Студопедия

Главная страница Случайная страница

Разделы сайта

АвтомобилиАстрономияБиологияГеографияДом и садДругие языкиДругоеИнформатикаИсторияКультураЛитератураЛогикаМатематикаМедицинаМеталлургияМеханикаОбразованиеОхрана трудаПедагогикаПолитикаПравоПсихологияРелигияРиторикаСоциологияСпортСтроительствоТехнологияТуризмФизикаФилософияФинансыХимияЧерчениеЭкологияЭкономикаЭлектроника






Глава 43. Итак, Генриетт оказалось две.






 

Итак, Генриетт оказалось две.

Анжелика пробежала глазами список и поняла, почему в свое время в Порт-Руаяле смогла успокоить и при этом ввести в заблуждение малышку Жермену.

— Но что же могло произойти с другой Генриеттой, сестрой Жермены Майотэн?

Дельфина бросила на нее взгляд, в котором читалась паника, снова охватившая бедняжку.

— Я же говорю — не знаю! Единственное, что мне известно, — это что в Тидмагуше она еще была с нами. Я отлично помню это, потому что как раз во время всех этих ужасных событий мы с ней поссорились. Она была очень привязана к мадам Модрибур и не могла стерпеть, когда ту в чем-то обвиняли, утверждая, что наша благодетельница сама призналась в своих преступлениях, когда обнимала бездыханное тело своего брата Залила. Генриетта утверждала, что герцогиня стала, дескать, жертвой заговора, что недоброжелатели преднамеренно довели ее до безумия. Сама Генриетта при этом буквально потеряла разум, и мне пришлось силой увести ее в форт, потому что индейцы были уже совсем близко. Впрочем, разве не все мы были тогда немного не в своем уме?..

— А дальше?

— Я заметила, что ее нет в нашей группе, направляющейся в Квебек, когда мы уже вышли в море и плыли по заливу Святого Лаврентия.

— Почему вы сразу же не сказали мне об этом?

Дельфина провела рукой по лбу.

— Не знаю. Мы были так потрясены… Наверное, я решила, что она тоже отправилась с Малапрадами в Голдсборо. А потом просто не представилось больше возможности, даю слово! В Квебеке нас приняли как шестнадцать королевских девушек и приуныли даже от этого количества, найдя его чрезмерным. А я изо всех сил старалась выбросить из памяти все эти ужасы. Она взглянула на свою писанину, с удивлением замечая выведенные ее собственным мелким почерком бездушные чиновничьи словеса. — Как странно, прошептала она, — мне почему-то снова стало страшно!

— Вы уверены, что Генриетты Майотэн не может быть среди девушек, вышедших замуж в Пярт-Руаяле? — без всякой надежды спросила она.

— Тогда пришлось бы допустить, что она живет там, не ставя об этом в известность собственную сестру.

— Верно. А она не могла выйти замуж за акадийца, на восточном берегу?

— Мы бы услыхали об этом от Марселины или от Мари-Поль Наварэн. В Акадии, на восточном берегу и во Французском заливе, белых не так-то много, и они живут далеко один от другого — именно поэтому каждый знает всю подноготную соседа, несмотря на расстояния.

Они снова умолкли. Анжелика, глядя на вышедший из-под гусиного пера список, пыталась представить рядом с одной из фамилий полузабытое лицо и сравнить его с известной многим во Французском заливе акадийкой. Нет, конечно, это не она.

— Не припомните обстоятельств, при которых вы виделись с ней в последний раз?

— Как же я могу вспомнить это после стольких лет? — вздохнула Дельфина. — В одном я убеждена: она еще была с нами в том форте, где Никола Пари умолял нас спасаться бегством при появлении индейцев, вознамерившихся всех оскальпировать. Я помню, как они выбежали из леса! Она вырывалась, крича, что хочет спасти мадам Модрибур. Ее силой затащили в форт. Она визжала, и мне пришлось отхлестать ее по щекам, чтобы прекратилась истерика. После этого она упала в обморок; помню, Никола Пари проявил к ней интерес: он испугался за нее и попросил принести сердечных капель… Снаружи доносились кошмарные вопли. Индейцы торопились оскальпировать всех тех, кто не успел спрятаться. Я же могу утверждать, что не отходила от Генриетты, потому что ее состояние и мне внушало беспокойство, и свидетельствую, что чуть позже, когда опасность миновала, нам сказали, что мы уже можем попытать счастья снаружи. Эти события навсегда запечатлелись в моей памяти.

Во время той бойни Анжелика оставалась с Иоландой и красоткой Марселиной у двери дома, где стонала раненая герцогиня и куда явился усмехающийся Пиксаретт с окровавленными скальпами на поясе.

«Я знаю, кто находится за этой дверью, однако я оставляю ее жизнь тебе, ибо ты вправе сама распорядиться ею». Прежде чем удалиться, чтобы продолжать свое кровавое занятие, он бросил ей: «Она была твоим врагом. Ее скальп принадлежит тебе».

Ночью герцогине удалось бежать, однако раны не позволили ей уйти далеко, и уже на следующий день они обнаружили ее труп, растерзанный дикими зверями.

Тем не менее на морском берегу было устроено прощание с останками, о котором помнили и Анжелика, и Дельфина.

— Может быть, ее украли индейцы? — предположила Дельфина.

— Нет, это не ускользнуло бы от нашего внимания. Индейцы из племен малеситов и мик-маков обращены в христианство, миссионеры окрестили их уже несколько десятилетий назад, поэтому они испытывают к французам дружеские чувства. Но вот о чем я подумала… Вы только что сказали мне, что ею заинтересовался старый Никола Пари. Могло так получиться, что он забрал ее с собой в Европу?

— Вот уж не знаю…

— Это было бы вполне в его духе.

— Но не в духе Генриетты. Разве что в бесчувственном состоянии, напоенную допьяна, усыпленную…

— Зато это объясняло бы причины расследования. Вдруг одна из ваших подруг достигла значительного положения в обществе, пользуясь поддержкой старого Пари, и захотела придать значимость экспедиции, в которой участвовала?

Дельфина покачала головой.

— Мне трудно себе представить, что Генриетта способна на такое, разве что она сильно переменилась. Она была не больно умна, хотя могла очаровать. А так — бездеятельная, поддающаяся влияниям, питающая слабость к удобствам особа; и вообще — мягкое тесто, которое мадам Модрибур могла замешивать по собственному усмотрению.

— Так почему бы ей не попасть под влияние старика Пари? В некотором смысле я предпочла бы такое объяснение. Ведь это значило бы, что она жива и что не было никакого загадочного исчезновения, чреватого…

— Самым худшим, — с дрожью в голосе оборвала ее Дельфина.

Глядя на нее, Анжелика видела, как осунулось ее личико и каким пустым сделался ее взгляд. Она догадалась, что за мысли бродят у нее в голове.

— Уймите ваше воображение. Пока мы придумаем второй Генриетте достойную роль: пускай она проживает в Голдсборо. Вернувшись туда, я подробно расспрошу Патюреля. Возможно, он поведает мне о каких-нибудь подробностях, о которых мы не удосужились у него разузнать после зимы, проведенной в Квебеке, то есть после отсутствия продолжительностью почти в год. Кто знает

— вдруг она вышла замуж за какого-нибудь пирата с «Бесстрашного» и теперь нежится себе на теплых просторах Карибского моря?

Дельфина вяло улыбнулась.

— Да услышит вас Господь!

— Не мучьте себя страхами. Совсем скоро мы узнаем обнадеживающие новости.

— Уверена в этом, мадам, — отвечала молодая женщина, однако в ее голосе не было и следа уверенности.

Впрочем, стоило Анжелике, собрав бумаги, направиться к двери, как она схватила ее за подол.

— О, мадам, я должна рассказать вам всю правду! Думаю, мне не следует утаивать от вас никаких подробностей, тем более что речь не идет о каких-то реальных событиях. Нет, это сон, даже кошмар, который все время посещает меня. Наверное, трагический конец, постигший герцогиню, не даст мне покоя до конца жизни. Я вижу ее бегущей среди деревьев; меж стволов и ветвей мелькает ее платье — синяя накидка, желтый пояс, красные юбки — помните, иногда она одевалась очень ярко… Спасаясь бегством, она напоминает яркую птицу с южных островов, бьющуюся о решетки клетки. Я знаю, что смерть преследует ее по пятам, и не окликаю ее. Однако в конце концов я не выдерживаю и испускаю крик. Тогда она поворачивается ко мне — и я вижу, что это НЕ ОНА… Это другая женщина. Я не могу узнать ту, что несется среди деревьев, однако ничто не может разубедить меня, что это не она. Это другая. Другая! Понимаете, эта женщина просто надела ее одежду!.. — Она рухнула в кресло, лишившись сил. — Я знаю, что это всего лишь сон, дурной сон, и все-таки, мадам, не сочтите меня сумасшедшей, когда я скажу вам, что всякий раз, когда мне удается достичь спасительного забытья, когда я начинаю наслаждаться благами мирной жизни бок о бок с любимым человеком, среди радушных друзей, всякий раз, когда в моей душе начинает расцветать подобие скромного счастья, мне снова снится этот кошмар, и я вскакиваю, дрожа от ужаса, вся во власти воспоминаний о прошлом и страшной уверенности: ее место заняла другая, другая приняла смерть вместо нее!

Напрасно мой муж пытается прийти мне на помощь разумными вопросами, побуждая рассказать о сне, навязчивость которого свидетельствует об оставшихся в моей душе зловредных корнях, которые следует вырвать во что бы то ни стало, — я ничего не могу ответить и только рыдаю у него на плече. На протяжении нескольких дней после этого мной владеет глубокая тревога. Меня обуревает болезненное желание встретиться с прежними подругами, засыпать их вопросами, сравнить наши воспоминания. Я запрещаю себе думать об этом, поскольку подозреваю, что ни одна из них, даже Генриетта Губэ, известная своей добротой, не захочет вспоминать былое. Теперь я знаю, что я опасалась услышать в ответ на свои вопросы — то самое, что мы волей-неволей должны установить с вами сейчас: что одна из них исчезла, что никто не может сказать, что с ней стало, и что только мой сон — единственный знак, указывающий в сторону истины.

— Сон — это слишком мало, — решительно сказала Анжелика.

Она вернулась от двери и усадила Дельфину рядом с собой на диван. Снаружи моросил дождь. В комнате царила полутьма, из-за которой их разговор звучал еще более зловеще.

Анжелика попыталась побороть собственный испуг.

— Ничего удивительного, что после всех бед, которые вам пришлось претерпеть рядом с этой женщиной, вас мучают кошмары, в которых она вам является. Но зачем же такие мрачные выводы?

— Но ведь это — единственное логичное объяснение исчезновения младшей Майотэн!

— А может быть, все дело в том, что в ваших воспоминаниях царит путаница?

Во сне вам видится герцогиня, спасающаяся бегством в тех самых одеждах, кричащая расцветка которых поразила всех нас, когда она сошла с корабля в Голдсборо. Но разве они были на ней в тот знаменательный день, в Тидмагуше, когда она была разоблачена?

— Да! Я сама помогала ей одеваться. Она накинула сверху свою черную мантию с красной подкладкой. По ее собственным словам, она усматривала в этой одежде символ. Разве тот день не был днем ее торжества, днем, когда она решила предать вас смерти и еще до захода солнца получить в качестве подтверждения вашей гибели ваши глаза?

— Не будем продолжать!..

Анжелика не желала, попросту не желала снова погружаться в эти воспоминания, от которых впору было обезуметь!..

Она не желала даже слышать о том, что когда-то существовала эта Амбруазина с повадками обольстительной сирены — красивая, хитрая, как змея, которая умудрялась дотянуться повсюду, подливая своим недругам яду, и за которой тянулась целая кавалькада ангелов (одними ангелами-хранителями здесь не удалось бы обойтись), спасавшая in extremis ее жертвы, устраивая чудеса, именуемые неблагодарными людьми «счастливыми случайностями», от одних воспоминаний о которых по коже пробегали мурашки.

Дельфина призналась, что и раньше пыталась произвести те же самые подсчеты, которых от нее потребовали сейчас, перебирая в памяти королевских девушек, вверенных мадам Модрибур, и всякий раз спотыкалась на Генриетте Майотэн, вспоминая ее расплывчатый облик, похожий скорее на привидение; никто не упоминал ее, и Дельфина оставалась единственной, кто отдавал должное ее памяти. Ужас перед навязчивым кошмаром мешал ей заговорить о несчастной в присутствии других людей, задать главные вопросы — хоть близким, хоть самой себе, добиться истины.

— Я всегда знала…

— Что вы знали?

— Что между исчезновением Генриетты и исчезновением мадам Модрибур была прямая связь. Это Генриетта помогла ей убежать из хижины, где ее стерегла Марселина.

Неужели она воображает, что в ту глубокую ночь, когда она увидела то, что навечно запечатлелось в ее испуганной памяти, она проглядела другого человека?

— Если согласиться, что они убежали вместе и добрались до леса, то где же они схоронились столь умело, что их так и не нашли?

— У них могли быть сообщники — выжившие члены экипажа, местные жители, даже индейцы… Такие, как они, повсюду найдут сообщников.

— Но ведь тело герцогини было найдено!

— Изуродованным. Ее узнали только по одежде. — Голос Дельфины звучал глухо, но убедительно. Она не просто предполагала — нет, она утверждала:

— Так все и произошло. Они убили Генриетту и, сделав ее неузнаваемой, оставили на растерзание диким зверям, одев в платье герцогини, чтобы все поверили, что герцогини больше нет в живых.

В таком случае там, в Тидмагуше, покоится в могиле несчастная девушка? Нет!

Немыслимо! Одна мысль о том, что Амбруазина жива, в какой бы части света она ни находилась, тотчас лишала душевного равновесия.

— Что же стало с ней?

— Она улизнула. Покинула Америку.

— На каком корабле?

— На корабле Никола Пари.

Анжелика почувствовала, как по всему ее телу пробежал кладбищенский холодок и как встали дыбом волосы у нее на голове.

Все сходится! Она вспомнила старика Никола Пари перед посадкой нетерпеливого, рассерженного… Его удерживал на берегу маркиз де Виль д'Авре, схвативший его за воротник и требовавший, припав к его уху, чтобы он поделился перед отплытием секретом приготовления молочного поросенка по-индейски. В тумане высился корабль, готовый сняться с якоря. В его трюме пряталась Амбруазина-Демон, считавшаяся погибшей и зарытой в землю…

Если догадка Дельфины верна, то это означает, что Амбруазина жива. Но если бы это было так, она гораздо раньше дала бы о себе знать…

— А я думаю иначе. Наоборот, этих немногих лет едва хватило ей, чтобы обрести уверенность, что ее недавние жертвы успокоились и многое забыли, а самой буквально возродиться из пепла, восстановить подорванное здоровье, вновь сделаться красавицей… Стать, живя под чужим именем, как бы другим человеком — и снова начать плести тончайшие интриги; совершать новые злодеяния, ткать коварную завесу, призванную обманывать чувства, и готовиться к мести…

— Успокойтесь! Вы сами себя пугаете!

— Нет! Я хорошо ее знаю. Даже слишком хорошо.

— А я сомневаюсь, что она до сих пор жива. Она так и не вернулась.

— Но может вернуться.

Анжелика в ужасе подметила, что Дельфина говорит о герцогине в настоящем времени, подобно матери Мадлен из монастыря урсулинок, ясновидящей, которая предсказывала также будущее, предрекая появление «архангела, который в один прекрасный день поднимется во весь рост и натравит страшного зверя на демона…». Анжелика сказала тогда и ей: «Вы говорите так, словно она все еще бродит по земле, словно ее дьявольская миссия еще не завершена».

Маленькая монахиня испуганно посмотрела на нее через свои круглые очки…

— В том-то и дело: возбуждение дела о «Ликорне» может быть ее пробным камнем, — проговорила Дельфина.

— Это меня весьма удивило бы! Ничто в словах господина Антремона не навело меня на мысль, что за всеми этими раскопками и запросами может стоять подобный человек. Нет, по-моему, это всего лишь завершение длинного и скучного административного расследования, и чиновники с писарями, которым поручалось отыскать концы, всласть посмеялись бы, узнав, какие драмы мы усматриваем за их пачкотней.

Она умолчала о намеке лейтенанта полиции на два пиратских судна, названные компаниями-кредиторами участниками экспедиции мадам Модрибур. «Военные трофеи» графа де Пейрака всегда вызывали раздоры; в частности, Виль д'Авре присвоил один из этих кораблей себе в качестве компенсации за утрату своей «Астарты».

А если возбуждению старых распрей способствовал Тардье де ла Водьер, подвизающийся в морском министерстве? Это вполне в его духе. Надо было сообразить это раньше!

— Пускай посмеются! — прошептала Дельфина. — Я с радостью расцелую всех, узнав, что мои предчувствия оказались ошибочными. Ничего другого я и не прошу у милосердного Создателя!

— Так и будет, вот увидите. — Анжелика взглянула на окно. — Дождь. Дельфина, не найдется ли у вас слуги, который смог бы отнести эти бумаги в сенешальство? При всем моем расположении к Гарро Антремону, у меня нет ни малейшего желания снова забираться в его логово.

Она сделала для бумаг непромокаемый пакет из пергамента. Получилась симпатичная посылочка, которая тем не менее даст понять лейтенанту гражданской и уголовной полиции, что она, испытывая к нему глубокое уважение, ничем больше не в силах ему помочь.

 






© 2023 :: MyLektsii.ru :: Мои Лекции
Все материалы представленные на сайте исключительно с целью ознакомления читателями и не преследуют коммерческих целей или нарушение авторских прав.
Копирование текстов разрешено только с указанием индексируемой ссылки на источник.