Студопедия

Главная страница Случайная страница

Разделы сайта

АвтомобилиАстрономияБиологияГеографияДом и садДругие языкиДругоеИнформатикаИсторияКультураЛитератураЛогикаМатематикаМедицинаМеталлургияМеханикаОбразованиеОхрана трудаПедагогикаПолитикаПравоПсихологияРелигияРиторикаСоциологияСпортСтроительствоТехнологияТуризмФизикаФилософияФинансыХимияЧерчениеЭкологияЭкономикаЭлектроника






Часть четвертая 3 страница






 

VII

Стояло ясное, благоуханное утро, но по мере приближения большой перемены в компьютерном классе школы «Уинтердаун» становилось душно; проникающий через грязные окна свет игривыми солнечными зайчиками дрожал на пыльных мониторах. Хотя ни Пупса, ни Гайи рядом не было, Эндрю Прайсу всё равно не удавалось сосредоточиться. Он не мог думать ни о чём другом, кроме ненароком подслушанного вчера вечером разговора родителей. Они на полном серьёзе обсуждали переезд в Рединг, где жила сестра Рут с мужем. Повернувшись ухом в сторону открытой кухонной двери, Эндрю затаился в тесной, тёмной прихожей и ловил каждое слово: похоже, отцу светила работа – или перспектива работы – благодаря их дяде, которого Эндрю и Пол почти не знали, потому что Саймон его на дух не выносил.
– Платить будут сущие гроши, – говорил Саймон.
– Это ещё неизвестно. Он же не сказал…
– К бабке не ходи. А жизнь там дороже…
Рут пробормотала что-то уклончивое. Эндрю боялся дышать; одно то, что мать не бросилась поддакивать Саймону, означало, что она жаждет уехать.
Эндрю не мог представить своих родителей ни в каком другом жилище, кроме Хиллтоп-Хауса, и ни в каком городе, кроме Пэгфорда. Для него само собой разумелось, что они останутся здесь навсегда. Это он, Эндрю, когда-нибудь уедет в Лондон, а Саймон и Рут будут доживать свой век на этом холме, как вросшие в склон деревья.
Он украдкой поднялся к себе в спальню и стал будто впервые смотреть из окна на мерцающие огни Пэгфорда, лежащего в глубокой чёрной лощине между холмами. Где-то там, внизу, Пупс курит сейчас в своей мансарде и наверняка смотрит порнушку на компе. Гайя тоже в той стороне: исполняет загадочные девичьи ритуалы. До Эндрю вдруг дошло, что она пережила то же, что предстояло ему: её с корнем вырвали из знакомого места и пересадили на новое. Из-за этого между ними возникала некая глубинная общность; такие мысли доставили Эндрю подобие меланхолического удовольствия. Но она не хотела для себя такой пересадки. Эндрю в смятении схватил мобильник и набил сообщение Пупсу: «СМЗ предлагают работу в Рединге. М. б. согласится».
Пупс так и не ответил, и Эндрю до сих пор с ним не виделся, потому что у них были разные уроки. Вообще они не встречались целых две недели – Эндрю теперь подрабатывал в «Медном чайнике». Их самый длительный за последнее время разговор касался поста насчёт Кабби, который Пупс выложил на сайте местного совета.
– Думаю, Тесса подозревает, – небрежно бросил Пупс. – Всё время косится на меня проницательно.
– И что ты ей скажешь? – перепугался Эндрю.
Эндрю знал, что Пупс жаждет славы и признания, что размахивает правдой, как грозным оружием, но соображает ли он, что ни под каким видом не должен обмолвиться о роли Эндрю, который, собственно, и дал жизнь Призраку Барри Фейрбразера? Пупс и раньше плохо понимал, что значит иметь отцом Саймона, а в последнее время втолковать что-либо Пупсу становилось почему-то всё труднее.
Выпав из поля зрения учителя информатики, Эндрю набрал в строке интернет-поиска слово «Рединг». По сравнению с Пэгфордом Рединг был огромен. Там ежегодно проходил музыкальный фестиваль. Оттуда было всего сорок миль до Лондона. Эндрю изучил расписание поездов. Возможно, он по выходным будет ездить в столицу точно так же, как сейчас ездит на автобусе в Ярвил. Но по большому счёту ему казалось, что это дохлый номер: он не знал ничего, кроме Пэгфорда; он так и не сумел представить себе их семью в каком-нибудь другом месте.
На большой перемене Эндрю без проволочек ушёл из школы и отправился на поиски Пупса. Скрывшись от посторонних глаз, он сразу же закурил и, привычным жестом засовывая зажигалку в карман, услышал девичий голосок:
– Привет.
С ним поравнялись Гайя и Сухвиндер.
– Всё путём, – откликнулся он, выдыхая дым в сторону от милого личика Гайи.
У их троицы в последние две недели установились особенные отношения – как ни у кого. Подработка в кафе связала их тонкой нитью. Они уже знали набор дежурных шуточек Говарда и стойко терпели нездоровый интерес Морин к тому, что творится у них в семьях; они потешались при виде её старческих коленок, торчащих из-под слишком короткого форменного платья, и, словно купцы в чужой земле, обменивались драгоценными крупицами личных сведений. Так девочки узнали, что отца Эндрю уволили; Эндрю и Сухвиндер стало известно, что Гайя устроилась на эту работу, чтобы скопить на железнодорожный билет и вернуться в Хэкни, а Эндрю и Гайя узнали, что мать Сухвиндер категорически против её работы на Говарда Моллисона.
– Где же твой дружок Жирдяй? – спросила Гайя, когда они втроём приноровились идти в ногу.
– Без понятия, – бросил Эндрю. – Он мне не попадался.
– Невелика потеря, – отозвалась Гайя. – Сколько ты выкуриваешь за день?
– Не считал. – Эндрю окрылил её интерес. – Хочешь сигаретку?
– Нет, – отказалась Гайя. – Я против курения.
Он тут же задался вопросом, распространяется ли её отвращение к курению на поцелуи с курильщиками. Нив Фейрбразер не возражала, когда на школьной дискотеке он обшарил языком её рот.
– А Марко не курит? – поинтересовалась Сухвиндер.
– Нет, у него вечно тренировки, – сказала Гайя.
К этому времени Эндрю уже почти свыкся с мыслью о Марко де Луке. Было своё преимущество в том, что Гайя, так сказать, хранила верность человеку со стороны. Тягостное впечатление от вывешенных на её страничке в «Фейсбуке» фотографий, на которых они с Марко были запечатлены вместе, со временем притупилось. Эндрю не обманывался тем обстоятельством, что послания, которые Гайя и Марко оставляли друг другу, становились всё более редкими и менее тёплыми. Есть ведь ещё телефон, есть электронная почта, но он знал одно: при упоминании о Марко у Гайи вытягивалось лицо.
– А вот и он, – сказала Гайя.
Но перед ними возник не красавчик Марко, а Пупс Уолл, который около газетного павильона трепался с Дейном Талли.
Сухвиндер застыла, но Гайя вцепилась ей в руку выше локтя.
– Ты имеешь право ходить где угодно, – сказала она, осторожно подталкивая подругу вперёд; её зелёные глаза с карими крапинками сужались по мере приближения к тому месту, где курили Пупс и Дейн.
– Всё путём, Арф, – окликнул Пупс, когда троица подошла совсем близко.
– Пупс, – отозвался Эндрю.
Во избежание неприятностей и в первую очередь наездов на Сухвиндер в присутствии Гайи он спросил:
– Получил мою эсэмэску?
– Которую? – спросил Пупс. – А, да… насчёт Сая? Уезжаешь, что ли?
Его снисходительную небрежность можно было объяснить разве что присутствием Дейна Талли.
– Возможно, – ответил Эндрю.
– А куда? – поинтересовалась Гайя.
– Моему старику предлагают работу в Рединге, – сказал Эндрю.
– Ничего себе, там мой папа живёт! – изумилась Гайя. – Можно будет вместе потусоваться, когда я туда приеду. Фестиваль там просто обалденный. Слышь, Винда, хочешь сэндвич?
Эндрю настолько поразило её добровольное предложение встречи, что он замешкался с ответом, и она исчезла в недрах газетного павильона. На миг эта заплёванная автобусная остановка, сам газетный павильон и даже задрипанный, раз рисованный татуировками Дейн Талли в заношенной фут болке и тренировочных штанах озарились почти небесным светом.
– Ладно, у меня дела, – заявил Пупс.
Дейн прыснул. Пупса как ветром сдуло: Эндрю даже не успел ничего сказать или напроситься к нему в компанию.
Пупс не сомневался, что Эндрю будет удивлён и обижен таким равнодушием, и это его радовало. Он не спрашивал себя, что же в этом такого радостного и почему в последние дни им овладело непреодолимое желание ранить других. Не так давно он решил, что копаться в мотивах своих поступков неаутентично, и в результате его личная философия стала удобнее в использовании.
По дороге в Поля он вернулся мыслями к вчерашнему разговору с матерью: впервые после того дня, когда Кабби его ударил, она зашла к нему в комнату.
(– Насчёт сообщения про твоего отца на сайте совета, – начала она. – Я должна… я хочу… спросить у тебя, Стюарт: это ты написал?
Чтобы набраться смелости предъявить ему обвинение, ей потребовалось несколько дней, и Пупс подготовился.
– Нет, – ответил он.
Возможно, более аутентично было бы сказать «да», но с какой стати он должен оправдываться?
– Не ты? – переспросила она тем же тоном.
– Нет, – повторил он.
– Понимаешь, очень и очень ограниченное число людей знает про папины… что его беспокоит.
– Это не я.
– Сообщение появилось в тот самый вечер, когда вы повздорили и папа тебя…
– Сказал же, это не я.
– Стюарт, ты ведь знаешь, он болен.
– Ты много раз говорила.
– Да, я много раз говорила, потому что так оно и есть! Он ничего не может с собой поделать… у него тяжёлое психическое расстройство, которое причиняет ему бесчисленные страдания и беды.
У Пупса запищал мобильник: пришла эсэмэска от Эндрю. Пупса словно ударили под дых: Арф уезжает навсегда.
– Стюарт, я с тобой разговариваю…
– Знаю… что?
– Все эти сообщения… про Саймона Прайса, про Парминдер, про папу… эти люди тебе знакомы. Если за всем этим стоишь ты…
– Говорю тебе, это не я.
– …то ты наносишь людям огромный вред. Тяжкий, непоправимый вред человеческим жизням, Стюарт.
Пупс пытался представить себя без Эндрю. Они знали друг друга с четырёх лет.
– Это не я, – сказал он.)
Тяжкий, непоправимый вред человеческим жизням.
Сами виноваты, с презрением размышлял Пупс, сворачивая на Фоули-роуд. Жертвы Призрака Барри Фейрбразера погрязли во лжи и лицемерии, а тут их вывели на чистую воду. Безмозглые тараканы, бегущие от яркого света. Они понятия не имеют, что такое реальная жизнь.
Пупс увидел хибару, перед которой на траве валялась лысая автомобильная покрышка. Он заподозрил, что это и есть жилище Кристал, и, проверив номер дома, понял, что не ошибся. Сюда его занесло впервые. Ещё пару недель назад он ни за что не согласился бы увидеться с ней в этой лачуге во время школьного перерыва на обед, но теперь обстоятельства изменились. Он сам изменился.
Поговаривали, что у Кристал мать – проститутка. А уж наркоша – на все сто. Кристал сказала, что дома никого не будет: мать пойдёт в «Беллчепел» на очередной укол метадона. Не замедляя шага, Пупс прошагал по садовой дорожке, но неожиданно его обуяло беспокойство. Из окна спальни Кристал следила за его приближением. Она закрыла все двери на нижнем этаже, чтобы он не увидел ничего, кроме прихожей, и заранее перенесла весь хлам частью в гостиную, частью на кухню. Грязный ковёр был местами прожжён, обои – в пятнах, но тут уж она ничего не могла поделать. Хвойный аэрозоль закончился, но Кристал нашла какой-то отбеливатель и побрызгала на пол в ванной и на кухне, где воняло сильней всего.
Когда Пупс постучал, она сбежала вниз. У них было мало времени; к часу могли вернуться Терри и Робби. Но долго ли умеючи детей строгать?
– Салют, – сказала она, открывая дверь.
– Всё путём? – Пупс выпустил дым через ноздри.
Он сам не знал, что ожидал здесь увидеть. На первый взгляд дом изнутри показался ему закопчённой пустой коробкой. Мебели не было вовсе. Закрытые двери впереди и слева имели зловещий вид.
– Мы здесь одни? – уточнил он, перешагивая через порог.
– Ага, – сказала Кристал. – Пошли наверх. В мою комнату.
Она повела его за собой. Чем дальше они углублялись в дом, тем гаже становилась вонь: коктейль из гнилья и хлорки. Пупс старался абстрагироваться. На лестничной площадке тоже были закрыты все двери, кроме одной. Туда и вошла Кристал.
Пупс обещал себе ничему не удивляться, но в комнате не было ничего, кроме матраса, накрытого простынёй и одеялом без пододеяльника; в углу кучей валялись шмотки. К стенке скотчем крепились фотографии, вырванные из таблоидов: портреты знаменитостей и поп-звёзд.
Кристал сделала этот коллаж накануне, вдохновившись видом стены в спальне Никки. Готовясь к приходу Пупса, она решила придать своей комнате более гостеприимный вид. Задёрнула тонкие занавески. Они окрашивали дневной свет в голубоватый оттенок.
– Дай посмолить, – попросила она. – Страсть как хочется сигаретку.
Он дал ей прикурить. Раньше он не видел, чтобы она так психовала; ему больше нравилось считать её дерзкой и многоопытной.
– Время поджимает, – напомнила она и принялась раздеваться, не вынимая изо рта сигарету. – Скоро мама придёт.
– Она в «Беллчепел» пошла, да? – уточнил Пупс, стараясь мысленно вернуть Кристал её жёсткий облик.
– Угу, – подтвердила Кристал, сидя на матрасе и стаскивая спортивные штаны.
– А что будет, если клинику закроют? – спросил Пупс, снимая пиджак. – Ходят такие разговоры.
– Без понятия, – сказала Кристал, но ей стало страшно; материнская сила воли, хрупкая и уязвимая, как неоперившийся птенец, могла сломаться от малейшего толчка.
Кристал уже разделась до нижнего белья. Снимая ботинки, Пупс заметил нечто рядом с кипой одежды: маленькую пластмассовую шкатулку с откинутой крышкой, а внутри – свернувшиеся кольцом знакомые часы на ремешке.
– Это часы моей мамы? – изумился он.
– Ты чё? – Кристал задёргалась. – Нет, – соврала она. – Они мне от бабушки достались. Не тро…
Но он уже вытащил часы из шкатулки.
– Мамины, – подтвердил Пупс, узнав ремешок.
– Ни фига!
Кристал пришла в ужас. Она уже почти забыла, как у неё оказались эти часики. Пупс умолк, и это ей не понравилось.
Часы, которые Пупс держал на ладони, одновременно были для него и вызовом, и упрёком. Он попеременно представил, как выходит отсюда, небрежно засовывая часы в карман, или, пожав плечами, возвращает их Кристал.
– Это мои, – не сдавалась она.
Ему не хотелось изображать из себя полицейского. Он хотел быть выше закона. Но вопрос решился сам собой, когда он вспомнил, что это подарок матери от Кабби: вернув часы Кристал, он продолжил раздеваться. Красная как рак, Кристал сдёрнула лифчик и трусики и голая нырнула под одеяло.
Оставшись в одних трусах-боксерах, Пупс подошёл к ней с запечатанным презервативом в руке.
– Это нам без надобности. – У Кристал сел голос. – Я пилюли глотаю.
– Да ну?
Она подвинулась, освобождая для него место на матрасе. Пупс забрался под одеяло. Стягивая с себя трусы, он гадал, не врёт ли она про пилюли, как врала насчёт часов. Но ему хотелось разок попробовать без резинки.
– Давай, – прошептала она и, вытащив у него из пальцев серебристый квадратик, швырнула тот на скомканный рядом школьный пиджак.
Пупс представил, что Кристал от него забеременела; какие, интересно, лица будут у Тессы и Кабби, когда это выплывет наружу. У него ребёнок в Полях, его плоть и кровь. Кабби такое и не снилось.
Он залез на Кристал; вот это – он знал – и есть реальная жизнь.

 

VIII

В половине седьмого Говард и Ширли Моллисон вошли в пэгфордский приходской зал собраний. У Ширли руки были заняты бумагами; у Говарда на груди красовалась положенная по должности регалия – цепь с бело-голубым гербом Пэгфорда.
Доски пола жалобно скрипели под весом грузного тела Говарда, когда он направлялся к своему месту во главе шеренги исцарапанных столов. Говард любил этот зал почти так же сильно, как собственный магазин. По вторникам в этом зале собирались девочки-скауты, а по средам здесь функционировал Женский институт. В нём также устраивались благотворительные распродажи, юбилейные торжества, свадьбы и поминки; здесь годами копились запахи кофейников и поношенной одежды, домашних пирогов и мясных салатов, пыли и человеческих тел, но в первую очередь – старого дерева и камня. С потолочных балок на толстых чёрных шнурах свисали кованые латунные светильники, а путь на кухню проходил через резную дверь красного дерева.
Ширли хлопотала вокруг стола, раскладывая бумаги. Она обожала заседания местного совета. Помимо гордости и удовольствия, с которыми она наблюдала, как председательствует Говард, её не могло не радовать и отсутствие Морин; как лицо неофициальное, Морин довольствовалась теми крохами, которыми одаривала её Ширли.
Члены совета прибывали по одному и парами. Говард громогласно приветствовал каждого, и голос его эхом отдавался от перекрытий. В совете редко бывал полный кворум из шестнадцати человек; сегодня ожидались двенадцать.
Когда половина мест уже была занята, в своей обычной манере вошёл Обри Фоли: он словно двигался навстречу штормовому ветру, слегка сутулясь, наклонив голову вперёд, излучая невольную мощь.
– Обри! – радостно воскликнул Говард, впервые сдвинувшись с места навстречу вновь прибывшему. – Как дела? Как Джулия? Вы получили моё приглашение?
– Простите, я не совсем…
– На празднование моего шестидесятипятилетия. Здесь же… в субботу… на следующий день после выборов.
– Да, как же, как же. Говард, снаружи ожидает молодая женщина… говорит, из газеты «Ярвил энд дистрикт». Элисон… как там дальше?
– Странно, – заметил Говард. – Ведь я только что отослал ей свою статью – знаете ли, мой ответ Фейрбразеру. Наверное, в связи с этим… Пойду узнаю.
Терзаемый смутными предчувствиями, он зашаркал к дверям. У порога на него едва не натолкнулась Парминдер Джаванда: как всегда хмурая, она даже не поздоровалась, и Говард впервые не стал спрашивать: «Течёт ли жизнь мирно у нашей Парминдер?»
На тротуаре поджидала молодая светловолосая женщина, невысокая, крепко сбитая, излучавшая неистребимую жизнерадостность, за которой Говард мгновенно распознал решимость, подобную его собственной. Держа в руках блокнот, она запрокинула голову, чтобы разглядеть вензель семейства Суитлав, вырезанный на двустворчатых входных дверях.
– Здравствуйте, здравствуйте! – У Говарда слегка перехватило дыхание. – Элисон, если не ошибаюсь? Говард Моллисон. И вы проделали такой путь, чтобы сообщить мне, что писака я никудышный?
Одарив Говарда лучезарной улыбкой, журналистка пожала его протянутую руку.
– Вовсе нет, ваша статья нам понравилась, – заверила она. – Просто события принимают такой интересный оборот, что мне захотелось поприсутствовать на заседании. Не возражаете? Насколько я знаю, представителям прессы вход разрешён. Я ознакомилась с правилами.
С этими словами она двинулась к дверям.
– Да-да, прессе вход разрешён. – Говард, идя сзади, галантно придержал для неё дверь. – Если только нам не придётся разбирать конфиденциальные вопросы.
Журналистка оглянулась; даже при тусклом свете он видел её зубы.
– Например, анонимные обвинения, которые пришли к вам на форум? От Призрака Барри Фейрбразера?
– Батюшки мои, – прохрипел Говард, улыбаясь ей в ответ. – Какие ж это новости? Пара сплетен, вывешенных в Сети!
– Разве их была только пара? Знакомые рассказали мне, что бо́ льшую часть этих сообщений с форума удалили.
– Нет-нет, ваши знакомые не так поняли, – сказал Говард. – Насколько мне известно, сообщений было всего два или три. Какая-то бессмыслица. Лично я считаю, – он принялся импровизировать, – это детские шалости.
– Детские?
– Ну, вы понимаете. Подросток развлекался.
– Какое дело подросткам до членов местного совета? – Улыбка не сходила с её лица. – Кстати, один из пострадавших, говорят, лишился работы. Скорее всего, в результате обвинений, выдвинутых против него на вашем сайте.
– Впервые слышу, – покривил душой Говард.
Накануне Ширли встретила в больнице Рут, а потом всё ему доложила.
– У вас в повестке дня, – продолжила Элисон, когда они входили в ярко освещённый зал, – стоит вопрос о клинике «Беллчепел». В своих материалах и вы, и мистер Фейрбразер представили сильные аргументы с обеих сторон. На статью мистера Фейрбразера пришло множество откликов. Главный редактор был доволен. Если читатели пишут в газету…
– Да, я просматривал, – сказал Говард. – Никто особо не превозносил эту клинику, верно?
Советники, расположившиеся за столом, не сводили с них глаз. Элисон Дженкинс отвечала невозмутимой улыбкой.
– Позвольте предложить вам место.
Говард немного запыхался, повозившись со штабелем составленных друг на друга стульев и усадив Элисон футах в двенадцати от стола.
– Спасибо.
Она подвинула стул футов на шесть вперёд.
– Леди и джентльмены, – объявил Говард, – сегодня мы удостоились внимания прессы. Мисс Элисон Дженкинс из «Ярвил энд дистрикт».
Некоторые члены совета с интересом и радостью встретили появление Элисон, но большинство насторожилось. Говард тяжело прошествовал к председательскому месту, откуда встретился с вопросительными взглядами Обри и Ширли.
– Призрак Барри Фейрбразера, – пояснил он вполголоса, с опаской усаживаясь в пластиковое кресло (в позапрошлый раз такое кресло под ним развалилось). – И «Беллчепел». А вот и Тони! – выкрикнул он, да так, что Обри вздрогнул. – Входи же, Тони… Если не возражаете, подождём ещё пару минут – должны прийти Генри и Шейла.
За столом переговаривались чуть тише обычного. Элисон Дженкинс что-то строчила в блокноте. Говард со злостью думал: «Всё из-за этого дьявола, из-за Фейрбразера». Никому другому не пришло бы в голову позвать на заседание прессу. На долю секунды Говард отождествил Барри с Призраком: два смутьяна – живой и мёртвый.
Как и Ширли, Парминдер принесла на заседание целую кипу бумаг; поверх них сейчас лежала повестка дня, которую с притворным вниманием изучала Парминдер, чтобы только ни с кем не разговаривать. Но мысли её были заняты этой женщиной, усевшейся почти напротив неё. Именно «Ярвил энд дистрикт» поместила заметку о коллапсе Кэтрин Уидон и о претензиях её родных в адрес врача общей практики. Имя Парминдер не называлось, но, без сомнения, журналистка её узнала. Вероятно, Элисон наслышана об анонимном посте насчёт самой Парминдер.
«Может, успокоишься? Не уподобляйся Колину».
Говард уже принимал извинения и спрашивал, будут ли поправки к предыдущему протоколу, но у Парминдер так шумело в ушах, что она его почти не слышала.
– Если нет возражений, – сказал Говард, – в первую очередь рассмотрим пункты восемь и девять, поскольку советник мистер Фоли располагает информацией по этим вопросам, но должен будет нас покинуть…
– …в половине девятого, – уточнил Обри, посмотрев на часы.
– Да-да, если возражений нет – никто не возражает? – вам слово, Обри.
Обри изложил дело просто и без лишних эмоций. Грядёт очередной пересмотр административных границ; в связи с этим определённые круги за пределами Пэгфорда впервые потребовали передачи Филдса под юрисдикцию Ярвила. Эти круги готовы взять на себя относительно небольшие расходы, которые сейчас несёт Пэгфорд, с тем чтобы присоединить антиправительственно настроенный электорат к Ярвилу и таким способом обеспечить перевес сил на предстоящих выборах, тогда как в Пэгфорде эти голоса погоды не сделают: Пэгфорд с середины пятидесятых годов прошлого века стабильно голосует за консерваторов. Границы административного деления несложно будет пересмотреть под видом упрощения и рационализации: Ярвил и так несёт основное бремя расходов на нужды Филдса.
В заключение Обри подчеркнул, что полезно было бы сформулировать мнение Пэгфорда для передачи в Ярвилский областной совет.
– …Конкретные, чётко изложенные тезисы, – говорил он, – и на этот раз, по моему глубокому убеждению…
– Раньше это не помогало, – высказался под одобрительный ропот один из его прихвостней.
– Поймите, Джон, раньше никто не интересовался нашей позицией, – вмешался Говард.
– Может быть, имеет смысл вначале самим определиться с нашей позицией, а потом уже делать публичные заявления? – ледяным тоном спросила Парминдер.
– Конечно, – вкрадчиво произнёс Говард. – Открывайте дискуссию, доктор Джаванда.
– Не знаю, все ли прочли статью Барри, – начала Парминдер. Под взглядами советников она старалась не думать об анонимной клевете и о журналистке, сидящей напротив. – Я считаю, в ней вполне отчётливо изложены доводы за сохранение Филдса в составе Пэгфорда.
Парминдер заметила, как Ширли, деловито ведущая протокол, криво улыбнулась своей авторучке.
– И главный довод – что нужно заботиться о таких, как Кристал Уидон? – спросила пожилая дама по имени Бетти, сидевшая в дальнем конце стола.
Парминдер её не переваривала.
– Главный довод – что в Филдсе тоже живут люди и они тоже члены общества, – ответила она.
– Они считают себя жителями Ярвила, – заявил другой подпевала. – Так было всегда.
– Я прекрасно помню, – продолжала Бетти, – что эта Кристал Уидон на загородной экскурсии столкнула одного ребёнка в реку.
– Ничего подобного, – жёстко возразила Парминдер, – это было на глазах у моей дочери… двое мальчиков затеяли драку… впрочем, неважно…
– А я слышала, что это сделала Кристал Уидон, – повторила Бетти.
– Слышали звон, да не знали, где он! – сказала, точнее, выкрикнула Парминдер.
Все собравшиеся были поражены. Она и сама себе поразилась. В старых стенах загудело эхо. У Парминдер перехватило горло; опустив голову, она уставилась в повестку и услышала издалека голос Джона:
– Лучше бы Барри говорил за себя, а не за эту девицу. Ему очень много дала школа Святого Фомы.
– Беда в том, – заметила одна из женщин, – что Барри – один, а всяких отморозков – толпы.
– Они ярвилцы, и точка, – заявил мужской голос. – И место им – в Ярвиле.
– Это неправда. – Парминдер специально понизила голос, но все притихли в ожидании её крика. – Это искажение фактов. Взять хотя бы тех же Уидонов. В статье Барри ясно сказано. Предки этой семьи издавна жили в Пэгфорде, но…
– …но перебрались в Ярвил, – подхватила Бетти.
– Здесь не было жилья, – Парминдер с трудом держала себя в рамках, – ведь вы же сами не допустили застройки городских окраин.
– Вы, конечно, извините, но вас здесь не было. – Бетти порозовела и демонстративно отвела взгляд от Парминдер. – Вы не знакомы с историей здешних мест.
Тут заговорили все разом: собравшиеся разделились на маленькие группки, и Парминдер ничего не могла разобрать. У неё застрял ком в горле; ей не хватало духу поднять глаза.
– Ставлю вопрос на голосование! – загремел Говард, и вновь воцарилась тишина. – Кто за то, чтобы сообщить областному совету о нашей поддержке переноса границ и вывода Филдса из состава Пэгфорда?
Опустив руки на колени, Парминдер стиснула кулаки так, что ногти впились в ладони. Вокруг неё зашуршали рукава.
– Очень хорошо! – победно возгласил Говард, и его ликование отразилось от сводов зала. – Итак, сейчас мы с Тони и Элен набросаем проект решения, пошлём по кругу, чтобы все смогли ознакомиться, – и делу конец. Очень хорошо!
Два-три человека зааплодировали. У Парминдер потемнело в глазах; она несколько раз моргнула. Повестка расплывалась. Молчание оказалось таким долгим, что она наконец подняла глаза: возбуждённый успехом, Говард схватился за свой ингалятор, и советники озабоченно следили за его движениями.
– А теперь, – прохрипел побагровевший, но сияющий Говард, откладывая ингалятор, – если нет никаких добавлений, – секундная пауза, – переходим к пункту девять. «Беллчепел». По этому поводу Обри тоже хочет нам кое-что сообщить.
«Барри бы этого не допустил. Он бы вступил с ними в спор. Сумел бы рассмешить Джона, и тот проголосовал бы с нами. Он должен был говорить за себя, а не за Кристал… Я его подвела».
– Благодарю, Говард, – начал Обри, и кровь колоколом застучала у Парминдер в ушах, и она ещё глубже вонзила ногти в ладони. – Как вы знаете, нас ждёт весьма радикальное сокращение финансирования на уровне округа…
Пока я был жив, она меня любила и выдавала это каждым взглядом…
– …и «Беллчепел» – одно из учреждений, о котором необходимо поговорить в связи с этим, – продолжал Обри. – Я подумал, что сейчас стоит взять слово мне, ведь здание, как вам известно, принадлежит Пэгфорду…
– …а срок аренды истекает, – подхватил Говард.
– Совершенно верно.
– Но это ветхое здание, по-видимому, никого не заинтересовало? – спросил бухгалтер, а ныне пенсионер, сидевший в дальнем конце стола. – Мне говорили, оно находится в аварийном состоянии.
– Ну, нового арендатора найти не проблема, – миролюбиво сказал Говард. – Но это в данный момент несущественно. Сейчас мы должны решить, насколько эффективно…
– Вот уж это в данный момент тем более несущественно, – перебила его Парминдер. – Не в компетенции местного совета судить об эффективности работы клиники. Мы не финансируем работу медиков. Они нам не подчиняются.
– Но здание у нас в собственности, – проговорил Говард, всё ещё улыбаясь, всё ещё сохраняя вежливость. – А посему вполне естественно, с моей точки зрения, обсудить…
– При рассмотрении фактов, касающихся работы клиники, необходимо соблюдать взвешенный подход, – сказала Парминдер.
– Очень прошу меня извинить, – вмешалась Ширли, моргая глазами в сторону Парминдер, – но вынуждена просить вас, доктор Джаванда, не перебивать председателя. Ужасно трудно вести протокол, когда люди не дают высказаться другим. Ох, я и сама перебила, – улыбнулась она. – Виновата!
– Видимо, совет хочет и впредь получать доход от этого здания, – продолжала Парминдер, не обращая внимания на Ширли. – Насколько мне известно, арендаторы пока что не выстраиваются в очередь. Почему же мы так торопимся расторгнуть договор аренды?
– Наркоманов там не лечат, – заявила Бетти. – А наоборот, ещё больше накачивают наркотиками. Я жду не дождусь, когда эту клинику выселят.
– Областной совет вынужден принимать очень трудные решения, – сказал Обри Фоли. – Правительство ждёт от органов местного самоуправления более миллиарда фунтов экономии. Мы больше не можем оказывать услуги в прежнем объёме. Таковы сегодняшние реалии.
Парминдер трясло от того, как члены совета прогибались перед Обри, с жадностью ловя каждый звук хорошо поставленного низкого голоса и согласно кивая. Она прекрасно знала, что некоторые из них называют её Бен-Задира.
– Исследования показывают, что наркомания возрастает во время экономических кризисов, – сказала Парминдер.
– Это их личный выбор, – не унималась Бетти. – Никто же не заставляет их употреблять наркотики.
Она огляделась, ища поддержки. Ширли ей улыбнулась.
– Порой мы вынуждены принимать непростые решения, – вещал Обри.
– Значит, вы с Говардом, – не дала ему договорить Парминдер, – приняли решение выдавить клинику из здания, чтобы окончательно её погубить.
– Чем поощрять всякий сброд, лучше придумать более достойные способы распределения средств, – вмешался бухгалтер.
– Лично я урезала бы им все пособия, – заявила Бетти.
– Я был приглашён на это заседание с тем, чтобы ввести вас в курс происходящего на уровне округа, – мягко проговорил Обри. – Только и всего, доктор Джаванда.
– Прошу вас, Элен, – обратился Говард к женщине, которая уже давно тянула руку, чтобы получить слово.
Её выступления Парминдер не слышала. Она совершенно забыла о документах, накрытых повесткой дня, – Кей Боден корпела над ними не одну неделю: статистические данные, случаи успешной реабилитации, разъяснение преимуществ метадона перед героином, анализ последствий героиновой зависимости, как материальных, так и социальных. Зал вдруг сделался каким-то жидким, нереальным; она уже чувствовала, что находится на грани взрыва, равного которому у неё не случалось, но места для сожаления не было, как не было возможности себя остановить; оставалось только смотреть на себя со стороны; поздно, слишком поздно…
– …Культура распределения, – говорил Обри Фоли. – Эти люди буквально ни дня в своей жизни не работали.
– Давайте признаем, – сказал Говард, – что проблема решается легко. Прекратите употреблять наркотики! – С примирительной улыбкой он повернулся к Парминдер. – У них есть такое понятие – «ломка», правильно, доктор Джаванда?
– Так вы считаете, что наркозависимость – это их частное дело, а им надо просто взять и изменить своё поведение? – спросила Парминдер.
– Если коротко – да.
– Пока они не обошлись государству ещё дороже.
– Вот имен…
– А знаете ли вы, – во весь голос произнесла Парминдер на волне беззвучного взрыва, – во сколько десятков тысяч фунтов обошлись государству вы, Говард Моллисон, вследствие своей полной неспособности прекратить обжорство?
От шеи к щекам Говарда поползло густое винно-красное пятно.
– Задумались ли вы о стоимости шунтирования, медикаментов, длительного пребывания в стационаре? – гремела Парминдер. – Об услугах врачей, к которым вы обращаетесь со своей астмой, повышенным давлением и мерзкой сыпью – исключительно потому, что не желаете расстаться с лишним весом?
Когда Парминдер сорвалась на крик, другие члены совета запротестовали; Ширли вскочила. Но Парминдер пошла вразнос: она по-прежнему кричала, судорожно сгребая бумаги, разлетевшиеся по столу от её отчаянной жестикуляции.
– А как же врачебная тайна? – взвизгнула Ширли. – Возмутительно! Просто возмутительно!
Из дверей Парминдер сквозь собственные яростные всхлипывания услышала, как Бетти требует её немедленного исключения из совета; она почти выбежала из зала, понимая, что вызвала катастрофу, и хотела лишь одного: навеки провалиться в темноту.






© 2023 :: MyLektsii.ru :: Мои Лекции
Все материалы представленные на сайте исключительно с целью ознакомления читателями и не преследуют коммерческих целей или нарушение авторских прав.
Копирование текстов разрешено только с указанием индексируемой ссылки на источник.