Grigorenko, 2001].

Выделение в качестве отдельных областей психологии таких, как психология человеческого бытия, Da-Sein -анализ, т. е. переход к изучению подлинно человеческих способов существования, означает перестановку акцентов в ходе развития психологического знания уже с собственно познавательной парадигмы в сторону парадигм экзистенциальной и герменевтической. Именно позиция Хайдеггера рассматривается как один из методологических вариантов выхода из кризиса (наряду с позицией С. Л. Рубинштейна) в психологии [Завершнева, 2002]. Но постановка человека в центр картины мира не означает отказа от философской идеи взаимосвязанности бытия и сознания. Так, согласно Хайдеггеру, бытийные возможности человека «появляются всегда только «снаружи» из конкретной исторической ситуации с ее возможностями поведения и выбора, с ее отношением к встречному. …Вместо речи о возможностях как конститутивных моментах вот этого бытия лучше говорить об умении-быть, всегда в смысле умения-быть-в-мире» [Хайдеггер, 1992, с.112].

Переосмысление предмета психологии (и соответствующей логики его изучения) – вторая сторона проблемы возврата психологии в реальный мир, что во многом объясняет новую волну интереса к обсуждении ее методологии. Отказ от постулирования одного предмета и метода, разделяемый всеми, - важный шаг в развитии постнеклассического этапа в психологии. Утверждение толерантности по отношению к разным методологиям – один из аспектов принятия идеи множественности предмета психологии и методов ее развития. Уважение других точек зрения и диалогичность (или «презумпция ума» по Мамардашвили) также представляются неотъемлемыми для культурно-аналитической парадигмы в психологии.

Другая тенденция современного этапа как постнеклассического - дифференциация научных проблем, которая приводит к синтезу фундаментальных и прикладных исследований, интеграции психологических подходов и методологического арсенала психологии, развитию комплексных исследовательских программ. О новом этапе развития психологической науки свидетельствует и внимание к новым темам, отражающим ее включенность в происходящие в мире изменения. Это, например, исследования толерантности, принятия решений, интуиции, смысловых образований, личностного развития, нового (сетевого) мышления – это все проблемы, которые предполагают выход за пределы «лабораторной психологии», освоение психологией новых реалий изменяющегося мира, а точнее человека в нем.

В методологии психологии необходимость перехода к новым типам представления психологических знаний была осознана даже раньше и параллельно происходившему во многих направлениях развитию психологических теорий. Это было связано с изменением понимания объективности метода психологического исследования. В. П. Зинченко и М. К. Мамардашвили в своей статье 1977 г. стали говорить о субъектности как проявляющейся объективно и о реальности – психологической реальности – как объективно опосредствованной деятельностью и индивидуальной психикой, а не данной некоторому идеальному «Наблюдателю», «прозрачному», т.е. не изменяющему свойств объекта.

В. Ф. Петренко выделил следующее основание уже случившегося перехода науки к диалогичным формам познания: «…человек и человечество меняются и эволюционируют в реальном времени со скоростью, сопоставимой с процессом познания познающего субъекта, что создает ситуацию, скорее, диалога познающего и познаваемого, в ходе которого… происходит взаимное влияние и изменение познаваемого и познающего» [Петренко, 2002, с.117]. Следующий критерий, который следует из обоснования «конструктивистской парадигмы в психологической науке», - влияние самой науки на мир. Теоретические конструкты стали не столько отражать наблюдаемые реалии, сколько воссоздавать реалии новые (будь то научная идея, миф или идея социального переустройства общества). Таким образом, не только культура влияет на развитие новых идей, носами эти идеи, или «теоретические конструкции, предложенные мыслителями и учеными, будучи присвоенными культурой, общественным сознанием, становятся теми рельсами, по которым движется история» [Петренко, 2002, с.118].

Следующее направление изменения картины мира – это идея «круговой каузальности», включаемая не в контекст причинной детерминации психического (т. е. это не одно из пониманий психологической причинности), а в контекст определения самого бытия понятийным аппаратом психологических теорий. Это также новый аспект обоснования той методологической терпимости, представление о которой ввел Фейерабенд.

Идея включения человека в исследовательские схемы и реализация в них потенциальных возможностей человека (как его «опредмечивания») стала основополагающей как для ряда психотехнических практик, так и для обращения психологов к таким методологическим концепциям, суть которых выходит за пределы собственно психологического познания. Изучая человека, психолог помогает ему осуществиться. Само же осуществление человека, реализация возможного в человеке, может пониматься по-разному.

Признак нового типа научности – это также трансформация исследовательских программ в связи с поисками компромисса между пониманием специфики психологической причинности и методом, который должен удовлетворять двум взаимоисключающим требованиям: условиям причинного вывода, сформулированным применительно к естественно-научному эксперименту, и новому типу гипотез, предполагающему опосредованность психологической реальности (активность как признак саморегуляции и т. д.). В этом направлении большую роль сыграло освоение психологами информационных технологий не только в качестве предмета изучения, но и в качестве средства изучения преобразований самой психики {Корнилова, Тихомиров, 1990; Тихомиров, 1993}.

Сознательное, а значит, критичное отношение к аксиологическому аспекту любого исследования – тот диапазон развития, который еще только намечается в современной психологии. Шаг от созерцания к конструированию миров психология уже сделала. Является ли целью познания как взаимодействия с миром его изменение – это уже социальный аспект оценки его преобразования.

Наконец, не менее важной, чем проблема метода, при анализе перспектив будущей психологии – в предполагаемом посткризисном пространстве идей и теорий - выступит проблема соотнесения разноуровневых ценностей в самой науке, неоправданно отождествляемая иногда с идеей ценностного отношения к человеку. Должен ли во главе системы ценностей стоять человек с его возможностями и существенными проявлениями или же основания человеческого бытия и сути человеческой психики необходимо искать вне человека, в расширении круга психологической реальности – эти вопросы еще только ставятся в современной методологии.