Дирекция

В торой этаж чаще всего отводился начальству и считался аристократическим. Коридор здесь был устлан толстым и довольно чистым ковром, со стен глядели пейзажи в золоченых рамочках, под ними располагались мягкие кресла с журнальными столиками, которые всегда пустовали. Рядовые сотрудники по возможности обходили эти апартаменты стороной, или, уж если было необходимо, проносились сквозь них на крейсерской скорости.

Большая стеклянная дверь на середине длины коридора вела в приемную, где было прохладно, в гнетущей тишине тикали стенные часы с большим маятником да стрекотала машинка накрашенной секретарши. Вдоль коричневых, отделанных под мореный дуб стен тянулись стулья для ожидающих приема. Окна с тяжелыми портьерами смотрели на замусоренный верх входного козырька. Дверь с одной стороны приемной вела в кабинет директора, напротив - к главному инженеру. В целях звукоизоляции двери эти делались двойными и разделялись крохотным тамбуром.

Директорский кабинет обыкновенно был просторнее, чем ожидалось, и изобиловал стульями, часть которых тянулась по ковровой дорожке вдоль бесконечного стола для заседаний, а прочие, резервные, опоясывали стены. Сам директор торчал из кресла в дальнем конце, осененный сверху портретом Ленина или правившего генерального секретаря; перед ним пестрели телефоны городской, местной и селекторной связи. Всякий звонивший сперва попадал к секретарше, которая придирчиво допрашивала о целях беседы и лишь затем переключала аппарат на своего шефа. За спиной директора возвышались стеллажи с важными документами. Здесь же была потайная дверь в так называемую " комнату отдыха", где хранились спиртные напитки, стоял телевизор и даже кушетка, позволявшая гораздо ближе познакомиться с секретаршей и другими сотрудницами. Кабинет главного инженера был лишен этих преимуществ, что накладывало на его волевое лицо отпечаток некоторой мрачности.

Неискушенным людям казалось, что директор правил институтом с неограниченной властью, словно феодал своей вотчиной. Малейшие его прихоти подобострастно исполнялись, и рядовой сотрудник, подвернувшийся под горячую руку, мог нажить себе крупные неприятности. По счастью, с директором мало кто сталкивался, потому что он редко выглядывал из своего кабинета, а жизнь коллектива на других этажах текла своим чередом.

Если директор, одержимый честолюбием или новаторскими идеями, желал что-нибудь радикально изменить в организации к лучшему, коллектив возмущался нарушением своего спокойствия и давал ему дружный отпор. Следовала вереница скандалов и жалоб в инстанции, вследствие чего горе-новатора без лишней огласки переводили в совсем другой институт, а коллектив жил себе по-прежнему. Если же директор благоразумно никуда не лез и ни во что не вникал, его считали хорошим, поскольку он не создавал трудностей ни подчиненным, ни вышестоящим министерским начальникам (которые больше всего не любят, чтобы их беспокоили). Сотрудники наперебой хвалили такого шефа, начальники отделов уважали, а секретарша заходила в комнату отдыха чаще обычного.

Главной задачей директора были представительские функции, а также выбивание заказов на работу и, следовательно, денег из вышестоящих главков и министерств. Мыкаясь целыми днями по высоким приемным, одаряя шоколадками секретарш и стойко перенося чиновное хамство, он сполна расплачивался за свою призрачную власть. Важнейшим козырем его должности был контроль над денежными средствами института, что позволяло, заручившись поддержкой главного бухгалтера, отводить небольшой ручеек в свой карман. Когда же при Горбачеве государственный надзор за финансами мало-помалу сошел на нет, ручеек этот, ничуть не изменив своей природы, вздулся до масштабов полноводной реки, откуда и выросли все состояния так называемых новых русских.

У директора было несколько заместителей, отвечавших за отдельные участки работы. Главный инженер активно участвовал в принятии важнейших проектных решений, разбирал производственные споры начальников отделов и технические разногласия с заказчиками. Заместитель по общим вопросам ведал хозяйственными делами организации и ее имуществом.