Политическое завещание от 13 марта 1957 г.

Приготовление обеда на конспиративной квартире в доме на 21-й улице было

в полном разгаре, когда раздался телефонный звонок. Стало ясно, что поесть не удастся: нужно без промедления выходить на улицу и садиться в подкативший к дому к дому крытый грузовик с почти символической надписью на борту: «Срочная доставка грузов». Это был один из тех грузовиков, что днем и ночью десятками разъезжают по улицам столицы.

Конгри, мастерски приготовленный Мединитой, так и остался в котле нетронутым. В мгновение ока кузов заполнили люди с умело спрятанным оружием. Сорок четыре юноши знали, что идут на боевое задание по приказу военного инструктора и командира отряда Карлоса Гутьерреса Менойо. Все – в гражданской одежде. Каждый из взводов четко знал свои задачи.

«А вот и наш троянский конь!» - раздался чей-то веселый шепот на подходе

к машине. Шутку подхватили. Грузовик так и вошел в историю молодежного движения Кубы под названием «троянский конь». Он тронулся с места вслед за легковой машиной (кажется, это был «бьюик»), в которой сидели Карлос Гутьеррес в сопровождении трех бойцов – шофера Луисито Альмейды и двух рядовых: Пепе Кастельяноса и Луиса Гойкочеа. Колонну замыкала машина заместителя командира операции Фауре Чомона и трех его помощников.

Президентский дворец – в десяти-пятнадцати минутах езды. В тот момент, когда колонна приблизилась к зданию, часы показывали три пополудни – самый разгар рабочего дня. Палило беспощадное гаванское солнце. В квартале от улицы Галиано, на повороте

с улицы Сан-Мигель на Манрике, у грузовика вдруг лопнула шина. Карлос Гутьеррес заметил это сразу. Ему хватило переживаний из-за того, что грузовик и машину Фауре почти два квартала сопровождала полицейская машина, и вот, только они свернули

в сторону, как спустило колесо! До объекта штурма оставалось уже совсем немного, и Карлос решил не останавливаться.

Пассажиры же «троянского коня», наблюдавшие, как к их «почетному эскорту» пристроилась полицейская машина, возликовали, как только та свернула за угол, как раз рядом с домом Мединиты. Те, кто знали, что в этом доме живет их боевой товарищ, невольно повернули головы в ту сторону. Там, на гранитном настиле у подъезда они заметили юную красавицу в белом платье, махавшую им рукой. Длилось это всего мгновение, пока «ковылявшая» на спущенной шине машина преодолела полтора десятка метров. Друзья Мединиты узнали в девушке его невесту и догадались, что ей известно, куда в этот час направляется жених. Внезапно каждого охватило ощущение, что эта встреча – благословение на подвиг.

Колесо барахлило, грузовик трясло. Но Президентский дворец был уже совсем близко. Вот и машина Гутьерреса, резко затормозив, остановилась. Это был сигнал к тому, чтобы остановился и грузовик, а взводы немедленно приступили к выполнению своих боевых задач.

Но случилось то, что не было предусмотрено планом.

Обратимся к воспоминаниям Луиса Гойкочеа – бойца, ехавшего в машине Карлоса. Луис был старше своих соратников: когда он связал свою судьбу с Революционным директоратом, ему уже исполнилось тридцать два года. Его оценка происходивших тогда событий особенно ценна, поскольку он по праву адъютанта ни на шаг не отходил от командира.

«Не успела машина остановиться, - говорит он, - как товарищ Карлос выпрыгнул из нее и стал поливать из автомата ворота, ведущие во дворец…» Молниеносность его действий поразила и Фауре Чомона, запомнившего как «с неописуемой быстротой Карлос Гутьеррес врывается в подъезд, выходящий на улицу Колон. Все происходит столь внезапно, что охрана падает под пулями Карлоса, не успев сделать ни единого движения. Под сводами подъезда он похож на сказочного циклопа, вокруг которого один за другим, словно пораженные молнией, падают солдаты».

Таким образом, командир обеспечил своему отряду тактическое преимущество. Теперь, когда фактор внезапности был гарантирован, дело – за взводами атакующих, ждавшими сигнала в грузовике. Но сначала необходимо было обстрелять установленный перед дворцом грузовичок, чтобы вывести из строя пулемет, спрятанный в нем как раз

на случай внезапного нападения. Это входило в обязанности Луиса Гойкочеа. Но вышла осечка.

По собственному признанию этого бойца, он случайно замешкался. «Я должен был обогнуть автомобиль сзади, так как ехал в первой машине. Моя специальная задача состояла в том, чтобы обстрелять грузовик, на котором, как и предполагали, был установлен пулемет 30-го калибра. Так и оказалось. Я прицелился, но неожиданно мой автомат отказал. Я снова нажал на спусковой крючок, но безрезультатно. Все это заняло доли секунды. Затем по плану я обязан был вернуться и застрелить полицейского. Увидев, что я в него стреляю, он буквально остолбенел. Но мой автомат продолжал молчать. Поняв, что происходит что-то неладное, из машины выскочил шофер, Луисито Альмейда, и сам занялся полицейским.

Тем временем я сменил магазин, автомат заработал. Я успел заметить, что охрана спряталась за углом здания, а к месту стрельбы стали сбегаться солдаты с других постов дворца. Они намерены были вступить в бой, но в этот момент застрочил пулемет».

Это и был тот злосчастный, не выведенный из строя закамуфлированный пулемет.

Однако, несмотря на все перипетии, для бойцов из «Трояновского коня» путь

во дворец был открыт, все посты практически оголены. Авангард ворвался во дворец. Заняли первый этаж. Две группы взбежали на второй как раз в тот момент, когда Карлос, страхуемый Луисом Альмейдой, Кастельяносом, Вангуэмертом и Гойкочеа, ворвался

в Зеркальный салон, а затем в кабинет Батисты. Но Батисты на месте не оказалось. Все ринулись в столовую. Но и там диктатора не было! Ему удалось скрыться. О том, что он только что здесь был, свидетельствовала посуда с неостывшим еще обедом и второпях опрокинутая чашка – явные признаки бегства.

Карлос кинулся к остолбеневшей прислуге. Указав на стол и недопитый кофе, учинил допрос. Однако насмерть перепуганная взрывами, выстрелами и вторжением незваных гостей прислуга молчала.

- Где Батиста? – вопрос повис в воздухе. Слуги могли и не знать, не заметить,

в какую из потайных дверей юркнул спасавшийся бегством тиран.

Но Карлос вдруг увидел, как огромные глаза пышной, похожей на черную богиню Йемайю негритянки в голубом платье взметнулись наверх. С третьего этажа донеслись выстрелы. Гутьеррес понял, что «черная богиня» дала ему знак, где искать того, кто им нужен. То, что огонь с третьего этажа становился все интенсивнее, доказывало, что Батиста там.

Вообще-то найти Батисту и взять его живым не входило в задачи Карлоса Гутьерреса Менойо. Это должен был сделать взвод Менелао Мора, куда входили Хуан Карбо, Мачадита и Эвелио Приэто, незамедлительно приступившие к делу. Они обследовали левое крыло дворца, куда пробились после перестрелки во внутреннем дворике – патио. Солдаты уже начинали выходить из состояния шока, в которое их вверг неожиданный штурм дворца. Но в левом крыле диктатора не обнаружили, о чем Карлосу незамедлительно доложил Мора. Теперь у обоих не оставалось сомнений, в том, что Батиста успел спрятаться на третьем этаже.

Тем временем у штурмующих кончились боеприпасы. Карлос попросил подмоги. Это был сигнал к тому, чтобы вступила в бой группа поддержки. Но сто вооруженных бойцов из заранее сформированной группы поддержки во главе с Игнасио Гонсалесом так и не перешли к активным действиям, хотя стояли на отведенных позициях перед дворцом. Причина – малодушие командира, так и не отдавшего приказ идти на штурм даже после получения от Карлоса сигнала «SOS». Это самым роковым образом на судьбе всей операции. В помощи особенно нуждались те, кто добрался до крыши дворца и вел оттуда прицельный огонь. Хосе Луис Вангуэмерт, находившийся в тот момент на втором этаже, услышал, как в одном из кабинетов беспрерывно звонит телефон. Пулей ворвавшись туда, он схватил трубку. Интересовались, можно ли верить переданной по радио информации, что Батиста убит.

- Да! Говорит боец Директората. Да! Мы расправились с Батистой, - отчеканивал Вангуэмерт по-военному четко, словно стараясь оправдать прилепившуюся к нему кличку «Рисковый».

Звонил не кто иной, как подполковник авиации Гарсиа Баэс из офицерского клуба военного городка Колумбия, где фактически проживал диктатор. Закончив телефонный разговор, Баэс подошел к стойке, заказал тройную порцию рома и во все горло прокричал: «Сеньоры! Дворец атакован!» Но никто не обратил на него внимания. Офицеры были заняты своими делами. И никому не была дела ни до Президентского дворца, ни до судьбы Батисты.

В провинции Ориенте полковник Барриос, узнав о событиях в Гаване на всякий случай «до получения более точной информации» отдал приказ прекратить наступление на повстанцев.

Между тем перестрелка внутри дворца продолжалась. Менелао ранили в ногу. Он астматик, и у него начался сильный приступ астмы. Но у бойца не было времени

на слабость. Увидев Карлоса и Луиса, отбивавшихся от вражеского огня, пятидесятилетний Менелао с полными слез глазами, лежа – подняться из-за раненой ноги он не мог – кивнул и тихо, почти шепотом, промолвил: «Смотрите, Мединита!»

На беломраморной лестнице между вторым и третьим этажами лежал залитый кровью Мединита. Он уже не дышал. Надо было срочно вынести тело, чтобы его не захватил противник и не надругался над ним, как это было принято в стане диктатора. Тело погибшего на их глазах смельчака, любимого всеми Мединиты!

О подробностях этой схватки мы узнаем со слов Луиса Гойкочеа:

«Через кухню мы проникли в зал с длинным столом, где обычно заседает Совет министров. Там мы увидели трех лакеев в ливреях. Я их обругал и хотел прикончить, но Карлос Гутьеррес сказал, чтобы я этого не делал, и велел их обыскать. Я спросил их про Батисту. Один сказал, что он был тут, но, услышав выстрелы, сбежал. Помню, я даже забрался на стол и прошелся по нему, чтобы лучше рассмотреть, что делается вокруг. Затем мы все перешли в Зеркальный зал, где пришлось немного задержаться: у Карлоса заел автомат М-3. В этот момент мы с Вагуэмертом и Кастельяносом из окна обстреляли машины, стоявшие на улице. Затем мы подошли к кабинету Батисты и услышали: «Они уже здесь! Скорей!»

В одно мгновение, в ту сторону, откуда доносился этот голос, бойцы швырнули три гранаты, но взорвалась только одна. Луис, неотступно следовавший за Карлосом тремя ступеньками ниже, вместе с командиром поднимался на третий этаж и кинул гранату,

но она отскочила и взорвалась почти у его ног. Ожидаемого подкрепления по-прежнему не было.

В этот момент раздался сильнейший взрыв. Это взорвалась изготовленная бойцами «бомба» - связанные вместе десять гранат, - оставленная на втором этаже. Послышались крики ужаса и боли, заглушенные шумом взрыва. На миг воцарилась мертвая тишина.

Было странновато услышать в этой жуткой тишине слова: «No temais una muerte gloriosa. //Que morir por la Patria es vivir» (не страшитесь славной смерти. //Умереть

за Родину – значит жить!»). Это Хуан Педро Карбо и Мачадита во всю мощь своих красивых, сильных голосов запели национальный гимн Кубы.

Кто-то скандировал призывы Революционного директората.

Но подкрепления все не было. У находившихся во дворце бойцов кончались боеприпасы, а вражеские пули продолжали сеять смерть в их рядах. Пали братья Арнеадо и Леон Льерас, тяжело ранен Фауре Чомон. Карбо получил пулевое ранение в ногу и потерял очки – без них он совершенно беспомощен. У Мачадиты пуля застряла в бедре. Стреляли штатные снайперы дворца, успевшие занять удобные позиции на верхнем этаже. Они стремились захватить в плен как можно больше участников штурма. Таков приказ генерала. Раненый Вангуэмерт носился по второму этажу, стреляя во все стороны из своего М-2. Его рубашка насквозь пропиталась кровью. Кровь бежала по раненой щеке Эвелио Приэто, но он не терял присутствия духа.

Карлос Гутьеррес успел отдать не предусмотренный планом приказ к отступлению. Его адъютант, Пепе Кастелянос, старался прикрыть командира, но автоматная очередь

с третьего этажа сразила обоих почти одновременно. Оба упали на лестницу, заняв сразу несколько ступенек.

Кастельянос был мертв. В Карлосе еще билась жизнь, он задыхался, но дышал.

«Я прикрою отход!» - закричал Мачадита и выскочил с автоматом наперерез батистовским снайперам. Луис Гойкочеа наклонился над Карлосом, чтобы поднять его, но тот скорбно произнес: «Эти сукины дети убили меня». С этими словами и с неожиданной в этой ситуации улыбкой он ушел в бессмертие. Ему не дано было узнать, что боевая операция, длившаяся почти час, закончилась провалом. Отряд потерпел поражение. Для Карлоса Гутьерреса Менойо 13 марта 1957 года стало днем последнего в его жизни боя с тиранией.

Погибая, он не знал, что во время штурма Президентского дворца погибнет половина его отряда, но второй половине все же удастся спастись и продолжить борьбу уже в иных условиях. Но не всем, кто успел невредимым покинуть место яростной схватки, удалось спастись. Вангуэмерта пули изрешетили в пятидесяти метрах от дворца. Раненому Эвелио Приэто чудом удалось добраться до пригорода Гаваны – Марианао и попросить убежища у одного известного гаванского чиновника-чибасиста, который всегда прикрывался именем Эдди Чибаса и прикидывался его другом. Тот впустил Эвелио в свой дом, но тут же вызвал полицию и хладнокровно передал его властям. В полицейском участке Эвелио подвергли жестоким пыткам и той же ночью убили.

Раненый в бедро Мачадита уже на улице увидел, что рядом с ним нет его неразлучного друга Карбо, бесстрашно вернулся во дворец, но Карбо не нашел. И снова выбежал на улицу, стреляя во все стороны. Так и не обнаружив друга, он убежал как можно дальше от дворца и скрылся в соседнем переулке. Через полтора часа ему удалось незамеченным добраться до района Мантилья. А вот и дом священника, который, как он считал, его не предаст. Это единственный в столице католический священник-негр. Мачадита робко постучал в дверь храма и попросил укрытия. Но служитель Господа

не пустил его на порог храма и приторным голосом предложил скамейку в соседнем, пустующем доме, посоветовав «провести там ночь в общении с Богом».

Раненого Педро Карбо, также сумевшего покинуть дворец, на улице подобрала машина скорой помощи. В госпитале, куда он был доставлен, ему оказали первую помощь и вызвали полицию. Начался допрос. Он назвал вымышленное имя и сказал, что не имеет отношения к нападению на дворец, а ранен был, когда проезжал мимо на автобусе. Полицейский обшарил карманы и вытащил несколько патронов.

- А это что?

В ответ Карбо пожал только плечами и тут же перешел в атаку:

- Все это уже неважно. Главное – Батиста убит!

Ошеломленный услышанной новостью, полицейский занервничал и, сказав, что все это следует проверить, покинул больницу.

Врачи и медсестры решили спасти юношу. Ведь он был так молод, почти дитя.

На своей личной машине доктор переправил его в другую больницу, откуда ему

с помощью врачей и студентов-практикантов удалось бежать.

Хуан Карбо знал, что тайная полиция за ним давно охотится. И перед штурмом дворца решил проститься с матерью: написал ей письмо, которое нельзя читать без душевного трепета. «Уже семьдесят семь дней я не вижусь с тобой и ничего не знаю

о тебе. Надеюсь, ты здорова. За каждый день, что мы с тобой не виделись, прими мой поцелуй, и за каждый поцелуй пошли мне благословение. Не пугайся мамочка, но ты должна знать: возможно, сегодня меня убьют. Но возможно также, что завтра мы будем свободными и воссоединимся вновь… Мы идем на штурм берлоги Батисты.… Если умру, таков был мой долг.… Прости меня за те страдания, что я тебе причиняю. Но кому-то надо плакать и страдать сегодня, чтобы завтра другие были радостны и свободны…

Хуан Педро Карбо Сервиа и Хосе Мачадо Родригес погибнут чуть позже.

Их сдадут полиции предатели из числа студентов – между прочим, членов ФУС…

Многие покидали дворец под шквальным огнем, еще ничего не зная о судьбе отряда Эчеверрии, ринувшегося в эти же часы на захват радиостанции «Релох».

Захват радиостанции «Релох»

Если мы погибнем, наша кровь укажет дорогу к свободе.

Независимо от исхода нашего выступления, потрясение,

которое оно вызовет, продвинет нас по пути к победе.