Глава 41. Требующая обязательно вспомнить самую первую

Утреннее заседание Тайного совета многоэтажников закончилось. И в ту же секунду было открыто дневное: возмутительные известия, невероятные сообщения и недопустимые сведения поступали одно за другим.

Мятежная баржа на виду у всего города медленно и неуклонно проплывала мимо переполненной народом набережной — к выходу в море.

Непреклонный Капитан с воинственно торчащими усами стоял у штурвала, окружённый львами, и на левом плече у него сидела маленькая обезьянка. На палубе дети махали руками, прощаясь с городом, а над их головами бесчисленные стаи чаек носились с криками, ныряя в воздухе среди пёстрых, с обгоревшими краями листков сказочных книжек.

Громадные толпы взволнованных жителей со всех сторон сбегались к реке. Лица у них были бледные, испуганные, они в волнении размахивали руками, но в первые минуты бежали молча, боясь ослушаться приказа Тайного совета, объявленного по радио. В этот день на улицах строго запрещалось говорить вслух даже «здравствуйте» при встрече. Даже заикаться было строго воспрещено; каждый, кто осмелился бы громко чихнуть на улице, объявлялся государственным преступником, а сказавший при этом " будьте здоровы" — его соучастником.

Но вдруг какая-то женщина узнала среди толпы на борту баржи свою дочку, громко вскрикнула и позвала её по имени.

И тогда крик поднялся вдоль всей набережной — все, у кого были на барже ребята, и все, у кого их там не было, бросились бежать вдоль набережной следом за уходящей баржей и кричать!

Но баржа была на самой середине реки, и до ребят долетал только невнятный гул людских голосов…

А громадный костёр, на котором пылали горы сказок, продолжал гореть на главной площади города.

Непрерывно заседавший Тайный совет бесперебойно принимал одно решение за другим. Не успели ещё сочинить приказ, запрещающий на улицах размахивать руками и придавать своему лицу какое бы то ни было выражение, как в Стёганом зале появился Суперкомандующий разрушительными силами города в парадном мундире.

Его вызвали на заседание до того поспешно, что, минуя обычный путь при помощи лифтов, вертолётов и подводных лодок, ввели прямо через дверь из передней.

В то время как великий Генерал-Кибернатор, вцепившись в ручки своего кресла, похожего на трон, бешено сверкал глазами, едва сдерживаясь, Секретный Секретарь, по обыкновению, тихо и спокойно объявил то, что ему внушил Генерал-Кибернатор:

— Господин Суперкомандующий! Мятежная баржа направляется к выходу в море. Вы должны её остановить и вернуть и направить в Чучельномеханический комбинат.

— Остановим, — тупо, но непреклонно отдал честь Суперкомандующий. — А что прикажете делать, если она откажется остановиться?

И тут взорвался молчавший до сих пор Генерал-Кибернатор:

— Утопить! Взорвать и утопить! Всех! Чтоб следа не осталось от бунтовщиков! Уничтожить!

— Уничтожить? Вот это наша работа! — с облегчением гаркнул Суперкомандующий. — Следа? Не останется! — Он три раза подряд отдал честь. И тут же вызвал по радио самый большой из всех, какие были в его флоте, подводный броненосец " Матильда" …

Дневное заседание было закрыто и тут же открыто торжественно-триумфальное заседание по случаю подавления мятежа и заговора. И это тотчас было объявлено жителям города, чтоб они могли поскорее начать радоваться и ликовать.

Сам великий Генерал-Кибернатор милостиво согласился в самый торжественный момент выйти из Стёганого зала, прошествовать по коврам к лестнице, украшенной полицейскими в парадной форме, и появиться на площади, чтоб лично объявить народу счастливую весть о том, что порядок восстановлен и Чучельномеханический комбинат спокойно продолжает свою работу!

После этого в Стёганом зале наступила тишина — все ждали сообщений от Суперкомандующего.

Тайные советники прислушивались, напряжённо приоткрыв рты, только сам великий Генерал-Кибернатор слегка пыхтел, приглядывая за тем, как ему укрепляют на груди новый орден Великого Автоматизатора.

И вот громкий плеск раздался во всех громкоговорителях Стёганого зала это всплывал на поверхность воды громадный подводный броненосец " Матильда".

И в эту же самую минуту Капитан Крокус у своего штурвала, и все дети, и львы, и даже маленькая обезьянка на плече у Капитана — все увидели всплывающую громаду.

Командир «Матильды» поднялся на мостик и поднял ко рту мощный мегафон:

— Эй, на барже! Спустить парус, повернуть к берегу! Поворачивайте, или я открою огонь и пущу вас ко дну!

В Стёганом зале великий Генерал-Кибернатор, а с этой минуты и Великий Автоматизатор, сказал:

— Ага! — и поднялся со своего кресла, ещё больше ставшего похожим на трон, готовясь к торжественному выходу, и все тайные советники-многоэтажники поднялись, готовясь шествовать следом за ним.

На барже в это время рычали львы — у них шерсть поднялась дыбом от звука голоса командира «Матильды» и под кожей ходили желваки, но «Матильда» была далеко, они видели, что до её командира им никак не добраться, и они глухо рычали от обиды.

Маленькая обезьянка испуганно обхватила Крокуса за шею. Какая-то девочка громко заплакала от страха.

И тогда в первый раз в жизни что-то дрогнуло в сердце Капитана Крокуса.

— Может, вам, дети, лучше вернуться? — с горечью проговорил Капитан. — Вы видите, нам не повезло. Сила на их стороне. У нас нет надежды прорваться к открытому морю!..

Но, странным образом, дети почти не смотрели на бронированную «Матильду», похожую на искусственного автоматизированного кита. Они, смеясь от радости, смотрели, запрокинув головы вверх, туда, где над баржей неслись листочки, с которых им как будто ободряюще помахивали своими обушками работяги гномики-рудокопы, так самоотверженно спасавшие свою Белоснежку, мчался, ныряя в воздухе, отчаянный Петрушка, ухватив свою дубинку, которой он дрался с полицейским и чёртом, а теперь, похоже, звал на бой с «Матильдой». Доверчивые и добрые Иванушки-дурачки и одинокие рыцари, выходившие на бой с драконом, все слабые и маленькие девочки, которых не смогли запугать ведьмы, все смелые и добрые, побеждавшие злых, сильных и беспощадных, — все они, окружённые крикливыми чайками, летели к морю. И неопытные, доверчивые ребята на борту баржи, которые решили лучше погибнуть в море, чем выдать ещё более беспомощных и доверчивых друзей, тех, что сейчас тревожно лаяли, мяукали, хныкали и стонали в трюмах, эти несообразительные, несерьёзные дети в один голос нетерпеливо закричали Капитану:

— Плывём за ними!.. Не спустим нашего паруса! К морю! И хотя сердце Капитана Крокуса разрывалось от горя и страха за детей, он твёрдым голосом подал команду, и Мухолапкин с Ломтиком и Щелкунчиком, разом ухватившись за верёвку, подняли флаг, увидев который командир «Матильды» не поверил глазам:

УБИРАЙТЕСЬ С МОЕЙ ДОРОГИ!

В ту же минуту на корабле был по радио принят приказ Суперкомандующего:

— Открыть огонь! Уничтожить мятежную баржу! И сейчас же на городской площади грянула радостная и торжественная музыка, полицейские набрали полные лёгкие воздуха, чтобы приветствовать выход Генерал-Кибернатора, а он, стоя посреди зала, в последний раз осмотрел свой мундир в зеркало и вдруг радостно засмеялся.

— Мятежный бывший клоун Коко! По вашему приказу! — отрапортовал командир Особой команды. — Взяли прямо с конвейера!

У бедного Коко был довольно жалкий вид. Во рту его не было ни одной сосиски вот уже двадцать четыре часа, а без них он чувствовал себя всегда очень слабым. Ноги у него подгибались, в голове ещё шумели потрошильные ножи.

От встречи с великим Генерал-Кибернатором, которого от души ненавидел, он не ожидал ничего, кроме лишних мучений.

Спотыкаясь и глядя себе под ноги, он шёл или, скорее, тащился в руках молодцов из Особой команды. Потом он почувствовал под ногами пуховики и перины и понял, что его притащили в знаменитый Тайный Стёганый зал и услышал где-то рядом шипящее злобное хихиканье.

Великий Генерал-Кибернатор в полной кибернаторской форме, с орденом Великого Автоматизатора на груди с наслаждением разглядывал клоуна и тихонько хихикал.

— Готов? Будешь теперь знать? Смирненький стал, а? Не будешь больше безобразничать? — в каком-то странном восторге повторял он эти слова, слегка раскачиваясь и даже как-то непонятно шурша и посвистывая от злобного наслаждения.

Коко остолбенел и тоже уставился с изумлением на Генерал-Кибернатора.

Тайные советники покорно топтались на месте, ожидая начала шествия, с улицы неслась торжественная музыка, ковры в пять слоев были уложены от дверей до середины площади, откуда Великий Автоматизатор должен был произнести свою речь.

Полицейские выпустили воздух из лёгких и снова набрали как можно больше, готовясь выкрикивать приветствия, а Коко всё стоял, вытаращив глаза и не моргая.

— Почему? Молчит? Не моргает? — строго спросил Великий Автоматизатор. Разве его плохо автоматизировали?..

Но Коко наконец заморгал, всплеснул руками и вдруг своим пронзительнейшим тонким голоском завопил:

— Лю-у-уди! Опомнитесь! Что вы на него смотрите! Ведь это же мое собственное огородное Чучелище! Я тебя сразу узнал, прохвост! — И Коко, протянув руку, ткнул пальцем в самый нос Великому Генерал-Кибернатору. — Как ты сюда забрался?

Со всех сторон на Коко накинулось двадцать молодцов из Особой команды, так что все они рухнули на мягкий пол, образовав барахтающийся холм, из самой глубины которого нёсся сдавленный голос Коко:

— Чучело!.. Чучело!.. Ткните его пальцем и увидите, что внутри у него солома!..

Но скоро крики его стихли: рот ему заткнули, а на руки надели и защёлкнули десять пар наручников.

На улице затрубили фанфары, и полицейские запели Автоматический гимн.

— Расплющить! — прошипел Генерал-Кибернатор голосом, напоминающим завывание ветра на огороде вокруг пугала на высоком шесте. — Утопить! Сжечь! Казнить! Тут же! Срочно! Вне очереди!