Студопедия

Главная страница Случайная страница

Разделы сайта

АвтомобилиАстрономияБиологияГеографияДом и садДругие языкиДругоеИнформатикаИсторияКультураЛитератураЛогикаМатематикаМедицинаМеталлургияМеханикаОбразованиеОхрана трудаПедагогикаПолитикаПравоПсихологияРелигияРиторикаСоциологияСпортСтроительствоТехнологияТуризмФизикаФилософияФинансыХимияЧерчениеЭкологияЭкономикаЭлектроника






Часть первая 46 страница






попросила Луи показать ей Эллис-Айленд и Диленси-стрит“, однако эта поездка превратилась в настоящий кошмар, так как ей показалось, что таксист пытается надуть ее55. В день торжественной церемонии миссис Би с большой помпой облачилась в парадную мантию и получила свою степень вместе с сенатором Дэниелом Патриком и поэтом Октавио Пасом4.

Невзирая на пышность церемонии в Нью-Йоркском университете, Роза сказала своим детям, что ей больше понравилась церемония в Крейтоне... потому что унш верситет купил у нее ковер.

Вскоре после этого аудиторы Berkshire провели первую инвентаризацию в Nebraska Furniture Mart. Магазин оценивался в 85 миллионов долларов. Миссис Би, боровшаяся: с угрызениями совести после продажи своего бизнеса за 60 миллионов долларов (включая акции, оставшиеся в распоряжении семьи), сообщила в интервью журналу Regardie’s: «Я бы в любом случае не отступила от своего слова, но я была удивлена... Думаю, что он не размышлял ни минуты после того, как я объявила свою цену, но тем не менее занимался анализом. Готова биться

об заклад, он точно знал, за сколько я продам магазин»56. Разумеется, Баффет не мог ничего знать заранее, особенно в буквальном смысле.

Но, вне всякого сомнения, он понимал, что в цене магазина содержится огромный запас прочности. Однако к этому моменту он уже считал себя практически членом семьи Миссис Би. Когда Миссис Би стукнуло 90 лет, Furniture Mart организовал огромную распродажу и опубликовал в местной газете гигантское рекламное объявление на всю полосу, как поступал каждый год в день ее рождения. Баффет постоянно дразнил Розу относительно этой даты.

«Она определяла свой день рождения по иудейскому календарю, даты в котором постоянно сдвигались. Я вечно подшучивал насчет ее дня рождения — из года в год он был разным. Я предположил, что она сдвигает дату каждый раз то в одну, то в другую сторону, чтобы сделать на этом небольшой бизнес. В ответ на мои предположения она улыбалась и говорила: “Ты просто ничего не смыслишь в еврейском календаре”».

Однако через два года эта прекрасная сказка о волшебной семье превратилась в кошмар. Неудержимая Миссис Би кричала на своих внуков Рона и Ирва прямо перед клиентами, громогласно называя их бездельниками. У нее была сложная жизнь, которую она провела в упорном труде, — так неужели кто-то мог знать о бизнесе больше ее самой?! Постепенно, и по вполне понятным причинам, «парни» перестали с ней разговаривать.

Наконец, когда ей уже исполнилось 95 лет, внуки решили ослушаться ее приказа в одной сделке по покупке ковров, и тут она взорвалась. Это было последней каплей. «Я была боссом. А они ничего мне не сказали»57,

— бросила она в гневе и ушла. По дороге к выходу из магазина она успела потребовать выплаты ей 96 ООО долларов за неиспользованный отпуск58.

Однако, сидя дома, она, по собственным словам, была «ужасно одинока и маялась от безделья. Я сходила с ума»59. В зловещих газетных интервью она не называла своих внуков иначе, как «неумехами» или даже «нацистами» (что звучало шокирующе)60. Она собралась в одиночку поехать в Хай-Пойнт в Северной Каролине, на самую крупную выставку в мебельной отрасли. Потом внезапно решила отремонтировать принадлежащий ей склад, расположенный напротив Furniture Mart. Затем провела в нем «гаражную распродажу», от которой получила 18 ООО долларов, избавившись от «некоторых собственных вещей»61. Несколько месяцев спустя «Склад Миссис Би» получал выручку по 3000 долларов в день, еще официально не открывшись.

Отвечая репортеру местной газеты на вопрос о предстоящей битве за клиентов, она прорычала: «Я им задам!» Когда же журналисты упомянули о нехватке места для парковки около ее нового магазина, она указала пальцем на парковку Furniture Mart и сказала: «Паркуйтесь там... они этого все равно не заметят». Вскоре Блюмкин по уши увязла в борьбе со своими внуками в вопросе о парковках. Она повесила около магазина плакат: «Их цена 104 доллара, моя — 80»62 Когда Боб Браун из программы 20/20 на канале ABC спросил ее о Furniture Mart, то она рявкнула: «Я желаю им взлететь на воздух. Мне будет приятно отправить их в ад...»63

Незадолго до этого Баффет произнес одну из своих знаменитых фраз: «Я бы предпочел схватиться с гризли, — сказал он, — чем конкурировать с Миссис Би и ее потомством»64. Оказавшись между дерущимися гризли, Баффет повел себя так, как поступал всегда в случае краха отношений у его друзей. Он отказался встать на чью-либо сторону. Однако Миссис Би посчитала такое поведение нелояльным. «Уоррен Баффет мне не друг, — сказала она одному репортеру. — Я зарабатывала ему по 15 миллионов долларов в год, а когда у меня вышел спор с собственными внуками, он не встал на мою сторону»65. Это было мучительно для Баффета, который

совершенно не выносил конфликтов и разрыва отношений.

Луи, который в глазах матери выглядел совершенным, не мог совладать с темпераментом Розы. «Она поняла, что теряет контроль над магазином, и это сорвало ей крышу», — говорит он.

«Он всегда относился к матери как к идеалу, — отмечает Баффет. — Для нее было мучительно признать, что она теряет контроль. Она была в ярости на весь мир, утратив то, что любила больше всего».

Через два года склад Миссис Би, хотя и оставался еще сравнительно небольшим, рос шаг за шагом и уже начал угрожать позициям Mart. Наконец Луи решил вновь вступить в переговоры. «Мама, — сказал он, — ты должна продать нам этот магазин. Нет никакого смысла конкурировать друг с другом»66. И Роза позвонила Баффету. Она скучала по Mart. Она скучала по своей семье. Она была совершенно одна в своем доме, лишенная близких. «Я была неправа», — сказала она. Семья значила для нее больше, чем гордость, и больше, чем бизнес. Миссис Би сообщила Баффету, что хотела бы вернуться. Держа в руках коробку конфет Sees Candies и огромный букет розовых роз, Баффет направился на встречу с ней. Он предложил ей пять миллионов долларов только за название магазина и переуступку прав аренды.

В этот раз он, правда, применил одну уловку. Ей пришлось подписать дополнительное соглашение, по которому она обязалась никогда больше не вступать с ним в конкуренцию. И это был правильный шаг. Баффет жалел, что не сделал его раньше. С одной стороны, ему казалась абсурдной сама идея заключения соглашения об ограничении конкуренции с 99-летней женщиной. С другой — Баффет был реалистом. Соглашение было составлено так, чтобы оно в любом случае пережило Миссис Би. Даже уйдя на пенсию или покинув компанию в припадке гнева или по другой причине, вне зависимости от возраста, она не имела права конкурировать с Баффетом или своими родственниками. Даже если бы она дожила до 120 лет, Баффет не хотел с ней тягаться. «Мне порой казалось, что она будет работать вечно, — говорит он. — Я постоянно чувствовал, что отстаю от нее минимум на пять лет».

Миссис Би так и не научилась нормально читать и писать по- английски. Несмотря на это, она подписала соглашение (смысл которого был ей детально разъяснен) своей характерной монограммой. Это соглашение стало темой заголовков огромного количества газет. «Наконец я приобрел уверенность, что она не сделает ничего плохого в приступе ярости», — говорит Баффет. Он вновь начал относиться к ней с максимальным почтением. Ему хотелось, чтобы она постоянно пребывала в счастливом настроении и не задумывалась над тем, чтобы вновь покинуть компанию, включив тем самым механизм принудительного ограничения конкуренции.

7 апреля 1993 года Коммерческая палата Омахи ввела Розу в Зал славы бизнеса вместе с Баффетом, Питером Кивитом и еще несколькими бизнесменами. В сотый день рождения Миссис Би Баффет с немного трясущимися коленями поднялся на сцену Highland Club и впервые в жизни спел на глазах у публики. Он также пожертвовал миллион долларов местному театру, реконструкцией которого она занималась.

Этому никто не мог поверить. Уоррен Баффет отдал целый миллион долларов!

Но Розу Блюмкин не могли испортить ни лесть, ни даже миллион долларов, который ей выделил Уоррен Баффет. Она чувствовала, что имеет огромный долг перед страной, давшей ей такие большие возможности и позволившей заработать гигантское состояние. Она настаивала, чтобы на всех семейных праздниках обязательно исполнялась песня God Bless

Л •

America, причем иногда по нескольку раз.

«Не думаю, что заслуживаю этого», — повторяла она67. Но разумеется, она была целиком и полностью этого достойна.

Часть пятая

Король Уолл-стрит

Глава 45. Когда стоит вызывать тягач

Омаха • 1982-1989 годы

После круиза на Queen Elisabeth II Сьюзи Баффет продолжала слушать истории мужа о Миссис Би и всех остальных его увлечениях, но при этом отступила от него на то же расстояние, что и все остальные. Почти каждый день они с Уорреном общались с помощью специальной «горячей линии», установленной в ее квартире. Стоило раздаться телефонному звонку, как она моментально вскакивала с места. «Это Уоррен!» —■ восклицала она и прерывала любой разговор или дело, чтобы ответить на звонок. Как и прежде, он оставался для нее объектом ответственности номер один. Однако в те моменты, когда он в ней не нуждался, Сьюзи принадлежала самой себе.

Сьюзи переехала из своей крошечной квартиры в Gramercy Tower в другой закуток, расположенный на Вашингтон-стрит, рядом с фуникулером, с великолепным видом на залив. Она выбрала этот дом, потому что в нем жил Питер с женой Мэри и ее двумя дочерями. Он продолжал заниматься музыкой. Чтобы оплачивать текущие счета, Питер начал сдавать свою студию музыкантам, писал музыку на заказ для всех, кто был готов за нее заплатить. Среди таких была продюсерская компания Video West, а также авторы нескольких студенческих фильмов1.

За прошедшие годы Сьюзи потеряла родителей. Док Томпсон умер в июле 1981 года. Дороти Томпсон пережила его всего на тринадцать месяцев. Сьюзи была близка со своими родителями, их смерть оставила огромную рану в ее душе. Ее гиперактивность не уменьшилась — скорее, даже усилилась. Уоррен теперь воспринимал ее не так, как прежде, и его желание ублажить Сьюзи выразилось главным образом в увеличении денежных сумм, которые он ей выделял. В молодые годы Сьюзи мечтала купить в магазине огромное количество поздравительных открыток для всех друзей2. Постепенно это желание несколько трансформировалось и превратилось... в ежегодную атаку на обувной отдел магазина Bergdorf. Твердость Уоррена была поколеблена неумолимой реальностью. Он перестал контролировать траты Сьюзан, положившись только на ее здравомыслие. В любой момент она могла вернуть купленные вещи в магазин и распорядиться полученными деньгами по своему усмотрению. Разрываясь между желаниями купить два меховых жакета, она горестно спрашивала себя: «Почему я должна выбирать?» На это находился простой ответ: не нужно выбирать — лучше взять оба.

Ослабление финансовых пут лишь подпитывало склонность Сьюзи к щедрым действиям в отношении своих друзей — их пестрая коллекция росла с каждым днем. Раз вступив в круг общения Баффетов, никто и никогда не покидал его. Даже бывшая подружка Питера по колледжу работала у его матери секретаршей, несмотря на то что именно Сьюзи расстроила их отношения и запретила помолвку, когда Питер выразил первые сомнения в правильности предстоящего шага. Поток старых друзей, родственников-иждивенцев и массы новых знакомых в Сан- Франциско мог бы поглотить собой кого угодно, но Сьюзи Баффет была не такой, как остальные. Покинув Омаху и имея в своем распоряжении огромное количество денег, она воспряла духом. «Сколько денег тебе нужно на Рождество?» — спрашивал Уоррен. «Семидесяти пяти тысяч

вполне хватит», — отвечала Сьюзи3. Он выдавал ей чек.

Особенно трепетно Сьюзи относилась к талантливым художникам, другим представителям творческих профессий, непризнанным гениям. Она стала покровительствовать художнику Эдварду Мордаку, писавшему яркие современные полотна, сама начала ткать отличные гобелены. Среди этих протеже особое место занимал ее племянник Билли Роджерс. Великолепный джазовый гитарист, Роджерс играл с различными группами, работал вместе с Би Би Кингом и достиг наибольшего успеха в составе группы Crusaders. Он был женат, имел сына и дом в Лос-Анджелесе, но предпочитал скитаться по Западному побережью и накачиваться наркотиками. Несмотря на это, Сьюзи верила в него, отказывалась махнуть на него рукой и всегда относилась к нему как к собственному сыну.

К 1984 году, когда число жертв СПИДа в Америке достигло двух тысяч, а еще две тысячи человек были признаны носителями ВИЧ, Сьюзи решила помочь гомосексуальному сообществу Сан-Франциско. Так как никто толком не понимал, каким образом распространяется болезнь и практически все общество пользовалось лишь отрывочной информацией, то преследования гомосексуалистов приобрели характер настоящей

эпидемии”, многие называли СПИД «раком гомосексуалистов» и считали, что Господь наказывает геев за их отклонение от общепринятых человеческих норм4. Многие люди, отвергнутые своими семьями, считали Сьюзи «родной матерью». Она же, богатая замужняя женщина, активно вошла в новую социальную роль, предоставляя «тихую гавань» гомосексуалистам в первые годы кризиса, вызванного распространением СПИДа5.

Жизнь Сьюзи в Сан-Франциско напоминала хождение по натянутому канату. Официально она оставалась миссис Уоррен Баффет, но в то же время тайком мечтала о разводе и повторном браке. Люди, хорошо знавшие Сьюзи, полагали, что она решила «задержаться» в состоянии неопределенности, чтобы сделать приятное всем связанным с ней людям, избегая при этом размышлений о том, чего бы хотелось ей самой. По мнению множества друзей, Сьюзи отказывалась заглянуть внутрь себя. Вся история ее жизни свидетельствует о том, что она предпочитала никогда не заполнять свою душу одним человеком, а, напротив, дарить свое расположение многим. Сьюзи, имевшая все основания считать, что она способна управлять людьми, время от времени могла доверяться кому-то сверх меры. С увеличением числа людей, знавших о секретах личной жизни Сьюзи, ей становилось все сложнее лавировать между двумя главными мужчинами в своей жизни.

Сьюзи и ее бывший тренер по теннису провели часть 1983-ш и начало 1984 года в путешествии по Европе, где она нашла массу новых друзей, но время от времени натыкалась и на старых знакомых из Омахи. В марте

1984 года Сьюзи приехала в Омаху на празднование 80-летия Лейлы. Там она впервые призналась Уоррену в том, что отчасти ее переезд в Сан- Франциско был связан с присутствием в ее жизни другого мужчины. Почему-то у Уоррена возникло впечатление, что если у Сьюзи и была с кем-то связь, то в прошлом и этого человека она встретила уже после отъезда из Омахи6.

Но, даже признавшись мужу в своей связи, Сьюзи кое-что утаила — она никогда не смогла бы бросить его. Они должны были остаться семейной парой.

Узнав о романе своей жены, Уоррен не покончил с собой — хотя кому-то такой исход мог показаться вполне вероятным. Однако он тем не менее потерял три килограмма веса чуть ли не за сутки. Ему предстояло осмыслить несколько шокирующих фактов — в частности, то, что Сьюзи расходовала деньги, которые он столь щедро ей отсыпал, на действия, которые он никогда бы не одобрил (если бы знал о них). Его и без того небольшая любовь к дому в Лагуна-Бич испарилась.

На дне рождения Лейлы он выглядел осунувшимся, но вел себя точно так же, как и на прочих семейных сборищах. Не претерпели особых изменений и его отношения с Астрид, которая ничего не знала о случившемся. Он замуровал себя в офисе Berkshire под бдительной защитой Глэдис и по уши погрузился в работу. Он никогда и никому не рассказывал о крушении прекрасной иллюзии, которую представлял собой его брак. Вместо этого, как всегда, он предпочел «слить в сточную трубу» неприятные воспоминания.

, 363 363

*

Умирала и его мечта о поддержании нормальной деятельности Berkshire Hathaway, хотя древние ткацкие станки, швейные машины и старые приводные колеса еще продолжали устало скрипеть в цехах. В компании остались лишь 400 работников. Большинство из них было уроженцами Португалии, их возраст перевалил за 50, кое-кто мог изъясняться на английском языке лишь простейшими фразами. Многие страдали глухотой, вызванной ревом машин. Баффет уже не мог выжать ни одной унции искусственного шелка из оборудования без покупки новых прядильных и ткацких станков. Это был конец. В 1985 году он отключил Berkshire от систем жизнеобеспечения7. Для замены оборудования ему потребовалось бы не менее 50 миллионов долларов. Выставив

предприятие на аукцион, он смог продать его за 163 122 доллара”.

Рабочие рассчитывали получить более высокое выходное пособие, чем полагалось по контракту, а кроме того, и зарплату за два месяца. С этой целью они захотели устроить встречу с Баффетом. Он ответил отказом, за что получил ярлык «бессердечного». Не исключено, что он просто не нашел в себе сил встретиться с ними лицом к лицу.

«В этом не было вины рабочих — они оказались в том же положении, что и крестьянские лошади в тот момент, когда у фермеров появился первый трактор. Такая участь ждала бы любого работника, которому исполняется 55 лет, который говорит только по-португальски, проработал в текстильном деле последние 30 лет и потерял на производстве слух. Другого ответа в данной ситуации не могло бы быть. Сложно представить себе этих людей переквалифицировавшимися, например, в программистов на краткосрочных курсах переподготовки».

«Как бы то ни было, увольняемые не могут быть полностью предоставлены сами себе. Конечно, свободный рынок позволяет делать в этой стране массу прекрасных вещей, но работникам нужна какая-то защищающая их система. Поскольку основными плодами свободного рынка пользуется общество, оно и должно нести основные расходы, связанные с полученными преимуществами». Разумеется, Уоррен не хотел брать на себя финансирование деятельности, на которую у государства не находится денег. Поэтому рабочие должны были получать в точности ту пенсию, которая полагалась им по условиям трудового договора. «Рынок несовершенен. Не стоит рассчитывать на то, что он сам по себе обеспечит достойную жизнь каждому отдельно взятому человеку».

К моменту закрытия фабрики текстильный бизнес превратился в крошечный и почти незаметный элемент в структуре холдинговой компании под названием Berkshire Hathaway. План Баффета состоял в том, что бизнес Berkshire Hathaway (способной к тому моменту поглощать огромные компании типа Nebraska Furniture Mart) будет развиваться за счет страхового направления. В течение 1970-х годов Баффет собрал воедино прежде разрозненную группу страховых компаний и переподчинил их National Indemnity для того, чтобы сделать большой прорыв. Это была прекрасная стратегия, однако на протяжении целого ряда лет в ее реализации было сделано довольно много ошибок.

Прежде всего ушел в отставку Джек Рингуолт. Затем произошел так называемый «инцидент с Omni», в ходе которого National Indemnity была обманута своим агентом. Этот инцидент грозил компании убытками в размере 10 миллионов долларов, если не больше. И хотя в итоге для его урегулирования потребовалась всего пара миллионов, данный инцидент был лишь первым в целой череде проблем, преследовавших страховые компании. В начале 1970-х годов Баффет купил небольшую компанию, занимавшуюся страхованием автомобилей и жилья. Компания прозябала, пока ее не возглавил новый управляющий. Примерно по такой же схеме происходили все остальные инвестиции Баффета в страховой бизнес — сначала компания по уши погрязала в проблемах, потом он вызывал «тягач». Чтобы вытащить некоторые компании из трясины, порой требовались мощные двигатели и лебедки. Berkshire приняла участие в страховой программе для рабочих Калифорнии. Они получали страховое возмещение в случае потери заработной платы и трудоспособности из-за несчастных случаев на производстве. К 1977 году одна из страховых компаний Баффета оказалась на грани «разрухи», когда раскрылось, что один из ее менеджеров берет взятки у страховых брокеров8. Протеже Баффета Дэн Гроссман отправился в Лос-Анджелес для спасения компании. Там он достаточно быстро обнаружил, что не понимает сути страхового бизнеса, куда более сложного и жесткого, чем могло бы показаться на первый взгляд. (К примеру, Верну Маккензи один раз пришлось специально ехать в командировку для того, чтобы вернуть права на дом и машину агента9.) Хотя превращение бухгалтера в страховщика было не совсем типичным, но в мире Баффета было принято считать, что толковому человеку все по плечу. Столкнувшись с необходимостью спасать тонущую компанию, Гроссман решил «вызвать тягач» и нанял опытного менеджера Франка Денардо, который начал понемногу выправлять ситуацию. Баффет нашпиговал очередной годовой отчет Berkshire похвалами в адрес Денардо.

В качестве эксперимента Баффет запустил компанию, занимавшуюся перестрахованием (то есть страхованием других страховых компаний). Для управления ею он пригласил на работу Джорджа Янга, скромного человека профессорского вида. Казалось, Янг знал, что делает. В компанию потекли деньги. Однако достаточно быстро оказалось, что поток выплат значительно превышает поток входящих платежей. Баффет попытался решить эту проблему вместе с Янгом, но затем передумал, благословил Гроссмана и отправил его в Нью-Йорк на очередную спасательную операцию. Задание, по словам Гроссмана, было «достаточно расплывчатым». «Он сказал: поговори с людьми из Lloyds и найди парочку перестраховочных сделок, которыми мы могли бы заняться». Гроссман быстро понял, что перестраховочный бизнес — дело для специалистов- профессионалов. Не получив никаких подробных инструкций, он остановился в конторе Руана и Канниффа и принялся серьезно изучать инвестиции в страхование.

Другим предприятием Баффета в области страхования было создание Homestate Companies — группы небольших страховых компаний, разбросанных по ряду штатов. Он руководствовался достаточно простой логикой: клиенты должны чувствовать себя более комфортно, если с ними работает человек на должности президента компании, а не менеджеры регионального офиса большой национальной страховой компании. В 1978 году Баффет писал, что результаты работы этих компаний оказались «разочаровывающими». Конечно, клиентам было приятно вести дела напрямую с президентами компаний, однако у крупных национальных игроков были свои преимущества, например опыт. Homestate Companies отчаянно нуждались в новом руководителе. Баффет не собирался решать эту проблему в одиночку. В данном случае не сработала и его обычная техника управления — вытащить из компании все излишки денежных средств и поднять цены. Хотя эта операция имела бы краткосрочный результат, но не привела бы к притоку средств в компанию. Его друг Том Мерфи любил говорить, что Баффет устанавливал для себя правило «делегирования максимума полномочий вплоть до полного отказа от участия»10. Он поставил руководить одной из таких компаний Верна Маккензи. В какой-то момент тот понял, что совершенно не разбирается в страховом бизнесе, опустил руки и сдался11. Тем временем Франк Денардо внезапно скончался от сердечного приступа в возрасте 37 лет. Бизнес по управлению компенсациями для рабочих Калифорнии вновь остался без руля и ветрил. Баффет опять вытащил Гроссмана из Нью-Йорка, чтобы бросить на этот участок.

Гроссман (в возрасте 26 лет) вдруг обнаружил себя в роли президента компании, для которой предотвращение мошеннических действий значило чуть ли не больше, чем рост продаж. Ему приходилось работать с клиентами, которые на протяжении десятилетий оказывались жертвами нечистоплотных страховых компаний. Его призывы к помощи отскакивали от Баффета, как масло от тефлоновой сковородки, что никак не способствовало наведению порядка. Гроссман был одним из многих людей, понявших, что накопившиеся завалы придется разгребать им самим. Этот яркий и трудолюбивый человек, с головой погрузившийся в бизнес, чувствовал себя «совершенно неквалифицированным» для того, чтобы управлять страховой компанией, в силу своей молодости и недостаточной подготовки. Баффет верил в него и не сомневался в том, что Гроссман сможет добиться успеха. Однако напряжение оказалось для Гроссмана чрезмерным, что усугубилось развалом его брака. В конце концов он заявил Баффету, что не в состоянии контролировать процесс, переехал в район залива Сан-Франциско и занялся самостоятельным управлением инвестициями12.

Баффет, страдавший, когда его кто-то покидал, упрашивал его остаться в составе Buffett Group. Многие члены группы любили Гроссмана — некоторые даже звонили ему, пытаясь отговорить от ухода. Но он чувствовал, что не сможет поддерживать должный уровень автономии, находясь рядом с Уорреном, Сьюзи и толпой зависимых от них и верящих им людей. Понимая, что он может проиграть все, что у него есть, он оборвал все связи с Баффетами. «Он просто развелся с ними», — сказал один его бывший друг, который понимал, почему Гроссман так сделал, но при этом считал его поступок неправильным.

Теперь в офисе стало меньше на одного человека, готового поддержать растушую страховую империю. Верн Маккензи почти не виделся с Баффетом. Он был полностью погружен в решение задачи, каким образом включить финансовые показатели Furniture Mart в отчетность Berkshire без того, чтобы показывать «нижнее белье Миссис Би». Во время странствований Гроссмана Баффет поставил на его место Майка

Голдберга, бывшего консультанта из McKinsey, который когда-то работал на «Рикерсхаузер» в офисе Pacific Coast Stock Exchange. Голдберг, уроженец Бруклина, с сардонической проницательностью и тончайшим чувством юмора, обладал так называемым «страховым геном», состоявшим на треть из ловкости для гандикапа и на две трети — из скептицизма в отношении человеческой природы. Это позволяло ему освоить тонкости страхового бизнеса. Баффет начал посвящать общению с ним все больше времени — ему было свойственно тратить много времени на одного, а то и двух своих протеже.

С появлением Голдберга прежний учтивый и наполненный церемониями средне-западный стиль ведения бизнеса в офисе изменился до неузнаваемости. Менеджеры, которые, по мнению Голдберга, соответствовали своим должностям лишь на 90 процентов, отправлялись собирать вещи. По мере того как все больше людей вылетало из терпящих бедствие Homestate Companies, Голдберг начал приобретать все более пугающую репутацию. Он позвал в компанию нескольких новых людей, занимавшихся вопросами компенсации для рабочих и перестраховочными операциями. Кое-кто смог выдержать его натиск, другие не справлялись с работой в условиях столь насыщенной атмосферы и уходили.

Привычный для Голдберга метод состоял в том, чтобы вызывать к себе менеджеров и проводить с ними длительные беседы, безжалостно задавая огромное количество вопросов, чтобы понять, как они относятся к своей работе, и привить им нужный взгляд на вещи. Ценность столь детального и пристального отношения к работе в условиях повсеместного хаоса было сложно переценить. Один бывший менеджер называл работу с ним «движением в аэродинамической трубе». Люди, сумевшие выдержать давление Голдберга, получали возможность многому от него научиться. По словам одного бывшего сотрудника, он относился к тем людям, которые «подзывают такси истошным криком».

В течение всей первой половины 1980-х годов Голдберг упорно плыл против течения в попытках выровнять курс корабля.

В отличие от ситуации с разочаровавшей Баффета Hochschild-Kohn или находившейся в жалком состоянии Berkshire Hathaway (компаний, которых ему в принципе не стоило покупать) впервые получилось так, что достойные компании вместо нормального развития беспомощно погружались в трясину прямо на его глазах. Он верил в то, что Голдберг сможет спасти ситуацию. Однако импонировавший ему, но недостаточно скептичный Джордж Янг, возглавлявший перестраховочное подразделение, попал под влияние недобросовестных брокеров (эта проблема вообще достаточно типична для данной индустрии)” Баффет к этому моменту следовал достаточно четкому алгоритму: он занимался рационализацией для того, чтобы избегать конфронтации и не увольнять не справляющихся с работой менеджеров. Он критиковал их косвенным образом, часто лишая бонусов, а иногда и ресурсов для работы, но особенно часто — отказывая им в похвалах. Чем большим становилось количество принадлежавших ему объектов, тем чаще он использовал эту технику. Тем, кто пытался найти в письмах для акционеров хоть какие-то новости о страховых компаниях, пришлось бы уподобиться Шерлоку Холмсу (который в одном из рассказов Артура Конана Дойла смог раскрыть преступление только благодаря тому, что заметил странную вещь: собака, охранявшая дом, в нужный момент не залаяла). Если в 1970-х годах Баффет не скупился на похвалы менеджерам своих страховых компаний, то позже он перестал упоминать в своих письмах какие бы то ни было названия страховых компаний или имена их менеджеров (исключения составляли лишь отлично работавшие GEICO и National Indemnity).

Тем не менее Баффет не перестал писать о страховой отрасли. Фактически в своем письме 1984 года он писал об этой индустрии больше, чем когда-либо. Однако он сам решил объединить страховые компании Berkshire и поэтому взял на себя вину за их плохие результаты, не называя при этом ни одной компании или менеджера, ответственных за мучительные потери. Продолжая извиняться на протяжении семи страниц, говоря о «ходячих мертвецах», конкуренции, потерях, преследующих его, он привел аналогию со счетами, приходящими на адрес человека, «похороненного в костюме, взятом напрокат». И хотя для него как для CEO подобный ход действий был вполне логичным, казалось, что он пытается предупредить возможную критику путем самобичевания.






© 2023 :: MyLektsii.ru :: Мои Лекции
Все материалы представленные на сайте исключительно с целью ознакомления читателями и не преследуют коммерческих целей или нарушение авторских прав.
Копирование текстов разрешено только с указанием индексируемой ссылки на источник.