Часть первая 75 страница

, 552 552

* -------

Как-то раз в 2004 году Баффет взял у своего брокера толстую книгу, размером в несколько телефонных справочников, скрепленных вместе. Это был список акций корейских компаний. Баффет внимательно следил за состоянием глобальной экономики, выискивая страну или рынок, который был, по его представлению, недооцененным или не замеченным другими. И такой рынок он нашел в Корее. День за днем он перелистывал фолиант, изучая страницу за страницей, одну колонку цифр за другой. Однако и сами цифры, и их значения изрядно его озадачили. Он понял, что ему придется изучать совершенно новый язык бизнеса, описывавший абсолютно непривычную для него коммерческую культуру Поэтому Баффет вооружился еще одной книгой, посвященной методам бухгалтерского учета, принятым в Корее.

Разобравшись со списками акций, Баффет начал просеивать и сортировать данные. Чем-то это напоминало былые дни в «Грэхем- Ньюман», когда он сидел рядом с тикером, облаченный в свой любимый серый хлопчатобумажный пиджак. Глядя на тысячи цифр, он легко выбирал самые, по его мнению, важные и определял, насколько они соответствуют той или иной устойчивой последовательности. Начав работу с несколькими сотнями тысяч корейских акций, он достаточно быстро сократил их список до количества, с которым уже можно было работать. Баффет делал заметки в блокноте с желтыми страницами точно так же, как в прежние времена, когда выуживал данные со страниц Moody’s Manual, ища жемчужины в куче навоза. В конце концов список стал достаточно коротким.

Сокращенный список, состоявший не более чем из пары десятков компаний, без труда умещался на листе бумаги. В основном это были небольшие компании, но присутствовали в нем и крупные игроки, входившие в число мировых лидеров. В ходе беседы с одним из своих посетителей Баффет показал ему свой список.

«Вот посмотри, — сказал он. — Думаю, что это верные победители. Если ты залезешь в Интернет и найдешь их на корейской фондовой бирже, то заметишь, что они указываются не символами, а числами. Причем обычно число заканчивается на ноль, если только компания торгует не привилегированными акциями (в этом случае последняя цифра будет 5). Если же речь идет о привилегированных акциях второго класса, то последняя цифра будет либо 6, либо 7. Каждый вечер я залезаю в Интернет и могу с помощью нехитрых действий найти пять брокерских компаний — основных покупателей и продавцов за прошедший день. Для торговли акциями нужно открывать специальный счет в корейском банке. Это достаточно непросто сделать. Но я постепенно учусь всем этим премудростям. Для меня это чем-то напоминает общение с новой девушкой.

Существует множество хороших компаний с недорогими акциями. За последние пять лет их акции подешевели, однако сам бизнес сохранил свою ценность. Названия половины этих компаний напоминают названия порнофильмов. Они занимаются производством простых, но важных продуктов, типа стали или цемента, которые люди будут покупать и через 10 лет. У них большая доля рынка в Корее, которая в ближайшее время не должна измениться, а некоторые из них экспортируют продукцию в Китай и Японию. Однако по какой-то причине прежде на них никто не обращал внимания. Смотри, вот у этой компании — производителя муки денежные запасы и выручка в разы превышают ее акционерный капитал. Я не смогу купить ее целиком, но все же умудрился купить несколько акций. Вот еще одна — производитель молочных продуктов. В общем, я не смог удержаться, и теперь в моем портфеле целая куча корейских ценных бумаг.

Не могу назвать себя настоящим экспертом в области иностранных валют. Но мне комфортно держать в своем портфеле акции, деноминированные в вонах.

Основной риск, из-за которого эти мои акции сегодня ценятся так низко, связан с Северной Кореей. Северная Корея — это реальная угроза. Если Северная Корея нападет на Южную, то весь мир может провалиться в тартарары. В войну окажутся втянутыми и Китай, и Япония, и вся Азия. Последствия этого могут быть непредсказуемыми. Северная Корея близка к тому, чтобы заполучить ядерное оружие. Мне кажется, что это одна из самых опасных стран в мире. Но я готов биться об заклад, что весь остальной мир, в том числе Китай и Япония, просто не допустит, чтобы ситуация дошла до предела и Северная Корея произвела ядерную атаку на Южную.

Инвестируя, ты принимаешь на себя определенные риски. Будущее всегда непредсказуемо. Думаю, что эта группа акций покажет в течение нескольких ближайших лет отличные результаты. Может быть, некоторые из них и не будут особенно успешными, но как группа в целом они будут вести себя отлично. Не исключено, что я оставлю их в своем портфеле еще на несколько лет».

Итак, он нашел новую игру, новую головоломку, которую предстояло разгадать. Баффет продолжал искать новые возможности расширения своего бизнеса с тем же рвением, с которым в детстве пытался анализировать результаты заездов на ипподроме.

* * *

В декабре 2005 года во время встречи в Гарвардской школе бизнеса ему задали вопрос о том, какое влияние он надеется оказывать на мир с помощью Buffett Foundation, который имел все шансы стать самым крупным в мире филантропическим проектом. Баффет ответил, что теперь, как ему кажется, его навыки по зарабатыванию денег вряд ли могут принести обществу большую пользу. Поэтому он все больше думает о том, каким образом отдать свои деньги обществу.

На эти слова никто не отреагировал. Похоже, никто не понял, что Баффет послал в мир определенный сигнал.

В том же выступлении он говорил о Gates Foundation. Баффет ценил Билла и Мелинду Гейтс выше, чем других филантропов. Рациональность политики и исполнительская дисциплина в нем были лучшими по сравнению со всеми другими фондами, которые ему доводилось видеть. Ему также нравилось, что Гейтсы не стремились к чрезмерной публичности и не хотели, чтобы их имена были написаны крупными буквами на фасаде какого-нибудь здания.

К началу 2006 года мысли Баффета о филантропии начали приобретать более конкретные очертания. И хотя он был доволен тем, как его дети справляются с работой в своих фондах, они не внушали ему чувства безопасности, которое умела внушить Большая Сьюзи. Ее эмоциональная сила действовала на уровне подсознания. Решение Баффета поручить ей управление денежными средствами фонда не было основано на рациональной оценке ее филантропических способностей. Десятилетия совместной жизни привели к тому, что у Баффета выработалось ощущение комфорта и личного доверия к суждениям жены. Но после ее ухода все изменилось. Он говорил об этом Тому Мерфи на свадьбе его дочери. Как-то раз он сказал об этом Шэрон Осберг, без всякой связи с разговором, которой они вели тот момент. Баффет собирался серьезно заняться раздачей своих денег. Но пока у него на этот счет были лишь идеи, не подкрепленные детальным планом.

Для его разработки понадобилось несколько месяцев. Следующей весной Баффет начал общаться с людьми, которых планировал вовлечь в реализацию этого плана. «Приготовься», — велел он Кэрол Лумис, одному из доверенных лиц Buffett Foundation. «Дальнейшие слова Баффета меня по-настоящему шокировали», — писала она впоследствии¹¹.

«Передо мной стоит множество вопросов, — говорил Баффет в ходе беседы, на которой сделал свое поразительное заявление, — кое-кто выражает сомнения относительно моего плана, так как это слишком резкий переход от того, что принято делать»¹² Его сестры встретили новость с огромным энтузиазмом. «Это лучшая идея, которую ты только мог придумать, — писала ему Берти, — если не считать истории, когда ты притворился, что у тебя астма, и родители были вынуждены послать тебя домой из Фредериксбурга»¹³. Дорис, которая знала по опыту работы своего собственного фонда Sunshine Lady Foundation, сколько сил требует умелое распределение даже нескольких миллионов долларов, посчитала его идею просто великолепной¹⁴.

26 июня 2006 года Баффет объявил о том, что в течение нескольких последующих лет передаст 85 процентов своей доли в Berkshire Hathaway (оценивавшейся в то время в 37 миллиардов долларов) на нужды нескольких фондов. В истории филантропии еще никогда не вручался столь значительный по размеру дар. Пять из каждых шести акций направлялись в благотворительный фонд Билла и Мелинды Гейтс, который и без того уже считался крупнейшим в мире. По сути, это был исторический брак двух крупных состояний, целью которого должно было

стать улучшение мира. Для Баффета было важно, чтобы средства расходовались сразу же по мере поступления, не давая фондам возможности получать незаслуженные дивиденды. Для того чтобы облегчить шок от потери денег, которые могли со временем превратить семейный фонд Баффетов в самый большой в мире, оставшиеся акции (оцененные примерно в шесть миллиардов долларов), Уоррен разделил между частными фондами своих детей, каждый из которых получал акций на миллиард, и фондом Susan Thompson Buffett Foundation, на который пришлось акций на три миллиарда долларов. Никто из детей не ожидал, что их собственные фонды окажутся столь огромными, тем более еще при жизни отца. В первый год после объявления Баффетом своего решения акции на 1, 5 миллиарда ушли в Gates Foundation, на 50 миллионов — в каждый из фондов его детей, еще 150 миллионов — в фонд Susan Thompson Buffett Foundation. В зависимости от текущей цены акций Berkshire размер распределявшихся долей мог варьироваться. Как показали последующие

_ 554

события, цены на акции начали расти. Причем значительно.

Человек, который в то время был вторым в мире по размеру своего богатства, собирался раздавать деньги, взамен не получая ничего. Он провел жизнь, без остановки катая свой снежный ком, он стал его неотъемлемой частью. Тем не менее он не создал Фонд Уоррена Баффета, не построил больничный корпус своего имени, не ввел стипендий или именных учебных программ в университетах. Решение о том, чтобы не называть ничего в честь себя, не контролировать лично распределение денег, а просто передать их фондам, выбранным лично дарителем по критериям эффективности и компетентности, полностью противоречило прежним представлениям о благотворительности. Никто из дарителей до сих пор не делал ничего подобного. «Это был исторический момент для филантропии в глобальном масштабе, — считает Дуг Бауэр из Rockfeller Philanthropy Advisors. — Это решение стало новой отправной точкой для

всех остальных»¹⁵.

То, что сделал Уоррен Баффет, было, с одной стороны, удивительным, а с другой — предсказуемым. Он всегда был нетрадиционным мыслителем и решал проблемы необычными способами. Было очевидно, что он не пойдет по привычному для других благотворителей помпезному и расточительному пути. И хотя Gates Foundation получил его деньги, он должен был расходовать их по частям — и крайне быстро. Это решение было необычным, глубоко личным. По сути, оно представляло собой пример обучения за счет собственных действий и (что вполне объяснимо) привлекло к себе невероятное внимание. Между тем это была вполне типичная для Баффета сделка, в которой он не проигрывал ни в каком случае. С одной стороны, он шокировал мир тем, что собирался раздать почти все свои деньги, а с другой — до момента передачи акций сохранял над ними полный контроль. Тем не менее он за счет всего одного действия изменил весь ход своей жизни. Баффет перестал держаться за деньги и начал активно и страстно их раздавать, причем миллиардами. Мальчик, который не позволял членам своей семьи залезать в шкаф, в котором хранилась его коллекция монет, превратился в мужчину, способного доверить десятки миллиардов долларов чужим рукам.

В речи, посвященной своему решению, Баффет сказал: «В прошлом месяце исполнилось пятьдесят лет с того дня, как семь человек дали мне 150 ООО долларов для того, чтобы я управлял ими в рамках небольшого партнерства. Эти люди посчитали, что я могу увеличить их доходы лучше, чем они сами.

Через пятьдесят лет после этого события я сел и начал думать, что кто-то мог бы распределить мои средства лучше, чем я сам. И это вполне логично. Чаще всего у людей нет возможности сесть и подумать над этим вопросом. Конечно, все и всегда задаются мыслью: “Кто лучше остальных может управляться с моими деньгами? ” И вполне добровольно отдают свои деньги в управление людям с соответствующим опытом. Однако порой складывается впечатление, что, когда речь заходит о филантропии, люди перестают задавать себе этот вопрос и обращаются к своим старым друзьям по бизнесу или кому-то еще, способному распоряжаться богатством после их смерти, когда они уже будут не в состоянии следить за тем, что происходит.

Поэтому мне очень повезло, поскольку филантропия значительно сложнее, чем бизнес. Вы сталкиваетесь с теми же сложными проблемами, с которыми сталкиваются люди с интеллектом и деньгами. Поэтому поиск талантов в области филантропии куда важнее, чем поиск талантов в

области инвестиций, где ведется куда менее жесткая игра».

Затем Баффет начал говорить о «лотерее яичников». «Мне повезло. Я родился в Соединенных Штатах в 1930 году и выиграл в лотерею уже в день своего рождения. У меня были замечательные родители, я получил хорошее образование, а кроме того, я обладал навыками, которые позволили мне достичь непропорционально высокого положения в рамках этого общества. Если бы я родился раньше или в какой-то другой стране, то мои мозги не смогли бы проявить себя в полной мере. Однако в условиях рыночной системы, там, где особенно важны способности, связанные с распределением капитала, я получил уникально высокую отдачу.

Всю свою жизнь я считал, что деньги — это лишь счета к оплате, и они в один прекрасный день должны вернуться обратно в общество. Я не сторонник династического богатства, особенно когда есть возможность протянуть руку помощи шести миллиардам более бедных людей. И моя жена была со мной согласна.

Для меня было ясно, что Билл Гейтс обладает уникальным разумом и ставит правильные цели. Он со всей присущей ему страстью концентрируется на улучшении множества вещей во всем мире. Он не обращает внимания на пол людей, их религию, цвет кожи или место жительства. Он просто старается принести максимальную пользу максимальному числу людей. Поэтому, когда для меня пришло время решать, куда должны отправиться мои деньги, ответ был прост и очевиден».

Gates Foundation следовал принципу, который разделял и Баффет: «Руководствуйся убеждением, что каждая жизнь обладает одинаковой ценностью». Он работал для того, чтобы «сгладить неравенство и улучшить жизнь во всем мире», в первую очередь акцентируя свое внимание на вопросах здравоохранения и образования. Гейтсы видели в роли «организаторов», помогающих лучшим умам планеты объединиться

для поиска решений задач глобального масштаба”.

Однако, несмотря на то что смерть Сьюзи изменила Баффета, во многом он остался прежним. Аллен Гринберг, управлявший Buffett Foundation, узнал о том, что теперь ему предстоит управлять не 45 миллиардами долларов (к чему он готовился), а всего шестью, не от самого Баффета, а от своей новой начальницы и бывшей жены — Сьюзи-младшей. Сам Уоррен не нашел в себе сил для прямого разговора с Гринбергом и информирования того, что все планы относительно управления фондом в будущем должны подвергнуться значительной корректировке в сторону уменьшения. Сьюзи-младшей пришлось убеждать Аллена, что решение отца никоим образом не означает негативной оценки его собственной деятельности. После первого взрыва негодования из-за того, что он узнает такие важные новости из «третьих рук», Аллен подумал, что все равно будет управлять одним из крупнейших в мире благотворительных фондов, после чего воцарился долгожданный мир.

У всех вовлеченных в эту историю людей были причины вести себя подобающим образом. Несмотря на то что Баффет передавал в фонды значительную сумму, распределение денег должно было происходить в течение определенного периода. И акции, которые пока оставались у их прежнего владельца, оценивались в то время в сумму свыше шести миллиардов долларов. Иными словами, Уоррену еще было что раздавать.

Эффект от поступка Баффета был быстрым и значительным. Актер Джеки Чан объявил, что отдаст на благотворительность половину своего состояния. Ли Кашинг, богатейший житель Азии, пообещал передать треть состояния (размером в 19 миллиардов долларов) своему благотворительному фонду. Карлос Слим, мексиканский телекоммуникационный магнат, сначала было высмеял филантропические устремления Баффета и Гейтса, но несколько месяцев спустя изменил свою позицию и объявил, что также начинает отдавать деньги на благотворительность. Гейтсы создали в структуре своего фонда новое подразделение, куда могли вкладывать средства все желающие (такие, например, как семилетняя девочка, перечислившая в пользу Gates Foundation свои сбережения в размере 35 долларов).

Обогатившийся фонд Гейтса оказал поистине тектоническое влияние на весь филантропический мир. Его подход к филантропии, очень похожий на подход Баффета к инвестированию, заключался в концентрации максимальных ресурсов на решении небольшого количества тщательно отобранных серьезных проблем. Это заметно отличалось от методов работы, принятых в других фондах, в которых сотрудники шгаб-квартир водили бесконечные «хороводы» со множеством просителей и играли с ними в игру «этому дала, этому дала», распределяя при этом достаточно незначительные суммы на фрагментарные цели. К концу 2006 года некоторые филантропические организации (в том числе и такие авторитетные, как Фонд Рокфеллера) начали менять свою политику и переходить на принципы работы, принятые Гейтсом¹⁶.

После объявления о передаче средств Гейтсу в офис Баффета посыпались письма от страждущих. В первые же дни он получил свыше 3000 писем, и они продолжали поступать. Кто-то не имел страховки, другие были завалены счетами за медицинское обслуживание, кто-то получил травму на работе или находился под угрозой выселения из своего дома... У детей некоторых страждущих были катастрофические проблемы со здоровьем. Писали Баффету и молодые женщины, которые забеременели, а их дружки тем временем, выудив у них все деньги, удрали, не оставив ни цента на содержание ребенка. Все это были люди, проигравшие в «лотерею яичников». Уоррен передавал эти письма своей сестре Дорис. За последние десять лет ее фонд Sunshine Lady Foundation, получавший немалые суммы от траста Говарда Баффета, помог тысячам жертв домашнего насилия, семьям и отдельным людям, оказавшимся в кризисной ситуации. Вместе с письмами Уоррен передал в фонд сестры еще пять миллионов долларов.

Дорис наняла несколько пожилых женщин, чтобы они рассортировали письма и отобрали тех просителей, проблемы которых были связаны с «постигшими их неудачами, а не неправильным выбором» и для помощи которым было достаточно небольшой суммы. В отношении азартных игроков, «шопошликов» и откровенных бездельников ограничились раздачей советов. Дорис, как и ее брат Уоррен, никогда не занималась «спасением» людей, которые могли самостоятельно решить свои проблемы. Она никогда не платила за «просто так». «Не хочу, чтобы они считали меня своей мамочкой», — говорила она. Дорис приучала адресатов писать в ответ на помощь фонда благодарственные письма, тем самым пытаясь развить в этих людях чувство благодарности и самоуважение¹⁷.

А Баффет все продолжал раздавать свои миллиарды. Он выделял пять миллионов долларов в год фонду Теда Тернера «Инициатива по сокращению ядерной угрозы», который считал ведущей организацией США. При этом он был готов давать и больше. Бывший сенатор Сэм Нанн, возглавлявший NTI, предложил идею создания резерва ядернош топлива, к которому страны могли бы обращаться вместо того, чтобы развивать собственные программы в области обогащения урана, — за счет этого снижалась вероятность дальнейшего распространения ядернош оружия. Баффет чувствовал, что эта идея заслуживает самого пристального внимания, и пообещал выделить 50 миллионов долларов в случае, если другие фонды пожертвуют NTI сопоставимые суммы. Он был готов предоставлять деньги всем, кто, по его мнению, мог обеспечить реальное решение этой проблемы.

Баффет выделил средства бывшему президенту Джимми Картеру для обеспечения работы его центра. После своего достаточно неудачного президентства Картер стал примером человека, который смотрел в будущее, а не жил воспоминаниями. Его деятельность в итоге была отмечена Нобелевской премией мира за работу по решению глобальных проблем в области здравоохранения, развития демократии и защиты прав человека. «С удовольствием приглашаю вас присоединиться к нам в Гане 6-8 февраля 2007 года, — писал Картер Баффету в своем теплом благодарственном письме. — Там вы сможете своими глазами увидеть нашу работу по борьбе с риштой»¹⁸. Хотя Баффет и считал Картера своим другом, но никто — ни Хоуи, ни Большая Сьюзи, ни даже Билл Гейтс — не могли бы заставить его сесть в самолет, чтобы полететь и посмотреть на

подкожного червя.

Он в третий раз не поехал в Африку. Некоторые вещи в жизни Уоррена оставались неизменными. Но не все.

Теперь Уоррена на всех мероприятиях, даже за пределами Омахи, официально сопровождала Астрид. Сама она практически не изменилась и оставалась такой же прямолинейной и бесхитростной, как и раньше, но мир, окружающий ее, начал расширяться с поразительной скоростью. Теперь она запросто общалась с Биллом и Мелиндой Гейтс. Осенью 2005 года они с Уорреном полетели на Таити на празднование пятидесятилетия Билла Гейтса, которое происходило на сине-белой яхте Пола Аллена под названием Octopus, одной из самых больших в мире. На яхте, принадлежащей шестому человеку в мире по размеру состояния, настоящей мечте маленького ребенка, был свой кинозал, студия звукозаписи, два вертолета, двадцатиметровый катер и небольшая подводная лодка, из которой восемь человек одновременно могли любоваться красотами океанского подводного мира. Астрид с Уорреном поселились в каюте матери Пола — большом зале с огромным стенным шкафом и библиотекой. «Боже мой, — вспоминала Астрид, — это было невероятно. Никогда до этого я так хорошо не проводила время».

Уоррен же отреагировал на поездку по-своему: «Прямо в яблочко». Вернувшись, он только и говорил о том, как здорово они поиграли в бридж¹⁹.

Через два года после смерти Сьюзи, на свой семьдесят шестой день рождения, Уоррен женился на Астрид. Тихая церемония прошла в доме Сьюзи-младшей, на ней присутствовали только члены семьи. Астрид была одета в простую бирюзовую блузку и белые брюки, Уоррен облачился в деловой костюм. Когда Уоррен надевал на палец Астрид кольцо с огромным бриллиантом, на ее глазах выступили слезы. После этого все отправились на торжественный ужин в Bonefish Grill. Затем Уоррен и Астрид полетели в Сан-Франциско на свадебную вечеринку, на которой Шэрон Осберг и Дэвид Смит вручили им официальный свадебный торт. На церемонию прибыли и Гейтсы.

Уоррен Баффет, непростой человек с простыми вкусами, отныне вел жизнь простого человека, которым всегда себе казался. У него была жена, он ездил на одной машине, жил в одном-единственном доме, который не перестраивался уже много лет, управлял одним бизнесом и проводил все

больше времени с семьей”.

, 557 557

* --------

Баффет всегда говорил, что деревья не растут до небес. Но у них вырастают новые ветви.

Вопрос о преемнике Баффета уже долгие годы волновал акционеров Berkshire. Иногда Баффет шутил, что Berkshire может управляться человеком, работающим по пять часов в неделю, или вовсе бюстом Бенджамина Франклина, принадлежащим Чарли Мангеру, а то и куклой из картона. И добавлял, что будет контролировать компанию и после смерти: «У меня есть один план — после смерти управлять компанией с помощью спиритических сеансов». Однако его шутки никого не вводили в заблуждение. Иногда он говорил своим слушателям: «Вся моя душа окутана Berkshire». А сам Баффет незримо окутывал всех, кто работал в Berkshire или вкладывал в нее свои деньги. Он был по-настоящему незаменимым. Что случится с огромным капиталом компании после его ухода? Очевидно, что сразу же возник бы вопрос о выплате дивидендов или выкупе компанией своих акций. Его преемнику наверняка пришлось бы что-то менять или по крайней мере принимать решения о том, какие «ветви» Berkshire следует сохранить, а от каких избавиться. В головном офисе компании по-прежнему успешно работало легендарно мало сотрудников, и все больше акционеров начинало полагать, что потенциальные кандидаты на должность Баффета уже находятся в Berkshire. Но на самом деле это было не так. Более того, в нужный момент правление было обязано рассмотреть кандидатуры со стороны.

Как-то Баффет сказал, что был бы счастлив, если бы Berkshire продолжала служить своим акционерам и через тридцать лет после его смерти. Именно исходя из этого и строилась компания. Созданная Баффетом элегантная машина должна служить на протяжении нескольких поколений. Однако сохранение ее работоспособности могло бы стать замечательным достижением само по себе. Баффет был сердцем машины, без него в любом случае воцарился бы вакуум. Поэтому лучшее, что он мог сделать, и делал идеально, — это оставаться самим собой.

В истории никто из акционеров не грустил бы по CEO так же, как могли бы грустить по Баффету после его смерти акционеры Berkshire. Никто и никогда не думал о CEO компании как об учителе и друге так, как думают о Баффете его акционеры. Человек, заработавший миллиарды долларов, смог сблизиться с тысячами людей, установил с ними связь, которая кажется глубоко личной даже для тех, с кем он не был знаком и никогда не встречался. Но, как ни странно, несмотря на горы полученных от поклонников писем и тысячи розданных автографов, Баффет никогда в полной мере не осознавал, насколько любим и почитаем. Он волновался, когда получал письмо или давал автограф, так, как будто это происходит с ним впервые.

, 558 558

* --------

В июле 2007 года индекс Доу-Джонса установил новый рекорд и составил 14 ООО. А затем начал падать. Ситуация на рынке недвижимости достигла своего пика, как это бывает, когда раздувается любой грандиозный пузырь. Отчасти это случилось из-за того, что Федеральная резервная система наконец начала повышать процентные ставки, в то время как цены на дома еще какое-то время скользили вниз. Не имевшие возможности рефинансировать свои ипотечные кредиты, взятые по самым высоким в истории ставкам, владельцы домов объявляли дефолт.

В августе случился глобальный «маржин-колл»“. За восемь месяцев финансовый мир погрузился в кредитный кризис невиданных в истории размеров. Подобного не происходило со времен Великой депрессии. Такого не было даже во времена паники 1907 года, когда старый Джон Морган лично вмешался в ход торгов, чтобы предложить решение для возникшей широкомасштабной проблемы. В 2008 году должно было произойти невероятное по своим масштабам неформальное вмешательство в деятельность финансового рынка.

Кризис ускорялся и замедлялся, недели и даже месяцы сравнительного спокойствия сменялись судорогами, оставлявшими после себя бездыханные жертвы, напоминавшие разбитые раковины на пляже после шторма. Оказалось, что деривативы действительно распределяли риски — не только банки сообщали о десятках миллиардов долларов убытка. Австралийская компания, управлявшая деятельностью ряда больниц, потеряла четверть своего инвестиционного портфеля. Восемь небольших городов в Норвегии лишились миллионов на якобы безопасных ипотечных ценных бумагах Расчеты совокупных убытков по всему миру колебались от сотен миллионов до триллиона долларов. Так же как и в случае с Long-Term Capital, игроки сделали неправильные ставки. Они были уверены, что живут в условиях рационального «эффективного» рынка, в котором любое падение цен будет остановлено хладнокровными, расчетливыми покупателями.

«Было принято считать, что все эти деривативы делают мир куда более безопасным, так как они распределяют риски. Однако проблема состояла в том, что эти бумаги никак не минимизировали риск, связанный с поведением людей в ответ на определенные стимулы. Разумеется, в подобной ситуации было куда более безопасно иметь дело с пятью банками, каждый из которых мог продолжать работу, чем с тысячами банков по всему миру, которые начинают одновременное паническое движение в одном и том же направлении».

ФРС снизила процентные ставки и начала активно работать с центральными банками других стран, пытаясь найти новые источники

оперативного пополнения капитала, однако кредитный кризис продолжал расползаться все шире и шире.

Нежелание кредитовать начало демонстрировать признаки хронического заболевания. Индекс Доу-Джонса упал со своего максимума, достигнутого в октябре, на 17 процентов, до отметки 11 740. С каждым новым объявлением о срочной продаже активов, банкротстве или коллапсе панические крики становились все громче. Все больше людей пытались втихомолку продать свои активы и не находили покупателей. Все больше кредиторов требовали свои деньги обратно.

В четверг, 13 марта 2008 года, начался обвал. Первым удар испытал Bear Stearns, слабейший из всех инвестиционных банков. Кредиторы отказались продлевать выданные банку кредитные линии. История почти в точности напоминала историю Salomon, произошедшую семнадцатью годами ранее. На следующий день, в пятницу, Bear чуть было не рухнул окончательно, но Федеральная резервная система пошла на беспрецедентный шаг и гарантировала оплату долгов Bear Stearns в размере 30 миллиардов долларов. Впервые в истории ФРС занялась спасением инвестиционного банка. Цена акции Bear на момент закрытия торгов в пятницу составила 30 долларов. Тем же вечером Баффет откликнулся на происходящее. Спасение в свое время Long-Term Capital Management являло собой генеральную репетицию представления, пусть и в меньших масштабах, которое разворачивалось сейчас.