Первобытное общество как функционально недифференцированное

Функциональная взаимозависимость групп и организаций развитой социальной системы почти совершенно отсутствует в первобытном обществе. Главные подразделения последнего — семьи, кланы, экзогамные группы, тотемные группы — являются сегментарными, или отсековыми. Первобытное общество может иметь достаточно совершенную систему церемониальных служб и более совершенную систему родственных различий, чем это характерно для развитого общества. Но здесь мало группирова­ний или разрядов, в которые члены сообщества зачисляются исходя из практических целей кооперативной жизни. Группирова­ние по признаку родства является преобладающим и всеобъемлю­щим (inclusive). Быть членом рода означает ipso facto разделять общие и всеобъемлющие права и обязанности, обычаи, ритуалы, стереотипы, верования всего общественного целого. Имеются, конечно, и определенные «естественные» группирования, в осо­бенности возрастные и половые. Могут наличествовать какие-то престижные группы, возможно — какая-то примитивная система классов и каст, хотя эти последние и не встречаются в наиболее примитивных условиях. Могут иметься и некоторые зачаточные профессиональные различия, но разделение труда ограничено и следует «естественным» линиям раздела — между полами или между старшими и младшими. Крупных ассоциаций еще не сущест­вует. Нет никаких отдельных организаций религии и тем более ре­лигий; нет никаких школ, никаких отчетливых культурных ассоциа­ций; имеется лишь очень незначительная специализация производ­ственной деятельности и обмена. Единственными явно обще­ственными группами, не считая временных торговых или иных товариществ, являются обычно «тайные общества», не обладаю­щие никакой специфической функциональностью, и самый факт, что они «тайные», означает, что группа еще не нашла пути к их эффективной инкорпорации в свою целостность.

О недифференцированном характере первобытного общества свидетельствует и факт преобладания некой примитивной формы коммунизма. Род является большой семьей и имеет нечто общее с коммунистической по характеру семьей. Племя разрабатывает систему участия в охотничьей добыче и продуктах земледелия. Частные или семейные права допускаются, если это вообще происходит, в пользовании землей, а не владении ею. Даже те права, которые для нас являются наиболее личными или интимными, были в то время правами, принадлежащими кровному братству. Предоставление жен гостям племени, общее для американских индейцев и многих племен Африки, Полинезии и Азии, может рассматриваться как допуск к племенной «свободе». Возможно, как истолковывает это Юлиус Липперт, таким образом «гость вступает в обладание всеми правами членов племени, и особая святость этого отношения возрождает древние права последних» (Evolution of Culture (tr. Murdock). N. Y., 1931, P. 217).

Освященная традицией вседозволенность на первобытных свадебных торжествах, существование среди некоторых африкан­ских племен института «невестиной хижины», где невеста была доступна для всех мужчин племени, добрачная проституция, ставшая вавилонским храмовым обрядом, могут истолковываться как пережитки сексуального коммунизма или по крайней мере как утверждение — перед их отчуждением браком — тех прав, кото­рые считались исконной принадлежностью всего племени.

Такой коммунизм типичен для примитивной сплоченности недифференцированного общества. Существующие дифференциа­ции основаны на естественных различиях молодости и зрелости, мужчины и женщины, на неравенстве способностей вроде способности к лидерству и на социально принятых отличиях вроде обладания какой-то церемониальной службой или магическим знанием. В латентном состоянии находятся мириады аспектов дифференциации, присущих цивилизованному обществу. Различ­ные интересы, способности, качества, которые могут появляться в зачаточном состоянии, не могут развиться в ограниченных рамках общинной жизни. Социальное наследие слишком неразви­то, чтобы предоставить людям какую-то избирательную стимуля­цию. Нравы, соответствующие этому ограниченному наследию, имеют тенденцию к подавлению подобных различий, в которых видится угроза сплоченности единомыслия — единственной спло­ченности, на которую пока способна группа как целое.

Цивилизации прошлого и настоящего прошли эту раннюю стадию. Как они возникли, благодаря каким слепым силам завоевания, покорения и экспансии, созидающим различия в богатстве и классовые различия, благодаря какому поощрению искусств, благодаря каким ниспровержениям обычаев и верова­ний, ведущим к некоторому освобождению сознания, благодаря какому росту научного знания и роли его прикладных аспектов, — вот главная тема человеческой истории. Нам здесь достаточно просто указать на контраст. Для нашей стадии исторического развития характерно то, что мы обладаем огромным множеством организаций такого рода, что принадлежность к одной из них не предполагает принадлежности к другим, что всякий род интересов создал свою соответствующую ассоциацию, что почти каждая установка может встретить некое общественное подкрепление и что, таким образом, более крупное социальное образование, к которому мы принадлежим, постигается как много-, а не единообразное. От членов «великого общества» требуется совер­шить этот необходимый интеллектуальный подвиг (feat), и мно­гие, кто все еще не в состоянии сделать это, принадлежат к нему по форме, но не по духу.