Часть вторая. Житейские приключения.

Житейские приключения.

Конец подходил 1929 года я ездил на паровую мельницу в Вожгалы. В те самые дни я видел как с саживали с колокольни колокола. Приехавши домой, отец сказал, говорит пришла повестка на твое имя; явится на станцию Просница 3 го февраля 1930 года. Время шло, настал тот день, и вот жена привезла меня на Просницу утром 3 го февраля и весь день были там, когда наступили сумерки, нас начали садить в товарные вагоны, и посадив поезд пошел. Было темно, только рёв женщин остался взади.Это была моя первая поездка на поезде и первая разлука с семьей. Ночь ехавши мы незаметили, а утром когда на станции выскочили за кипятком, стоп конвой с оружием неуйдёш вот странно, за что куда и вот до места сопровождал нас конвой целый эшелон набрал до Надеждинского, и вот если не неделю ехали то около этого. Приехали в Надеждинск на разсвете, еще за десятки килом. Увидел я пламя над доменными печами. Приехавши нас поместили в бараки, конвоя больше невидел. Народу было видимо невидимо мужской пол, были молодеж неженатые и средних лет и старики. Любопытсво было узнать куда нас хотят. Там были люди разных специальностей кузнецы слесари плотники, но по объявленью Надеждинской конторы, нужны только лесорубы на гору благодатскую или Богословскую, а кузнецы были люди пожилые, Аникин И.Ф и Головизнин А. И они добрались, что нужно на филькинской участок на лесосплав кузнецов две пары, вот они подобрав себе в молотобойцы знакомы людей, записались в конторе и остались в ожидании в этом же бараке с лесорубами, до вызова. Народ был отбор богатый из дома понабрали питанье и деньги, устроили пьянку. Когда я знал, что контора приняла две пары кузнецов я позавидовал грешный и давай у этих мастеров просится принять меня молотобойцем, но у них были приняты знакомые ихние, иди говорит в контору и просись. Я пришол в контору спорсил надоли кузнеца, мне отказали, кузнецов хватит надо слесарей пятого разряда, я отказался думаю нечего непонимаю, а тут 5 разряд, еще только захожу в свой барак на встречу паренёк спрашивает куда ходил, так то так, он говорит пойдем ковать на пару, да я говорю кузнецы ненужны, а только слесаря и то 5 го разряда, тут я забыл кто доумил, или сами надумались, даавй Ваня так звали его пойдем и запишемся в конторе слесарями 5 го разряда, все равно дальше леса невышлют, так и сделали. Когда мы пришли в барак и я сказал соседу Клекавкину П.И, что иду работать слесарем по 5 му разряду, он усмехнулся и говорит умееш Андрей противни гнуть? Потом нас скоро вызвали в вокзал на узко колейную дорогу, мы и кузнецы ушли в вокзал, а лесорубы остались тут в бараке, пришедши нас сразу неотправили а ночью поднялся буран и перемело узколейные дороги, так что мы в этом вокзале мерзли двое ли трое суток, в ожидании перевозки, в вокзале было столь холодно, что снег занесенный ногами пассажиров нетаял на полу. Тут мне пришлось испытывать первую морозную нужду в жизни, которую незабыть. Надоело всем нам трем парам, и стали приступать, отправляйте нас в барак обратно к лесорубам, где у них тепло или везите на лошадях, до участка куда было направленье нам, около 20 кл., а усколейки всё еще стояли в бездействии. И вот с учаска Филькина пришли две подводы и мы на лошадях были с багажом перевезены. В Филькине мы ночевали у одной женщины Окудымовой, и я за дорогу соскучился о семье и послал адрест и мне письма посылали на эту жен. Окудымову. От села Филькина ещо за два кил нас привезли в мастерские на берегу реки Сосьвы, дер. Черноярка. Привезли нас вечером, начали розстанавливать по квартирам к рабочим, кузнецы были поставлены по два, а мы с ваней по одиночьке. Мастер кузнецам и нам один по фамилии Пестов Андрей на первый взгляд угадали хороший лет 30 ти ласковый и снисходительный. Привел нас в жестянную мастерскую тёплое помещенье и с печькой и тут работал, один сибиряк старик и то изделье его было незавидное, а мастерская большая, в полне можно разом работать 6 человек, а нас два, и нам сказали работать с 8 ч вечера до 5 ти. И кузница была рядом, так же и наши кузнецы пришли работать в одно время с нами, но у них кузница холодная, а на дворе трескун мороз, а мы с ваней только двое, пришли разтопили печьку разделись и заработу, какую нам велели делать колена к самоварным трубам. Помещенье то и работа хорошая, да дело у нас неклеится сколь железа попортили ничего неполучается, ладно мастера нет невидит. Час прошол кузнецы наши пришли к нам, озябли у них ноги, а мы раздетые работаем, они заходят и говорят вот ребята завоевали лучше нас, житье кошачье. Но у нас не до того, и вот один старый кузнец он и пожести видимо был мастер увидел нашу работу, сжалился над нами и показал нам как надо делать и вот с сильным желанием у нас дело наладилось и мастер Пестов незаметил в нас недостатков и так наверно мы были пятиразрядниками, так как при разчёте заработка мы получили неменьше кузнецов. Продукты давали, муки, рыбы мяса, сахар, крупу, масло, мыло. Укоторого хозяина стоял на квартире хозяйка пекла хлеб мне на неделю, а я им пилил дрова колол, огребал снег, хозяин был мной доволен. Даже после бани приглашал выпит 200 гр. Я ему сделал чемоданы из жести тогда еще их в моде небыло, ему очень понраву, и за них он подарил мне болотные сапоги.В селе Филькине была деревянная церковь, я за свое пребыванье был в ней раза два у обедни. Перед моей отправкой в Надеждинск, у меня с отцом, был прощальный вечер, в который обсуждали секретный вопрос по поводу прятаного овса. Мы предчувствовали, что наступают гоненья за свой труд и знал я, что мы были лишоны права голоса, и была подана жалоба в верха о востановлении прав, к жалобе были приложены рудницкие шахтерские книжки отцовы и вот, как отец был стар то его вина, что он торговал обрушилась на меня. Я советовал с отцом если вас выгонят из дома то ты скажи про ларь который полный овса в соломе. Да, жаль было меня отцу в тот прщальный вечер, но дело подчиненье власти дело Божие. И вот когда жена оставила отправила меня ехавши с Просницы заехала к отцу своему, а там уж узнали, что скоро семью нашу выселят из дома, и стали её посылать ее родные поезжай к ребятам и вот по ея разсказу говорит, вечером приходят к нам два соседа, один Верещагин Василий Адрианов друг Верещ-н. Григорий Иванов видимо уж поздним вечером и предлагают отцу запречь лошадь взять муки и кой какое имущество. Сноха Маша говорит жена побледнела, но эта беда ее некасается, потому что брат то мой Николай за что погиб, и Маша с сыном своим Серафимом осталась дома. А отец с матерью моей женой и Витей было 3 года Ване 1 года, поздней ночью покинувши дом подневольно приехали на другой конец деревни куда и привели их выше указанные начальники. Но в которую избу они надумали поместить тут была пляска молодёжи. Избенка доходная, хуже дербеня, поморозница, да досталось и моей семье без меня хватили горя много. Они были назначены к выселке. Соседям запретили ходить, к ним и им тоже никуда. Когда поехал отец из дома, то он сказа что ларь овса стоит в соломе, сноха говорит на другой же день всё увезли, и кой что имущества нашего. В те дни буторажили народ в комуны, скота лошадей хлеб, дни были смутные.

Сердце мое видно чувствовало, всё печаль была на душе, но вот из дома получил я письмо в котором жена описала историю, и просит подискивать место «ожидай нас». Письмо это меня необрадовало. Но годы мои были молодые, хотя было горько, время шло. Научившись работать по жестяному, меня желанье потянуло поработать с хорошим кузнецом. У Аникина Игнатия молотобоец был пожилой, да и столяр он подискал работу легче и ушол от него, а я сильно его просил принять, даже угостил его, и он принял. Очень тяжело мне тогда досталось молотобойцом, потому что готовили всё к сплаву на р. Сосьву, ну что будеш делать, худа и добра неувидиш, всё же я научился варить железо, эта варка мет старая, она много требует, опыта, не то что электро и газосварка. Шол март месяц, как то раз принесли газету и заголовок написан крупными буквами «ГОЛОВОКРУЖЕНЬЕ ОТ УСПЕХОВ» и в этой статье правительство как бы оправдывается, что очень туго начали впрягать.

Дело шло к теплу, как раз сказывала жена. Наш мерин был взят и на нем возили метки на санях, наложат с ним тоесть с лошадью наравень мешков, да крикнут на него, а он крику боялся, и несётся с возом. Бедная лошадка пострадала говорит некормили, навоз говорит ест. На речку говорит пойду, а еду на нашей лошадке и непригласят садись де довезём, до реки было около километра. Была зима, начальники которые вывели из дома, и где жила моя семья проходя мимо и на окна несмотрели, а тут стало теплее и стали посматривать на окна. Как то раз, отца моего вызвали в Вожгалы в милицию «ты говорит что там бузотёриш из за тебя комуна распадается», но его наверно это к смеху спросили, и после этого скоро приказали ехать в свой дом. Выведены, и дома нежили около трех месяцов. Комунарская путаница кончилась, остались снова всяк по себе.

Из дома я получил второе письмо, жена пишет, если можеш то приезжай домой мы начинаем жить. Апрель подходил к концу, а в месте с ним и конец нашей ссылки. Заявили мы все расчёт, деньгами я получил 180 руб. Сукна тонкого хватило на два пальто, муки белой, рыбы, сахару, чего этого у нас в деревне достать было негде. А те, которые работали в лесу товарищи, они проработали им денег недали, даже взыскали когда, домой приехали, а вот нам подвезло хорошо шести человекам.У которого я квартировал, Димитрия Андреевича, разставались слезно, он проводил до вокзала и велел приезжать жить к ним. Там кругом лес нет конца ему и вот настроены печи кирпичные, эти печи величиной как наши деревяные или щитковые дома, печь в длину метров 40, в ширину 15, вышину 6, эти печи настроены в ряд как деревня печей 50 или 70 в одном пролёте. Между ними как по деревне проложена ускоколейная жел дорога и в эти печи ставчт лес-дрова двери закрывают подожгут все щели замажут, а на верху там дымоходы чрез них регулируют пережог, это происходит медленно. Угол из печей погружают в вагоны как у нас торф и целым эшелоном везут в домну пересыпают руду. Домна работает безостановки целые десятки лет. Этот завод рельсопрокатный и листопрокатный. Домой мы ехали в самый разлив.Когда приехал я домой, семья как бы негде небывала живет снова в своем доме. С большой радостью меня встретили дома моя семья, а позавидовали наверно некоторые, что я привез от туда, особенно те которые хотели утопить в этой неурядице. Но жалоба посланная ранее, видимо вернулся ответ. Когда узнали начальники, что я вернулся, меня вызвали к себе Вася, вручает мне справку, что возстановлен в правах и говорит будеш работать кузнецом обслуживать четыре деревни, так снова за землю кузнецу. Землю яровойклин приказали засеять допласта, а семянной матерьял был весь увезён, так что пришлось выменивать овёс на рож или муку пуд на пуд и засевать всю землю, но помню скольто нехватило засеять и на то был составлен матерьял. Одно горе сложили, а другое ещё тяжелей положили. Приурочили Верхушка деревни, стали доводить разные неподсильные заданья, твердые заданья, сколь дано рядовому гражданину, а мне в три или пять раз больше них выполнение. И так было позаданью. Зерно, лён, семя, горох, картошка, морковь, лук, молоко, яйцо, мясо, корьё-сивы, утиль-железо прочее сено и вот пришла осень 1930 г. Я и моя лошадь, возили хлеб государству в Просницу, возил возил, почти всё свозил, а план добавляют, а у меня уж нечего возить. Прошло несколько, времени приходят с описью, за невыполненья тв. заданья зерновых. Но это, делалось не для того, чтоб я хлеб вёз, а для того, чтоб придраться было к чему, и раздеть, конфисковать, за собственный свой труд, всё имущество. До описи у нас произведен был раздел со снохой Машей, пусть хоть её часть будет цела. И в эту зиму уж меня непослали на лесозаготовки, а взяли мерина и дали соседу, работать на нем в лесу, а меня зимой заставили учить неграмотных, а с весны снова ковать. На масленка в пятницу ли субботу был назнен мне суд, но я неходил и так это прошло благополучно. В марте 1931 года были торги на описанное имущество, желающие из деревнь люди купить. что подешевле съехались на торги и купили, молотильную машину и сеялку увезли в Вожгалы, жеребенка 2 года третий, я сам отвёл и сдал забыл в какую организацию. И так мы снова остались в избе, снохи, которую на ее долю отдали, остался один мерин, да одна корова, овцы куры. Пришла весна снова твердые принудительные законы, высевать землю до пласта, садить картошки больше, молока в 10 кратном размере против других, дорожное строительство в пятикратном размере и в кузнице давай работай. Тогда в мае 31 г стал основываться колхоз в деревне я хотел подать заявленье о принятии о принятии в колхоз, но ответ был такой не примем, а почему, пока всё из тебя не вытрясем, я больше не стал набиваться. Потом мне сказал мельник В. А Мокрушин, говорит сматывайсь скорее, а то слух есть выслать. И вот в июне приезжает ко мне, тот кузнец Аникин Игнатий с которым работал на черноярске, и говорит поедем Андрей в месте на Урал я возьму корову, а ты лошадь и будем жить вместе 2 семьи. Несколько вернусь назад. Этот Игнатий жил от меня в 15клм. Он у меня бывал в гостях весной 30 года, а я ездил к нему осенью в сентябре и во время моего пребыванья случился пожар так что всё сгорело у него. Семья его, он с женой и три сына, старшему 15 лет. Еще одно, когда я здавал жито, то давали на них квитанции сколь цнн., и вот как то в селе Верхоб., в лавке давали рыбу треску на ячмень я хотел взять рыбы по ячменным квитанциям продавец незнал, что я твердовик и вот он свесил и уже я сложил в мешок рыбы было много, по объему зерна, потом он видимо догадался и не выпустивши, по книге добрался, что я твердовик и не отдал рыбу вытряхни говорит ия вытряхнул из мешка, вот были дела.

Продолжаю дальше. и вот мы, с товарищем Аникиным отправились на Урал в конце июня 31 г. Приехав туда на ст. Губаха нас с радостью приняли на работу, даже небыло паспорта и дали со слов документы и сказали нетли еще таких людей пусть едут. И мы с товарищем снова вместе работали, но потом порознили. Хотя продоволства было по горло, но сердце болело рвалось в деревню, жили в общем бараке. Вот получил деньги зарплату, купил рыбы, сахару, конфет и другое и послал посылку, на сестру в село Вожгалы, писем я не писал до посылки, и семья ждала с нетерпеньем адрест, добавлю в апреле 31 года родилась дочь назвали Мария.

На второй день после моего отъезда из деревни, начальники хватились меня, и вот как разсказывают, под вечер заметили в деревне милиционера, мам отца из избы отослала говорит, поди из за нас он приехал. И действительно, чрез несколько время он в избу, спрашивает где хозяин, он говорит уехал работу искать, так как хлеб весь взяли, а где второй тоже ушол куда незнаем, ну так ты бабушка собирайся со мной, вот я Верхобыстрицу съезжу, так за тобой заеду. Мама готовилась с милиционером, но он так и не заехал, а у жены 3 е ребят куда её. Был сенокос, для жены дали покос где то в самом зади и очень плохой, ну просто сказать всё издевательски. Была сильная гроза, и побило градом жито и даже в окнах стекла в деревне почти в каждом доме. Когда получила сестра посылку сказали нашим, и жена, пошла свояку Косте попросить его чтоб он привез её с ребятами на Просницу. Костя приехал вечером и ночью с ребятами и два сундука из одежды, привёз на ст. Просницу, через сутки отец с матерю перкочевал на Просницу, его перевёз кум Блинов, лошадь-мерин, корова, телёнок, овечки всё осталось на произвол, брёвен бунт на избу и много нового кровельного тёса полового, заготовлена на новую связку, так как, по разделу снохе Маше дом изба отдано. Все осталось. Посадка на поезд длилась, много было таких бежавших семей, милиция, сновала, но как то, как говорится Бог да добрые люди помогли им сесть в поезд.

Нечаяная встреча

На работу я ходил, через перон, и вот как то раз я иду с работы и предомной вдруг остановился пассажирский поезд, народ преградил мне путь, и сходивших было как никогда, очень много. Я стою, смотрю с одного тамбора сходит мой отец за ним мам на руках у нее Ваня, за ней жена на руке дочька за другую руку Витя держится, сошли с вагона я вижу их они стоят вместе, а народу много, я слышу голос отца «Матерь Божия помоги нам разыскать его». Я тогда стал протискиваться к ним и встретившись, О радость какая! И вот поезд отошел, ну пошли в мой дом, и приходим в общий барак, где одне мужчины, койку свою уступил жене с девочкой, отец с матерью где то на полу, а я с ребятами Витей и Ваней, в пристроенном, чулане спали. Хомяков было там, уйма, как уснём вот и начнут бегать по нам, чувствовал сонный как царапаясь бежал по лицу, боялся за ребят как бы непокусали их. Днём когда загляну подпол, там их целое полчище, фирма. Я работал на энерго станции в механической по жестяному слесарному заработок был хороший, коль вот я прожил до 1965 года не где не зарабатывал как тут. Жена неработала только по магазинам ходила. Отец строил себе жилье и чрез небольшое время, мы зашли в свою каморку жить. Когда жили в общем бараке, сундуки с оюеждой пришли, расколоты пополам, и вот стояли в чулане где мы спали, но были прикрыты а не уделаны, в чулан ходила техничка и вот она видно заметила и из середины сундука повытаскала, по тогдашнему рублей на 200, сама перешла на другую работу из нашего барака ушла в другой. Когда отец закончил стройку своей квартиры. Поступил сторожем. Как то раз была у него беседа, с не очень здоровым человеком, со слабым здоровьем. Говорит вот где хорошо жить то в Крыму, нахвалил моему отцу, говорит в Симферополе моя тётка живет лет 15 уж свой дом у ней и сад, там тепло, там и церкви в городе есть, поедем говорит туда вместе. Здесь смотри церкви нет, помреш так как скотину с музыкой схоронят. И действительно заработок хорош снабженье хорошо и квартирка хоть невелика но своя, в месте с Игнатьем строили и жили вместе. Но Губаха кругом в горах как в котле. Снег и дома покрыты черной сажей. Воздух отвратительный, каменный уголь да коксовые печи. Хотя печенье на печенье конфеты на конфеты, Витя стал хиреть как курица голову повесит, есть стал плохо, бабушка его тоже стала не весела. Климат зависит многое. Я нечувствовал ни каких потерь здоровья и при этом климате. Как то раз вызвали меня в Воен-стол, а я уехавши неснялся с учёта и мне пообещали 200 рубл штрафу, но прошло без уплаты.

Мой отец, не вытерпел и задумал съездить сам в Крым, и съездивши понравилось ему, потянул нас, 10 месяцов тут я поработал и пришлось, надумал взять расчёт. Расчитали меня, пожитки сложили, багаж отослали, в Крым и сами поехали, это дело было в первых числах апреля 32 года. Народу тогда было, на жел. вокзалах, уйма. Мы в городе Перми на вокзале, пробыли 5 суток в ожидании, прицепили в Перми дополнительные два вагона до Кирова и в Кирове снова пересадка, и тут мы с пересадкой потеряли два места багажу. И так едем дальше, приехали в Москву пересаживаемся снова идём с вокзала на вокзал, на дороге лужи воды, а ребята в валенках Ваня идёт в валенках, так что с Губахи поехали, так только признак весны наступал. Едем дальше подъезжаем к морю, а там уж весна в полном разгаре, земли, яровыми засеяны. Стали въезжать в Крым по перешейку, смотриш с одного бока и с другова море. Приехали в гор. Симферополь, а там уже яблони цветут, черешня уж созрела продают, но в тот день как приехали шол дождь и этот дождь продолжался долго, и от мокроты было холодно. Отец когда ездил в разведку, то мы приехавши сразу поехали к этой женщине, к Марии Андреевне, эта Марья тоже Вожгальская но тут в городе уж прожила более 15 ти лет, работала врачом, а тогда при нас в ресторане иностранцов, с ней еще жила вместе сверстница ей женщина, тоже Марья Григорьевна хохлушка. У них был свой дом и они построили в свои руки всё, свой сад. Дом был из трех комнат и светёлка и кладовая, стены шлако бл. крыша железная пол мазанка, печьки небыло. Хозяка дома, нас встретила с такими словами, конечно пустила но, я говорила деду, дед нетряси с места семью, но непослушал меня вот мы от дождя мокрые и температура воздуха понизилась, чувствовалось холодно, а тем более младенцу дочьке которой был год. Одежды было мало первое время спали на полу. На работу поступить, сначала надо было заявить на биржу труда, а там когда придёш своя очередь жди. Я две недели ходил без работы, но вот пришол и мой черёд. Меня приняли посвоему желанью, как мне благословил отец, приняли на железную дорогу, в передвижную мастерскую С.Ц.Б. с того время наступила скорбная жизнь, по заработке и продовольствию, а по климату хорошая. Отработал месяц, заработал 62 руб. когда на Губахе зарабатывал на 3 сотни продукты там были вдоволь а тут хлеба на рабочего, стали давать 700 гр. На иждивенца 200 гр сахару тоже меньше, вообще очень скудно. На переездку мы потратили сотни две и потеряли питанье и сахару киг.8 и почти месяц неработал, из продуктов по первости ничего недавали, потом уж вступил членом потребобщества, есть было нечего. Работая на путях по стрелкам и блокировке в городе, когда идёш мимо разгрузочных вагонов выгружают пшеницу, то под вагонами накрошится, бывают грудки килограм по 5 и меньше, и мы рабочие, всегда в запасе носили с собой кошельки, и как завидим насыпалось пшеницы под вагоном, бежим сгребать наперебой, вот принесу эту пшеницу домой, а варить где? Дров нет, примуса нет, электра нет, и вот я насвалке взял ведро в нём сделал печьку, а дрова наломал прошлогодний засохший бурьян, (трава) вот на улице и вариш кашу из пшеничных зёрен. Добрая Мария Андреевна. Почти каждый день, приносила из ресторана бетончик супу, то каши, когда что останется ребятам, часто насыплет котелок семянки ребятам «нате лузгайте». Голод ощущался, но ребята стали весёлые, бегали с городскими ребятами играли, когда я возвращался с работы, Витя завидя меня мчался стрелой мне навстречу брался за мою руку и шол со мной рядом домой. Но девочка Маша, когда мы приехали, погода была дождливая, холодная спали на полу и она видно тут простыла и заболела, сперва воспаленье легких, а потом, головного мозга, медняжка долго мучалась и померла, там схорошили на кладбище которое было недалеко от нашей улицы, жила 1 год 2 месеца. Мария Андреевна нам определила жить сарайчик, это помещение было без окон площадью метров 10, высота 2 мет нас было 6 человек, пока жили за квартиру невзяла, если вздумаеш помыться, наведёш в таз воды, и вуборной на улице лето очень жаркое. В виду голодной обстановки, жене пришлось устроится на работу, работала на огородах и потом на лесозаводе, потом на шалфейном заводе, была ударницей. Отец тоже устроился работал. Я работая на подвижной мастерской с каждым месяцем повышал разряд, когда по первости в апреле был второй разряд, то в августе уж был присвоен пятый разряд и зарабатывал на 180 руб. Всё же я научился многому, сперва был подручным а потом монтировал Семафоры, блокировочную проводку, стрелки на путях, это было очень ответственная работа разбереш замок, отнимаеш перо и ворочайся быстрее, вдруг сообщает телефон, что скоро, через несколько минут пойдёт пассажирский поезд, надо это временно уладить, чтобы после продолжить работу и вот поезда идут часто, так же с курортниками, вот мог бы натворить крушенье. Дома в какой то несчастный колхоз не принимали, а тут вот до чего до ответственного допустили. Работая в своем городе, от вокзала, до квартиры было 3 слишком километра, часто ездил на трамвае, с пересадкой, а когда пожалееш денег то бежиш пешком, прямой дорожкой чрез реку Салгир которая проходит по средине города, и придает красивую живопись, а так же большие сады на несколько кил. фруктовых деревьев, весь город тонет в зелени, на улицах соблюдалась строгая чистота в плоть до штрафу 3 руб. Бывало когда, проводиш блокировку и делаеш из тёсу сороковки жолоба, нарубиш щепок и (калчушок) обрезков от досок, на ложу в куль в мешок и около вокзала в трамвай сяду с мешком щепок, и еду до дома много я навозил их домой. Но вот в конце мая работу в Симферополе закончили, переехали на станцию, Биюконларь. У нас было три вагона в одном вагоне мастерская а два вагона для жилья мы жили три человека Я и Михаил Цеханевичь и третий Сергей Щаповал у нас была печька койки и вся постельная принадлежность, а во втором вагоне жил старший слесарь и старый партизан. Роман Шелкопляс, а так же с ним жили временно курсанты три человека. Приехав на станцию наши вагоны поставили в тупик, и мы ремонтом занимаемся до тех пор пока все стрелки семафоры блокировку неисправим и потом опять наследущую станцию потому и названье «подвижная мастерская». Хотя и далеко от своей семьи уехал километров 40 или до 70 мог бы для каждой ночи ездить домой, так как поезда курсируют часто, но в связи с недостатком, я искал работу постороннюю, бывало кончиш смену 8 часов, а остальное время, берусь в столовой котлы лудить посуду. На выходной день ездил домой и несколько раз не поспевал на посажирский поезд, садился на товарняк, а так как товарные поезда иногда не останавливаются на некоторых станциях, то несколько раз приходилось прыгать на ходу. Летом там жарко, три часа в полдень невозможно работать, только сам себя намочиш под тендером с крана то и легче, солнце над головой, тени нет, ночь спали на крыше вагона. Природа прекрасная только любуйся. Как то раз, управленье жел. дороги меня послали в командировку в гор. Кубань за смазочным маслом, но попути сказали, в гор. Керчь зайди в управленье может тут получиш, и я один доехавши до города Керчь, это большой портовый город на чёрном море, зашол в управленье и тут получил бочьку масла, еслиб тут не недали то в Кубань надо ехать по морю 18 кил. и в Керчи был я в порту на берегу черного моря. По железной дороге я ездил бесплатно, так как и теперь это удостоверенье хранится. Как то раз мы с мастером Михаилом Петровичем Богдановым и еще два других тов. в выходной день в июле ездили за 60 кл. от дома, в горы за ягодами Кизелём и орехами, и вот погулял я по Крымским горам, эти ягоды немножко продолговатые красные растут кистями на гибких деревцах, нагнёш дерево и наломаеш я тогда много наломал. Горы крутые высокие посмотриш, кругом голубое море от города Севастополя кил. в 20 тогда были мы, но в городе я в этом небывал. На обратном пути мой мастер, спросил меня, твой отец плотник я говорю да, ах кабы он сделал мне сарайчик из дерева, так как там деревянного матерьалу мало, то плотников нет, и вот договорившись с мастером я потом показал отцу своему где он живет.

Бахчисарайские фонтаны.

Я уж точно не могу сказать, и я забыл, но знаю то что, или я работал на этой станции, или случайно поинтересоваться заезжал, но помню что, и разскажу. Город Бахчи-сарай расположен, в гористой части Крыма близ Севастополя, этот город напоминает, столицу татарского старинного господства над Крымским полуостровом, но в настоящее время как музей. В городе который расположен в горах, имеются 12 естественных фонтанов, татарских мечетей тоже есть, в городе я небыл, но был в самой крепости, где раньше жили татарские ханы, крепость обнесёна каменной и железной преградой, сначала заходиш в крепость пред глазами два небольшие бассейна с водой напоминающие два моря, черное, и аральское моря, как бы география. Конечно много там, что я видел, но поди могу неправду сказать, так, что было это давно, но которое осталось в памяти разскажу. Был с проводником который объяснял. В одной палате, которая примерно площадью метров 30, вся уставлена стилажами увешана хорошими нарядами. А вуглу у стола сидит(статуя) как бы невеста татарская, под перлась на локоть, проводник объясняет, что если будет выходить в замуж невеста, то отец должен приготовить к ней такое приданное, чем увешана эта комната. Потом зашли в одну комнату, где стояла статуя как бы женщина, и слёзы навертывались на глазах и она произносила звук плача, это обясняется так в нутри статуи устроены ковшики из ковшика в ковшик вода переливается и там устроены струны и по этому произносит звук плача, эта женщина воображала, жену хана Гирея татарского, которую он очень любил и она померла молодая и в честь ея устроил он такой памятник. Конечно много что было там интересного, но сразу неописал, а теперь забыл.

Иногда едеш поездом, окна в вагоне открыты, а там плантации усаженные помидорами, целые поля глазом не окинеш, как наши поля с картофелем, такими же рядами, я видел, красные висят, на своей ниве женщины ухаживают за ними, полют, подпирают отягощонную ботву плодами, женщины завидев поезд, подходят к полотну жел. дороги и из своих (приполов) фартуков бросают в окна вагонов хорошие помидоры. Видел я, как, на заготовительных станциях погружают в вагоны арбузы, один стоит в вагоне и принимает, другой с земли броском кидает ему в руки, и иногда арбуз падал, то на нём появлялась щель, кололся, и его уже не грузят, а в сторону и таких арбузов очень много бывает, и их берут без денег кому не лень, женщины уносят большими плетюхами для коз. Помидоры тоже ложат в ящики, в прозелень отправляют на дальнее разстояние к нам, а зрелые на ближнее разстояние, а те которые порвало от жару, их на компот, помидоры там большинство крупные и вкусные. Как то раз, работал на станции Бельбек, эта станция от Севастополя в 25 килом. и железная дорога идет рядом с фруктовым садом, по лугам реки Качи, в плоть до Севастополя, сад этот тянется на 25 киломеров, яблони и груши. Однажды после грозы и сильного ливня, мне довелось проходить возле большой груши и под ней вся земля усыпана плодами грушами, так что я набрал их большой кошель полумешечье. Как то раз отец с матерью ходили куда то по окраине города С. и шедши по направлению К. дому, они заблудились в саду, мама разсказывала, яблоков под яблонями много, я говорит набрала в припол, идём и вот сторож сада, я спросила можно ли взять эти яблоки, он сказал возьмите, только дорогой некушайте, и так пришли домой. От города, перед нашими глазами недалеко, как будто, видна была белая ледяная гора или крутая сопка, как бы за четыре километра, но до неё было 40 килом. говорила Мария Анд. Я туда небывал. Только что появится на горизонте облачко, то через 10 минут уже льется дождик. В городе С. перед самым вокзалом был цветочный садик, и где проходят с перрона на вокзал, на клумбе из растущих цветов разнообразных, изображон цифрами, год, месяц и число. Меня интересовало, то как же каждый день, разное число из живых растущих цветов, всё менялось. В те годы как в 1932 г я негде еще невидал асфальтов, особенно в нашей Вятке, а там вокруг перона всё было асфальтировано и трамвайная линия разворачивалась у вокзала, город цветущий культурный. Климатическая жизнь была лучше некуда и церкви есть там. Но тот год на юге был голодный, из за недостатка хлеба и питанья, толкало на хитрости и грешный иногда забывал о Боге и думал, как прожить с семейством. Помню, как то на одной станции, я познакомился с одним пекарем, он мне предложил печёного хлеба по дорогой цене, но наверно, он которую выпечку сдаст, а это как бы хитрил себе, раза два брал я у него, буханки по 4 и больше, привезу домой мама сушила в запас на сухари. И так мы, на одной станции поработаем неделю две, закончим перекочёвываем наследущую и вагоны наши ставят в тупик всегда.

Дело было в середине сеньтября, приехали мы с монтажом на разъезд, там и жительства было мало, а всегда как приезжаю на новую станцию, хожу в столовую и добираюсь нет ли какой работы, а тут на разъезде столовой не было, я зашол в некоторые дома, попросил нет ли что поделать и тут нашлась работа, пайка посуды, в ведра дно вставить, а мы от Симферополя находились в 60 кл. мастер Богданов М.П каждый день ездил домой, и ключь от мастерской отдавал Роману. И вот закончился рабочий день мастер уехал.Я пришол в свой вагон собираюсь есть, а товарищи мои Миша и Сережа песни поют, потом и они есть стали, мне говорят пойдём хохол за кукурузой, (хоть они сами были хохлы, а слово хохол считалось там, как бы презрительное имя) я говарю им у меня посторонняя работа есть, а они говорят, а мы невелим давать ключь от мастерской Роману. Роман жил во втором вагоне один, тогда курсантов небыло он каждый день ходил в поля и приносил кукурузу, табак, и когда приезжала у него жена, часть увозила домой, и Миша тоже ходил несколько раз, а Серёжа небывал ни разу и я тоже. Серёжа это был парень ухарский, я на нем редко видал рубаху, носил он только брючишки и то неважные, но Миша, то был, как настоящий человек. Они двое боялись нас, что мы не ходим и не носим с полей ничего, как бы мы на них не сказали, но дело вышло иначе, тогда 1932 года 8/8 вышел указ постановленье Сталина, что за малейшую кражу, особенно государственного имущества давали срок по 10 лет, а главарю, группы разстрел, за сборы колосьев, или везли и нечаянно разсыпали какой то продукт, например картошку сено, тоже давали по 10 лет за сборку картошки или сена за спекуляцию тоже 10 лет, ну в общем был закон ежова. Хозяйка Мария А. говарила, Андрей не алщничай, а то сечас сторож сада или другова хозяйства, может стрелять в похитителя, сечас очень строго. Я домой ездил только навыходной, редко ездил среди недели. Но когда они наменя оба, обрушились стали сговаривать, Миша и Серёжа, у меня ум и мысли, послушались их совета в то время небосклон был закрыт тучей облаков и гремел глухо в дали гром, и я в своем помышлении держал, что вот будет дождь, и на кукурузном поле небудет никакого сторожа. Мысли мои решили идти вместе с товарищами. Да и слух был такой, на который участок кукрузы имели цель, то этот участок, был уже под паздбищем скота и меня еще более воодушевило, думаю всё пройдет хорошо, но не тут было. Было поздно уже начинало темнеть, облака с севера медленно подвигались, товарищи пошли и я нашол торбочьку, тоже пошол с ними, пошли мы все четверо, идти было до того участка километра два всё по железному полотну, когда стали доходить до кукурузного участка, уже начал трусить дождик, но он был мелкий и перемёжками, было темно сверкала молния и гремел гром. При сиянии молнии можно было разсмотреть, какова была кукуруза, кукуруза по несколько стеблей стояла кустами в рост человека, но эти кукурузные кусты были столь далеки куст до куста, что камнем не до бросить, а меж кустами была голая земля, но на этих кустах кукурузы были початки и вот сначала все мы четверо ломали початки но потом розрознились по два, и вот приблеске молнии мы видели початки и рвали, но вот у меня торбейка полная я говорю товарищу Серёжа у меня ложить некуда пойдём домой, и у него полная. При блеске молнии, те два товарища были далеко, и мы нестали их звать ушли тихомолком, дождик всё моросил перевалками. Шли обратно полотном, было темно, стали подходить к будке, у ней свет электрический, я Серёже говорю давай пойдём откосом, там был стрелочник, он согласился и мы пришли в свой вагон, я с себя снял верхнюю одежду которую намочило, кукурузу из торбы вытряхнул на пол сам сел на койку и стал обчищать початки от листов. Тогда приходит Мишка, который шол с Романом, говорит Серёже, Серёжка поди сходи в будку к стрелочнику покурить, да поговори с ним чтобы он молчал не звонил бы по телефону, мы шли мимо будки и он подошол к нам и пощупал наши мешки. Серёжа был такой стрелок по куриву, если увидит кто курит, то обязательно попросит докурить. Дождь начал стучать с большой силой в крышу, время близилось к 11 часам, а в 12 должен проходить пассажирский поезд из гор. Феодосия, в вагоне тепло, мы молча сидели и очищали всяк свою кукурузу, дождь шол но поменьше, начиналась дремота, близилась опасность. Под шорох дождя, начали слышаться стук в рядовом вагоне стук продолжался минут 10. Я не имел ни какого понятия в этом стуке, но вот послышались шаги у нашего вагона и влезают на тамбор, тут я почувствовал Ю что попали, стучат в дверь, дверь на крючке, моя койка была первая у двери, я открываю; входит милиционер и следовател, я в нижнем белье был, сел на свою койку, рядом кукуруза, один положил мне на плечо руку и говорит мне ходил за кукурузой я говорю ходил, давай одевайся сечас же пойдем в станцию, я всё ещё вроде думаю из станции отпустят, и сапоги надел на босую ногу, пошол и с собой ни чего невзял, пошол со мной ещё и Роман. Привели нас в станцию и составили акт. Следователь и милиционер, где то взяли тут в посёлке лошадей и сели верхом, а нас погнали в переди. Я и Роман шли рядом, дождя уже небыло, до районной милиции от разъезда было около 15 кл. (Он то есть этот стрелочник позвонил в милицию, и они приехали федосийским поездом, нас забрать). Неспавши всю ночь мы на разсвете пришли в район-милиции Биюк-онларь. На разсвете следователь снимал с меня допрос, я ему говорил правду, что в Крым приехал с Урала и он еще стал до тонкости меня спрашивать, он думал я сбежал из ссылки с Урала, но его тянуло на сон и он решил меня опросить на второй день, а сей час открыл замок и пехнул меня в камеру, а Роман был в другой камере. Немного поспал от утомленья на голом полу, долго спать не дадут людей было в комнате много, разспрашивали меня зачто попал, народ больше всё хохлы и татары. И так началась моя тюремная жизнь. Хлеба давали 250 гр. Один раз баланды и раз чай-кипяток, два раза в сутки выводили до уборной которая была на дворе. На второй день с романом увиделись, он говорит почему тех незабрали они ведь тоже ходили за кукурузой, я говорит он, на допросе сказал о них, и вот наследующий день, и их привели. Когда мы с ним увиделись, Миша и Серёжа, очень ругались и обещали отомстить за доказательство, но они были в разной комнате и так я стал боятся их. Людей к нам всё добавляли и добавляли в камере было нас столько, что нар и сидений небыло, и мы на ночь когда ложились напол спать, то в одну сторону немогли поместится головами. Так ложились так через человека, моя голова была у товарищей в ногах, а мои ноги к товарищам в головы, так помещалось больше. Людям приносили передачи, сидим неделю, сидим вторую, мене никто непроведает. Следователь, видно тоже спросил опросить меня во второй раз, но это я думаю вышло к лучшему, так как тогда были разстрелы, если кто то пойман группами. Романа перевели в мою камеру, к нему была жена и принесла табаку, он безпрерывно курил, я сказал ему зачем так много куришь, он говорит чтобы заболеть. Стояла на дворе прекрасная солнечная погода, сеньтябрь кончился, в Крыму это время называют бархатным сезоном. Вот наступила уж четвёртая неделя, как мы попались и мы узнали от мастера, что скоро нам будет суд, а в нашей мастерской С. Ц. Б. никто неработает, наш мастер Богданов был наведать нас. Я сильно переживал, болел душой, о том как вышло нехорошо, и скучал по семье. Я тоже мечтал чтобы заболеть. когда идти на суд, таких на суде освобождали, и я придумал есть мух, которых на окне было груды нелетающих и я горстью их набирал и ел много, но от этого ничего небыло.

Домой я ездил каждый выходной, но вот прошло три недели четвёртая, обо мне сильно забеспокоились, и незнают что со мной случилось. Думали что ушибся, или поездом зарезало, и где и как узнать, ладно мастер Богданов, когда просил построить ему сарайчик, как выше я указывал, и отцу показывал где он живёт. Когда пришли к мастеру отец и жена узнала что мне присудили 10 лет, то она потеряла сознанье, и долго стояла молча, не зная что говорить. Мастер Богданов М.П сказал ей что в такой то день их привезут сюда в Симферопольскую тюрьму. На воле жизнь в Крыму ухудшалась, угрожал голод. При том еще строгое постановление; и народ за малейшую ошибку попадался в тюрьму. Нар- суд приговорил нас Мишу и Серёжу к 10 годам лишенья свободы, а Роману условно, у него кукурузы обнаружено 20 пудов, а у меня было 11 килограмм. И вот снова страх мине, потому что Роман остался на свободе, а товарищи меня в тюрьме прикончат была такая мысль.

Привезли наш этап поездом с Биюк-Онларя, в город Симферополь где жила моя семья. В первобытную тюрьму Екатерины Великой. Тюрьма была 4-х этажная очень обширная с наддворными постройками, обнесенная 8м метровой каменой стеной и на стене построены караульные башни, для охраны заключоных, стояли с оружием посты. Чтобы дойти то есть поспасть в корпус самой тюрьмы прошли трои большие железные ворота у которых стояли посты-часовые. (Продолжаю писать, через 19 месяцов в виду переезда на украину 1967 г 6/11).

Привели нас самой нижний этаж, где дополуокон было в земле, казарма была полна заключоных, куда поместили меня, полны нары лежало до нас, и еще нас добавили, и мне досталось место под нарами сугобря в камере было приблизительно 250 человек.

Когда этап наш высадился на вокзале, жена меня видела и как вели нас дотюрьмы, в тот день, она пыталась передать мне предачу, но в тот день у ней передачу неприняли. Народ населенье все были голодные. Навторой день она с комбинировала передачу мне принесла мелкой картошки приблизительно кила два пока передача шла доменя услыхала, а как получил я на руки, эту передачу картошки, заключоные увидели и окружили меня, много десятков рук потянулось ко мне, давал давал я картошины порукам, вижу осталось три картошины, я говорю всё, и мне в благодарность, по макушке закатили оплеуху, вот так началась моя тюремная жизнь. По прибытии в тюрьму, мы должны выдержать две недели карантин, никуда и на работу небрали я находился спал под нарами на полу пол был из камня, нары были низко 40 сн. Нас было как в бочонке сельдей, теснота, клопов было полно в этих деревяных нарах, особенно мелких, они нам недавали покоя. Я подружился с одним престарелым украинцем, он был добрый товарищ, мы голодали к этому товарищу, была жена привезла ему передачу, сала и хлеба, он мне давал есть, спали мы сним рядом, под нарами наполу, в нашей камере были два урка, (это такие люди которые весь-всю жизнь желают жить в тюрьме такие нахалы) одному фамилия была Варапаев, другой незнаю как. Хлеба нам давали 250 гр. на сутки да баланды раз в сутки. Этот Варапаев спал в углу под нарами и лазил через наши ноги, и вот, мой товарищ хлеб ложил между мной и собой, в одну ночь у него хлеб утащили. Меня в ту ночь, клопы доняли так, что было подослано подомной я взял и в коридоре хлопал, ночью утром товарищ проснулся видит хлеб утащен и завопил «кто у меня хлиб з*ив» а нанарах наднами лежал татарин, и говорит, а твой товарищ выходил ночью с постелью, он, а я небрал и невидел, а сказал что Варапаев лазил тут по ногам ночью, ноя невидел он брал или нет, тогда многие закричали на меня и схватили меня и железным полоником уж был поднят надомной, но мой товарищ заревел «нетрогайте его хоть и он з*ив небейте, и меня отпустили. Клопы сильно безпокоили и зудело тело, в коридоре была под краном длинная цементовая колода и я донага раздевался и под кран, мылся холодной водой. Как то раз в камеру вошел начальник или хозяйственик, спрашивает кто здесь есть плотники я сказал, и вот он взял меня и привёл в хлеборезку. Да я вернусь обратно, когда сидел в Биюк- Онларь месяц и тут две недели, всё на пайке 250 гр. очень надоело без работы и вот когда пришол в хлеборезку и дали мне работу, где лежал хлеб, полки –стилажи деревяные показились-повалились и вот их начальник приказал исправить, а на полках было хлебных крошек очень много и я их заметал в карманы и ел голодный. Когда закончил, приходит главный начальник и похвалил меня и дал еще хлеба 300 гр.

Одновремённо в тюрьме сидел с нашего предприятия механик Остапов, за провинность, ездили двое в командировку как и я в Керчь за маслом и одну бочку продали деньги себе и вот товарища его разстреляли а он сидел Остапов он и наш мастер были друзья. Мой мастер Богданов любил меня заработу, так как я и плотничал и слесарил и резал стёкла круглые в семафоры, ну всё я выполнял что он заставлял. Механик Остапов, который сидел. имел вольный выход из тюрьмы раз в неделю в город. И вот они как то раз встретились в городе, Остапов и с Богдановым у них зашел разговор, Богданов мои мастер сказал, вот там в тюрьме есть Хохряков, ты говорит возьми его к себе, он хорошой работник, а Остапов, как механик известный и в тюрьме он был главный механик. И так коротал дни на, работу больше неходил, так что карантин две недели, нас было как в бочонке сельдей, жизнь была умирать ненадо, иногда в полночь слушаеш гул машины, что такое, да говорят «Чёрный ворон» пришол за смертниками и вот почти каждую ноч, эта машина гудела у тюрьмы. Вернусь назад, когда следователь хотел меня допрос снять точный, но несмог и уснул, а по второй день забыл и так я чувствовал, еслибы второй раз допрос снял, то наверно был бы мне растрел, так как нас группа четыре человека, а обязательно одному разстрел, из группы. Непрошло две недели карантина, как то утром в подземелье к нам приходит посыльный и спрашивает: есть ли здесь в камере Хохряков, я отозвался и он сказал, забирай вещи и сомной, ну думаю куда меня, он идёт я за ним и вот пришли на самый верхний этаж, он открыл камеру вхожу туда, но эта камера не находила на тюрьму, в ней стояли чисто убранные койки, с матрасами подушками одеялами, в этой камере чисто стояло 12 коек одна была порожняя. Один человек обратился ко мне спросил, это был Остапов, ты Хохряков будеш, я сказал. он показал на свободную койку сказал занимай её. Тогда в 1932 г ещо редкость было, чтобы радио кричало на всю комнату, а тут оно кричало так –как Остапов был в курсе дела направить всё. На второй день, отводит он меня в маленькую мастерскую. И начал работать по слесарному. Я работаю день, два, неделю, месяц. Повсей тюрьме стал ходить свободно и почти во все камеры заглядывал и делал ремонть полов у одиночек, да это действительно были узники, сидит один окно под самым потолком одно маленькое, переплетёно железной решеткой, и начердаке тюрьмы был и в тюремной больнице блат завелся ходил обедал а там больных хорошо кормили. И так я работал три смены в сутки, и за каждую смену получал по 500 гр. хлеба и основная 250 гр. это выходило, я получал в сутки 1 кл. 750 гр. чего и невидано было. Мать приходила, приносила мне передачу яблоки, а я из тюрьмы в чемодан клал хлеб. Давали свиданье, принесла мне документы. Жизнь была хороша я в тюрьме спал на матрасе и подушке с четвёртого этажа, было видно весь Симферополь. Остапов мне давал утром заданье работы, и до вечера я его невидел у него тоже было немало работы, так как в этой тюрьме было заключоных около 5 тысячь и каждую неделю всё было пополнение, всё приводили этапы заключоных.

Как то раз приходят ко мне на работу и вызывают меня с вещами. Я прихожу за вещами за котомкой, в комнате никого небыло взял котомку, и в какую велено камеру приходить я пришол, меня в списке отметили и сказали никуда не ходить. И тут набирали этап 300 человек отправить в Магнитогорск, тут же были вызваны мои друзья, Миша Серёжа, и вот опять мысли, я их боюсь отправят в месте, но на вторые сутки, приходит посыльный от Остапова говорит забирай вещи и пошли. Я забрал и прихожу, Остапов сказал я отпросил у коменданта тюрьмы, чтобы тебя оставили здесь побудеш 3 года и тебя освободят, но я был доволен тем, что моих товарищей отправят, и их отправили, это было в конце ноября 32 года и я снова в той камере с начальством и по работе заслужил большой авторитет. Недели через две меня снова вызвали на этап, так как пополнение тюрьмы продолжается, куда то и надо разгружать, и второй этап направляли, под Ленинград на Медвежью гору, и вот от Остапова снова посыльный и снова возвращаюсь обратно. Остапов мне говорит когда тебя будут вызывать потом ты неходи, а скажи на меня, что он невелит идти от сюда, но я Остапову заявил что я пойду от сюда на этап, так как мои мысли были бежать, но из этой тюрьмы бежать было без надёжно. И вот Остапов видит, что меня не сговорить, сказал мне, подбери на свое место такова же работника как ты, тогда поди, а ко мне просился один человек в помощники, это был немец по фамилии Левинштейн, он часто покупал у меня пайку хлеба за 3 рубля и я хлеб посылал домой, другим арестантам несли хлеб в тюрьму, а я посылал из тюрьмы, так как, если я и третью смену неработал, то две смены всегда работал, за две смены 1 кило и основная 250 гр. Читатель подумает как я работал две даже 3 смены подряд, это было так первую смену с утра работал полностью, а остальные две как бы на дежурстве, если в те часы неслучится ничего, по всему корпусу тюрьмы я ничего неделаю, а хлеб дают и вот мы стали работать с этим Левинштейном, к нам ещо присоединили третьяго еврея Благовер его фамилия. Моей семье жилось насвободе без меня хуже, тюрьмы и вот отец и мать, Витя и Ваня с Крыма уехали на родину. Осталась одна жена. Стоял январь м-ц 1933 год, погода была почти дождливая. Снова попадаю на этап и этот этап отправляли в город Астрахань. Тогда Остапов не держал уж меня и попал и мой помощник Левинштейн в месте. После отца и матери уехала и жена на родину. Наш этап на Астрахань сопровождался 27 го января 33 г. Когда садились в вагон нас раздевали до гола, всё тщательно обыскивали, недавали с собой деньги документы, а документы у меня и деньги ненашли. Посадили в товарные вагоны 42 человека, были двои нары на той и на другой стороне на одни нары помещали 8 человек спали, если все лежали боком то помещались 8 а если на спине, то одному лежать было не где. Очень тесно. От Симферополя до Астрахани мы ехали 14 суток. Хлеб был взят на всю дорогу, под конец хлеб рубили топором и пилой пилили. Хлеба давали 250 гр. да рыбы камсы по 50 гр. вместо воды давали в дороге снегу, после еды рыбы сильно томила жажда. В вагоне на полу была проделана дырочка, оправлятся, нас заедали вши в дороге в вагоне, часто нас обискивали. Когда мы прибыли в Астрахань это 10 февраля, 14 суток нога некасалась земли и как мы высадились я не мог идти и всё падал. И вот привели нас в лагерь на берегу реки Балды, с трех сторон обнесен колючей проволокой в два яруса высота больше двух метров, а четвёртая сторона реки широкая, но она тогда замёрзла. Морозы были тогда там 35. Нас завели в брезентовую палатку в которой были двои нары на обоих боках а по средине проход, эта палатка была в длину приблизительно 150 мт. На обоих концах стояли жестняные печьки форсунки, когда на улице поднимался ветер брезент закидывался отземли. И вот поместили нас тут жить, стояла морозная погода 25, 30, и 35. Мы с товарищем Левинштейном постелем и кроемся в одном месте, а какое тут спаньё голову высунул из под лохмотья она уж закуржевеет или в котелке уж не оставляли воду всё померзнет. Вот в таком положении ночевал я 2 недели. На работу ходили два километра на Волгу лёд я таскал в ледники. Партия заключоных, человек 10 лёд пилят в реке дольной пилой другие, на эти отпиленые куски льда накидывают, аркан петлю третьи эти куски льда таскает в склад в яму и яму набивают плотно. Вот такие куски льда таскал, метр кубический, тащиш в гору, тяжело, и пробовал льдом набивал яму, об лёд как остекло обувь очень рвётся, устанеш ести захочеш, а хлеба тоже порция 300 гр. идёш на отдых в палатку. Вши заедают, приду раздену нижнее белье и надену лохмотья и сяду вшей искать и бить, вшей выбью оденусь, и плясать вдоль палатки, так как ноги в ботинках зябнут, потом проверка каждое утро и вечер всё нас считают, и снова лед таскать. Всё мы с товарищем Левинштейном замышляли бежать. И в тоже время искал работу по своей профессии, время шло наступал март месяц а зима мало отступала почти в одну меру. У меня от простуды нателе пошли чирьи, и даже один уселся в задний проход иззакоторого нельзя было оправлятся 4 сутки пока непрорвало, нас в тоже время беспокоили обыском каждую неделю 2 или 3 раза. У кого найдут документы или деньги всё отберут. В лагере был ларёк койчто было кроме хлеба деньги были лагерные «Боны» вот уже прошло больше двух недель как мы поживаем в этих палатках в баню небывал Бог знает, летом мылся когда было жарко. Но вот я добился до работы по жестяному, меня принял мастер авто колонны, Тов. Фёдоров, стал ходить к нему работать, лёд таскать надоело и из палатки брезентовой, перевели в бревенчатое помещенье, и тут уж было спать тепло. Работал я у Фёдорова полтора м-ца, какие работы давал я их выполнял и он полюбил меня с товарищем Левинштейном договорились бежать по реке но там стояли часовые. Шол апрель месяц, из лагеря отправляли людей группами человек по 20 в город, мине тоже захотелос с лагеря уйти, я заявил Фёдорову, что я желаю уйти, а тогда я заказ дал, что будет этап в город меня выпиши, и я работать нестал приду сижу неработаю, Фёдоров, видит, что я неработаю и вот понадобилось в Астрахань на судоверфь 12 человек, меня взяли, с Фёдоровым разстался. Привели нас наберег реки Волги стояли два большие барака, нечем небыли заграждены, вот говорим отсюда хорошо уйти, и вот по второй день повели нас на работу, от бараков до судоверфи будет километ. Смену то есть день проработал, обивал в судне стены кошмой а на кошму листовое железо, нас работало 4 или 5 человек бригада бригадиром был я. На утро вызывают нас вдругой барак к коменданту, он записал увсех нас фамилии и мине тех трех людей, сказал если из них кто уйдет, то тебя обратно посадят в тюрьму, и пошли мы наработу мои друзья идут дорогой и разговаривают вот сейчас только и бежать, идём полем, один говорит я старуху убил, другой тоже навроде того, но я думаю, а я за 11кг. тоже вместе с вами, день отработали пришли в барак. Только что я поужинал, кто то кричит, спрашивает где Хохряков я отозвался подходят два человека, один говорит мне, давай забирай вещи, а тому с кем пришол, сказал, ты занимай его место, и он взял меня с собой, а тот остался в бараке, а меня привёл на судоверфь, там была избушка и вней помещались механики бригадиры и другие начальники я был двенадцатый. Я очен обрадовался, что меня тут привели хотят и судоверфь была обнесёна с трех сторон двух метровым забором и с верх забора колючие две проволоки и лампочки освещали и часовые ходили между суднами, а четвёртая сторона это р. Волга. Было средина апреля снегу небыло, все арестанты ждали 1-й май говорили что будет амниссия. Я работал со своей бригадой во вторую смену, так-как в каюте работали устанавливали моторы и трубопроводчики, а мы стрёх работали мои друзья ночевать ходили в барак, а я вместе с механиками, но я мечтал, если амнисси небудет, то всё равно уйду. Потому что, мне было жаль отца мать и детей и мечтал, буди пан или пропал, для побегу я готовил табак. Вот и первый май прошол, в май я на Волге ловил рыбу опускал круг до дна, 6 метров у берега, а рыбы непоймал, рыба там я видел большая, там же коптильни копчоную рыбу привозят от туда видел на длинных жердях навешана и коптят опилом, там видел как вяжут сети сетей тысячами выпускают, горы льду лежат многими годами, лёд в ледники для рыбы, горы соли, тоже для засола рыбы. Там я слышал разсказ, О рыболовах.

Когда Каспийское море замерзает от берега, тогда бывает хороший лов рыбы, это было в прошлые годы. Вот рыбаки уж забыли сколь человек, поехали на лошадях ловить рыбу и вот отехали от берега больше 10 км и лёд у берега отстал и их унесло в море. Уже было 3 е-4 е мая амниссии никакой небыло. Я готовился к побегу в один день мы работали обивали каюту, и тут же работали трубопроводчики, но так как тесно и мешали друг другу, нам приказали работать, третью смену. Товарищи пошли в ьарак и сказали, что придём среди ночи работать, но я сказал неходить я мол один поработаю, тут дела было мало, я закончил работу, к 11 часам ночи, прихожу в свою квартиру, в комнате спят только два человека. Снял я казенный бушлат повесил на стену, табак завернул в полотенце и опоясался табаком под рубаху, взял полушубок, котомку котелок и направился к кипятилке. Которая стояла у забора и в углу стояли два кряжика дров, один низкий другой высокий. Кругом горели электрические лампочки, часовые как петухи, свистами перекликивались, во множестве строящихся судов, свисты ихние было слышно, а их невидно, шол на риск, или убьют повешусь на колючей проволоке, или свобода, в зимнее время, говорят стреляли в перелезавших почти каждую ночь, по 2 по 3 и 5 человек в ночь. Неостанавливаясь сразу подхожу к этим кряжикам, по им влез на двух метровый забор, а выше забора ещо две колючие проволоки, это я пишу эти слова долго, а тогда один момент и за забором. Только поту сторону, при скочке котелком сильно звякнул, вскочил да быстрее в темноту от электрического света долой. Шол шол по улице, увидел лог широкий и зарос бурьяном густо, я туда. Начинало светать и я нашол логово, чтобы сохранится от бела дня, я лёг в густерню.

Майское солнце высоко взошло, и ласково приветствовало беглеца, принялся за кусок хлеба, смотрю бежит собака ну думаю пропал, а за собакой человек, у него на бедре сумка и оттопыреная, это рыбак, идёт с рыбой таится, так как рыбу частно запрещали ловить. Хлеба у меня было небольше пятьсот грам, да момпосе семьсот грам и вся провизия, денег приблизительно 60 или 70 рублей. День был на счастье солнечный, тёплый. Я весь день лежал сидел, в этой густерне бурьяна, до тёмной ночи. Направленье держал попасть на станцию вторая Астрахань, на эту станцию попадать, надо переплыть две судоходные рукава дельты Волги, а эта станция от меня в пяти кл., я вижу как там движутся эшелоны. В предостережении, чтобы меня непоймали, я дождал глубоких сумерек, и тронулся в путь. Иду по берегу Волги вижу рыбаки на лодках двух ловят рыбу, не так далеко от моего берега, я им кричу перевезите на тот берег, я вам дам табак за переправу, они мне подходи, а от берега очень мелко я метров 10 до лодки шол по воде, сел перевезли, я дал им восьмушку табака 250 гр и спросил до второй Астрахани, ещо есть дельта, они сказали, да есть. И я поберегу пошло дальше иду и вот дремота одолела, я прислонился к полонице дров, подремал трошки, иду дальше, смотрю мост новый, остановился и размышляю, если мне идти по нем там должна быть охрана. Долга размышлять некогда, иду помосту, свет электрический горит, нет никого, прохожу мостом метров сто, вижу конец моста остров на острове дома и электро светит, а я свету боюсь, на конце моста будка, я недошол до будки махнул через перила и бегу за дома, где тень, и встречу мне идут люди, и слышу я громкий голос «Кто есть там быстрее сюда» я тотчас догадался и спешу к реке, тут стояла лодка и два человека, я прибежал и сел в лодку, поехали река была широкая и наверно глубока, так что ходили пароходы, доехали до берега я отдал им 20 коп. и пошол к вокзалу, иду иду, слышу свистки, смотрю забор колючка и на столбах электро, ну думаю какие то склады наверно, дальше иду смотрю, тут и опешил, пришол на то самое место, где в прошлую ноч скакал через забор, что делать, начинает светать, всю ночь ходил бродил и опять обратно пришол утомился и присел, задремал утро началось с дождика, я снова возвратился в старое логово на день. Сижу в бурьяне, а дождь идёт, подумал подумал давай пойду на пароходную пристань, а на пристань надо пойти через город, мимо базара, было идти опасно, так как, что там меня уже должны хватится и кинуться в поиски, но я не долго думавши, надел старый рабочий костюм и среди дня пошел через город на пристань, но что будеш делать риск благородное дело, воля Божия, если поймают отберут документы и деньги и отправят в тюрьму добавят срок, вот такая была мечта, хлеба уж небыло ни крошки, я шол мимо базара мог бы зайти и купить, хоть дорогова хлеба, хлеб тогда был в Астрахани 20 р. кг. не смотрю по сторонам добрался до пристани номер 19. Вижу идёт мне навстречу, носильщик я обрадовался и спросил его, скоро пойдет пароход на Казань, он ответил «Беги скорей там идёт посадка», я его попросил, купить мне билет, и принесть на указанное мной место чтобы мне нешлятся непопасть на злые глаза. Сижу в углу смотрю подходит носилщик, даёт мне билет, я расчитываюсь с ним и сажусь на пароход к якорю, ну слава Богу думаю, скорей бы отчаливал от берега отчалил, поехали, о беде я и забыл, рад был тому что моя мечта исполнилась, но наследущие сутки ести я захотел а хлеба никрохи, только были леденцы-момпосе. В пароходе был буфет хлеб непродавали, в буфете была рыба жареная стерлядь, вот куплю рыбку съем с рыбы жажда, пью и так четвёры сутки я хлеба не ел. Пароход тащил на буксире баржу и шол тихо. Во время плаванья в параходе помер человек с голоду, ехали по Саратовской обл. на пристанях хлеб непродавали его небыло, в ту весну в Саратовской обл. был сильный голод, люди вымирали целыми колхозами. На пятые сутки плаванья, от Астрахани подъехали к городу Самаре- Куйбышеву, я сошел на пристань, и тут продавали хлеб, буханка круглая деревенский хлеб, килограм весом 10 рублей поллитра молока 2 руб. купил я и после четырех дневной голодовки поел. Весна, май, делает свое дело, Волга местами разлилась на большие километры, пароход наш шол медленно но всёже подъехали к пристани Богородской, последняя пристань перед г. Казанью и тут я сошел с парохода, на Камскую пристань взять билет, была очередь я немог стоять и корточках подползал, в очереди, некоторые люди видели меня таким доходягой по жалости давали кусок хлеба. По Волге я ехал шесть суток с низа в верх по теченью, потом поехал, взял билет за 13 р. до реки Вятка до пристани Соколки, тут тоже взял билет. Из Соколок по реке Вятке, до пристани Медведок, ехали двое суток, в Медведок приехал вечером хотя было светло, но ночевать меня некто непустил, такого доходягу. Направленье взял, идти на родину, а с Медведка, до Хохряков 90 кл. За посёлком Медведок на моей пути лес 4 километра, не далеко отпосёлка в лесу попала на пути кузница и я подошол к кузнице, но она на замке посмотрел с зади, было можно влезт на потолок, я влез на кузню и переночевал, было не тепло, но утром двинулся в поход, прошол лес попала деревня, а у меня табак ещо был, я в деревне пытался объменить табак на хлеб, но не мог нигде достать куска хлеба, ради Христа я стыдился просить, пошел дальше, на пути попалось село Сретенское я зашол в церков, но служба уже окончилась, отпевали покойника и после отпеванья мне подали милостиню, я тут поел и пошел дальше, но есть охота, иду поодной деревне, на смелился попросить ради Христа, подходил подокно, в некоторых домах открывали окна и подавали хлеб кусок, а в некоторых отказывали, говоря «Бог с тобой, работать можеш» и так поел, что подали. Иду дальше полем, и вот на пути попался старичок, пасёт в поле коров я поздоровался и подошел к нему, он смотря на меня доходного заинтересовался и начал мне вопросы, я ему отвечал всё нескрывая секретов, он мне сказал «Зелёный прокурор» остерегаться тебе надо, и дал мне поесть, у него был каравай хлеба и поллитра молока, я говорю дедушка я тебя съем так ты будеш голодной до вечера, ничего ничего «я дома» и отдал мне весь каравай, я поблагодарил его и пошел дальше день склонялся к вечеру, а я направленье держал, к дяде Володе, который должен был знать где моя семья находится, которая после того, как я попал в тюрьму отец мать Витя и Ваня, отправились на родину в октябре м-це, а жена в январе. Вот и сумерки наступили, иду по деревне прошусь ночевать никто не пускает, даже в окошко ничего неговоря покрестят. Забыл уже где я, спал как будьто в срубах за деревней, на следущее утро и день всё плетусь иду стыдно сказать, что нет силы добрёл до тётки Маминой сестры Иустины в дер. Башарах, вечером захожу в избу, она спрашивает, кто ты, я сказал она тут и ахнула. Накормила напоила и спать уложила, я у ней жил больше суток, от ней дядя Володя Овечки деревня в семи кл. И я под вечерок ушол от нея. Прихожу к дяде, я поихней встрече понял что они испугались, что я пришол, пробыл я уних небольше суток так как у меня были воши то я спал у дяди на голых палатях. У дяди я узнал где моя семья находится. И так он сказал «Живут близ зятя Блинова, в Куменском р-не» и от дяди до них 60 кл. Путь мой лежал идти через Фролы мимо моего тестя, а я у него небывал около трёх лет.

Я боялся зайти к тестю и тёще первое дело, что я убежал с лагеря, второе, что некоторые люди на нас смотрели с призрением, как на раскулаченых.

От дяди Володи я пошёл перед вечером, чтобы мне родные места пройти ночью, чтобы никто не видел. И вот пройдя 10 кл. от Овечок от дяди, ещо было светленько, но предстояла деревня Кондаки где надо было идти у сродствеников под окнами и недоходя деревни я прилёг в лесу, уснул, проснулся было темно, и снова стал продолжать путь, где жили тесть с тёщей и шурьяки я обошел эту деревню шел по Хохряковской с Гайнами перёгороде и в Хохряки не зашол прошол Вожгалы всё было ночь у Ключей за вожгалами начало светать, ночью прошел всю родную местность, при свете иду по деревеням и добираюсь, где дер. Перуны где занимались в школе зять Блинов и сестра. Я пришол к ним часов в 10 утра, меня плохо узнали всё с себя я рваное грязное снял надел зятево, он мне за обедом подал стакан водки, который я опорожнил, лег спать и проснулся уж вечером. Моя жена и мать и дети были от Перунов в пяти километрах на маслозаводе, я от сестры и зятя пошёл их разыскивать на второй день. Иду полем, потом предстоит мне переходить большой лог. Смотрю на противоположной стороне лога спущаются, женщина с двумя мальчиками, один из них и говорит бабушке своей. вон тятя идёт, а бабушка им, ну какой тебе тятя, и повстречались на самой середине лога. Мама заплакала говорит «мы думали что тебя и живого нет 8 месяцов небыло писем». Мать моя продолжала путь ушла к сестре, а ребята Витя и Ваня бегом унеслись к матери сказать новость. Повстречался с женой, которая работала на маслозаводе, отец гдето работал в людях за кусок хлеба, а жена на заводе выполняла тяжолые работы, а зарплату получала очень скудную, и за квартиру платила оче