Допустим, я борюсь за демократию в своей стране, американские НКО помогают мне выпускать газету, в организации каких-то мероприятий. Это же все-таки поддержка, да?

— Да, но это не значит, что мы потратим вам на помощь миллионы долларов. Это не значит, что мы будем оплачивать людям походы на демонстрации. Смотрите: в мире масса недемократических режимов, и мы не пытаемся их менять. Но когда кто-то пытается перейти черту, мы скорей уж пошлем военные силы. Во времена «холодной войны» ЦРУ проводило тайные операции: сегодня их гораздо меньше, но это не значит, что ЦРУ не делает ничего.

Однако когда такие организации, как, например, Национальный демократический институт или Национальный республиканский институт, пытаются связать с ЦРУ или с американскими властями, это абсолютно неверно. На высоком уровне идут нескончаемые и ожесточенные споры. Дипломаты говорят: «Нас устраивает этот лидер». А эти институты говорят, что им наплевать на лидеров, что требуют демократии и если лидеры будут манипулировать выборами, то они будут прямо об этом говорить.

Хорошо, а можно ли тогда говорить о том, что «цветные революции» встают в одну последовательность, или все-таки это ряд не связанных между собой событий?

— Когда меня спрашивают, являются ли они проявлением некоего глобального процесса или, к примеру, частью большой американской политической игры, то я всегда обращаю внимание на то, что ни одна из «цветных революций» на постсоветском пространстве не оказалась столь важной, как мы полагали в сам момент их свершения. Если бы я писал свою книгу в 2005 году, например, то мог бы рассуждать о том, как «цветные революции» меняют политику властей в странах бывшего СССР, и задаваться вопросом: какая страна будет следующей? Стоит ли на очереди Азербайджан? Или Узбекистан? Или Белоруссия? Это именно тот вопрос, которым мы задавались в то время.

А в 2014 году мы спрашиваем у себя: а многое ли на самом деле изменилось?

Киргизия после «цветной революции», например, не стала более свободным и демократичным государством, чем десятилетие назад. Конечно, Украина — это самый интригующий пример. Самое главное, что если вы посмотрите на статьи в СМИ и общественную реакцию по поводу происшедшего на «евромайдане», то обнаружите, что никто вообще уже не вспоминает об «оранжевой революции» 2004 года.

Тут интересно, что, когда Януковича выбрали президентом в 2010 году, многие посчитали, что «оранжевая революция» окончилась провалом, потому что он все-таки пришел к власти, но другие, наоборот, уверяли, что она была успешной, поскольку создала возможность для демократической передачи власти. Но вот на дворе конец 2014 года, мы все были свидетелями и отхода от демократии, и взрывного роста коррупции, и всех дальнейших событий, и уже очевидно, что все достижения «оранжевой революции» канули в Лету.

Как быть с тем, что, так сказать, стиль всех революций был примерно один и тот же: мобилизация молодежи, палатки на площадях, похожий брендинг. Трудно избавиться от ощущения наличия одной технологии...

— Послушайте, если вы бы жили в Киеве в 2003–2004 году, то уже знали бы, что произошло в Грузии, и если вы оппозиционер, то нет ничего удивительного, что вам бы хотелось повторить нечто подобное на Украине. В свою очередь, грузины моделировали свою революцию, основываясь на опыте Сербии. Украинцы смотрели на грузин и сербов. А киргизы смотрели на сербов, украинцев и грузин.

Повторюсь: самое интересное — другое, что на этом все остановилось. Ничего подобного не произошло ни в Азербайджане, ни в Белоруссии, ни в России.