Глава 34. Ксандер

Мы с Окером работаем на автомате, почти как роботы; мы обязаны отыскать это лекарство, вот только Окер сосредоточен на другом деле. Уже через несколько дней я привык к рутинной работе в лаборатории: мы работаем, когда Окер приказывает работать, и отдыхаем, когда Окер приказывает отдыхать. Иногда я выхватываю взглядом Кассию в сортировочных помещениях, но большую часть времени я провожу, составляя смеси по рецептам Окера.

Окер ест свои порции пищи прямо здесь, в лаборатории, даже не присаживаясь ни на миг. Поэтому и мы все делаем то же самое: встаем вокруг стола и жуем свою еду, поглядывая друг на друга. Возможно, сказывается напряженность ситуации и поздние часы, но в такие минуты мне всегда хочется дико рассмеяться. Все разговоры за обедом сводятся к обсуждению того, насколько хорошо идут дела с пробами лекарства. В отличие от остальных Окер обычно молчит, если все идет хорошо. А вот если что-то идет не так, его бывает не заткнуть.

— Что такого в этих Иных землях, — спрашиваю я у него сегодня, — что вас всех отчаянно туда тянет?

Окер фыркает. — Ничего, — отвечает он. — Я слишком стар, чтобы переселяться, и предпочту остаться здесь, как и многие другие жители.

— Тогда зачем все это усердие с лекарством, если вы не разделите вознаграждение?

— Во мне говорит врожденный альтруизм.

Я смеюсь, не в силах сдержаться, и Окер сердито смотрит на меня. — Я хочу утереть нос Обществу и первым найти лекарство.

— Общества больше нет, — напоминаю ему.

— Еще как есть, — отвечает он, отвинчивая крышку фляжки и отхлебывая глоток воды. Затем тыльной стороной ладони вытирает губы и снова бросает сердитый взгляд.

— Только дураки верят, что что-то изменилось. Восстание и Общество так глубоко проникли друг в друга, что уже и не понять, кто есть кто. Это как змея, которая пожирает свой чертов хвост. Вот здесь, за пределами территорий Общества, и есть истинное восстание.

— Лоцман верит в Восстание, — отвечаю я, — и он не мошенник.

Окер смотрит на меня. — Может быть. Но это вовсе не означает, что ты должен следовать за ним. — Его взгляд пронзает насквозь, — или за мной.

Я ничего не отвечаю, — мы оба знаем, что я уже следую за ними двумя. Я верю, что Лоцман есть путь к революции, а Окер, — к созданию лекарства.

Пациенты здесь выглядят значительно лучше тех, что из провинций. Окер устранил все вторичные симптомы мутировавшей чумы, такие, как накопление тромбоцитов и выделение жидкости из легких. Но он все время твердит про белки и мозг, и я знаю, что он еще не выяснил, как предотвратить или ослабить влияние мутаций на нервную систему. Но он обязательно выяснит.

Окер выругивается. Он пролил немного воды из фляжки на свою рубашку. — Общество было право в одном. Проклятые руки перестают нормально работать через год или два после восьмидесяти. Но, несомненно, мой мозг продолжает функционировать лучше, чем у большинства людей.

***

Когда я возвращаюсь в тюрьму, Кассия уже сидит в своей камере и ждет меня. Я не могу ее хорошо разглядеть из-за темноты ночи, но отлично слышу, когда она обращается ко мне. Кто-то по коридору просит нас замолчать, но все остальные, кажется, уже заснули.

— Ребекка говорит, что ты нравишься всем медикам из исследовательского отдела, — рассказывает Кассия. — И еще она говорит, что ты единственный, кто нормально разговаривает с Окером.

— Может, мне стоит прекратить, — отвечаю я. Мне не хочется, чтобы остальные работники отдалились от меня из-за этого. Я должен остаться в исследовательской лаборатории и работать над лекарством.

— Ребекка говорит, что это хорошо, — продолжает Кассия. — Она думает, ты нравишься Океру, потому что напоминаешь ему его самого.

Так ли это? Я не думаю, что я настолько же горделив, как Окер, или так же умен. Конечно, мне всегда было интересно, смогу ли я когда-нибудь стать Лоцманом. Я люблю людей. Я хочу быть среди них и стараться сделать их жизнь лучше.

— Мы уже близко, — говорит Кассия. — Мы обязательно добьемся своего. — Ее голос звучит немного дальше. Должно быть, она отошла от двери камеры в сторону кровати. — Спокойной ночи Ксандер, — говорит Кассия.

— Спокойной ночи, — отвечаю я.