Латентный период

Спонтанность пятилетнего ребенка, который лег­ко вербализует мысли и чувства и имеет свободный доступ к внутреннему миру, полному фантазий и же­ланий, трансформируется к возрасту семи лет (плюс — минус год). Теперь ребенок совершает энергичные уси­лия, чтобы подавить инстинктивную жизнь. Заботливо созданные, стилизованные рисунки и социализирован­ные игры с правилами и объективными целями стано­вятся обычным явлением по мере того, как ребенок пытается примкнуть к наиболее выраженным соци­альным нормам группы. Твердые границы разделяют первичный и вторичный процессы, и мир фантазии ограничивается личной жизнью.

Стадия конкретных операций (термин Пиаже) свя­зывается с появлением новых когнитивных навыков, ко­торые укрепляют ориентацию на логику и реальность. Ребенок начинает думать о действиях, не воспроизводя их в движении. Он может думать об обратной и комплиментарной деятельности, может успешно координировать изменения во времени и в пространстве, его мышление больше не подчиняется восприятию текущего момента. Таким образом, в терминологии Пиаже, мысленные опе­рации становятся обратимыми, и достигается их сохран­ность. Ребенок также способен рассматривать ситуацию более объективно, с менее эгоцентрической точки зре­ния — Пиаже называет это децентрализацией.

Способность к децентрализации позволяет ребен­ку думать одновременно о нескольких аспектах ситуа­ции и одновременно принимать в расчет несколько ва­риантов. Расширяется не только саморефлексия ребен­ка, он также может принимать во внимание чувства других людей, так что появляется реальный потенциал эмпатии. Хотя эмпатия эпизодически проявлялась и раньше, она была главным образом связана с собствен­ными интересами и опытом ребенка. Ребенок предла­тентного периода может жалеть мать из-за того, что она простужена, но главным образом потому, что это

– 242 –

нарушает нормальное течение его активности. Посколь­ку ребенок в латентном периоде имеет возможность вообразить, как бы он чувствовал себя на месте мате­ри, и может понять, что реальность матери отделена от него самого, он может сопереживать матери независи­мо от того, задеты его собственные желания или нет.

Способность к децентрализации и рефлексии важ­на для формирования психической структуры, особенно развития Суперэго. По мере возрастания осознавания социальной системы моральных правил и способности к рефлексии собственных действий, ребенок начинает пе­реоценивать свое грандиозное стремление в жить по-своему. Он начинает понимать, что социальное призна­ние зависит от некоторых изменений его действий в со­ответствии с потребностями и интересами других людей. Рефлексия заметно усиливает самоконтроль и делает бо­лее возможным приспособление к социально разделяе­мой системе моральных правил. Замена внешнего конт­роля на внутренний дает ребенку большую самостоятель­ность, но, в то же время, возрастает склонность к не­вротическим конфликтам. Сдерживание и контролирова­ние стремлений и отсрочка действий становятся все бо­лее заметными.

По мере того, как ассоциативное и магической мышление уступает место более объективным и ориен­тированным на реальность способам мышления, граница между первичным и вторичным процессами становится все болей четкой. Новые когнитивные навыки увеличи­вают стабильность, так что инстинктивные побуждения уже не вмешиваются в процесс логического мышления и проверку реальности, а становятся бессознательными и остаются в изоляции.

Шапиро и Перри (1976) утверждают, что разделе­ние первичного и вторичного процессов мышления, ти­пичное для латентного периода, обуславливается факто­рами взросления. Они сделали обзор различных облас­тей исследования, и во всех них демонстрируется в воз­расте около семи лет конвергенция дифференциации

– 243 –

мозга, поведения и взросления. Из этого они заключают, что определенное слияние в развитии — разрешение Эдипова комплекса, структурализация мыслительного аппарата в его три функциональных направления, новые уровни когнитивной организации и замена внешнего контроля на внутренний контроль и организацию — не случайны, и являются частью свойств человеческого орга­низма. Это то, что предполагает возможность умствен­ной организации высокого уровня и является признаком латентного периода.

Шапиро и Перри предполагают, что новые когни­тивные навыки и более высокий уровень организации умственного функционирования благоприятствуют ново­му подходу к старым проблемам. Благодаря этому, доэ­диповы и эдиповы желания и фантазии, доминирующие в анимистической, ассоциативной, магической мысли­тельных формациях первичного процесса, становятся все более и более отчужденными по мере их отделения от более упорядоченного, логического тина мышления. Па­мять, организованная в соответствии с ассоциативными формами мышления, затем становится менее доступной сознанию. Когда идеи, организованные в соответствии с первичным процессом, прорываются в сознание, они ста­новятся все более и более архаичными и более трудно понимаемыми.

Однако, функционирование первичного процесса остается действенным и играет важную роль в поддержа­нии психического равновесия. Инстинктивные влечения также представлены в значительной степени, но без до­статочного выхода для удовлетворения влечений возрас­тает защитная активность. Ребенок может демонстриро­вать ограничения или подавление поврежденного Эго, также могут появиться симптомы. Хотя субъективная, внутренняя жизнь ребенка теперь реже предъявляется окружающим и даже, может быть, менее доступна для осознания, производные от влечений можно заметить в одиночных играх, фантазиях и снах. Выдумки о семье или вариации на эту тему, истории о супергероях, о ко-

– 244 –

торых мы писали выше, часто являются фантазиями ла­тентного периода. В фантазиях, снах или кошмарах час­то появляются монстры (символы Суперэго), приходя­щие, чтобы наказать. Часто не поддающиеся контролю монстры отражают защитную функцию этих импульсов.

Производные от влечений также проявляются в другой активности, такой, как групповая игра, в кото­рой, особенно в раннем латентном периоде, несколько детей могут разрабатывать сходные фантазии. Придумы­вание историй, возможно основанных на разработке школьных событий или рисование (некоторые дети в латентный период начинают использовать такие приемы, как карикатура) также дают выражения производные от влечений. Кроме того, более знакомые нам проявления функционирования первичного процесса, такие как шут­ки, оговорки, мечты и сны, становятся более обычными по мере того, как желания и фантазии эдипова возраста уходят во внутренний бессознательный мир.

Из-за давления влечений и постоянно присутству­ющей угрозы регрессии появляются некоторые специфи­ческие для данного возраста способы самовыражения, которые интегрируют потребности влечений и требова­ния защит. Хотя некоторые из них могут переноситься в более позднюю жизнь, как правило, они начинаются в латентном периоде и характерны именно для него. На­пример, занятия спортом в организованных командах дают выход агрессии. Девочки получают особенное удо­вольствие от прыганья через скакалку и других видов повторяющейся ритмической активности, что не только обеспечивает психомоторную разрядку напряжения, но и сопутствующий ритм придает сублимированный смысл инстинктивным проявлениям (Kaplan, 1965; Goldings, 1974).

Кроме физической активности творческие интере­сы, такие, как рисование и литературные опыты, откры­вают дорогу мышлению в рамках первичного процесса, уточняя и совершенствуя его с помощью вторичного процесса. В частности дети с особо богатым воображе-

– 245 –

нием, а также одаренные дети, иногда создают вообра­жаемых товарищей или фантастических двойников, как упоминалось выше, в третьем разделе. Эти воображае­мые товарищи могут воспринять смещенные неприемле­мые импульсы по мере того, как ребенок начинает со­знательно иметь дело с конфликтами, что в противном случае может порождать тревогу. Воображаемый товарищ может понять печаль, ревность, гнев, вину, стыд — все те чувства, которые, как боится ребенок, могут привести к наказанию, критике или изоляции, если поделиться ими с настоящими друзьями или родителями (см. Freud, 1909b; Nagera, 1969; Myers, 1976, 1979).

Кроме собственного творчества дети в латентном периоде жадно воспринимают творчество других. Спо­собность к рефлексивному мышлению, которая позволя­ет ребенку отчетливо различать фантазии и реальность, незаменима для детских выдумок. Если ребенок смеши­вает первичный процесс, подчиняющийся воображению, и вторичный процесс, подчиняющийся логике, выдумки могут стать пугающими и слишком возбуждающими, что­бы быть приятными и доставлять удовольствие. Однако сохраняются противоречия между способностью ребенка латентного периода разрешать интеллектуальные пробле­мы с помощью логики и искажением реальности во всех областях, где существует бессознательный конфликт. Бес­сознательный конфликт может подорвать способность ребенка запоминать, вспомнить, рассуждать и судить о «объективной реальности» (Abend, 1982). Во время школь­ного эксперимента ребенок возможно способен осозна­вать неизменность веса или объема независимо от фор­мы контейнера, хотя его все еще уязвляет ощущение обмана, когда кусок пирога у матери выглядит больше. Таким образом, проверка реальности все еще остается довольно гибкой. Ребенка можно бессознательно заста­вить использовать аффективные проявления других лю­дей как намеки на то, находят или нет подавленные импульсы выражение в форме производной влечения. Временами у ребенка можно заметить даже некоторую

– 246 –

сверхподозрительность к этим ограничениям, находяще­гося под давлением сильного внутреннего конфликта. Поэтому, несмотря на возрастающую способность к де­централизованной проверке реальности, слабым местом ребенка в латентный период остается эгоцентрическая интерпретация внешних событий.