Унесенные рекой 3 страница

Ввиду того, что эта часть Югославии была освобождена только в самом конце войны, следствие еще ведется. Поэтому первые данные, полученные от хорватской комиссии по выявлению преступлений оккупантов и их пособников, представляют собой результат лишь небольшой части огромного обрабатываемого ею материала.

Это сообщение югославской государственной комиссии по выявлению преступлений оккупантов и их пособников было передано в качестве обвинительного материала Международному военному грибуналу в Нюрнберге.

Считается, что за время существования лагеря, до 1945 года, в нем было уничтожено более 700 тыс. человек. По этому вопросу в " Энциклопедии Югославии" (издание Лексикографического института ФНРЮ, Загреб, 1960 год) говорится, в частности, следующее:

" Поскольку при эвакуации лагеря усташи уничтожили все, что могло бы послужить в качестве доказательства совершенных преступлений, то точное число жертв в лагере Ясеновац установить не представляется возможным. По оценке, основывающейся на показаниях оставшихся в живых узников, сохранившихся документах и признаниях усташских преступников, орудовавших в лагере Ясеновац, общее количество уничтоженных в нем узников превышает 700 тыс. человек".

Под управлением Ясеноваца находились лагеря, обозначавшиеся римскими цифрами – от I до V: Крапье, Брочице, " кирпичный завод", " кожевенный завод" и Стара‑ Градишка. Их непосредственным организатором и главным комендантом был Векослав Лубурич (Макс), которого сами немцы характеризуют так:

" … отъявленный садист, нервнобольной человек, патологический тип, послушное и готовое на все орудие поглавника, политически активен, инициатор и исполнитель кровавых расправ в Хорватии".

15 ноября 1941 года было уничтожено около 8 тыс. заключенных. На суде в 1945 году Любо Милош, один из самых жестоких усташских преступников, сказал:

" В Ясеновац меня направили в середине октября 1941 года по приказу Лубурича с тем, чтобы вместе с усташским поручиком Брклячичем создать там лагерь‑ III и организовать использование рабочей силы узников. Прежде чем вступить в должность, я провел перепись заключенных в лагерях Брочице и Крапье. Полагаю, что тогда в этих двух лагерях находилось около 4‑ 5 тысяч заключенных. Однако, когда был создан лагерь‑ III (" кирпичный завод"), в него было доставлено еще около 3 тыс. человек, и все они были уничтожены. Из всей этой группы в связи с бунтом заключенных из‑ за скудного питания лично Лубуричем было расстреляно 80‑ 100 узников. Я присутствовал при этом. Первых двух узников Лубурич на глазах у заключенных зарезал ножом, сказав, что так будет с каждым, кто попытается бунтовать или бежать, после чего он перестрелял других из пистолета. Кто должен нести ответственность за уничтожение остальных 1 или 2 тыс. заключенных, я не знаю, возможно, Йосип Маталия, по прозвищу Хаджия, или начальники лагерей, усташи‑ репатрианты Иван Рако и Анте Марич".

Об этих убийствах в докладе хорватской комиссии по выявлению преступлений оккупантов и их пособников (разделы III, IX и X, страницы 50 и 51) говорится, в частности, следующее:

" В течение всего 1942 года на поездах, на грузовиках или пешком в Ясеновац прибывали большие партии мужчин, женщин и детей, которых усташи, даже не заводя в лагерь, сразу же переправляли через Саву близ Ясеноваца и там уничтожали – в Градине, Уштице или других местах. Свидетели Хершак Йосип, Словенац Рудольф, Бедненец Славко, Данон Якоб – все из Загреба, Матас Павао из Трстеника, Брейер Ото из Беловара и Тот Людевит из Гарешницы подтверждают совершение следующих массовых преступлений в 1942 году:

а) в один из дней (дата не установлена) усташи уничтожили в Градине большую группу крестьян, прибывших из Славонии (около 8 тыс. человек);

б) вскоре после этого они уничтожили группу людей около 7 тыс. человек, арестованных в районе Козары;

в) усташами была уничтожена в Градине большая группа евреев с детьми, прибывших из женского лагеря в Джаково".

ЗЛАТКО БЛУМШЕЙН:

" Примерно 20 января 1942 года усташи пригнали около 200 сербских крестьян из разных районов Славонии и избивали их в лагере тупыми предметами в течение часа. Крестьяне кричали, корчились от боли, многие из них скончались. Затем усташи подогнали несколько машин, побросали в кузов живых и мертвых и вывезли за пределы лагеря, как они говорили, на " кладбище за лагерем". Здесь их – и живых, и мертвых, – выбросили из машин и начали топтать сапогами. Когда всех добили, сняли с них одежду и обувь, а трупы свалили в большую общую могилу. Я знаю, что этим избиением руководил Милош Любо, а помогали ему Йосип Матиевич и Илия Саблич".

Первым комендантом ясеновацкого лагеря‑ III (" кирпичный завод") был усташский поручик Йосип Матиевич. На этой должности сменилось затем много кровавых злодеев во главе с Векославом Лубуричем (Максом) и Любо Милошем. В числе других эту должность занимали: Ивица Маткович, затем печально известный католический монах Мирослав Филипович‑ Майсторович, Ивица Брклячич, построивший крематорий инженер Хинко Пицилли, который был после Любо Милоша распорядителем работ в Ясеноваце, а позднее – комендантом лагеря до его окончательной эвакуации в 1945 году.

О том, как уничтожались заключенные в ясеновацком лагере, Любо Милош рассказал на суде следующее:

" Численность заключенных лагеря Ясеновац постоянно поддерживалась на уровне около 3 тыс. человек. Что в таком случае делали с остальными? Прежде всего хочу напомнить, что в лагерь Ясеновац поступало два вида заключенных: те из них, кто прибывал по решению полицейских управлений жупаний, вносились в картотеку лагеря; на заключенных же, ссылавшихся сюда без соответствующих решений, вообще не заводили карточку. А таких фактически было больше, и их сразу же увозили в специально отведенные места и там уничтожали. Среди тех, кто прибывал согласно решению, были осужденные на различные сроки – от б месяцев до 3 лет. Осужденные на срок до 3 лет также в большинстве случаев сразу же уничтожались. На этот счет имелось соответствующее указание Лубурича. Такое распоряжение Лубурич получил от Дидо Кватерника и Павелича.

Когда количество узников в лагере Ясеновац увеличивалось в связи с прибытием новых заключенных, принималось решение о безоговорочном сокращении их количества, в первую очередь за счет престарелых, слабых и больных узников. Порядок был таков: по прибытии отдельных партий заключенных в Ясеновац вагон с ними шел на территорию лагеря; не выпуская узников из вагонов, усташи спустя некоторое время отправляли их к месту ликвидации. Уничтожение узников в большинстве случаев проводилось ночью, но я вспоминаю несколько случаев, когда эта акция осуществлялась и днем, группами по 100‑ 300 человек или даже больше. В ходе массовых убийств было уничтожено 1500 человек. Вначале узники прибывали в лагерь партиями довольно редко, в среднем раз в неделю. Позднее, с начала весны 1942 года стали поступать большие группы 2‑ 3 раза в неделю, а были случаи, когда узники прибывали ежедневно несколько дней подряд. Все эти партии, о которых я сейчас говорю, поступали в лагерь без решения полицейских управлений жупаний, и заключенных немедленно отправляли к месту ликвидации. Общее количество уничтоженных узников ясеновацкого лагеря, размещавшегося в " кирпичном заводе" и на прилегающей к нему территории, ни за время моего руководства им, ни за все время существования лагеря Ясеновац, не мог бы назвать ни я, ни кто‑ либо другой, так как узников, направлявшихся на ликвидацию, никто, нигде, никогда не фиксировал, ни в каких книгах не регистрировал. Это делалось сознательно, чтобы скрыть количество уничтоженных людей.

Заключенных, поступавших в лагерь по решению полицейских управлений жупаний, заносили в лагерную картотеку, в регистрационные книги и определяли на работу в том же лагере.

Такие заключенные прибывали гораздо реже, их направляли в специальных составах, например, с середины октября 1941 и до конца мая 1942 года, то есть в период, когда я находился в лагере. Таких зарегистрированных заключенных, по моим подсчетам, было ликвидировано около 5 тыс. человек.

Я не знаю подробностей того, как проходили первые массовые убийства в лагерях Брочице и Крапье. Ликвидации же, которые имели место позже в лагере, размещавшемся в кирпичном заводе, производились в течение 1941 года в основном вблизи самого лагеря, на территории, находившейся рядом с шоссе, ведущим на Кошутарицу, примерно в 500 метрах от лагеря. Ликвидации производил Маткович или, по его приказу, прапорщик Матиевич. Несколько раз это происходило днем, и я, находясь неподалеку, видел, что узников в ряде случаев расстреливали из пистолетов, но главным образом убивали кувалдами или топорами. Таким же образом действовали и ночью, с той разницей, что ночью пистолет не применялся. Бывало, что узников вырезали ножами…

В начале 1942 года поручик Станиша Василь уничтожил 800 сербов. Переправив их через Саву, он убил их, трупы побросал в дома и хозяйственные постройки в Градине, а затем поджег их. После этого все массовые операции по уничтожению узников совершались в Градине. Цыган ликвидировали главным образом в Уштице. Я знаю, что во время моего пребывания в лагере еще одна группа была уничтожена где‑ то около лагеря Брочице. Тогда за несколько дней до прибытия международной комиссии было убито около 200 тяжелобольных, находившихся в больнице. Это случилось, когда я находился там, но знаю, что и после моего отъезда заключенных уничтожали на том берегу Савы, в селах Млака и Ябланац.

В начале апреля 1945 года Лубурич направил меня и обер‑ поручика Динко Шакича в Ясеновац с заданием организовать вместе с Пицилли уничтожение следов массовых убийств, совершенных на территории Ясеноваца в период существования " НГХ". Поскольку мне не были известны все места захоронений, осуществленных после массовых ликвидации, Лубурич направил в Ясеновац монаха Филиповича‑ Майсторовича и сотника Пудича по прозвищу Паралич. В то время начальником гарнизона был полковник Яков Джал. Он приказал Майсторовичу и Пудичу ликвидировать следы преступлений. Я знаю, что они разожгли в Градине три костра, полив предварительно бензином извлеченные из земли трупы, бросали их в огонь и сжигали. Я несколько раз вместе с полковником Джалом присутствовал при этом и видел, как эту работу выполняли заключенные, а на расстоянии 50‑ 100 метров находилась усиленная усташская охрана. Они же – Майсторович и Пудич – сжигали трупы и в Уштице, где ранее уничтожали цыган. В то время там стоял жуткий смрад от разлагавшихся трупов, а также от их сжигания. Кажется, трупы сжигали и около лагеря, и на территории возле Кошутарицы, но я этого точно не знаю. Последних узников лагеря Ясеновац уничтожали следующим образом: их привозили к Саве, к месту причала парома и судов, убивали ударом железного прута в затылок, затем каждому привязывали тяжелый железный груз, вывозили на пароходе на середину реки и сбрасывали в воду. Этим занимался полковник Пицилли со своей группой. Я знаю, что количество заключенных достигало несколько тысяч, но точную цифру назвать не могу, так как в период моего пребывания в Ясеноваце непосредственно в лагерь, где содержались узники, я не заходил".

Небольшой группе заключенных лагеря‑ III, размещавшегося в кирпичном заводе, удалось в последние дни спастись. К вечеру 21 апреля усташи повели к месту уничтожения около 800 женщин, а также 60 детей. Оставшихся в лагере 1073 человека (по данным на 21 апреля 1945 года) заперли в здании бывшей столярной мастерской.

Сразу же после освобождения страны три комиссии проводили осмотр остатков лагеря Ясеновац, заминированного и взорванного усташами в последний момент. Первый осмотр проводила окружная комиссия Нова‑ Градишки по выявлению преступлений оккупантов и их пособников 11 мая 1945 года. Второй осмотр осуществила 18 мая того же года специальная анкетная комиссия, которую в Ясеновац направила хорватская комиссия по выявлению преступлений оккупантов и их пособников. Третий осмотр провела хорватская комиссия с участием судебно‑ медицинских экспертов и двух профессиональных фотографов.

В служебном протоколе комиссии от 18 мая 1945 года констатируется:

" После произведенного осмотра лагеря, заключения врачей и судебных экспертов, а также допроса свидетелей комиссия установила: преступления, совершенные в печально знаменитом лагере Ясеновац, одном из самых страшных мест пыток не только в нашей стране, но и во всей Европе, по своей жестокости, способам и извращенности их исполнения, по количеству и масштабам убийств превосходят все, что может вообразить самая буйная фантазия. Проявленная жестокость в сочетании с дикими садистскими извращениями свидетельствует о том, что только психической патологией можно объяснить применявшиеся пытки: усташи морили узников голодом и мучили жаждой, содержали их в специальных камерах‑ клетках, забивали под ногти гвозди, резали живое тело и посыпали раны солью, использовали половые органы живых женщин в качестве пепельниц для окурков, сжигали живых людей в печах для обжига кирпича, отрезали половые органы, подкидывали в воздух детей и насаживали их на штыки, ломали кости, вешали, топили в Саве…

Комиссия установила, что жертвами были представители всех наших народов со всей территории Югославии (сербы, хорваты, черногорцы, македонцы и другие). Людей бросали в лагеря только за то, что они в отличие от своих мучителей были другой веры или " расы", или же по малейшему подозрению в том, что они не поддерживают усташское правительство террора".

СТАРА‑ ГРАДИШКА. Лагерь располагался в бывшей тюрьме в Стара‑ Градишке с осени 1941 года. Он находился примерно в 40 километрах от Ясеноваца. Лагерь в Ясеноваце и лагерь в Стара‑ Градишке можно рассматривать как один: в усташских сводках лагерь СтараГрадишка упоминается под номером V, как часть лагеря Ясеновац. Вот несколько характерных примеров злодеяний усташей в отношении женщин и детей.

Англичанка ПАУЛИНА ВАЙС рассказала о своем пребывании в лагере Ясеновац и Стара‑ Градишка следующее:

" … Во время моего пребывания в лагере, кроме ежедневных пыток и убийств, совершались и многочисленные массовые уничтожения узников. Однажды в лагерь прибыла партия еврейских женщин и детей из Сараева. Когда же открыли двери вагона, то оказалось, что там были одни мертвецы.

Однажды усташи вывели из бараков всех евреев и православных и перебили их. Больных и слабых убили прямо в бараках. Тогда было уничтожено 600‑ 800 человек.

Часто случалось, что вечером прибывала партия узников, а наутро их уже не было в живых. Нам приходилось видеть горы убитых и изуродованных людей. 22 декабря 1942 года меня поместили в женский лагерь в Стара‑ Градишке. Я провела в нем более 7 месяцев.

Убийцами, заправлявшими в этом лагере, были Буджон, некая Милка, 22 лет, начальница швейной мастерской, затем Божана, около 16 лет, Нада Лубурич (сестра Векослава), 18 лет. Они резали и душили свои жертвы по ночам. По моим подсчетам, они убили около 2 тыс. женщин. Повседневным явлением были избиения и содержание в карцере без пищи.

Я находилась в лагере до 15 июля 1943 года, когда меня выпустили и я вернулась домой".

РОЗИКА ШИМКО:

" В конце 1943 года меня перевели в печально известную " башню", где содержались главным образом еврейки и сербки. Женщины были изголодавшиеся, изможденные тяжким трудом на полях, которым они занимались все лето и осень. Поскольку зимой работы для них не было, их заставляли щипать перо. Однако, по мнению наших мучителей, это было недостаточно продуктивной работой, поэтому усташи стали методически уничтожать узниц. Каждый день в помещениях, где размещались узники, появлялся известный своей жестокостью сотник Босак в сопровождении еще одного усташа, имени которого я не знаю, а также женщин‑ усташек Нады Лубурич, Буджон и православной Божицы Обрадович. Отобрав жертвы, они резали и добивали их в одиночных камерах. Однажды я видела, как усташка Мая приказала одной ослабевшей женщине встать, а когда та не смогла сделать это из‑ за слабости и болезни, задушила ее своими руками. К концу моего пребывания в лагере появилась еще одна изуверка, усташка Вилма Хорват, которая убивала такими же способами, о которых я уже говорила".

Из числа усташских преступников был допрошен Яков Маркович, охранник, служивший в лагере с 1944 года до его ликвидации. Он рассказал следующее:

" …Расстрел производился по плану: мы выводили на лесоразработки по несколько сот узников и из этой партии две трети расстреливали, а одну треть возвращали обратно в лагерь. Так мы поступали при каждом расстреле. Заключенные сами копали ямы, куда мы их потом сбрасывали. Узника, пытавшегося совершить побег, мы на месте убивали ножом, а матерей, пытавшихся защитить детей, уничтожали топорами и кувалдами".

Вместе с матерями в лагерь привозили сербских и еврейских детей. Их постигла участь матерей. Без малейшей жалости их мучили голодом, избивали и убивали.

РУЖА РУПЧИЧ:

" … Во время моего пребывания в лагере начиная с мая и до конца 1942 года усташи доставляли в лагерь целые партии женщин и детей. Детей сразу отделяли от матерей, их отправляли на работу в Германию, если же они были нетрудоспособными, убивали и мать, и ребенка. Дети были в возрасте от 2 месяцев до 10‑ 12 лет. Питание и обращение с детьми в лагере были хуже некуда. Грудным детям вообще не давали пищи, и они умирали от голода, остальных же кормили сырым человеческим мясом, от которого они заболевали поносом, вплоть до выпадения кишок. Спали на полу, почти голые, в результате чего умирало по 30‑ 40 человек в день. В июле 1942 года усташи отобрали около 2 тыс. детей якобы нежизнеспособных, сложили их штабелями, как дрова, в одной из комнат и удушили газом. Более здоровых, закаленных детей оставили в живых, и они, как я уже говорила, продолжали умирать медленной смертью. В конце концов оставшихся в живых детей погрузили в машины и отправили в Яску.

Когда дети умирали, их трупы складывали в кучу во дворе, откуда могильщики уносили их на кладбище, но случалось, что отдельные трупы лежали во дворе по нескольку дней".

ОТО ЛАНГФЕЛЬДЕР:

" … В июне 1942 года прибыла комиссия для осмотра лагеря. В связи с этим всех детей в возрасте до одного года поместили в усташскую больницу. Как только комиссия уехала, все дети были убиты".

ЭДО ДОЛИНАР:

" … По моим подсчетам, в лагере было убито от 6 до 7 тысяч детей".

ВИНКО ЗДРАВЕЦ:

" Примерно 22 октября 1944 года усташи уничтожили около 200 детей. Это была последняя группа детей, находившихся в лагере".

ДАМНЯНА ЗВЕЧЕВАЦ:

" 11 октября 1942 года усташи погнали жителей нашего села Кукуневац в лагерь. Меня вместе с моей семьей затолкали в церковный двор. В тот день мой муж, покойный Михаиле Звечевац, был убит в Кукуневаце вместе с другими 780 жителями этого села.

В церкви крестьян разделили: мужчин в возрасте от 13 до 50 лет (всего 780 человек) убили топорами и кувалдами.

Мы же, оставшиеся в живых, около 10 часов двинулись к вокзалу. Нас, партизанские семьи, отправили в лагерь. Мы шли по дороге, но старик Миле Катич отстал от нас. Подошедший к нему усташ убил его ножом. Спустя некоторое время усташи сбили с ног дочь Петра и Мары Нежич и зарезали ее. Так же они поступили с одной старушкой, которая не могла больше идти. Ее звали Джурджа Крайинович.

По прибытии на станцию в Кукуневаце нас сразу же затолкали в вагоны для скота и повезли в направлении Банова‑ Яруги, где поезд на какое‑ то время остановился. После этого он поехал в сторону Окучани. На станции нас, женщин с малыми детьми, посадили в грузовики и привезли в Стара‑ Градишку.

Нас выгрузили у лагеря, обнесенного забором высотой около 3 метров с тремя рядами колючей проволоки наверху.

В воротах стояли усташи, которые обыскивали и избивали нас, отбирали деньги, золотые вещи, одним словом, все, что представляло хоть какую‑ нибудь ценность.

В лагере с левой стороны стоял небольшой дом. Туда усташи завели Елу Джуранович и Мару Вулетич и там убили их.

Стариков – Милоша Цыгановича, Джуро Звечеваца, Петара Джодана, Дане Марунича и других моих односельчан – разместили на втором этаже здания. Мы же все остались во дворе и не смели никуда отлучиться, так как у забора на сторожевой вышке стояли охранники с ручным пулеметом, и стоило кому‑ либо отойти в сторону, как его тут же убивали из пулемета.

Одного из наших односельчан – Дане Марунича – усташи принялись жестоко избивать в его камере. Он стал громко кричать, и они его тут же убили.

Полтора месяца промучилась я со своим 18‑ месячным ребенком во дворе лагеря, где одеялом нам служило небо, а простыней – сырая земля. Была поздняя осень, и мы вместе с моими односельчанами терпели все невзгоды, связанные с непогодой, а также другие страшные муки.

Из еды мы получали один раз в день заправленную кукурузной мукой баланду с плавающими горошинами, кусочками картофеля, кукурузной соломой, часто в ней попадался крысиный помет. Гигиенические условия были ужасными. Я видела, что утром людей куда‑ то уводили, и они больше не возвращались. И так было каждый день!

Как я уже говорила, обращение с нами усташей и усташек было очень жестоким, просто невыносимым. Я вспоминаю, как узники выкопали в лагере траншею трехметровой ширины и такой же глубины, вероятно, она послужила могилой для заключенных.

После месячного пребывания в Стара‑ Градишке нас, матерей с детьми, собрали и отправили поездом в лагерь Сисак.

Как только мы прибыли туда, у нас сразу же отобрали детей. Забрали и моего сына, Михаиле Звечеваца, и больше я его не видела. Женщин тут же отвели в какое‑ то помещение, где нас остригли наголо, а затем издевались над нами, обливая то горячей, то холодной водой, невзирая на наши страдания. В лагере я сильно страдала от поноса, так как в еду добавляли каустическую соду и другие " медикаменты". Обо мне заботилась и лечила меня моя односельчанка Савета Липар.

Мне известно, что детей морили голодом. Четырехлетний ребенок женщины из нашего села Милицы Шарчевич грыз от голода свои пальцы и в конце концов умер в лагере от истощения.

Я знаю также, что многих молодых женщин отправляли в Германию, а беременных – в Ясеновац, где они распрощались с жизнью.

Через 14 дней после прибытия в Сисак мне удалось вместе с женщинами, у которых был пропуск, бежать и вернуться домой в Кукуневац".

ДРАГА РАДЖЕНОВИЧ‑ ПАВКОВИЧ:

" Это было в апреле 1942 года, по‑ моему, в понедельник. Мы с мужем целый день работали в поле – сеяли кукурузу. Нам уже оставалось засеять небольшой участок. Но муж, Никола, сказал, что хватит на сегодня, закончим завтра. Мы пришли домой уставшие, сделали все дела по дому, поужинали и легли спать.

Утром во вторник нас разбудили усташи. Сонных, не одетых, нас погнали на школьный двор. Сказали, что будут выступать перед нами с речью, приказали не беспокоиться и не разбегаться.

Речь должен был произнести усташский сотник, имени которого я не помню, но он так и не появился. Когда же все собрались возле школы, нас погнали к шоссе. Это шоссе, которое ведет от Липика к Окучани и Босанска‑ Градишке. На шоссе уже стояли грузовики и " черный ворон".

Нас в спешном порядке затолкали в грузовики и повезли на восток по направлению к Окучани, а затем в лагерь Стара‑ Градишка. При погрузке в машины нас отделили от мужчин, а когда привезли в лагерь, то всех мужчин старше 15 лет развели на одну сторону, а женщин и детей – на другую.

Я помню какую‑ то хибару, напоминающую свинарник, длинную и низкую, расположенную рядом с " башней". В нее втиснули столько узников, что там нельзя было пошевелиться. В конце этого строения было одно маленькое окошечко, через которое оно проветривалось.

В этом аду нас держали двое суток. Днем нас допрашивали, интересовались, где наши мужья, хотя прекрасно знали, что наших мужей отделили от нас еще на шоссе и тоже отправили в лагерь. После этого нас поместили в печально знаменитую " башню".

Иначе как кошмаром, который неведом людскому роду, это не назовешь. Внутри " башни" были только голые стены, помещение было битком набито измученными голодом и жаждой женщинами и детьми. " Башню" окружал высокий каменный забор с колючей проволокой. Наверху дежурили усташские охранники. Усташи были и внизу, среди узников якобы для поддержания порядка, а в действительности они мучили и убивали несчастных женщин и детей. Насколько я смогла узнать, среди узников были женщины и дети из наших трех сел, имевших общее название Голеши, в которые входили: Раденовичи, Райчичи и Милисавцы; были также заключенные из Млаки, Ясеноваца, Босанска‑ Дубицы и Хорватска‑ Дубицы, а также из других мест.

Этот кошмар продолжался три недели. Нас мучили голодом и не давали пить. Когда нам приносили еду, то она состояла из баланды из кукурузной муки, вместо соли туда сыпали каустическую соду, от чего внутри все горело, а воды нам не давали. Да и такую пищу мог получить только сильный, так как за еду дрались, отталкивая друг друга. Те же, кому не доставалось, умирали с голода. А что могла сделать я, имея на руках двух малых детей? Одному было девять месяцев, а второму три года. Если мне и удавалось пробиться к котлу, то еду мне приходилось наливать в уголок фартука, который был на мне надет, и этой пищей я кормила детей, самой же не оставалось ничего. К тому же малыш все время сосал грудь, хотя молока у меня уже не было. У единственного колодца всегда стоял усташ. Когда же он время от времени разрешал взять немного воды, начиналась давка в попытке достать хоть глоток воды. Тогда усташ отгонял нас от колодца, избивая и убивая тех, кто попадался ему под руку, – прикладом, ножом, ударом сапога.

На этой небольшой территории, переполненной людьми, усташи намеренно разрешили заключенным вскопать землю и посадить картофель. Было строго запрещено трогать и топтать его, но несчастные изголодавшиеся дети выкапывали картошку и ели ее сырую вместе с землей. В довершение этих ужасов и страданий все вокруг кишело вшами, нас кусали крысы, нападавшие в первую очередь на детей.

Рядом со мной умерло 5 или 6 женщин, а дети умирали в несчетном количестве от голода и кровавого поноса, вызываемого каустической содой. Каждое утро в " башне" появлялся дежурный усташ в сопровождении заключенных, которые, собрав трупы детей, вывозили их на тачках на улицу, а затем – за пределы лагеря на берег Савы и сбрасывали в овраг. Когда вода в реке поднималась, она уносила трупы. Это видели наши женщины, которых ежедневно уводили из " башни" на какие‑ то работы, а возвращаясь, они нам рассказывали об увиденном.

Чтобы описать этот ад, потребовалось бы несколько томов.

Через три недели усташи отобрали всех девушек и женщин без детей и увели их из " башни". Позже мы узнали, что их угнали на работу в Германию.

Мы же, женщины с детьми и старухи, оставались в " башне" еще в течение 8‑ 10 дней, а затем усташи отобрали старух и беременных женщин и увели их. Среди них была и моя свекровь Сока Радженович. Этих женщин мы уже больше не видели среди живых. Слышали, что их на грузовиках отправили в лагерь Ясеновац. Их везли через Окучани, а далее – неизвестно куда.

Через 6 дней повезли и нас. Вначале отобрали детей у матерей. Нас всех построили, и какой‑ то усташский офицер произнес перед нами речь. Он страшно ругал и оскорблял нас. Говорил, что мы плохие матери, так как не умеем воспитывать своих детей. И что теперь этим будут заниматься власти, а матерям будет разрешено только приезжать и навещать их.

У женщин, не отдававших детей добровольно, усташи отнимали их силой.

Моих детей к этому времени уже не было в живых. Девочка умерла у меня на руках; ее забрали и увезли на тачке в небытие. Мой же девятимесячный мальчик умер у моей груди, держа во рту пустой сосок. И его убийцы забрали и увезли. Эта картина будет стоять перед моими глазами всю жизнь. Мне невероятно тяжело об этом вспоминать.

С мужем нас разлучили еще по дороге в лагерь, когда нас уводили из села. Мы нашли друг друга в Германии посредством переписки. Он там заболел, и как нетрудоспособного его отпустили домой. Мне же не разрешили уехать с ним. Последнее письмо я получила от него из Марибора, и с тех пор я ничего не знаю ни о нем, ни о том, где его убили.

Свекровь увезли из лагеря вместе с другими старухами и беременными женщинами, и я тоже не знаю, где ее убили. Вместе со мной в лагере было трое детей моего деверя и невестки, умерших перед войной. После их смерти я и мой муж взяли этих детей к себе. Племяннику Владо было 9 лет, когда он умер в лагере. Племянницу Саю (15 лет) удалось с помощью Красного Креста в Загребе вызволить из лагеря. Она вернулась к дальним родственникам в село Криче близ Новски и там умерла вследствие подорванного в лагере здоровья. Племяннику Остое было 12 лет. Его с помощью Красного Креста вызволил из лагеря Добри Йово и привез домой. В настоящее время он живет в селе Транковац близ Окучани.

Я осталась одна. Не знаю, жива я или нет, если бы я сказала что‑ то другое, я бы покривила душой. После того как у женщин отобрали детей, нас держали в лагере еще 2 дня. Затем нас построили в " башне" и погнали пешком в сторону Окучани – грязных, измученных, голодных, сгорающих от жажды, раздетых и разутых. Мы думали, что нас ведут на расстрел. По дороге мы рыдали, просили пить. Но никто не отважился дать нам ни капли воды, а тем более пищи.