Принципиальность и требовательность — непременные черты творчески одаренного режиссера, всякого взыскательного художника.

Принципиальность и требовательность выглядят упрямством и даже деспотизмом в глазах актеров-ремесленников, не умеющих или не желающих понять режиссе­ра. А режиссер применяет не волю, а власть тогда, когда не может увлечь и убедить.

Есть у нас режиссеры с завидной общей культурой, отлично владеющие профессией, наделенные хорошим вкусом, добрым характером, ну, словом, очень хорошие режиссеры. А работать с ними — мука. Потому что, зная все, они не знают только двух слов: «да» и «нет». Неопре­деленность, «обтекаемость» их взглядов, позиций, реше­ний раздражают, бесят актеров, рождают глухую нена­висть по отношению к тихому, любезному, всегда доброжелательному режиссеру. Актеры скорее простят режиссеру гнев, несдержанность, резкость, чем беспринципность.

Дело не в том, оказывается, «диктатор» режиссер или «демократ». Важно, на что направлена его воля, ради чего он непреклонно требователен к актеру и к чему он нетерпим.

Сейчас очень распространено слово «самовыражение». «Никто не вправе запретить мне так видеть мир», — гово­рят многие молодые художники.

Между писателем и читателем, живописцем, скульптором и зрителем нет посредников. Писатель, однажды, мо­жет представить солнце черным, живописец — нарушить перспективу или анатомические пропорции человеческого тела. Слова, как и линии, краски сами по себе мертвы, инертны. Они одушевляются художниками. Режиссер же имеет дело с «материалом» одушевленным, с живым, мыслящим и действующим актером. Он творит в основ­ном, вместе с актером, через актера. Скульптор не посвя­щает глину в свой замысел.

Режиссер, не умеющий или не желающий увлечь ак­тера и поэтому требующий беспрекословного подчине­ния живого человека, актера, думает, что осуществляет право творческой свободы, дарованное ему природой искусства. Он ошибается. Право так, а не иначе видеть мир имеют и. актеры. Спектакль — плод совместного творчества актеров и режиссера, объединенных общими идеями. Творческая свобода режиссера несовместима с порабощением актера.

Я так вижу мир», — говорят некоторые молодые режиссеры, запрещая актерам общаться, заставляя их извиваться в конвульсиях или застывать в странных позах. Деспотическая воля таких режиссеров, возможно, осно­вана на каких-то принципах, какой-то художественной программе.

Но режиссер, так «выражающий» себя, режиссер, пользующийся пьесой и актерами лишь как «строи­тельным материалом», прямо противоположен режиссеру, вся воля и энергия которого направлена на выражение ав­торской идеи, на раскрытие актерских индивидуаль­ностей.

Г. А. Товстоногов — волевой режиссер. Но воля его направлена не на самовыражение. Для него актеры не «материал», не исполнители его замыслов, а соратники, союзники. Он неумолимо требователен и бескомпромис­сен по отношению к ним, добиваясь одного: чтобы они в себе самих воспитывали характеры персонажей чехов­ской, горьковской драмы, чтобы они наиболее полно рас­крывали свои дарования.