Курилка

В о всех помещениях проектного института курить категорически запрещалось. Однако добрых две трети сотрудников были заядлыми курильщиками и вовсе не желали терпеть до самого вечера. Из этого тупика существовало два принципиальных выхода.

Во-первых, они могли выходить на улицу и курить на крыльце под козырьком. Однако в зимнее или ненастное время там было холодно, ветер заносил косые брызги дождя, а тех, кто одевал пальто, подозревали в желании бегать в рабочее время по магазинам. Если же в вестибюле действовали турникеты, всякий необоснованный выход наружу прямо приравнивался к прогулу, и если он превышал три часа, то, согласно КЗоТу (который в этом случае проявлял неожиданную строгость), работник мог быть мгновенно уволен без выходного пособия и с убийственной записью в трудовой книжке.

Вторым вариантом было использование лестничных клеток. Во всех достаточно высоких зданиях (а проектные институты большей частью располагались именно в них) действовало несколько лифтов, и сотрудники, чтобы попасть на свой этаж, пользовались исключительно ими. Однако нормы эвакуации людей на случай пожара требовали наличия по крайней мере двух обычных лестниц, располагавшихся подальше от глаз, где-нибудь за туалетами. По ним никто не ходил, исключая желающих перейти на соседний этаж вверх или вниз. Там-то, на лестничной клетке каждого этажа, и была курилка. Вряд ли кто разрешал ее официально, но это до такой степени вошло в обычай, что сделалось как бы само собой разумеющимся.

Курилка интенсивно действовала на протяжении всего рабочего дня. Напившись утром чаю, человек шарил по карманам в поисках сигарет и затем неторопливо шествовал по темным, еще не проснувшимся коридорам в дальний конец, где небольшая светящаяся зеленая табличка указывала запасной выход. Там в сумеречном освещении неисправной люменисцентной лампы уже переминались сотрудники, попыхивая струйками табачного дыма. Человек просил у них огоньку и сам располагался у стенки, поглядывая на привычный до боли зимний пейзаж за окном. Лампа над головой нудно гудела и время от времени принималась мигать фиолетовыми вспышками. Снизу знобко тянуло сквозняком, сверху сыпался пепел от курящих на другом этаже. Оттуда, радушно улыбаясь, нисходил смежник, здоровался за руки и, принимаясь за новую сигарету, сообщал последние новости об увольнении Петрова и назначении на это место Сидорова. Все оживлялись и строили разные предположения.

Хлопала дверь с этажа, пропуская местную красавицу в модной юбочке и с импортной зажигалкой; мужчины галантно пропускали ее к окну и наскоро вводили в курс разговора. Красавица нетерпеливо кивала и, дождавшись конца, уединялась с нечесаным кавалером на площадке в пол-этажа ниже. Кавалер, притиснувшись вплотную и роняя пепел на ботинки, показывал руками содержание вчерашнего боевика; девица волновалась и сжимала его предплечье. Другие кавалеры ревниво поглядывали с обоих этажей.

Народу на лестнице все подваливало. Многие теперь уже разместились на ступеньках. Общий разговор незаметно растекся по отдельным группкам. Унылая, бледная женщина средних лет со слезами на глазах жаловалась на пьянство мужа; шестью ступеньками выше пухленькая блондинка диктовала рецепт плюшек с медом. С этажа смежников доносился гомерический хохот. Красавица, недовольно отпихивая руки раскрасневшегося кавалера, семенила вверх по направлению к двери. Некоторые, взглянув на часы, бросали окурки в переполненную урну и поворачивали туда же.

Навстречу им поодиночке и группами тянулись утомленные работой коллеги. Те, кто еще остался на лестнице, вкратце рассказывали им про Сидорова, пьяного мужа и плюшки, передавая из рук в руки бесконечную эстафету, никогда не имевшую финиша.